«Хотите принять участие в форуме?» — спросил меня профессор Эркенс после конференции. — «Могу». — «Можете или хотите?». — «Хочу». — «Хотите о гипнозе рассказать?». «Да, я думаю, это будет более интересно, чем об акупунктуре, да и нагляднее. Многие больные рисуют, что они видели в гипнозе. Могу показать вам рисунки, — предложил я. — Например, эта больная была с расстройством питания — анорексией, когда пришла в клинику весила 40 кг. На первом же сеансе гипноза видит себя со стороны. Вот рисунок: она на корабле! Рисует корабль, а ее нет! Я понял, что она стесняется своего тела, не в состоянии его даже нарисовать! И я пошёл по пути: не просто её в гипнозе усыплять, а ободрял, предлагал цели в жизни ставить! Вот, видите, последующие рисунки: появились её ноги, затем она поставила цель на вершину горы подняться, и уже полностью себя нарисовала! А здесь, следующая цель — гора выше! Я в гипнозе ставил ей реальные цели, она должна была постоянно двигаться дальше, почувствовать уверенность в себе, в своих силах! Внушал, что она привлекательная и хорошо выглядит! Вот рисунок, где она совершает привал и ест, чтобы набраться сил и подняться на следующую гору! И самое главное, что она одновременно стала есть и набирать вес — прибавила за два месяца 10 кг! Она выписалась в хорошем состоянии, забрала рисунки с собой, чтобы в трудных ситуациях на них смотреть и видеть, что она смогла преодолеть болезнь! Эти рисунки — копии, с её разрешения». «Да, это очень интересно, — согласился Эркенс, — а где вы занимались гипнозом?». — «В Петербурге». «Когда-то я сотрудничал с советскими врачами и часто там бывал, в том числе и у Рожнова в Москве. Это было давно, в советские времена и ГДР, — грустно улыбнулся Эркенс. — Я жил и работал в прежней ГДР. Эти рисунки я возьму c собой, если не возражаете. Через сканнер мы их пустим в увеличенном виде на экран, а вы сделаете доклад! Договорились?».

«Алле, это я Мина, заскочу на 5 минут! А что у вас делал, только что этот старичок-профессор?!». — «Да так, поболтали немного». — «О чём? Он с какими-то рисунками от вас вышел! А со мной — не знаю, что будет, наверное, уволят. Но Кокиш обещала, как только Люляшку сгноит — меня возьмёт! Но мне придётся обязательно Facharzt(а) сделать — специалистом стать! Главное — это хорошая характеристика, остальное, говорят, формальности, но не знаю, что будет. Будь что будет, мне как-то всё равно и всё надоело! Надо теперь уломать эту сволочь Люляшку, чтоб ей тошно было! Ладно, побегу! Спасибо за поддержку!».

«Докторэ, я решил завтра вас всех, т. е. самых главных: профессора Эркенса, Дегенрата, Клизман, и Люлинг пусть придёт, и вы… — собрать в ресторане и обсудить, как быть! Как развить клинику! В 12 часов поедем, это 30 км отсюда, там обсудим, это лучше, чем в клинике проводить совещание!».

«Алле, это я — Мина, сейчас заскочу! Как дела, что новенького? Что? Шнауцер вас позвал?». — «Завтра вашу Люлинг будут кормить в ресторане». — «Да вы что! Что вдруг?! Тьфу, чтоб ей подавиться!».

В машину Кокиш затолкались Клизман, Эркенс и я. Клизман, как и положено ей, оттеснила профессора на заднее сидение. По пути в ресторан переговорил с Эркенсом о предстоящей встрече со Шнауцером. Сидящим впереди нас не было слышно. «Чем Шнауцер нас накормит, — спросил я у Эркенса, — и как заставит вырвать всё?». «Аппетит пропадёт», — согласился Эркенс. «Уже после первого блюда вставит два пальца в рот!» — прогнозировал я.

