«Для добычи нефти и газа капитализм не нужен!»

Вряд ли Юрий Поляков нуждается в особом представлении. Известный русский писатель, драматург, киносценарист, общественный деятель. Еще в 80-е годы ХХ века широкую популярность ему принесли повести «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба», ставшие в чем-то знаковыми для советской литературы и общественного сознания. Свои философские наблюдения над жизнью современного общества Поляков отразил в книгах «Демгородок», «Апофегей», «Козлёнок в молоке». «Работа над ошибками» и других. По его произведениям поставлено уже двенадцать фильмов. В нескольких лентах Ю. Поляков выступил как соавтор сценария, достаточно назвать фильм «Ворошиловский стрелок» С. Говорухина. Более пятнадцати лет писатель был главным редактором «Литературной газеты», входил в состав Президентского совета по культуре, сегодня возглавляет Общественный совет при Министерстве культуры РФ.

Юрий Поляков – не только успешный прозаик, драматург, публицист, он – замечательный полемист, в чем не раз убеждались его читатели, а также телезрители. Так что грех было бы не поговорить с таким собеседником.

– Юрий Михайлович, конечно, Вас все знают как писателя и драматурга, но до сих пор все еще называют редактором «Литературной газеты», хотя Вы год как ушли с этой должности. Видимо, так читающая публика оценивает Ваш вклад в развитие любимой миллионами «Литературки», то, что именно Вы вернули изданию авторитетное лицо. Но многим любопытно: почему было принято решение уйти с поста редактора, и не сказывается ли оно на положение уважаемой «Литературки»?

– Думаю, не совсем правильно говорить, что меня знают прежде всего как редактора «Литера-турки». Я пришел туда в 2001 году, будучи известным писателем, причем дебютировавшим еще при советской власти, в доперестроечное время. Моя первая известная повесть «ЧП районного масштаба», которую иногда ошибочно называют первой ласточкой перестройки, на самом деле вышла в журнале «Юность» тиражом три с половиной миллиона, когда о перестройке еще никто и не подозревал. Но газете я действительно посвятил 16 лет жизни. Пошел я туда сознательно, понимая, что это очень большая нагрузка, очень серьезная работа. Однако перекос в освещении литературного и культурного процесса, который мы видели в 90-е годы, был очень вреден для нашей литературы, для всей культуры. Меня лично он просто возмущал тем, что выпячивались на передний план деятели весьма сомнительные, а настоящие, талантливые люди по политическим, национальным и прочим групповым мотивам оставлялись в тени. Я как раз рассчитывал, что «Литературная газета» исправит эту ситуацию.

– И многое Вам удалось сделать.

– Да, слава богу, многое смогли исправить, и все «мои годы» газета была таким, я бы сказал, форпостом просвещенного традиционализма и патриотизма. Мы выступили против бездумного очернения советского периода, замалчивания провалов шоковых реформ, выступили против перестроечной мифологии. Вернули читателям имена безусловно талантливых людей, не вписывавшихся в либеральный канон. В качестве примера: когда я пришел в газету, обнаружил, что имена Валентина Распутина и Василия Белова не упоминались в газете более 10 лет! Так что пришлось поработать над этими перекосами. Но понимаете, у каждого энтузиазма есть свои пределы. Я становился старше, и в какой-то момент пришло понимание: сил на все уже не хватает. Надо было или продолжать дальше руководить газетой, но это скажется на моем творчестве, или возвращаться в литературу. Я, конечно, из нее и не уходил, но… Все взвесив, я решил, что 16 лет на посту главного редактора вполне достаточно.

– Впрочем, Вы ведь и сейчас не теряете связи с газетой, у вас там и колонка есть персональная…

– Колонки пока нет. Связь не теряю, являюсь председателем общественного совета ЛГ. Но, разумеется, газету формирует, прежде всего, главный редактор. И конечно, газета сильно изменилась. Многое из того, что в ней появилось, мне не нравится. С чем-то согласен, с чем-то спорю. Свою точку зрения периодически высказываю, недавно опубликовал на страницах газеты большой цикл статей под общим названием «Желание быть русским». Достаточно острая тема. Конечно, сегодняшняя «Литгазета» отличается от той, которой руководил я, она другая. Менее русская, что ли… Но газеты тоже должны меняться – желательно в лучшую сторону! Больше всего меня беспокоит в нынешней «Литературной газете» появившееся желание ни с кем не ссориться, всем быть приятными. Но газета, которая всем приятна, неприятна читателю! Вот в чем беда. Такую газету читать не хотят. И главный редактор, который не хочет вступать в конфликт с властями предержащими, сильными мира сего, на мой взгляд, делает ошибку. Я этого не боялся, перепортил отношения со многими большими людьми, но газета была, по-моему, интересной.

