«Вот теперь давай больных!» — обрадовал я жену. «Здрасьте, я их уже отправила». — «Правильно сделала, я немного устал с другими “больными”! Поехали домой, завтра будем работать». В машине, по дороге домой, пересказал разговор с Цапликом: «Я использовал приём “мне нельзя психотерапией заниматься — я никто”! Может, хоть на время отстанут!».

«Ну вот, и результат — “отстали”! — на следующий день увидела жена в том же пошлом компьютере. — Фу теперь со всеми больными беседует! Его портретов прибавилось, в разных видах и позах, лежат в вестибюле, рецептион (регистратуре) и даже на каждом столике в столовой!». — «Ладно, не зли меня, давай больных!».

«Как самочувствие, фрау Вайзэ?». — «Ничего, только вот ухо болит!». — «Ухо? Покажите! А когда вам Фу эту иглу поставил?». — «Вчера». — «Для чего?». — «Для почек — почки, сказал, надо укреплять!». — «Это он всем говорит!» — объяснил я Вайзэ. «Да, да, и всем ставит! — согласилась Вайзэ. — А что вы думаете?». — «Я уже ничего не думаю, это ваше дело! Наверное, если всем ставит, и всем в почки — следует задуматься!».

«Шнауцер совсем озверел!» — сделала правильный вывод жена. «Не переживай, мы победим! Фу-фу-фу, Китай! Мы им не “дружилка Россия”!».

«Представляете! — заскочила Мина. — Нам не дадут премии к Рождеству! Тухель сказал, что это из-за того, что строительство филиала затягивается и его открытие откладывается, много непредвиденных расходов, денег нет, но обещал выдать талон на разовое угощение в столовой будущего филиала. Когда откроем, сказал, сможете по этому талону один раз прийти и отведать Leckereien (вкусности)». — «Эти талоны уже разложили», — принесла жена их из нашей ячейки в регистратуре. «Пойду и я свой возьму! — разволновалась Мина. — Ну вот, и у меня теперь есть! — принесла она свой. — Что они написали? Ага: — Сердечно приглашаем на открытие будущего филиала центра ТКМ! Приносите этот талон, и мы вас побалуем — Leckereien(ями) überfüttern (вкусностями закормим)! — перевела Мина. — Это ж, когда будет?!». — «В следующем году», — пообещала жена. «А что же мы на Weihnachten (рождество) получим?!». — «Я уже вам сказал — мало не покажется!» — пообещал я. «Сейчас пойду, узнаю и вам скажу!» — решила Мина. «Ну что?» — спросила жена у вновь ворвавшейся Мины. «Гуд-рун и Гертруда сказали: Weihnachten отменяются!». — «Где?». — «Ну, у нас». — «А я думал, в Ватикане! Ну, это ж хорошо, готовьтесь к Песах!». — «Нет, я еврейские праздники не отмечаю, я как-то уже к Weihnachten приспособилась!». — «Нужно попросить, пусть хоть Китайский Новый год помогут нам справить! У нас же сейчас Фу!» — посоветовал я Мине. «Конечно, интересно было бы его отпраздновать, ни разу не доводилось! — живо откликнулась Мина. — Скажу Гертруде, она с Фу дружна, пусть его попросит!».

«Смотри! — показала жена сообщение в Интернете о поступлении больных на следующую неделю. — Пархатка — наш амбулаторный больной, к нам в стационар поступает. Он у нас уже месяц не появлялся». — «Да, от этого мы многое узнаем! Он во все щели пролезет со своей инвалидной коляской, очень общительный и все его жалеют. Назначь-ка ему сразу термин при поступлении, он всё равно будет к нам рваться!».

«Видели сообщение?! Ваш Пархатка поступает! — вне очереди, ещё раз прорвалась Мина. — А мне никак не удаётся его заманить к себе, попробуйте ему сказать, пусть и ко мне немножечко походит, я ему кожу почищу». — «И карманы!» — добавила жена после ухода Мины. «Никто и ничто не ускользает от Мины! — согласился я. — И всегда: “И я хочу, и мне в задницу масло!”».

«Где вы были, куда исчезли?» — спросила жена у Пархатки, когда он, не ожидая приглашения, торжественно вкатил к нам в кабинет на своём «пархаткомобиле». «Физиотерапевты мне Beine gebrochen! (ноги поломали)». — «Как это, ноги поломали?». — «Подняли меня вертикально на носилках, но забыли пристегнуть ремнями, я и ухнул на пол, и две ноги weg (потерял)! Прооперировали, вставили металлические штифты. Теперь мои ноги много весят! Мне сказали, что клиника для вас китайца взяла! Зачем они это сделали?! Я считаю, что это бесстыдство по отношению к вам! Шнауцер должен гордиться тем, что вы у него работаете — такого врача иметь в клинике! Я его встретил вчера в вестибюле, и знаете, что он сказал: “Зачем ты ходишь так долго к нему!” — т. е. к вам. — “Иди лучше, — говорит, — к доктору Хина Фу — оригиналу нашему! Попробуй, — говорит, — нашего Фу!” Но больные хорошо говорят только о вас! Но и у Фу, говорят, интересно — его Чи — гонг! Он какую-то энергию гонит! Много рассказывает про ТКМ, я его видел, очень неприветливый. Может, и мне сходить к нему из интереса? Что вы мне посоветуете?». — «Это ваше дело, я никому не запрещаю энергию “гнать”! Вы хотите узнать, как я отреагирую, если пойдёте к Фу?». — «Я знаю, что вы подумали!» — стыдливо сказал Пархатка. «Я тоже знаю, что я подумал». — «Нет, я лучше не пойду к доктору Фу, а то вы меня обратно не возьмёте!». — «Есть боли?» — прервал я Пархатку. «Да, оттого что я к вам не ходил месяц! Всё болит!». — «Ложитесь, мы вам поможем». Привычным движением Пархатка забросил ноги на кушетку, а затем «получил» и иглы, и гипноз! И Пархатка тут же привычно захрапел! «Я вам буду всё передавать, что узнаю о китайце! Буду вашим шпионом!» — благодарно заверил в конце Пархатка.