«Друзья, ешьте, приятного аппетита, — начал Шнауцер, отставив в сторону еду, — но послушайте меня! Мы собрались здесь не только поесть, но и принять важные для нас решения! Так дальше продолжаться не может, у нас нет больных! Я всегда мечтал, чтобы стационарных больных становилось всё больше, чтобы нашу клинику уважали, ценили, чтобы больные продолжали и после выписки у нас лечиться амбулаторно! Надо и после выписки не терять больных! И один из вас, — без особого энтузиазма указал в мою сторону Шнауцер, — это начал осуществлять, но нужно всем! К нему ходят бывшие стационарные больные на амбулаторное лечение». «Это не проблема! — воскликнул Дегенрат, отправив в рот свиную котлету. — Давайте, организуем дневной стационар, нужны помещения, и вся проблема будет решена! Я могу возглавить эту работу, тогда и пойдут, повалят бывшие стационарные больные на амбулаторное лечение после выписки! Мы их выпишем, а они к нам будут амбулаторно ходить! Нужен статус, понимаете, условия!». «Хорошо, давайте создадим», — согласился Шнауцер. «Я буду начальником дневного стационара! — объявил о своём новом назначении Дегенрат. — Только тогда, пожалуйста, никаких стационарных больных вести не буду!». «Я тоже хочу вести только амбулаторных!» — воскликнула Клизман. «Все будут это делать! — обрадовал всех Шнауцер. — Только вот он не будет вести психотерапевтических больных! — указал Шнауцер в мою сторону. — Он будет только китайской медициной и гипнозом заниматься! Профессор Эркенс так считает! — отрезал Шнауцер и, посмотрев на Клизман, добавил: — И больше прошу передо мной этот вопрос не поднимать, что он должен вести ещё и психотерапевтических больных! Ясно?!». Клизман, обиженно совершила несколько оборотов бровками и скривила входное отверстие пищеварительной трубки, только что освободившееся от большого куска свинины. Шнауцер ласково посмотрел на меня. Я ему слегка кивнул головой в знак согласия. «А сейчас, давайте сначала закусим, выпьем! Только не напивайтесь, и пойдём дальше», — предложил Шнауцер. «Ах, вау! Как всё lecker (вкусно)! Что ещё взять? Вот возьму-ка себе Wildschwein (дикую свинью) с шампиньонами», — размякнув после выпитого и съеденного, объявляла вслух Клизман. «Но не берите же самое дорогое!» — призвал её к совести Дегенрат. — «А я возьму себе, например, Kalbssteak!» — ответил Дегенрат дорогой телятиной на вызов Клизман. «Ах, ах! Wie lecker, wie schmeckt (как вкусно-то)!» — повторяла Клизман, отправляя куски свинины в рот, вернее, рот натягивая на них. «А сейчас пойдём дальше! — прервал её оргию Шнауцер. — Я очень прошу, — сказал он тихо, по-доброму, Люлинг, — да подпишите вы, наконец, характеристику этой бедной Мине Барсук! А? Ну что вам стоит! Я понимаю, что она не может работать и не знает, как работать! Но прошу, подпишите, и пускай она идёт от нас спокойно! Без скандала уйдёт! Хорошо? Да? Ради меня, прошу, подпишите!». «Посмотрим», — улыбнулась игриво Люлинг, перекосив тем самым Кокиш. «Ну вот, и спасибо вам! — сказал ласково Шнауцер, когда Люлинг, как бы кивнула в знак согласия. — Я вас очень ценю и уважаю! — заверил он Люлинг. — Вы самая лучшая Allgemeinmedizinerin (врачиха общего профиля) в Германии!». Люлинг расплылась в широкой улыбке, но окосевшая Кокиш, защёлкав челюстями по спарже в соусе, отвернулась. «Пойдёмте дальше, друзья! Хватит, наконец, есть! — вставил каждому по первому пальцу в рот Шнауцер. — Как клинику развить? Зачем, думаете, я вас сюда привёл, накормил и напоил?! Чтобы у вас языки развязались!» — захохотал Шнауцер и, хитро прищурившись, вставил второй палец каждому в рот! И все стали по очереди отрыгивать. «Я считаю, что больные бегут, потому что ими мало занимаются, а занимаются перетягиванием каната! Главного врача нет, но кто-то должен на себя взять роль арбитра при перетягивании каната! — первым «отрыгнул» я. От этого Клизман втянула входное отверстие и выпучила, чувствовалось, выходное, Дегенрат засопел, а я продолжил: — Профессор Эркенс должен взять на себя эту роль! Вы меня извините, — обратился я к нему, — если это для вас будет дополнительной нагрузкой, но только вы можете спасти клинику! — понесло меня. — Все эпикризы, документы должны подписываться профессором! Это и для страховок будет весомее при продлении лечения! Надо совершать один раз в неделю профессорские визиты, исправлять или дополнять лечение, диагнозы — если надо! Профессор, и только он, должен определять качество и тактику лечения!». «Правильно, так и сделаем!» — с энтузиазмом согласился Шнауцер. И Люлинг благодарно посмотрела на меня, профессор — менее благодарно, а Дегенрат и Клизман потеряли, наконец, аппетит и перестали дальше заказывать «лекераи»!