– У Вас, однако, есть еще серьезная нагрузка: Вы возглавляете Общественный совет при Министерстве культуры РФ. Чем приходится заниматься и приносит ли удовлетворение эта, по сути, политическая деятельность?

– Да, там собраны представители разных видов искусства, и совет является связующим звеном между министерством, аппаратом и живым культурным процессом. Поэтому на совете обсуждаются достаточно острые вопросы. Если их решение нуждается во вмешательстве министра, мы выходим на министра. Так было, например, с дискуссией по поводу судьбы оркестра «Баян»: нас встревожило исчезновение из нашего культурного пространства этого легендарного названия. Замечу: к нашим рекомендациям Министерство прислушивается, Владимир Мединский разумно полагает, что если появляется болезненный вопрос, пусть его рассмотрят на Общественном совете, выслушают разные точки зрения. Не секрет, бывает – у чиновников один взгляд, у деятелей культуры – другой, у зрителей и читателей – третий. Характерный пример перемены в руководстве МХАТа имени Горького.

Конечно, Совет это не директивный орган, а совещательный, но влиятельный. Напомню, несколько лет назад ничего такого вообще не было.

– Вас всегда отличал свой взгляд на роль творческой интеллигенции в жизни страны, общества, мира. Как Вам нынешняя творческая команда России: справляется ли она с ролью «властительницы умов и душ»?

– Давайте вспомним: советская интеллигенция, основная ее часть (я не беру микроскопический диссидентский слой, которому пытаются придать сегодня особое значение, а по сути, влияние его было ничтожно) обладала, я бы сказал, гипертрофированным чувством ответственности перед обществом, если хотите – перед партией, перед профессиональным цехом. Была даже некоторая скованность – и в хорошем, и в плохом смысле: как слово наше отзовется? В хорошем смысле – как отзовется в общественном пространстве, в плохом – как отзовется в высоких кабинетах… В 90-е годы ситуация изменилась кардинально, и на передний край культуры, на главные роли вышли люди (и это всячески поддерживалось властью), у которых был принцип: мы вообще пришли в искусство самовыражаться, делать то, что считаем нужным, а как это увязывается с интересами общества, власти, с будущим страны, нам «по фигу». Мы свободные деятели культуры, только финансировать нас не забывайте! Название моей повести 1989 года – «Апофегей» – не случайно. Сегодня, конечно, этот пофигизм выражают не так откровенно, как в 90-е, но, тем не менее, власть именно на таких «мастеров» все время оглядывается. И даже порой кивает: за талант многое прощается. Согласен. Однако о таланте речь идет очень редко, чаще о нахрапистом самомнении.

– Вот парадоксальное совпадение…

– Но они, эти «воинствующие безответствен-ники» все еще влиятельны. Более того, их влияние растет. Хотя есть и другая точка зрения, ее придерживаюсь я: свобода творчества необходима художнику, свобода творчества незыблема, однако она ограничена интересами общества. Кстати, об этом недавно мы говорили на заседании Общественного совета по культуре Российской Думы, созданном председателем профильного комитета Еленой Ямпольской, за что ей большое спасибо, потому что это площадка очень важная. Любая свобода ограничена определенными табу. К примеру, если речь идет о национальной розни, призывах к смене политического строя, о поощрении террористической деятельности, оскорблении чувств верующих, все вроде согласны: надо соблюдать определенные правила. И вдруг режиссер выводит на сцену голого Христа. Пусть сам ты атеист, но ты оскорбляешь сидящих в зале верующих, для которых это кощунство. Ах, ты смелый? Почему же ни Моисея, ни Магомета нагими к рампе не выводишь? Боишься? Правильно делаешь. Все смельчаки резвятся вокруг незлобивого православия. Всегда с подозрением относился к тем сумасшедшим, которые себе никогда не повредят, да еще и заработают на своем «безумии».

– Юрий Михайлович, к счастью, есть люди, которым близка ваша позиция.