«Смотри, что написано от Тухеля! — показала жена интернетовскую страницу: — По распоряжению херра Шнауцера, возьмите нашего работника к вам на лечение!». — «Почему не к Фу?! Он же хороший специалист!». — «А вот и он! — объявила тут же жена. — Нет, чтобы согласовать с нами!». — «Ага, вот он красавец — метр с кепкой! Что болит?». — «Спину надорвал в том филиале! Я строитель, тяжести таскал за центы! Ну и жадный ваш Шнауцер! Тяжесть на спину упала, ходить не могу, он из меня инвалида сделал. Сказал, что вы даже парализованным помогаете — какой-то инвалид на коляске лечится у вас! А я не окажусь в коляске?! Спина — поясница болит до пят, в ноги отдаёт!». — «Ладно, ложитесь». — «На живот!» — уточнила, жена. «Совсем не больно! — удивился югослав после «втыкания» ему игл. — Не “больные” иглы! Я первый раз, доктор, “делаю” иглы!». — «Радуйтесь, что не я первый раз делаю!». — «Почему?» — спросил югослав, лишившийся чувства юмора еще при рождении, или заразился от Пети Шнауцера! «Знаете, доктор, вы мне, конечно, не поверите, но практически не болит! Могу ходить!» — объявил сразу после сеанса югослав, «удивив» меня и жену. «Вот, сволочь — этот Шнауцер! — и жена меня удивила своим наивным выводом. — Пархатке говорит: “Иди к Фу”, а югославу: “Иди к ним!” Знает, как Фу-фу-фу помогает…! А оплачивать производственную травму югославу не хочет, быстро надо на ноги поставить раба! А вот он и сам тебя зовёт — скотина…!» — выругалась в очередной раз жена, обозвав почему-то Петю педерастом.

«Привет, Петя!» — чуть было “педераст” не вырвалось у меня. «Рад тебя видеть, Алекс». — «Я тоже очень… Твоему рабу только что помог, Петя». — «Да, я знаю, скажи лучше, Алекс, чем ты больных у себя удерживаешь? Гипнозом, да?». — «Конечно, Петя, и ещё умением в нужные места иглы ставить!». — «Ну да, я так и понял. Они же дураки — эти больные! Им всё равно, кто иглы ставит и куда!». — «Ты, Петя, до Хина Фу сказал, что стоит только китайцу появиться — все немцы к нему убегут!». — «Скажи мне лучше, Алекс, сколько у тебя стоит сеанс акупунктуры?!». — «Не у меня, а в ценовой книге — распоряжении для врачей! Расценка: 46 евро 92 цента за сеанс. Ты что, Петя, собираешься за строителя заплатить?!». — «Ну вот, Алекс, а у Фу — 60 евро стоит!». — «Знаешь, Петя, что говорят русские женщины: “Хотеть не вредно!”». — «Не понял, Алекс». — «Хорошо, Петя, я тебе объясню! А то вдруг ты на русскую старуху нарвёшься!». — «Ты, Алекс, этому рабочему счёт не выставляй! Мы его обязаны бесплатно лечить!». — «Ты хочешь, Петя, сказать, что я обязан бесплатно работать?». — «Ну, Алекс, мы с тобой как-нибудь пообедаем вместе! Ты, кстати, с женой получил 2 талона на обед?». — «Получил, Петя». — «Молодец, а другие — дураки, их порвали!». — «Да ты что, Петя! Я не дурак, и скажу тебе по секрету: мы с женой по пятьдесят копий сделали с каждого талона, таким образом, на сто обедов всего!».

«Что этот перверз сказал?». — «Давай лучше больных!». — «Что сказал вам господин Шнауцер?» — прорвалась раньше больных Мина. «Не рвать талоны и один раз покушать в филиале». — «Нет, я не порвала, но там ещё ничего не дают!». — «Шнауцер сказал: ждать — объявит!». — «Лучше бы денег подбросил! — мечтательно произнесла, Мина. — Знаете, этот китаец всё-таки подлецом оказался!». — «Да вы что! А, что он у вас стащил?». — «Он у меня одну комнату забрал! В моём процедурном кабинете кушетку свою поставил!». — «А вы что думали?! Они же размножаются, их полтора миллиарда! Им нужно жизненное пространство!». — «Но почему моё?!». — «А это, какое приглянётся!». — «Не знаю, я о нём была лучшего мнения. Да, мне Гертруда, вот что ещё сказала, его счета больные почему-то не оплачивают, вроде большие цены заламывает! Больные охают — ахают и возмущаются! Но, с другой стороны, его можно тоже понять, он же оригинал, поэтому больше хочет!». — «Жалко, что вы нерусская женщина!». — «Как это — нерусская?! Русская!». — «Да нет, совсем нерусская, посмотрите в зеркало!». — «Ну, не знаю — я православная!». — «Ну, если так, то должны знать выражение русских женщин: “Хочется? Перехочется, перетерпится!”». — «Да, я это тоже знаю». — «И говорили?!». — «Нет, как-то не пришлось, ну, я побегу, потом забегу».

«Ты так с ней разговариваешь, как будто она юмор понимает!» — как всегда возмутилась жена. «А причём здесь она?! Я что, для неё стараюсь?!». — «А для кого?». — «Для тебя тоже, но в первую очередь для себя самого — душу отвожу! Заводи, наконец, больных!». — «Захотел! Как бы не так! Мина опять здесь!». — «Извините, я не могла не заскочить! Только что мне сообщили, что Шнауцер застукал вчера херра Тухеля с фрау Тешке». — «Ну и что?». — «Они что-то делали нехорошее! Но, говорят, секса вроде бы не было?! Можно себе представить, что бедный Шнауцер пережил! Он ведь очень чувствительный к таким вещам, тем более после потери Кокиш! И зачем на работе — это… делать?! Ну ладно, побегу! Если что — опять прибегу!».

«Отпуск возьмём после Sommerfest (летний праздник) или до него?» — спросила жена. «Ты же видишь, какие революционные события происходят в домике, возьмём позже! Может, мы ещё здесь “подсобить” сможем! Кто бы мог подумать — Тухель так навернется! А бедный Петьия одни измены переживает!». — «Он тебя, кстати, зовёт!» — высмотрела жена на второй день сообщение в том же местном Интернете.