«Докторэ, зайдите ко мне! — предложил Шнауцер после возвращения из ресторана в клинику. — Спасибо, докторэ, вы правы! Я всё заметил и понял! Я вас поэтому и пригласил в ресторан и ценю! А Силке поняла?! Дегенрат должен уйти!». «Нет, он может остаться», — попытался я остановить Шнауцера, чтобы он имел кого-то грызть, и Клизман не стала совсем живой. «Не волнуйтесь, докторэ, Клизман не будет главным врачом! — оскалился Шнауцер. — Она для этого очень непривлекательно выглядит!». «С сегодняшнего дня все медицинские документы в клинике подписывает исключительно профессор Эркенс!» — оповестил на следующий день приказ на доске объявлений.

«Это я — Мина, заскочу на пять минут! Ну, что слышно, что новенького! Что было в ресторане?». «У всех по-разному, — объяснил я, — Клизман отбила от Wildschwein (дикой свиньи) пару отбивных! Дегенрат оторвал кусок телятины от телёнка!». — «Да нет, я не об этом! Что там Люляшка делала? О чём говорили?». — «Что-то с аппетитом ела, пока Шнауцер не попросил её подписать вам характеристику». — «Да, вот молодец! Хороший мужик — херр Петер!». «Да и Силке хорошая баба», — добавил я.

До 50-ти, или более, врачей собралось на форуме. Зал не вмещал всех желающих, стояли вдоль стен и у дверей. Имя профессора Эркенса в приглашении сделало своё дело! «Принципы и сложности проведения групповой психотерапии», — была тема его доклада. Какую-то бесцветную тему выбрал себе Дегенрат. «А я буду вести форум — модерировать!» — объявила Клизман, отобрав эту функцию у профессора, сделав его, таким образом, простым докладчиком. Прошло уже полчаса, а профессора всё не было, он опаздывал. «Что я сказал! — радовался Дегенрат. — На этого человека нельзя надеяться! Если через 15 минут не приедет, начнём сами!». Профессор не приехал и через 15 минут к радости Дегенрата. Дегенрат нудно зачитывал свою писанину. Затем была моя очередь! Рисунки больной были у профессора, я думал, как без них обойтись, чем заменить? «Продемонстрирую на ком-то гипноз!» — решил. Но Эркенс появился раньше, чем Дегенрат закончил читать свою галиматью, усыпив всех участников. Со своей женой, тоже врачом, профессор появился в зале тихо, незаметно, в чёрном пиджаке, белой рубашке и с чёрным галстуком. Профессор выглядел торжественно-траурно. Его жена — полная, лет 55-ти, в чёрной юбке. Они как-то гармонично дополняли друг друга. Эркенс прошёл за трибуну и сел в углу на стул, уставившись в пол впереди себя. После Дегенрата он поднялся на трибуну и в течение часа без бумажки рассказал своими словами об особенностях групповой психотерапии. Его слушали внимательно, у него чувствовался опыт. Он мне ностальгически напомнил лучших советских профессоров, соответствующих этому званию. Эркенс с мягкой улыбкой, предоставил затем мне слово. Я рассказывал про особенности гипноза в психосоматике: о том гипнозе, который я разработал и применяю; об отказе от простого усыпления; гипнозе, подсказывающем больному пути выхода из ситуации, ободряющем его; о сочетании гипноза с акупунктурой при болях! Затем жена Эркенса стала демонстрировать на большой экран рисунки больной с анорексией (отказ от еды с целью потери веса), что та видела в гипнозе, а я их комментировал. Мой доклад оживил всех в зале, даже пришедшую бывшую зам. главврача фрау Пиппер, которая подпрыгивала на стуле, чтобы лучше рассмотреть рисунки. Зал проснулся! После форума подходили врачи и спрашивали о возможности приходить в клинику учиться гипнозу, и спрашивали, готов ли я организовать курсы. Профессор явно устал, на его лбу выступил обильный пот. Клизман выглядела раздражённой и озлобленной. Дегенрат был на кого-то обижен! Я остался доволен и пошёл в комнату дежурного врача. Предстояло ещё и от ночного дежурства удовольствие получить! Со мной в этот раз была жена, и нам было о чём поговорить и кого изобразить! Это была пятница.