– И их довольно много! Но, к сожалению, власть у нас как-то очень трепетно относится к радикально-либеральной интеллигенции, все думает, как бы там кого не обидеть. При этом забывают, что патриотическая интеллигенция тоже ведь может обидеться, что ее взглядами тоже не худо бы интересоваться. И не только когда надо поставить на место продюсера фильма «Смерть Сталина», поскольку он глумится над нашей историей. Получается какое-то потребительское отношение к мнению государственно-патриотической ветви интеллигенции. Меня это смущает. А логика, видимо, такая: дескать, патриоты никуда не денутся от нас, от Кремля. И поэтому с ними можно так – по «остаточному» принципу. А вот либералов-западников надо держать «в вате»…. Последний пример меня просто возмутил: прошли юбилеи Чуриковой, Захарова, Волчек – каждый получил высший орден страны. А Дорониной – нет. Почему? Разве Татьяна Васильевна, которая явно представляет государственно-патриотическое направление, меньше других сделала в культуре? Думаю, что и побольше многих.

– Тенденция понятна…

– То же самое – 120-летие Московского Художественного театра. Все знают, он разделился, и теперь это два театра с общим прошлым. И что? Все информационное пространство было отдано МХТ им. Чехова. А про МХАТ им. Горького – вообще ни слова не сказали в связи юбилеем. Почему? А как отмечали 100-летие Галича? Все каналы дали большие концерты, передачи, сюжеты… И я не против чествования Галича, сам в молодости его песнями увлекался (сейчас, правда, они меня почти не трогают) Но в эти же дни было 100-летие Михаила Луконина, одного из самых ярких поэтов-фронтовиков.

Практически ни звука! Или вот в Москве в центре города ставят памятник Ростроповичу, нет, не к круглой дате, просто так: кто-то дал денег. Что ж, действительно крупная фигура в исполнительском искусстве, но к 100-летию Георгия Свиридова – не то что памятник не поставили, даже достойно не отметили этот юбилей в Москве. А ведь он вообще-то последний великий русский композитор ХХ века! Воздвигли памятник Солженицыну. Правильно? Правильно: он крупный политический писатель, большую роль сыграл он в развале советской цивилизации. Но исполнилось 250 лет Карамзину, и никакого памятника в столице ему нет. Понимаете? Этот странный перекос не добавляет авторитета власти среди думающих людей.

– Каков ваш прогноз в этом отношении – что-то изменится и в какую сторону?

– Думаю, что должно измениться. Ведь в случае чего государство опирается-то на государственно-патриотическую интеллигенцию. Кстати, после того, как мы подняли вопрос о несправедливости в отношении Дорониной, наверху решили пересмотреть вопрос о ее юбилейной награде.

– В таком случае в продолжение темы: должен ли творческий человек быть оппозиционным власти, чтобы сохранить «чистоту» и объективность своих творений? Или ему можно быть на службе у власти, как это бывало в разные эпохи даже с великими, от Карамзина и Жуковского до наших дней.

– Дело в том, что есть оппозиция и – оппозиция. Та часть наших интеллектуалов, с которой я постоянно полемизирую, они же в оппозиции не к власти.

Они в оппозиции к русской государственности. Почувствуйте разницу! Быть же в оппозиции к власти в известной степени должен любой деятель культуры. Любая власть – механизм несовершенный, заслуживающий постоянной критики, но лучшего механизма пока для управления людьми, к сожалению, еще не придумано. Власть совершает много ошибок, иногда ломает жизни людей, и кому как не интеллигенции заступиться за малых сих? Власть часто многого не замечает в силу своей специфики. Не то чтобы там засели люди дурные, но аппарат сильно меняет человека…

– Надо власти иногда открывать глаза…

– Лучше почаще. Вспомните записки государям того же Державина, Карамзина – о новой и старой России, да и советских писателей, например, письмо Шолохова Сталину о расказачивании… Таковы отечественные традиции. Но повторю: наша либерально-западническая интеллигенция в оппозиции к государственности: её не устраивает сама наша государственность.

– Позиция странная, если не сказать враждебная.