«Алекс, ты ведь знаешь, что я тебя очень ценю — твою мудрость, твой совет. Что делать с Тухелем?». — «Гнать! Да поживей! Да метлой поганой!». — «Гнать? Ты же не знаешь, что произошло!». — «Знаю, Петя! Bude (будка) небольшая у нас, сразу “вся и всё” знают! Это, Петя, и плохо, и очень опасно! Это вредит имиджу коллектива клиники! Хорошему авторитету учреждения, его доброму имени, гордому названию, желанию его высокое имя носить, верности ему, лояльности дому этому!». — «Вот, в том то и дело, Алекс! Я, Алекс, никогда себе этого не позволял в клинике!». — «Я знаю, Петя, во всяком случае, никто об этом не знал». — «Вот именно, Алекс, я ему сказал: “Ещё раз, так сделаешь — уйдёшь!”». — «Нужно не ждать, Петя, этого раза!». — «В общем, Алекс, я ищу ему замену, а фрау Тешке я уже уволил! Скоро, Алекс, я и Фу уберу отсюда в филиал, и тогда здесь будет спокойно. Да, вот еще что, у Фу какие-то непонятные проблемы со счетами! Больные не платят, и страховки отказываются платить?! Может, ты посмотришь его счета, диагнозы, которые он ставит? В чем дело, Алекс?!». — «Не знаю, Петя, наверное, дело в Фу!». — «Да, наверное, но ничего, будет в том филиале — летом откроется». — «Ты же говорил — весной?!». — «Я тоже так думал, Алекс, но денег не хватает, много недоделок! Там будет китайский центр, и Фу будет всем массаж делать и свою энергию передавать!». — «А где он будет находиться: под кроватью или в кровати?». — «Ты всё шутишь, Алекс, а мне не до шуток из-за Тухеля!». — «Хочешь, Петя, хороший совет!». — «Ну?». — «Возьми хороших двух-трёх девушек, можно китайских оригиналок! Пусть они делают массажи — передают свою энергию! Начальник Фу — Мао-Дзе-Дун — за счёт этого долго жил — ему девушки энергию передавали!». — «Хорошая идея, Алекс, но им же надо дорого платить! А что — Фу, думаешь, не сможет?». — «Сможет, Петя, уверен сможет, если строго ему прикажешь или просто позволишь!». — «За это не беспокойся, Алекс, заходи ко мне почаще!».

«Что опять, этот перверз…?!». — «Мне удалось его сутиком сделать, а ты говоришь: “Пошли в отпуск!”. Нельзя быть такой беспечной, когда страна в идейках нуждается! Чуть было, не обезглавили Шнауцера!». — «Чего вдруг?!». — «Я совет ему дал! Вот, чёрт! Забыл ему сказать, чтобы Фу там ещё уток китайских жарил! Утром иглы — вечером утки! И энергию в постели передавать!». — «Ладно, в другой раз посоветуешь, у тебя будет ещё возможность, до открытия есть ещё время! Давай, тебя ждёт уже больной! Вот тебе — тупфер (тампон со спиртом)».

«Кто это? Что у него?». — «Этот — вчерашний, проблемы с женой, головные боли». — «Как дела, херр Маске?». — «Плохо, я свою выследил с помощью детектива! Она, представляете, ещё старше меня себе нашла! Мне 51, а она семидесятилетнего захотела — так мне обидно! Я её выгоню!». — «Когда?». — «Думаю, скоро». — «Так через два дня ведь женский праздник!», — «Да, ну и что же? Не буду я ей ничего дарить, мне очень тяжело, сердце болит». — «А вы будьте великодушны — сделайте женщине подарок!». — «Нет, нет!». — «А вы сделайте — выгоните её к празднику, пусть она порадуется!». — «Ты что! — сказала жена взглядом. — Что ты ляпаешь!». — «Вы, доктор, молодец — гений! — рассмеялся Маске. — Я так и сделаю!». — «Ты какой-то женоненавистник! Зачем ты такие вещи советуешь?!» — уже словами выразила жена, когда удовлетворённый херр Маске впал в глубокий гипноз. «Ты же видишь, что ему легче стало! Он наш пациент, а не она. Если его жена придёт, я её научу, как его дурить! Я больше мужененавистник, чем женоненавистник!».

«Ладно, ну и что — идём на Sommerfest?». — «Как тебе не стыдно спрашивать такое?! — «пристыдил» жену. — Это ж наша традиция! Мы сюда и пришли к Sommerfest! И будем, пока работаем, ходить на этот “фест (праздник)”! И почему это мы должны от Kuchen (пирожных) и гриля отказываться?! Кстати, Фу тоже пришёл к Sommerfest, начал свою энергию демонстрировать в прошлый Sommerfest, это у него сейчас второй праздник, а у нас уже восьмой!». — «Я думаю, что в этот раз Петя, ему меньше чести окажет, вокруг него меньше будет ажиотажа, — решила жена. — Он не оправдал его надежд и всем надоел! Все от него, как от назойливой мухи отмахиваются!». — «Посмотрим, хотя Пете, я думаю, он нужен, он уже его в тот филиал планирует. Здесь он Петиных надежд не оправдал — нас не потеснил, но чадит — мешает! Но Петя-дурак думает, что там без нас он расцветёт — будет энергию свою пациентам передавать, а деньги Пете!».

«Ну вот, что я тебе сказал! Вот мы и проехать не можем на врачебное парковочное место! Видишь табличка “пресса”! Вот и Петя уже со своей пламенной речью!». — «Дорогие друзья! Мы в очередной раз собрались вместе! — донеслось из Петиного сопла. — Жаль, не получилось уже в том — нашем новом филиале, нашем Schönheit (красотище — сокровищнице нашей) Sommerfest (летний праздник) провести, куда мы с сестрой наши потом нажитые девять миллионов инвестировали! Это проект моей мечты, и вскоре там будем открытие праздновать, а на Рождество “Dort werden an Weihnachten Gans gegessen (там будут нами на рождество гуси поедаться)”! Как вы знаете, дорогие гости, вот уже год, как у нас работает наш оригинал — доктор Хина Фу! Я его туда себе заберу! И сам буду больше там, а эта клиника и так развита! Теперь надо нам всем общими усилиями тот “шмукстюк (красотище)” вытаскивать, поднимать! И мы это сделаем! Мы сможем! Мы всё сможем! Мой девиз, как вы знаете: — Attacke! Attacke! Attacke! А сейчас, дорогие гости, приступайте! Genießen Sie! (наслаждайтесь)! Greifen Sie zu! (налетайте, хватайте)! К вашим услугам: Kuchen? (пирожные)! Grill? (гриль)! Getraenke! (напитки)! Доктор Хина Фу тоже к вашим услугам, наслаждайтесь и им! Пресса, постарайтесь всё показать, как есть! Там, на лужайке, доктор хина Фу к вашим услугам!».

