Глава 23
Зробы з Ивана пана… Дураки спрашивают советы, и дураки их дают!
«Хотела бы с вами поговорить», — остановила меня в туалете Пусбас между «Ж» и «М» после «секретного» сообщения Пети. «Хорошо, только сначала сюда! — указал я в сторону М. — А затем к вам!» — указал я в сторону Пусбас. «Правильно, и мне тоже надо!» — согласилась Пусбас, что по ней и так отчетливо было видно, и указала в сторону «Ж».
«Ну, как вам нравится обстановка в клинике?». — «Как всегда… — ответил я уклончиво и, сделав паузу, спросил: — Вы имеете в виду…..?». — «Да, да, Шнауцер берёт нового главного врача!». — «Да вы что?! — притворно изумился я. — Кто! Кого? Кто это? Когда и что вдруг?! Почему не вас?! Вы очень даже хороши! Что себе Шнауцер думает!» — «Вот и я так считаю», — согласилась грустно Пусбас, как тогда, когда её Дегенрат лупил, а я — дурак, заступился. «Так вы ему это и скажите — Шнауцеру!» — предложил я Гудрун. «Я уже сказала». — «И что?!» — «Обещал, что я буду главной, а не главный будет главным!». — «Как и всем обещает, и мне обещал: “Ты главный, а не Вонибергер!” — подумал я, и посоветовал Пусбас: — Так вы и держите себя, как главная! Не сдавайтесь! Вы же первой пришли сюда! Не уступайте своих позиций и не бойтесь!» — «Я и не боюсь, и буду отстаивать свои позиции, а вы мне помогите! Спасибо! Нам надо держаться вместе!» — «Кому это “нам”, и кто это “мы”?!» — пронеслось у меня.
«Мы теперь с Гудрун одна шайка-лейка!» — сообщил жене, которая уже больных полным ходом лечила. «Да пошла она к чёрту! — отреагировала жена. — Здесь больных полно, помогай! А вот и Мина!».
«Ну, что новенького, что вам Гудрун в туалете сказала?» — «А вы что, в унитазе спрятались?! Она сказала: “Патриа О Муэртэ! Но пасаран!” А из-за места событий получилось: “Но писяран!”» — объяснил я Мине содержание «новенького». «Почему?» — как обычно, не разобралась Мина. «Ну, надо же всем держаться против общей угрозы — иностранного вторжения в клинику! Главный ведь чех!». — «Да, да, он очень противный, отвратительный тип, и его надо гнать!» — поддержала горячо Мина. «Но он ещё даже не пришёл!» — отметил я. «Но он же придёт!». — «А откуда вы знаете, что он отвратительный?». — «Мне Гудрун всё рассказывает, у меня с ней всё хорошо!». — «А вы не думаете, что у вас с ней всё хорошо из-за того, что новый главный приходит!». — «Почему?». — «Ну, хочет Гудрун всех на свою сторону против него перетянуть! Если его не будет, то она станет главным врачом, тогда вы не нужны будете! Вот тогда она развернётся!». — «Нет, она очень приятная женщина, и она ко мне хорошо относится! И знаете, даже Дегенколб с ней хорошо, они подружились, и он ей пообещал её поддерживать в борьбе против этого Цаплика. И вы знаете, что и Шнауцер предлагает дружбу Пусбас?». — «А, она?». — «Сказала, что пока занята! Но может быть…?! Шеф сказал, что она ему очень нравится, и она будет главной в клинике!».
«Что будешь делать? — спросила жена по пути домой. — Я сегодня устала», — призналась она. «Конечно, — согласился я, — ты ведь практически одна работаешь, а я больше занимаюсь ситуацией в клинике! Эту ситуацию нельзя недооценивать! Если победит Гудрун и, как видим, Дегенколб к ней присоединился, обстановка для нас будет несносной! Эта Гудрун опасней Клизман: энергичная, как бегемот, упорная, как носорог!». «Да, — согласилась жена, — период перестройки и ускорения». «Кроме того, Шнауцер сейчас не заинтересован в спокойной обстановке в клинике! На его паршивой душе неспокойно и он постарается, чтобы всем жизнь мёдом не показалась!» — добавил я. «Обстановка будет несносной, придётся уходить! И Мина тут же к ним присоединилась! Что в ней больше: трусости или подлости?» — как бы про себя рассуждала жена. «Это одинаково в ней распределено! Таких людей большинство, они всегда за толпой, за “сильных”! Они доедают остатки за “сильными” — это “падальщики”! Они с пониманием воспринимают, если “сильные” и их побьют — это право “сильных”! Они гордятся дружбой с “сильными”, даже если им самим приходится за эту т. н. дружбу расплачиваться!». — «Ты так их описываешь эмоционально!» — удивилась жена. «Потому что я их встречаю с детства, и с детства презираю! Был в моём классе один, помню! Нам было тогда по 14 лет. Купили билеты в кино, а там, около касс, всегда “шакалы” крутились. Один такой “шакал” подошёл к этому однокласснику, слегка прошёлся по его щекам и потребовал, как я понял, привычные три рубля — тоже в кино надо. Мой одноклассник с готовностью ему их выдал, как будто уже заранее заготовил для такого случая. “Шакал” их выхватил, дал однокласснику лёгкий подсрачник на прощание, а сам поплёлся к кассе. Я не вмешался, потому что не почувствовал конфликта между “рукой дающей” и “рукой берущей”! “Это мой хороший друг! — объяснил мне “спонсор шакала”. — Он всегда за меня заступится, если кто-то полезет!”. Мина относится именно к такой породе “одноклассников”. Но дело не в Мине! “Мины” всегда были и будут! Дело в “шакалах” — с ними надо сражаться! Гудрун и Дегенколб у нас их представляют! В коллективе всегда надо их определить и по ним наносить удары!». — «Их ведь несложно определить», — предположила жена. «Нетрудно, если есть ум и наблюдательность, и если сам не “шакал” или “падальщик”! Даже на государственном уровне это происходит!». — «Ты имеешь в виду Америку?» — поняла жена. «Именно! Буш “падальщик” и удар нанёс по слабому Ираку, выбрав себе лёгкую добычу! Истинных виновников теракта в Америке не решился трогать — решил, что это ему не по зубам! Ещё более яркий пример — израильские правители! Отдают “другу” Аббасу “трёшку за трёшкой” — поселение за поселением, террориста за террористом, и говорят: “Это наш друг — Аббас, он у нас всё берёт, что даём! Не отдадим — всё равно сам отберёт!” Мой бывший одноклассник, видать, сейчас и правит Израилем?!».