– Да уж… Такая оппозиция нам стоила рухнувшей монархии, поскольку интеллигенция почти поголовно была против неё. За редким исключением. Потом во многом по схожим причинам рухнула и советская цивилизация, которую, мне кажется, вполне можно было реформировать, встраивая наработки социализма в рынок, или наоборот. Для добычи нефти и газа, я считаю, капитализм вообще не нужен! А для парикмахерских и разных ремонтных мастерских нужен. Многое можно было решить в рамках советского проекта. Зачем надо было все ломать, закрывать, задаром отдавать жулью и терять наши исконные земли? Ладно, не буду о грустном… Художник, отличающийся социальной и исторической ответственностью, так или иначе всегда будет в оппозиции к власти. Но когда мы видим, что она поступает более или менее правильно, не надо толкать ее под руку. Если же власть «косячит» – тогда другое дело. Вспомним ельцинские времена: лично я тогда точно был в жесткой оппозиции, может быть, один из немногих писателей. А когда пришел Путин, моя позиция стала гораздо мягче, я трижды был доверенным лицом Владимира Владимировича. Но хочу сказать: главная сегодня, на мой взгляд, задача власти, да и самого Путина, не выполнена – не ликвидирована чудовищная, взрывоопасная, невероятная даже по западным меркам пропасть между богатыми и бедными. Несколько процентов населения сосредоточили в своих руках – неизвестно, почему – все национальное богатство. А остальная страна, что же? Стоит чуть-чуть отъехать от Москвы и видно, что народ живет тяжело. В стране сложилась ненадежная социальная конструкция. Будучи членом Президентского совета по культуре, я неоднократно выступал и на эту тему… Довыступался! В новый состав я уже не вошел…

– Юрий Михайлович, Вы не раз критиковали Союз писателей РФ, точнее, его руководство, за пассивность, даже как-то выразились по его поводу, что там все «заснули в летаргическом сне». Как сегодня – пробуждение состоялось или?..

– Могу сказать, что «Литературная газета» в мое время была как раз одним из последовательных критиков этой летаргии. Во многом по вине тогдашнего руководства, конкретно – Валерия Ганичева (он все силы отдал, чтобы около ста раз переиздать свою книжку про адмирала Ушакова) и людей, которые были рядом с ним. Союз просто выпал из серьезного участия в общественной и культурной жизни страны, ремесло писателя стало маргинальным. Я не преувеличиваю, оно не вошло даже в многотысячный перечень профессий РФ. Когда-то при советской власти именно писатели были главными деятелями культуры, всегда стояли на первом месте, и это правильно, потому что литература – базовый вид искусства. Все синтетические виды – театра, кино и др. – опираются на Слово.

– В начале было слово…

– Конечно. А теперь литература на задворках. Я в какой-то статье назвал СП РФ «партизанским лагерем на Красной площади»: они вроде как в оппозиции, но этой оппозиции не видно и не слышно. Но вот около года назад состоялся съезд, пришли новые люди, Союз возглавил Николай Иванов, прозаик, публицист, человек энергичный, ответственный, болеющий за дело, – Союз стал оживать. Надеюсь, он вернет себе былое влияние. Мы же, не дожидаясь итогов реформирования СП, создали Национальную ассоциацию драматургов, которую я возглавил. Это вызвано тем, что помимо всего прочего из структуры Союза писателей исчезли, как не было, объединения драматургов. НАД – это самостоятельное творческая организация, а с Союзом писателей у нас партнерские отношения. И вот теперь хочется всем нам пожелать: за работу, товарищи! Кстати, с драматургией у нас тоже беда. В репертуаре многих театров нет ни одной современной пьесы. Вообще! Самые современные – Вампилов или Горин. К счастью, у меня нашлись единомышленники. Многие настоящие драматурги пребывали в подавленном состоянии, поскольку власть, как я уже сказал, мирволит в основном либерально-патриотическому направлению. Она дала им «Золотую маску», которая признает лишь «новую драму», а традиционную драматургию, опирающуюся на национальный опыт, исключает из процесса. Объединившись с организацией «Театральный агент», мы провели в прошлом году конкурс «Автора – на сцену». В чем его изюминка? Из присланных работ, а их было около 300, мы выделили 10 лучших, «золотую десятку», и авторы получили сертификаты на полмиллиона рублей на постановку этих пьес. Для областного театра это приличные деньги (в отличие от Москвы, где на них не разгуляешься). И это вдохновило многих. Пять пьес у нас уже театры разобрали, за одной – «Дорогой подарок» – вообще выстроилась очередь. Среди лауреатов авторы из разных регионов, вся география России представлена, и мы за этим следим. Так было еще в «ЛГ», где с первого дня я установил принцип: междусобойчик для москвичей заканчивается, нужны авторы со всей России.