«Ладно, пойдём, возьмём гриль, затем Kuchen, Getränke zu greifen (напитки похватаем), сфотографируем друг друга для потомков! И можно будет уходить!» — предложил жене. «А вы куда?! — подскочила Мина. — Займите и для меня столик с вами! Господин Шнауцер как всегда в ударе — красивая речь!». — «Даже лучше, чем всегда!» — поддержал я Мину. «Правда?!» — обрадовалась Мина, что я, наконец, оценил Шнауцера. «Конечно! — согласился я и добавил, подняв вверх указательный палец: — Ум и благородство имеют границы — глупость и подлость безграничны!». — «Фу тоже молодец, он так старается, и мне его бедного жалко! В этот раз к нему на лужайку почему-то мало людей прибежало! Наших, вообще, не было, я одна была, и ещё пресса. Вот прессы много было: и из газет, и из журналов! Я вас увидела и к вам прибежала. Займите мне столик, я всё же ещё раз схожу на лужайку! Надо бедного Фу поддержать!». — «Тьфу на тебя — пошлая!» — сплюнула жена вслед Мине. «Не старайся — её ничем не возьмёшь! — разочаровал я жену. — Единственно положительно, что из-за “бедного Фу” она от нас отстала! Возьмём гриль и спрячемся в нашем кабинете, а она пусть лучше на лужайке сходит, а не у нас здесь!». — «Ах, вот вы где спрятались! Ну, Фу молодец — был в ударе! Жаль только, что я одна хлопала в ладоши — аплодировала ему! Представляете, что было бы, если б не я — Фу сконфузился б! Вы, хотите — верьте, хотите — нет, а мне как-то всех жалко! Ладно, не буду вам мешать, пойду Kuchen возьму, а вы подходите!». — «Давай пофотографируемся для сериала “а мы всё ещё здесь” и поедем домой, — предложил жене. — Посмотрим, что в немецких газетах напишут».

«Я вот вам газету принесла, из Интернета распечатала. Вот посмотрите, что пишут о нашем Фу! — как всегда, прорвалась к нам на следующий день Мина. — Правда, пишут не о нём, а о филиале Шнауцера, о великом проекте века, который он осуществляет несмотря на трудности! Оказывается, мы даже и не знали: строители на водный источник наткнулись! Шнауцер думал, что это минеральная вода — Quelle (источник), и можно будет Wellness Paradise (оздоровительный рай) открыть, спа (лечебные ванны), бальнеолечебницу! Но вот, что другая газета пишет: — К сожалению, источник оказался сточными водами из соседнего Betrieb(a) (производства). А вот, и фотография нашего Фу! Конечно, он одевается не очень и маленький — незавидный! Если бы я увидела его на улице, то подумала бы, что из моего Оша — типичный киргиз». — «А по-нашему — он на чукчу похож!» — заметила жена. «Ну, чукчей я не встречала, а вот в киргизах разбираюсь! Но больные его всё равно любят! Тухель говорит, что аж до 12 больных у него!». — «Нет, четыре», — подправила жена. «А он говорит — 12! Да, вы знаете?! Завтра нас всех в 12 часов перед клиникой будут фотографировать!».

«Ну что, пойдём?» — спросил у жены. «Конечно!» — согласилась она. Слегка опоздали, народ уже толпился! Женщина — фотограф была на месте. «Вас все ждут», — объявила нам фрау Мюльхауз — имиджмейкерша для «порнозвезды» Фу и по связям его с прессой. Тут были: и Цаплик, и Гудрун, и Мина и, конечно, сам Фу! Как и положено порнозвезде он начал тут же ловко — сзади пристраиваться к Цаплику! Наконец, пристроился и не отрывался больше от того! Мина пристроилась к Гудрун! А мы с женой рядом. Раз, два, три — ещё одно фото, два, три…! Вот здесь ручку поднять Цаплику! Рот закрыть Мине! Мне положить на щит-указатель клиники руку! Ещё фото, ещё раз! Хина Фу, наконец, оторвался от спинки Цаплика и втиснулся в центр группы! «Здесь мне, здесь надо, здесь! — гортанно бормотал Фу. — Здесь хочу! Mitte, Mitte хочу! (в середине хочу)!» Пришлось ещё два раза щёлкнуть корреспондентке. «Ну, теперь все довольны?» — спросила она, имея в виду Фу. «Дай, дай, покажи!» — по-хунвейбински подскочил к ней Фу. «Он же из тех самых годов — хорошая сноровка!» — объяснил я жене. Наконец, «хунвейбин» Фу выдернул камеру из рук фотографа! «Nein, nein (нет, нет)!» — завопила та, вырываясь от Фу. «Warum, warum (почему, почему)? — настаивал Фу. — Zeige, zeige (покажи, покажи)! Will sehen, sehen (хочу видеть, видеть хочу)!». — «Всё отпечатаю, тогда все увидите!» — попыталась фотограф стряхнуть Фу с камеры, но не тут то было, Фу ещё больше навалился на камеру! Победила хунвейбинская сноровка. «Камера! Дай камера! Хочу камера! Отдай камера!» — требовал Фу. И вот, камера уже у Фу! «Дайте, я сама покажу!» — сдалась фотограф. «Давай, давай, показывай! — потребовал Фу. — А где я — это я?!». — «Да, вы». — «Нет, плохой я! Где lachen (где смех)?! Lachen нет (смеха нет)! Почему lachen нет (смеха нет)?!» — возмущался Фу. «Что получилось, то получилось — я же не могу за вас lachen (смеяться)!» — неосторожно ляпнула фотограф. «Давай ещё, ещё давай! Lachen хочу! Ещё давай!». — «Всем встать! Фу lachen хочет!». Все нехотя вновь встали в позу «lachen»! «Ну так давайте же “lachen!”» — возмутилась фотограф, глядя на перекошенного Фу. «Ждать надо, потом lachen!». И тут настала очередь фрау Мюльхауз — имиджмейкерши Фу, проявить свою находчивость: Treue, лоялитет (преданность, лояльность) к своему подопечному! Двухметровая задница, размером с большой хулахуп — сорокалетняя Катарина Мюльхауз, почти как Katharina die Große (Екатерина II Алексеевна Великая) стала перед Фу канкан делать: зад назад, ножки вперёд! Но и это не «зацепило» Фу. «Покажите ему китайские упражнения из Чи-гонг, может, это его возьмёт!» — предложила Гудрун. «Не умею, я покажу ему еще, что умею!». — «Вот, уже пошло! Пошло! Я уже lachen, lachen хочу! — закричал Фу. — Давай быстрее фото, фото делай! А теперь давай, покажи!» — вновь подбежал Фу к фотографу. «Нет, всё! Хватит! Завтра принесу!» — крикнула фотограф и пустилась наутёк.