«Ну, как форум? Я слышала, вы доклад какой-то делали? — утром сообщила мне “новость” Мина. — А мне зато Люляшка характеристику подписала! Мне её Кокиш только что дала! Вот она! Но я пока уйду из клиники, — сказала Силке, — но пообещала, что, возможно, приду! Мне как-то всё равно! Будь, что будет! Вот только Люляшку теперь осталось выпихнуть отсюда! Тогда и я приду!».

«Можно вас на минуту? — появился вслед за Барсук серб Бомбелка. Вид у него был слегка озабоченный, как будто двух копеек не хватает на компот, что он и озвучил: — Вы пока никому не говорите, никто пока не знает! Вчера умер профессор Эркенс».

«Алле, это я Мина, срочно бегу к вам! Как вам нравится? Старичок-то наш умер! Жалко, конечно, но ничего, наши Клизман и Дегенрат сделают всё ещё лучше, чем он».

«Да, конечно, — согласился я с Миной, — если они сделают то же самое, что и он». Кокиш плакала в своём кабинете: «Он очень был похож на моего дядю, такой же хороший был! Что мы теперь будем делать? Почему лучшие уходят, сейчас приедет Шнауцер». С заплаканными глазами пришёл Шнауцер: «Нет, нет! Он останется навсегда на наших дверях! Его имя останется навсегда на дверях! Пока я здесь хозяин, никто не посмеет это имя вычеркнуть! Он показал мне образец врача, каким должен быть врач! Эти все Scheiße (говно)! Эти все говно! Они говно! Но никто меня не заставит его забыть! Я их научу работать, как он, или выкину! Я не умру от инфаркта, как этот Эркенс! Я не умру от инфаркта, не дождутся!». Стены кабинета содрогались от его криков, воплей, ударов кулаком по столу. «Что будем делать, доктор?» — обратился ко мне Шнауцер. «Плохо», — сказал я. «Пойдёмте в конференц-зал, объявим этим Scheiße (говну)! Они этому обрадуются! Силке, собери всех!».

«Я вас всех собрал, чтобы сообщить: вчера умер профессор Эркенс», — выдавил Шнауцер. «Nein, nein», — затараторил Дегенрат. «Этого не может быть! — произнесла и Клизман, патетически заломила ручки и взвизгнула: — Ведь в пятницу он ещё жил! Но, знаете, я это как-то предчувствовала. Он был каким-то не таким, как всегда». Всплакнула и психолог фрау Мисс, тоже очевидно, своего дядю вспомнив. «А что вы скажете?» — обратился ко мне Шнауцер. «Это большая потеря для клиники, прежде всего, хорошего человека, хорошего специалиста. Он мне напомнил лучших советских профессоров», — почему-то сказал я то, что думал. «А когда похороны?» — осведомилась Клизман. «Да, когда?! — очень заинтересовано спросил и Дегенрат. — Отдадим долг!». Шнауцер как пришёл, так и вышел с Кокиш, сделав мне знак зайти к нему. Перед его кабинетом Клизман меня опередила и, проскочив впереди меня, закрыла перед моим носом дверь! Пришлось дверь открыть, вытянув Клизман в вестибюль, она дверную ручку так и не выпустила из рук. «Ой, ой, ой, какая беда! — притворно закатывала Клизман глазки. — Бедная жена, такого мужа потерять! Я знаю, что значит — жить без мужа! Ой, ой, ой, такой человек! Но ничего, не переживайте! — успокаивала Клизман и Шнауцера, и Кокиш. — Справимся! А когда похороны?».