– Кстати, советская литература была сильна именно этим.

– Естественно. Талант может родиться где угодно! Велика вероятность, что он родится далеко от Москвы. Сам я москвич, но отчетливо это сознаю. Почти все наши классики – не из Москвы.

– Многие хорошо помнят Вашу работу на телеканале «Культура», и многим же сегодня не хватает таких не просто интересных, а очень умных встреч с деятелями культуры, не хватает Вашего умения остро ставить проблемы и в то же время делать это отнюдь не тенденциозно, где-то даже с юмором. Вы окончательно расстались с телевидением? И как бы Вы в целом оценили современное ТВ, особенно тележурналистику?

– Уйти с передачи я решил сам. Руководитель канала Сергей Шумаков был этим крайне удивлен: чаще наоборот просят оставить еще в эфире хоть на чуть-чуть… Наркотик узнаваемости – страшная вещь. Но, увы, ТВ порой делает узнаваемыми людей, которых я бы вообще изолировал от общественности. Действительно, у нашей передачи был высокий рейтинг. Полагаю, по той же причине, что и у «Литературной газеты». Я не боялся конфликтовать в эфире, не боялся полемизировать с людьми других взглядов, не скрывал своей русской позиции, редкой на нашем ЦТ, – и зрители это ценили. Кому интересно взаимное облизывание в эфире? А по-настоящему острого в культурных программах мало, разве что – Третьяков да Розанов. Ушел я еще и потому, что тяжело еженедельно готовить серьезную информационно-аналитическую передачу, это же вам не сесть с дружками и провести вялый круглый стол, от которого студийные мухи дохнут. Нужно собирать и обобщать огромный материал, нужно – хоть застрелись – в субботу быть на Малой Никитской. В общем, после меня передачу стал вести Игорь Волгин, литературовед приятный во всех отношениях, и рейтинг программы рухнул. Через год ее закрыли.

Что же касается современного телевидения, особенно тележурналистики, скажу так: она слишком управляема. Нет, я против журналистики, совершенно отвязанной, которая с властью живет как кошка с собакой, это тоже неправильно. Но должна же быть золотая середина. Нельзя же или ненавидеть Кремль, или вылизывать его, сладострастно урча…

– Сегодня она отвязана в том смысле, что на экран идет все что угодно, вплоть до вранья. Лишь бы рейтинг рос…

– Это другое – отсутствие профессионализма, безнравственность, непонимание того, что даже ради рейтинга не надо трясти грязное белье перед всей страной. Однажды я спросил у телевизионного босса: «Зачем вы «это» ставите в сетку?» «Ну, мы же должны деньги зарабатывать…» «А вы эти деньги разве в детские дома отдаете?» «Нет, тратим на развитие своей кампании…» «А что нам, зрителям, оттого, что вы деньги зарабатываете, если вы их на себя же и тратите?..» Пройдите возле Останкино и посмотрите, какие машины сотрудников там табунами стоят. Я, конечно, рад за материальное благополучие этого небольшого сегмента нашего общества, но получается: пусть будет пошло, безнравственно, бездарно, зато – зарабатываем деньги. По-моему, власть совершает серьезную ошибку, считая, что в информационно-политической сфере должна быть управляемость, а в развлекаловке, фильмах, ток-шоу пусть делают все, что хотят. Это глубочайшее заблуждение! Общественное сознание формируется не информационными программами, а как раз тем, какие фильмы показывают, каких людей приглашают на шоу, какие темы выбирают. Почему одни деятели культуры всегда на экране, а вот другие – никогда в эфире не увидишь?..

– Иногда раздаются предложения вывести культуру из рынка, поскольку она в принципе не может быть коммерческой. И в этом есть большая доля истины. Однако никто же не отменял достойных гонораров режиссерам, писателям, актерам, художникам. А они ныне складываются в основном через механизмы рынка. Как совместить высокое искусство с безжалостной экономикой? Художник по-прежнему должен быть голодным?