«А вот и наши фотографии пришли!» — на следующий день распечатала жена. «Ну что ж, мы неплохо “положили” на них — на клинический щит руку, и выглядим достойно! — отметил я. — А вот и Фу! Получился хуже киргиза из Фрунзе!». — «Может, так сейчас в Бишкеке выглядят? — предположила жена. — А вот и Мина — типичная ошанка, богатая киргизка! Судя по физиономии и фигуре, владеет большой бахчевой плантацией! Вот и Цаплик — маленькая Бабка Ёжка, даже какая-то жалкая! И Гудрун не красавица! В общем, мы с тобой, по сравнению с ними, молодцы! По крайней мере, на месте больных мы таким доверяли бы! — подытожили мы с женой. — Конечно, эти фото не понравятся Петьии Шнауцеру!».

«Вы слышали, каким наглецом оказался Тухель?! — взволнованно вбежала Мина. — Он обидел Фу, а тот молодец, не растерялся и так ему дал, что аж сам бедный, весь бледный, дрожит! Бедный прибежал, и всё об этом Гертруде рассказал! Этот Тухель, понимаете ли, его отчитал за то, что ложные счета больным выставил! В три раза дороже, чем в GOÄ (Gebühr Ordnung für Ärzte — расценки врачебных медуслуг) выписал! А он бедный просто считать не умеет, вместо 60 евро — 160 поставил! Больные пожаловались, а Тухель орал на него: “Выгоню! Вот тебе — выговор пока возьми!”. А Фу: “Кто ты такой — мальчишка! Ты мне в сыновья годишься! Это Шнауцер меня постановил, Шнауцер меня и снимет, если что!” Как ему не стыдно — Тухелю! Фу, какой противный! А Фу — умница! — решила Мина, и добавила: — Вас пригласили на открытие филиала?». — «Нет». — «Меня тоже нет! А жалко, так хотелось посмотреть! Говорят, там очень красиво будет! Через два месяца — Feier (торжество)!».

«Иди, тебя зачем-то срочно Шнауцер зовёт» — сообщила жена. «А, заходи, Алекс, здесь все свои! — свои, это были Тухель и ещё пару знакомых и незнакомых личностей, приближённых к Пете — руководство нового филиала. — Садись, Алекс, мы тут собрались по одному ЧП! Друзья! — как всегда по-крысиному визгливо с пафосом крёстного отца обратился к присутствующим Pate — Петя! — Мы им со всей суровостью и серьёзностью заявим: “Мы не позволим нас бить, выбивать нам зубы, ломать челюсти нашим людям! Мы поломаем руки и ноги нашим недоброжелателям! Нас никто и ничто не остановит! Мы не будем платить никаких денег! Никто и никогда не заставит нас заплатить! И горе тому, кто будет пытаться это сделать!” Ты понял, Алекс! — уже ко мне обратился Петя. Тухель и остальные сидели, понурив головы в позе «наших бьют» или, вернее, уже побили! — Так вот, Алекс, ты же знаешь нашего лучшего друга, который славно прошёл всю войну в Югославии на стороне НАТО — нашего Фридриха! Так вот, эти подонки из Ostblock (стран Варшавского договора)!». — «Кто конкретно?» — спросил я. «Ну, те же македонцы, только теперь на нашей территории, на территории нашего филиала высадили Фридриху от 10 до 12 зубов, сломали челюсти и порвали рот! И всё это только лишь из-за того, что я этим наглецам отказался заплатить 100 тысяч евро, потому что они плохо работу выполнили — много недоделок в строительстве! А наш Фридрих охранял объект. И вот — эти подлецы пришли и потребовали у Фридриха деньги! Он сказал, что у него денег нет, вот они и совершили над ним самосуд! Они линчевали нашего Фридриха!». — «В полицию заявили?» — осторожно осведомился я. «Нет, Алекс, надо без полиции уладить! Я вот чего боюсь, Алекс! Они ведь ещё могут прийти — эти македонцы, и даже у меня деньги потребовать, и у меня зубы высадить!». — «Так у тебя же, Петя, вставные зубы!». — «Всё равно, Алекс, жалко! Вставные ведь тоже мои! Что посоветуешь, Алекс?!». — «Принять бой, Петя!». — «У нас, Алекс, есть знакомые среди разных народов!». — «Мульти-культи!» — предположил я. «Да, да, Алекс, правильно! Может им поручить разобраться?». — «Нужно подумать, Петя!». — «Я, Алекс, вот ещё чего боюсь! Это же — “Ост-блок”! Они “Молотов-коктейль” могут подбросить и сожгут наш филиал! Но денег всё равно не хочу отдавать! Заходи завтра — поговорим, посоветуемся! Никому только не говори!».

«Что хочет перверз?» — спросила жена. «Наших бьют — летят зубы! Люди гибнут за металл! Фридриха (Фрица, по-нашему) порвали, как сейчас в России говорят!». — «Какого Фрица?». — «Ну как, какого! Не Энгельса, конечно! Был такой здесь и к нам пару раз заходил!».