«Доктор, — позвонил мне вечером домой Шнауцер, — мы тут с сестрой сидим и думаем, что делать?! Вы должны, доктор, теперь спасти клинику, только вы это сможете сделать!». — «Я не отказываюсь, буду каждый день делать обходы и лучше, если с Кокиш. Буду вносить необходимую корректировку в лечении больных и постараюсь, чтобы отток больных прекратился. Я так всегда делал — меньше теоретически обсуждать больных, а больше с ними практически работать! Беседовать с ними и меньше между собой!». «Это хорошая идея, доктор, спасибо. А что, доктор, если убрать Дегенрата? Я уже это решил!». — «Если только вы его уберете, это не решит проблему! Я бы не советовал его убирать, это нарушит равновесие системы». — «Хорошо, спасибо, доктор».

«Сегодня я продолжаю серию моих докладов по ведению документации! Конечно, профессора жалко, но жизнь идёт своим чередом», — «обрадовал» всех на конференции Дегенрат.

Шнауцер и Кокиш не объявили мне день похорон, это держалось в тайне. И только по чёрному, мятому платью Клизман, делающему её ещё больше похожей на Бабу-Ягу, и красивой, как смерть, и по чёрному пиджаку с зелёным галстуком в крапинку Дегенрата, я понял, что они со Шнауцером и Кокиш отправляются на похороны. Именно врагов профессора Эркенса повёл Шнауцер закопать, как он говорил — своего друга. «Я бы тоже пошла с удовольствием! — сказала уборщица-словенка Штильбе. — Я очень люблю ходить на похороны, в особенности, таких хороших и известных людей! Это ведь очень интересно! Только здесь в Германии не принято приходить на похороны без приглашения, а меня не пригласили! А в Словении, кто хотел, тот и приходил».

«Друзья! — собрал всех Шнауцер в конференц-зале через неделю. — Мы здесь собрались, чтобы проводить нашего руководящего психотерапевта доктора Дегенрата, который, к сожалению, у нас проработал недолго! Даже до полугода не дотянул, и вот преждевременно нас покидает! Я ожидал большего, но не все наши надежды оправдались! Он хороший врач, самый грамотный врач в Германии, пожелаем ему успеха».

«Да, конечно, жалко», — сказал в ответной речи, побитый как ребёнок, Дегенрат. Он и ростом стал меньше и выглядел, как плохой ученик в школе! Хотя сейчас он выглядел естественнее — самим собой. Клизман явно была в восторге, но сделала озабоченное лицо и образовала опять хоботок из входного отверстия! Только бровки выдавали её притворные, лукавые чувства.

«Я строил большие планы, хотел всё изменить в клинике и жаль, что не успел. Но это не моё решение и жаль, что я ухожу. Мне здесь очень нравилось», — произнёс по себе соло-реквием Дегенрат. В этот раз «лекераев» (вкусностей) не было, но два бокала игристого дешёвого вина Клизман всё же заглотнула и вконец развеселилась, как когда-то на проводах главного врача.

«Жаль, что Дегенрат ушёл, — сказала Мина, — но мне уже всё равно — всё надоело, и я тоже ухожу, так сказала Кокиш! Приду, если сдам на Facharzt(а), спасибо за поддержку, буду позванивать!». «Конечно, придёте», — пообещал я. «Да, вы думаете? — обрадовалась Мина Барсук. — Почему вы так думаете?». — «Потому что Люлинг уйдёт». «Ой, как я хочу, чтобы она сдохла! Вы себе даже представить этого не можете!». — «Почему, очень даже». — «Да?» — «Конечно, по вас видно, хотя вам и всё равно».