– Сначала культуру очень старательно в рынок вводили, объясняя, что все должны сами зарабатывать, а теперь что же – обратно выводить? По большому счету, у нас культура в рынке разве только одной ногой стоит. Возьмите кино – все оно дотационное. Российских фильмов, которые сняты на привлеченные средства и самоокупились, очень мало, почти нет. В основном все финансируется государством. Какой рынок? Театры – то же самое. Мало, кто из них существует за свой счет. Нет таких. Периодические издания – то же самое. Мы в «Литературной газете» не могли окупиться, постоянно обращались то за президентским грантом, то за грантом московского правительства, то еще куда-то. В книжном деле тоже есть система грантов, которые в основном достаются – поскольку у нас руководство «Роспечати» либерально-западническое – писателям этого направления. Патриотам от этих грантов почти ни чего не перепадает. Если посмотреть, культура во многом уже выведена из рынка. Другое дело, что нет четких правил взаимоотношения государства и деятелей культуры как профессиональной корпорации. Нужна договоренность: там, где вы не разрушаете страну, общество, там, пожалуйста, полная свобода. Но если вы переступаете красную черту и начинаете разрушать жизнь миллионов людей, тогда давайте разбираться с каждым отдельно. Воровство в сфере культуры, тот же «Гоголь-центр» – отдельная тема. Но как только эта мысль в очень мягкой формулировке была предложена в новый закон о культуре, такое началось! Помню, на расширенном заседании Совета по культуре при Президенте писатель Александр Архангельский кричал, что это наступление фашизма. Какой фашизм? Ты, дорогой товарищ, из телевизора не вылезаешь и говоришь там все, что хочешь! При фашизме тебя там и близко бы не было…

– Архангельский, наверно, не знает, что он-то многих уже раздражает на экране?

– Такое ему в голову не может прийти. Этот такой тип людей… Как их в детстве поставили родители на табурет и приказали прочесть стишок гостям, так с тех пор они уверены в том, что самые умные, и все ими исключительно любуются…

– Не назрела ли в сфере культуры реформа, хотя само по себе слово «реформа» несколько девальвировано?

– Культура – это непрекращающаяся преемственность, борьбы разных течений, мир, развивающийся по своим имманентным законам, их не надо нарушать, но их надо знать, тогда ими можно пользоваться в интересах общества. Культуру нельзя реформировать, это не система образования и не армия. Но необходимо дать в этой сфере равные возможности всем направлениям, прежде всего тем, что работают на укрепление государства, на просвещение общества, на утверждение принципов нравственности. У нас же до последнего времени все было с точностью до наоборот. Вот смотрите: шла большая дискуссия об уроках революции 1917 года, о ее причинах и результатах. А что делают любимчики власти за казенные деньги? Снимают фильм «Матильда», посвященный добрачной связи императора с балериной. Это что, главная проблема революции? Может, Кшесинская повела народ на штурм Зимнего? А еще выпускают на экраны третью экранизацию «Хождения по мукам» А. Толстого, где убирают весь социально-исторический фон революции. В итоге остается что-то вроде ленты «Сердца четырех» – Рощин, Катя, Даша, Телегин… А революция где-то там, боком прошла.

– Традиционный обязательный вопрос: над чем сейчас работает писатель Поляков, какие замыслы вынашивает, какие темы его волнуют более всего?

– Недавно у меня вышла большая книга-эссе «Желание быть русским» – о судьбах русских, о том, кто мы, как нам дальше жить и развиваться. Проблема сохранения русскости по мере неизбежного смешения разных этносов на постсоветском пространстве, будет обостряться. И существует довольно влиятельный слой людей, которым вообще слово «русский» не нравится.

– А куда ж русский язык девать?

– В том-то и вопрос. С русским языком и русской литературой они еще как-то смиряются. Впрочем, где только можно, говорят не «русский», а «российский»… Я пишу в этой книге о том, что мы многонациональная страна, а русский народ – государствообразующий – это президент Путин подчеркивает. Русские несут на себе ответственность за целостность Державы, скрепляя многоконфессиональное, многоплеменное, евразийское пространство. Так исторически сложилось. Недаром Лев Гумилев считал русских «суперэтносом». Но это не отменяет того, что мы еще и просто народ со своими свычаями, обычаями, своими обидами, проблемами, в том числе демографическими. И нами, русским народом, центральной власти тоже надо заниматься. Любимое выражение прежних властителей – «бабы еще нарожают» – уже не проходит, мы вступили в опасную фазу депопуляции. А русский язык, который, выполняет важную коммуникативную функцию на многоплеменном пространстве, тоже подвергается эрозии и искажениям.