«Вы слышали, Фрица поломали?! — прибежала взволнованная Мина. — Какое горе, что делается! Только никому не говорите! Эти македонцы разбежались, и со всего разбегу вышибли у Фрица оставшиеся после Югославии все 4 зуба мудрости, и ещё что-то порвали!». — «Рот порвали!» — уточнил я. «Да, правильно, а вы откуда знаете?! Что делается?! Ладно, побегу, если узнаю что новое, прибегу! Бедный Фриц, бедный Шнауцер, бедный Тухель, бедный Цаплик!».

Едва успев выбежать, Мина тут же вбежала: «Как вам нравится! Эти сволочи: Шнауцер, Тухель и подлый Цаплик, что вы думаете — они сделали?! Взяли для меня какого-то врача — Писару! Что они творят?! Он же ничего не понимает!». — «Писару взяли?! А у вас что, своей “писары” нет?!» — возмутился и я. «Да нет, вы не поняли! — возмутилась и Мина. — Не “писара”, а Песара!». — «А, понятно! Это, наверное, какой-то португалец или испанец?». — «Не знаю, не знаю — мне всё равно! — причитала Мина. — Они этого Песару взяли, и меня не спросили! Говорят, он тоже “альгемайнмедицинер” (врач общего профиля)! Сказали, что всё умеет и будет там работать! Ладно, побегу! И что делать мне сейчас?! Мне надо очень многое сейчас успеть! Мне, извините, материться хочется! Пошли они все на х^*й! Извините за выражение! Пусть сдохнет этот старый засранец — Шнауцер! Пусть сдохнет этот бля… — Тухель! Пусть сдохнет этот рахитик — Цаплик! Хотя я никому зла не желаю! А вечером им всем даже свечки поставлю! Побегу, мне надо сейчас многое организовать поддержите меня, буду благодарна».

«Как ты говоришь: на каждую жопу свой мастер!» — вспомнила жена одну из моих любимых детских поговорок. «Ну понятно, Шнауцер мечтает в том филиале купоны стричь! Набрал экзотов, да ещё дешёвых и не немцев! Но не учёл Петя, что Мина — это не мы! Он её спугнул! А когда туалетную муху вспугнёшь — она будет жужжать, летать над головой, искать другую кучу! Будет и до головы доставать, и в лицо лезть, в общем, яйца глистов разносить! Это он зря — неаккуратно!». — «Так он её и прихлопнет!» — решила жена. «Нет! Мину, никогда! Она как зажужжит, как выстрелит ему в рожу! Да так, что Пете мало не покажется! Хотя, конечно, он будет скалить старые клычки и даже рычать! Ты понимаешь, что она хочет! Она хочет организовать народ, зовет всех на баррикады за неё сражаться! Мы молча сами за себя сражаемся, а она свою проблему делает общей проблемой — твоей проблемой!». — «Так это же, как у сионских мудрецов!» — предположила жена. «Нет, я делаю свою проблему проблемой врага, а не проблемой друга! Мои проблемы я сам решаю! Мина к “нам” не принадлежит, она по другую сторону баррикады! Никого не надо посвящать в свои слабости — свои проблемы, другие могут это использовать!».

«Ты прав, она уже здесь жужжит!» — объявила жена. «Только что была у Тухеля и сказала ему: “Делайте что хотите с этой Писарой, ой, с этим Песарой!” Я сама уже запуталась! Сказала ему: “Платите мне мою среднюю зарплату, плюс надбавку за Песару — и я отстану!” — “Посоветуюсь со Шнауцером”, — сказал он мне! Ещё была у Гудрун, она тоже возмущена этой Писарой — он ведь ничего не умеет!». — «А вы его уже видели?» — спросила жена. «Нет, и видеть не хочу! Я и так о нём всё знаю! Вот, все его документы собрала! Он, видите ли, пластической хирургией владеет и разными другими фокусами! А я так считаю, что он имеет право только то делать, что я могу, а то, как я — leitende (ведущая) врачиха смогу его проконтролировать! Сейчас побегу, скажу это Тухелю, потом заскочу! Вы пока больных не заводите, я сейчас же обратно!».

«Ну что?». — «Он, сволочь, говорит: “Не тревожься, Мина, дай человеку поработать! Он будет совсем другую работу выполнять ту, которую ты не умеешь! Дай ему шанс!” Ещё чего захотел — сволочь! Я ему наработаю, мало не покажется! А где они его, вообще, нашли этого подонка-“пластика”! Пойду прямо сейчас и спрошу у этого рахитика-карлика Цаплика: “Почему они без моего разрешения эту Писару приняли?!”».

«Так вот, оказывается, что они задумали! — вновь заскочила Мина, уже практически не ускакивая. — Его Bewerbung (резюме) у Цаплика уже полгода лежит! И договор с ним они, видите ли, без меня подписали! А как они вообще, так, с бухты-барахты, это делать могут?! Какое имеют право?! Я же leitende (руководитель)!. Сейчас побегу, еще медсестёр настрою: не впускать его в сестринскую без моего разрешения, не давать перевязочный материал, мази, дезсредства и прочие “Materialien”. Сейчас же прибегу!».

«Она сделала из нашего бюро свой штаб!» — предположила жена. «Конечно, плохо, но зато как интересно! Враги должны иметь свои проблемы, и не мешает знать какие, чтобы случайно не влезть между врагами!».

«Всё вроде сделала! — как и обещала, прибежала Мина. — Давайте теперь вместе требовать у Шнауцера повышения зарплаты и предупредим, если нет — уйдём вместе, хлопнем дверьми! — предложила Мина. — Сейчас побегу к Тухелю и сообщу этому уроду!». — «Так вот, я сказала, что нам с вами давно надо набавить денег!». — «Это вы зря, — осторожно заметил я, — лучше нам по-отдельности что-либо требовать! За нас не говорите, а то поймут, что мы сговорились и просто так пугаем!». — «Ну и не надо! — надулась Мина. — Я и не сказала! Он всё равно сказал, что Шнауцер только тогда будет деньги раздавать, когда вернёт эти свои девять миллионов и станет богатым!».

