«Люблю славянофилов и уважаю сионистов…»

– Вы могли бы вкратце пересказать сюжет вашего нового романа «Веселая жизнь, или Секс в СССР»? Главный герой – кто он? Можете назвать прототипы других ключевых героев?

– Сюжет пересказать трудно, ибо в нем переплелась большая политика тех лет, писательские интриги, семейные проблемы героя и его увлечение восходящей звездой советского кино. Герой, уж извините, – мой современник. Прототипов не назову, так как в их угадывании есть особый читательский интерес. Сознаюсь лишь, что в основу легла реальная история попытки исключения из партии знаменитого писателя-деревенщика Владимира Солоухина…

– Наверняка Вы перебрали много рабочих названий романа. Почему остановились именно на этом?

– Угадали: давно я так не мучился с названием. Кстати, это первое в моей творческой практике двойное название романа – «Веселая жизнь, или Секс в СССР». Были, впрочем, двойные названия пьес и частей моей «иронической эпопеи» «Гипсового трубача». Кстати, название новой вещи правдивое: жизнь у нас была, кто бы что ни говорил, при советской власти веселая. И секс в СССР был, только проходил он по ведомству любви, а население России росло куда быстрее.

– Эпиграфы к каждой главе Вы сами сочинили? Или это из какого-то редакционного «самотека»?

– Думаю, читателям достаточно взять любой мой поэтический сборник, чтобы самостоятельно ответить на этот вопрос. Но скажу по совести: большинство из этих эпиграфов в 1983 году, когда происходят события романа, не напечатали бы, цензура не пропустила бы.

– Предыдущим романом, целиком посвященным советской литературной тусовке, был «Козленок в молоке». И там досталось всем сестрам по серьгам – и сионисту Ирискину, и русопяту Медноструеву. Вы не пересмотрели за это время свое отношение к тем или иным литературным группировкам (например, славянофилам)?

– В чем-то пересмотрел. Например, славянофилов я стал любить больше. Сионистов по-прежнему уважаю за упорство, последовательность и преданность интересам своего народа…

– В присланном нам в газету отрывке видны свидетельства заботы в СССР о развитии многонациональной литературы. На престижном съезде выступают делегаты из Молдавии и Грузии, на переводах одного из них кормятся целых два переводчика, в издательстве есть целый отдел национальных литератур… А недавно Вы как раз выпустили книгу «Желание быть русским» о проблеме гармоничного развития межнациональных отношений. Если с высоты сегодняшнего дня посмотреть на советскую культурную ситуацию, что в ней было правильно и достойно подражания, а что – нет? Может, стоило больше поддерживать литературу государствообразующего народа?

– Поддержка национальных литератур при советской власти была поставлена на очень высокий уровень. Следили за равновесием и разумным представительством, особенно в выборных органах и премиальных списках, что в многоэтнической стране просто необходимо. «Русский вопрос» и «Еврейский вопрос» были всегда под особым наблюдением власти. Как теперь обстоят дела со вторым вопросом, судить не берусь, но о том, что на русском языке пишут еще и русские писатели, организаторы литературного пространства, кажется, совсем позабыли… Об этом в разных аспектах я пишу и в сборнике «Желание быть русским». Глубоко убежден, пренебрежение к государствообразующему народу, какое сегодня проявляет власть, добром не кончится…

– Это не первый Ваш роман, в котором Вы используете в юмористическом контексте любимые слова Солженицына – окказионализмы и диалектизмы. Слово «укрывище» Вы уже использовали в «Любви в эпоху перемен» применительно к корзинке с котом, в последнем томе «Гипсового трубача» употреблялись какие-то слова из «Словаря языкового расширения» (по-моему, «сплотка» – про сцепившиеся тележки). Солженицынские опыты по обогащению русского словаря кажутся Вам бесплодными и курьезными?

– Словарь языкового расширения – замечательная книга, которую рекомендую всем сочинителям, но сам Александр Исаевич к «великому и могучему» в своей прозе и публицистике был глуховат, его игры с корнесловиями порой выглядят нелепо. Как можно было герою эпопеи «Красное колеса» дать фамилию «Лаженицын»? Ведь как раз в1970-е годы слово «лажа» активно использовалось в значении «халтура», «глупая неудача». Но ведь памятник автору «Архипелага ГУЛАГа» поставили в основном не за литературные заслуги, а за вклад в политическую историю ХХ века. За это увековечивают у нас гораздо оперативнее. Заметьте, Тургеневу и Солженицыну поставили в Москве памятники почти одновременно, а автор «Муму» умер в XIX веке.

– Сегодня в моде «ретро», одних только сериалов о советской эпохе наснимали множество. И в них есть ошибки в элементарных деталях, хотя, казалось бы, проверить все легко – чай, не античность. Вы сами полагались только на свою память или уточняли даты, факты?

– Основным источником была, конечно, моя память, но я постоянно себя перепроверял, спрашивал, уточнял, заглядывал в интернет, в старые газеты… Потом дал рукопись на чтение нескольким моим сверстникам, они нашли немало «блох». Так, мы долго сообща вспоминали, какие корзины были в советских универмагах – пластмассовые или металлические? Или сколько граммов пива наливал за двадцать копеек автомат? Но, думаю, ошибки все равно остались. Хочу объявить конкурс. Тому, кто первым найдет в моем новом романе десять ошибок по советским реалиям и пришлет список в «Вечерку», я торжественно подарю 12-томное собрание моих сочинений, которое начало выпускать издательство АСТ. А новый роман «Веселая жизнь, или Секс СССР» выйдет там же весной. В сокращении роман появится в трех весенних номерах журнала «Москва».

– Может, у Вас уже есть планы адаптации романа для кино или театра?

– Думаю, предложения будут, так как почти вся моя проза экранизирована. Заранее я ничего не планирую. Попросят – буду думать.

– А какие вообще у Вас творческие планы?

– Готова новая пьеса – осталось написать. Продолжаю сочинять рассказы для будущей книги «Советское детство».

Беседовала Мария Раевская, 2019, март, «Вечерняя Москва»