– Эта очень точно уловленная Вами потребность времени особенно видна на примере жителей того же Донбасса – разве не желание быть русскими ими движет?

– Конечно, я пишу и про это. Люди за то, чтобы им не мешали быть русскими, оружие берут в руки, идут на смерть. Не надо до этого доводить, надо решать все гораздо раньше. И решить не только в Новороссии, но и в коренной России. Надеюсь, со временем мои идеи дойдут и до власти… А пока приходится снова констатировать: у власти нет по этому поводу внятной позиции, концепции. Вспомним телевизионную рекламу известной отечественной продовольственной площадки «Фуд-сити». Но ведь это же смешно: против нас продолжают действовать санкции, мы боремся за продовольственную безопасность, а свою же продовольственную площадку в Москве не можем назвать по-русски, например, «Пищеград». Тогда давайте назовем и наш новый авианосец, спускаемый на воду, «Макнамара» или «Эйзенхауэр»! Закон о языке, которому «Литгазета» посвящала специальные публикации, нуждается в доработке ради защиты нашего информационного и духовного пространства. Нужно восстановить отлаженную в свое время систему перевода национальных литератур на русский язык, многие талантливые вещи написаны на национальных языках, литературу у нас создают не только на русском языке, как думают организаторы «Большой книги» и чиновники «Роспечати». Дошло до того, что на церемонии открытия Года литературы на сцене МХТ им. Чехова не прозвучало ни одного имени наших национальных классиков! Ни Гамзатова, ни Кулиева, ни Кугультинова! Такое впечатление, что у нас вообще национальных литератур нет. А в зале сидело все начальство страны во главе с президентом, но никто не сделал замечания организаторам. А ведь мы таким образом подрываем наше федеральное единство, и все это может плохо кончиться. Ведь культурная сфера при всей ее внешней эфемерности – весьма серьезная вещь.

Кроме того, буквально на днях я сдал в издательство новый роман «Веселая жизнь, или Секс в СССР», события которого приходятся на осень 1983 года. Меня очень интересует эта эпоха поздней советской власти, накануне трагического крушения СССР. Действие происходит в творческой среде, по многим приметам этот своего рода продолжение – не в буквальном смысле – моего известного романа «Козленок в молоке», переизданного уже более 30 раз. Мне захотелось на эту же эпоху взглянуть через двадцать с лишним лет. После «Козленка» почти четверть века прошло.

– Вас не будут обвинять в ностальгии по?..

– Да ради бога! Почему не ностальгировать, если мне там было хорошо. Но на самом же деле у меня достаточно критический взгляд на советское время, я как раз не сторонник тех, кто говорит: это был золотой век… С другой стороны, когда 20-летний сопляк начинает очернять эпоху, которой не знает, рассказывать мне, что я до 91-го года жил в Бухенвальде, у нас «не было свободы», я ему отвечаю: а выто откуда знаете, Сванидзе наслушались? В романе «Веселая жизнь» читатель найдет достаточно раблезианские картины той жизни. Что я имею в виду? В свое время культивировали миф, что в СССР «секса не было», что это было абсолютно пуританское общество и так далее. Поэтому-то полное название роман – «Веселая жизнь, или Секс в СССР». Рецензент издательства, читавший роман, сказал, что получился советский Декамерон. Хотя там есть линия серьезная, общественно-политическая, связанная с попыткой исключить из партии крупного писателя-деревенщика Солоухина. Есть и семейная линия. Хотелось сказать: ребята, еще неизвестно, у кого было секса больше – у вас, офисного планктона, или у нас, советских людей. Просто наш секс проходил по ведомству любви. В этом смысле роман, конечно, озорной, на грани дозволенного. Естественно, в рамках изящной словесности, с этим там все в порядке. Хотя если Ямпольская не отменит маркировку книг, на обложке там могут поставить черную метку «18+».

– Юрий Михайлович, а новые пьесы тоже будут? Вы давно и успешно сотрудничаете со Ставропольским театром драмы, на сцене которого было поставлено несколько Ваших пьес, тепло встреченных зрителем. Ставрополь ждет постановки вашего «Золота партии».

– Кстати, очень смешная комедия. В театре Дорониной ее играют на аншлагах. А «Чемоданчик» в театре Сатиры идет пятый сезон тоже на аншлагах. Так что если «Золото партии» поставят у вас в театре, это будет правильно. Вообще, Ставропольский театр драмы меня любит и охотно ставит. Ну, вот роман сдал, голова освободилась, а в голове уже давно новая пьеса, которой я сейчас и займусь.