«Ладно, схожу пока в туалет! От этой Мины у меня уже полная “писара”!».

«Ага, давно вас не видел! — увидел меня Тухель, как будто карауливший неподалёку от нашего бюро в фойе. — Как дела, как здоровье? Вот сейчас вы хорошо выглядите, а несколько недель назад я, честно, за вас уже переживал!».

«Что надо, Тухель?! — нарочито нагловато, без излишней вежливости, ответил я на его восторг. — Я вас тоже давно не видел! И, вообще, где вы пропадаете?!» — использовал я свой давний приём — времён Душанбе, работая инженером после окончания техникума. Это когда я исчезал на пару недель на озеро — места отдыха трудящихся, а наглое начальство спрашивало: «Есть ли у вас больничный лист?!» — они, видите ли, давно меня не видели. «И я вас почему-то давно не видел!» — отвечал я. «Да нет, я всегда здесь, — смутился Тухель и предложил: — Я вот что, хотел бы с вами термин (встречу) назначить. Шнауцер хочет вам изменить условия оплаты, чтобы вы больше зарабатывали денег — надбавить вам». — «Вы что, Тухель, знаете меня за наивного человека?!». — «Нет, нет!». — «Ну, так имейте это в виду!». — «Нет, просто Шнауцер собирался с вами поговорить». — «Ага, вот почему он пожрать с ним предложил, чтобы потом два пальца в рот вставить! — промелькнуло у меня, и я сказал: — Передайте Шнауцеру, Тухель, что в деле “вернуть девять миллионов” я ему не помощник!». — «Нет, нет, вы не правы! Он хочет…». — «Я знаю, что он хочет! И вы это тоже знаете! Я не соглашусь ни на какое ухудшение трудового договора!». — «Да, да, я бы тоже не согласился, — «поддержал» Тухель, — но, насколько я изучил господина Шнауцера, он хочет вам только хорошее». — «Вам, Тухель, надо ещё многому учиться!». — «Да, да, — это из-за того, что вы дольше работаете?» — заискивающе заулыбался Тухель. «Не только! А так, я тоже всегда рад вас видеть». — «Да?! Почему?» — не понял Тухель. «Просто вы очень симпатичный мужчина», — похлопал я Тухеля небрежно по плечу.

«Только что пообщался с Тухелем», — сообщил жене. «Да ты что! Мина уже сработала?!». — «Нет, не совсем, они без неё это решили, но не решались нам предложить, не знали, как подступиться! А Мина, как всегда, переносчик заразы — катализатор гнилостных процессов, проще говоря: говно разносит!».

«Муха вновь здесь!» — порадовала жена. «Конечно, она же всё видела через свою замочную скважину!». — «Ну что, поговорил господин Тухель с вами о новых условиях трудового договора?». — «Нет». — «Нет, а о чём?!». — «Он обещал познакомить меня с Песарой». — «Странно, а вы что?». — «Сказал, чтобы вас не трогать! Вы незаменимы и даже очень хорошая». — «Скажите, пожалуйста, что мне делать, что ещё предпринять?». — «Как что?! Вы немало сделали! И правильно делаете, они неблагодарные несправедливы к вам, вы столько лет работаете за копейки, за центы, а они вам чёрной неблагодарностью отплатили». — «В том-то и дело! Вот, ваш Фу хотя бы что-то умеет, а этот ничего!». — «Чужой Фу всегда хорошо умеет!» — заметила жена. «Почему чужой? Он же ваш Фу!» — удивилась Мина. «Короче, наш Фу лучше вашей Писары! Чужой Фу всегда лучше своего Фу!» — подытожил я.

«Вот сволочь и дура одновременно, а ты говоришь, сионские мудрецы имеют к ней отношение! — укорил я жену. — Она, по моей классификации, смесь глупцов с подлецами — самая частая смесь!». — «Что будем делать с Барбосом?» — спросила жена. «Ты имеешь в виду — изменение договора об оплате? Я специально шуганул Тухеля! Пусть передаст Шнауцеру, иногда удаётся на время спугнуть шакалов! Ясно одно — ему сейчас невыгодно, чтобы мы ушли. Там, в ещё новом его “клоповнике” ничего не происходит и неясно, что там, вообще, получится! Хотя нам уже ясно — просрался Петя! Не видать ему девяти миллионов, выброшенных под хвост Кокиш! Ему пока еще ничего неясно, но уже встревожился навозный жук — куча уменьшилась! Хотя римский император сказал: “Деньги не воняют!” — вводя плату за общественные туалеты, но сравнение Шнауцера с навозным жуком уместно! Вот видишь, Мине удалось сделать свою проблему частично и нашей! Хорошо работает, хотя и на другом уровне, чем мудрецы, но инстинктивно хорошо! Подлецы, надо отметить, очень изобретательны в придумывании гадостей! Они не долго думают, это у них в генах — само собой получается! Кроме того, они не терзают себя угрызениями совести!».

«Что будем делать?» — спросила жена. «Тянуть время — это всегда выгодно, если враги заставляют что-либо сдать. Сдаться всегда можно успеть! Иногда обстоятельства заставляют врага от тебя отвлечься! Не бывает благоприятного момента для сдачи своих позиций — сдашь одно, враг потребует сдать и остаток! Это неплохо бы и Израилю понять!».

«Чем позже сдадим, тем больше денег накопим для пенсии — надо тянуть!» — согласилась жена. «Поэтому Шнауцер и оживился из-за нашей уязвимости перед пенсией! Уйдём — пенсия будет меньше! Чем позже Шнауцер осмелится гадость предложить, тем лучше! А там переговоры! Затем тянуть с подписанием нового договора! И, наконец, послать всех “на писару”!» — пояснил я.

«Муха жужжит!» — сообщила жена. «В общем, могу вам сообщить! Я уже видела Песару, имею его фото во весь рост!». — «Ну и как?». — «Фу! Какой противный! Похож на Цаплика: такой же маленький, худенький, чистенький в костюмчике, при галстучке — урод, в общем! Удавила бы гадюку! Хотя, знаете, их тоже можно понять, они хотят денег! Пусть и мне тогда платят, и я отстану! Вы знаете, что в субботу состоится открытие того филиала! Приглашена пресса, “проминенты (важные персоны)” из всей деревни! В общем, там будет Fest (праздник) и открытие Feier (торжество)! Сегодня Фу туда переселят. Вам-то хорошо, а вот Гертруда говорит: “Буду скучать, тосковать по Фу!” Он хотя бы что-то может, в отличие от моего Писары». — «Чужая “писара” всегда толще и больше может!» — согласился я.