«Вы не знаете, как работает русское Консульство? Мне нужно паспорт поменять», — спросил я у Мины. — «А вы приезжайте, я вас на вокзале встречу и вместе поедем. Это не проблема». — «Давайте, на следующей неделе». — «Хорошо, мы вас встретим». На вокзале нас с женой встретила Мина со своей дочерью. Простояв в очереди и в страхе часа два за воротами, что к чему-то придерутся и в чём-то откажут, паспорта мы всё же получили за 200 Ђ — всего»! А жена в придачу ещё и сильную головную боль! Так бедняга своих земляков боялась!

Мина после этого звонила каждый день. Она уже не извинялась, она сделала нам одолжение и сейчас требовала вернуть то хорошее, что для нас сделала. «Узнайте, когда Люляшка уйдёт в отпуск! — дала первое задание Мина. — Пусть Люляшка напишет, что я достойна звания Facharzt(а)! Зайдите к Кокиш! Узнайте у Кокиш, и мне сообщите!». «Вот что значит, уметь что-то продать и за это назначить цену!» — сказал я жене. — Она нам сделала одолжение и теперь вправе требовать у нас расплатиться! Вот это и есть главный признак торговца!».

«Здравствуйте, — это я Мина, — ну что, поговорили с Кокиш? Пусть пришлёт от Люляшки справку, что я достойна быть Facharzt(ом)! Пусть Шнауцер и эту справку вышибет у Люлинг. Мне неохота приходить и видеть эту “люляшкину” рожу! Ну хорошо, спасибо, жду! Я буду дома».

«Шнауцер нашёл Facharzt(а) вместо Дегенрата! — объявила Кокиш на конференции, уже двух, а не трех “руководящих кадров клиники”. — Это доктор Бомбах». «Я его знаю! — обрадовалась Клизман. — Он очень хороший, не в пример Дегенрату! Это земной человек, а не психоаналитик! Он очень хороший, хотя и не психиатр, но зачем нам два, если я психиатр! Я его введу в курс дела, он ещё молодой! Но под моим руководством будет работать!» — пообещала Клизман. «Хорошо, давай, Ивона! — одобрила её Кокиш. — Действуй!». «А ты видела, Силке, какую характеристику себе Дегенрат написал? — спросила Клизман у Кокиш. — Ой, какой ужас, какой бестактный! Только он всё делал, но он почему-то забыл, что здесь ещё была доктор Клизман!» — почему-то ко мне обратилась Клизман, причём без «бумажки перед ртом».

«К нам придёт скоро новый врач — доктор Бомбах, вместо доктора Дегенрата! — радостно сообщила на конференции Клизман. — Он очень знающий, но не психиатр, но я психиатр и под моим руководством будет работать!».

«Аллё, это я Мина, можете меня поздравить! Я уже Facharzt, экзамен сдала! Почти не спрашивали, задали только один вопрос! И хоть я растерялась с этим вопросом, но, в общем, сдала! Я теперь, поздравьте меня, “знай наших”, — Facharzt! А когда Люляшка уходит в отпуск?». «Думаю, раньше я уйду», — сказал я Мине. — «Узнайте у Кокиш, и мне позвоните! Я не ищу работу! Кокиш мне обещала, что возьмёт, и чтобы я себе ничего не искала!».

«Вот молодец Мина Барсук! — сияла от радости Кокиш. — Сдала все-таки на Facharzt! Теперь Люлинг отправим в отпуск, и она нам уже больше не нужна!».

«Может, я тоже пойду в отпуск?» — предложил я, подав Кокиш заявление, которое она охотно подписала. Мина продолжала нам звонить домой, узнав, что никуда не уехали.

«Знаете, Люляшка ушла в отпуск!» — сообщила радостная Мина. — «Ну, а вас берут?». — «Ой, не знаю! Да мне как-то всё равно, посмотрим! Чтоб этой Люляшке не вернуться!».

«Аллё, это я — Мина! — раздался от неё звонок за день до конца нашего отпуска. — Это я — Мина! — кричала Мина Барсук в трубку. — Я уже тут! Я тут!». — «Где тут?!». — «В клинике, тут! Кокиш взяла меня на работу, пока как бы временно, пока Люляшка в отпуске! Теперь надо всё сделать, чтобы она не вернулась!».