– Вы ведете студию писательского мастерства в Московском государственном областном университете. Вы, видимо, из той породы, которая чем больше на себе «везёт», тем больше на нее «грузят»…

– Я сам себя нагрузил… Как выпускник этого института, я воссоздал студию, существовавшую во времена моего студенчества. Семинары поэзии, прозы, критики ведут достаточно квалифицированные писатели, помогают талантливой молодежи. Откуда берутся писатели? Из учителей, врачей, научно-технических работников, а из Литинститута – в последнюю очередь! Как ни странно… Признаюсь, испытываю большую благодарность к советскому времени, молодые таланты тогда умели поддерживать. Может быть, не умели поставлять в отдаленные деревни такие же деликатесы, как в Елисеевский магазин, но социальный лифт для творческой молодежи работал отменно. Если появлялся одаренный парень или девушка, то им помогали независимо от того, из какой они семьи, каков их социальный статус и доход, помогали подняться к высотам профессионализма. Я вырос в рабочей семье, в заводском общежитии, первым в нашем роду получил высшее образование. Какие уж там писатели… Впрочем, была родовая любовь к книге, мой дедушка, выходец из рязанских земель, закончил библиотечный техникум и на фронт ушел с должности директора книжного магазина на Бакунинской улице. Но стартовые возможности почти не имели значения, так как была отработанная система литобъединений, семинаров, совещаний, молодежных редакций… В 26 лет я с двумя книгами стихов вступил в Союз писателей. А что сегодня? Думаю, если бы Василий Белов или Василий Шукшин, один с Алтая, другой из вологодской деревни, приехали в Москву с рукописями – у них возникли бы сегодня серьезные проблемы с литературным дебютом.

– Студии при этом еще и ставили заслон перед графоманской массой. А сейчас, увы, многие наоборот выращивают графоманов.

– Действительно, несли сочинения все, и графоманы, и психи, но они, разумеется, отсеивались, потому что руководили студиями добросовестные профессионалы, которые видели, у кого есть потенциал и перспектива. Сейчас же, как и в 90-е, все пущено на самотек. Тогда объявили, что творчество – твое личное дело. Хочешь развлекаться стишками – развлекайся. Ну а если творчество – это развлечение, то какая разница, кто развлекается – одаренный человек или графоман? Если полистать литературно-критические статьи 90-х годов и нулевых, вы там даже не найдете слова «талант». Главное, дескать, желание заниматься творчеством. Но, простите, мало ли, например, желающих заниматься фигурным катанием? Однако почему-то на лёд не выпускают тех, кто на коньках не умеет стоять. А вот в литературу – сколько угодно. Я из-за этого в свое время очень сильно испортил отношения со многими литературными деятелями. Только мы в «Литературной газете» писали о том, что лауреаты «Большой книги» на 80 % – графоманы, а не писатели. Иногда, правда, премию получали и достойные, но очень редко. Откройте и прочтите абзац, все понятно: автор просто плохо владеет русским языком. Какая же это литература?

– Сегодня еще и сами себя издают кто во что горазд.

– Тут тоже своя политика… Писательское сообщество традиционно было очень влиятельно. В 17-м году довлиялось до революции, потом довлиялось до распада СССР. Кто знает, может, было принято тайное управленческое решение: размыть это профессиональное сообщество бунтарей в аморфную массу. Кто будет всерьез относиться к политическим призывам графомана? Такой хитрый ход я не исключаю…

– Понимаю, насколько Вы занятой человек, и все же, наверное, заняты не одной литературой. У писателя и общественного деятеля Полякова помимо громадной литературной работы есть какие-то «человеческие» увлечения?

– Люблю грибы собирать, на лыжах в Переделкине бегаю… Для души коллекционирую альбомы по живописи. Когда-то мечтал стать художником, но таланта не хватило. Еще мы с женой собираем сувенирные тарелочки с видами тех городов, в которых побывали. В доме уже несколько стен в этих тарелочках, причем большинство не заграничные, а наши отечественные, мы очень любим ездить по России, залезать в глубинку, в небольшие русские города. Это увлечение последних лет двадцати… Посмотришь на стену: вся география России, как на ладони.

Беседовала Наталья Быкова.

«Известные люди России», март 2019 г.