«Фу выносят! — радостно подтвердила жена. — Только что видела: Hausmeister (завхоз) погрузил все его травы, фонарики китайские, стол, лежаки, а его самого, с таблицами у него в руках, вывела Мюльхаузен и усадила в закрытую хозяйственную машину! Вот смотри!».

«Моя едет, едет моя — туда едет, — бормотал Фу, — моя поехала, Tschüß (пока)».

«Чу, чу, чу», — сопровождала заплаканная Гертруда процессию. «Чу! Чу! Чу! — радостно кричали мы с женой, прыгая по кабинету и приговаривая: — Чу, чу, чу — изыди, Сатана! Фиги, фиги показывай вслед! — научил я жену. — Пфуй, пфуй, пфу, пфу, пфу! — сплюнули вслед через открытое окно. — Ура! Прорвали немецко-китайскую блокаду! Интервентов отбросили! Вот сволочь Шнауцер! Нас не позвал на этот Feier (торжество)! И очень хорошо! Мы бы ещё подумали или выходные тратить! Хотя, конечно, пошли бы от любопытства!».

«Была я на Feier в субботу!» — объявила Пусбас Гудрун в понедельник на утренней конференции, заговорщицки глядя на меня. Всего пять сотрудников было на конференции. Чтобы не тратить время в 12 часов на одночасовой дневной конференции — на утреннюю конференцию ходил. И, кроме того, в понедельник утром получаешь больше информации о больных за выходные. «Очень было смешно, — хихикала Гудрун, — как жена Цаплика, как паршивого мальчишку тащила его за шиворот, затыкала ему рот, если он что-либо сказать хотел! А он бегал за ней, вернее, она его впереди себя толкала! Фу, какая отвратительная сценка!» — поморщилась Гудрун. «На каждую жопу — свой мастер!» — привычно, но уместно промелькнуло у меня, хотя в данном случае не Цаплик, а его жена была мастер! «Ну, а Шнауцер? — поинтересовался я. — Кто его толкал?». — «Он был очень растроган хвалебными речами в его адрес, даже слёзу пустил! А жена Цаплика так противно прижалась к сестре Шнауцера! Сейчас покажу!» — изобразила Гудрун, противно прижавшись к медсестре, приподняв левую бегемотовскую ножку, как это жена Цаплика сделала. «Пфуй, пфуй!» — поморщились психологи, медсёстры и еще пару сочувствующих в знак солидарности. «Да, Фу тоже там был, получил свой кабинет, нажарил уток для гостей. Шнауцер о нём всего только пару слов сказал: “Оригинал у нас сейчас есть и на все руки мастер! Вот и уток вам нажарил, greifen Sie zu (расхватывайте)!” — сквозь слёзы растроганно объявил всем Шнауцер, и все зааплодировали!» — закончила повествование Гудрун. «Может, он всплакнул из-за того, что много денег потратил? И к девяти миллионам еще 300–400 евро за утки прибавилось!» — нарушил я умиление присутствующих. «Кстати, на вопрос журналиста: ожидает ли он Gewinn (деловой выигрыш), Шнауцер ответил грустно: “Этого я не знаю”», — подтвердила Пусбас мою догадку.

«Я вам как-нибудь всё расскажу! — заскочила после утренней конференции Мина. — Гудрун мне всё рассказала! Кстати, вы знаете, каким подлецом оказался Фу?! Он обобрал бедную Гертруду, похитил её Materialien, инструменты и всё туда в филиал забрал! А я опять была у Тухеля. Дайте мне денег, сказала ему! А он: — Я тебе могу всё пообещать, но деньги ведь у Шнауцера! Сегодня, в 12 часов, сходка у Цаплика состоится, и Песара там будет, и Тухель. Наконец, и меня позвали, и я им всё и вывалю!».

«Ого! — с уважением оповестила жена, выйдя в фойе. — Всё слышно: Мина кричит, Цаплик визжит! Ну вот, наконец, и она сама!».

«Ну что?!» — набросились мы с женой впервые так нетерпеливо на Мину. «Что вам сказать! Это было что-то с чем-то! — сверкая глазами, пыхтела, как самовар — красная, как свекла Мина. — Оказывается, этот красавец ничего не умеет! Он, конечно, умеет, но я не дам ему работать! Я ему кучу вопросов на-задавала! Цаплик орал, что это неважно, а Песара мне: “Что вы такая агрессивная?! Я ведь не знал, что вы здесь тоже работаете!” В общем, порешили: он будет два дня здесь, когда меня не будет! Будет новых больных принимать, а остальные дни там! Я уже настроила нашего доктора Эсера, Карла-Хайнца, что Песара и у него работу заберёт! Бедного Карла — Хайнца уже всего трясёт от злости! Медсёстры тоже его уже терпеть не могут и Гудрун тоже! Это ведь Цаплик, оказывается, его нашёл. Так, что ему ещё такое бы сделать?! Посоветуйте, что ещё надо, подскажите! Ах, да! Вот глупость сделала! Почему это, он должен быть здесь, когда меня не будет?! Именно пусть будет здесь, когда я здесь! Пусть сидит и ждёт, когда я его вызову и поэкзаменую! Он, оказывается, вены умеет склерозировать! Всё может — сволочь, и я у него чему-нибудь поучусь!».

«Молодец Мина, учиться надо у неё!» — восхищалась жена. «Да, у подлецов можно многому поучиться!» — согласился я. «Да нет, этому не научишься!» — заключила жена. «И это правильно», — согласился я.

«Все указатели к Фу сняли! — порадовала жена. — Но портреты его ещё остались, дух Фу ещё витает! Всё же, больные стали просить у нас уже три сеанса в неделю, как и до Фу, а не два, как при нем! Завтра один день выходной, отдохнём!».