«Зайди! — предложил Петя, завидев меня на следующее утро в коридоре. — Послушай, Алекс, откуда Кокиш все новости — всё, что в клинике происходит, знает?! Как ты думаешь? Она и о Дегенколбе знает, и о Цаплике, и о Пусбас! Всё знает и считает, что Цаплик неподходящая кандидатура для главного врача!». — «А ты, Петя, не понимаешь откуда?». — «Да, откуда?». — «Пусбас ведь подружка Клизман и ей всё рассказывает! А Кокиш — подружка Клизман!». — «Точно, Алекс, ты прав! Как я это не подумал?! Вот сволочь — эта Пусбас! Я её выгоню, но пока не могу, врачей нет! Вот сволочь, постоянно ко мне заходит и: “сю, сю, сю — Я вас люблю!” — говорит. Конечно, не в прямом смысле говорит, что любит, а так, как бы уважает! Она, конечно, мне тоже не нужна!». — «А, ты, Петя, знаешь, что Дегенколб уже сотрудничает с Пусбас по борьбе с Цапликом!». — «Да ты что! Почему?!». — «Я же тебе говорил, что Пусбас не перенесёт понижения в должности! Ты раньше её на пьедестал водрузил — объявил главным врачом! А теперь её понижаешь в должности! Вот она и будет сражаться с новым пришельцем! Это было запрограммировано!». — «Знаешь, Алекс, пусть сражаются, это даже лучше!». — «Почему?». — «А, почему нет?! Я люблю, когда сотрудники сражаются между собой! Хорошо, когда они не дружат!». — «Но Дегенколб как раз-таки подружился с Пусбас!». — «Вот за этим я, Алекс, буду следить! В клинике много больных, и это хорошо! Идёт большая прибыль!». — «Это может, Петя, быстро измениться! Сражения сотрудников обычно уменьшают количество больных в клинике! Больные чувствуют неспокойную обстановку! А враждующие стороны настраивают их против “противной” стороны!». — «Вот, если больных станет меньше, Алекс, то я Пусбас выгоню! Скажи лучше, Алекс, зачем мне нужна Кокиш?!». — «Я и сам этого не пойму!» — согласился я с Петей. «Знаешь, Алекс, я её пошлю к чёрту! Она мне не нужна, буду больше работать!». — «Наверное, тебя тянет к Кокиш!» — предположил я. «Может быть! — согласился Петя. — Но, почему?!». — «Ну, это очень сложный вопрос — философский! — согласился я с Петей. — Наверное, так природой задумано?» — предположил я. «Но, это ведь какое-то сумасшествие, Алекс! — изумился и одновременно возмутился Петя. — Вот как всё интересно и ненормально устроено! — восстав против природы, глубоко опустив голову, как баран глубоко задумался Петя и понял: — Но ты, Алекс, мудрый человек и с тобой интересно! Мне сразу как-то легче становится, и все понятно после разговора с тобой! Заходи ко мне почаще!». — «У тебя, Петя, всегда люди в кабинете». — «Нет, Алекс, для тебя мой кабинет всегда свободен, заходи без стука, спасибо тебе!».
«Что он хочет?» — без слов спросила жена. Рядом лежали больные на кушетках. «Хочет дружить и не понимает, зачем нужны половые органы и половой инстинкт», — шёпотом пояснил жене. «Он прав, — согласилась жена, — они и так у него уже никакой роли не играют».
«Цаплик пришёл! — ворвалась в кабинет Мина. — Всех зовут в конференц-зал!». — «Действительно, Цаплик, или цыплёнок: щупленький, маленький, плюгавенький, изогнутый, как у Бабы-Яги носик! — отметил я про себя. — Одет не как немец: белая рубашечка, костюмчик новенький, туфельки блестящие, запонки, галстук подобранный под костюм, волосики прилизанные назад и только отдельные вихорки торчат из темечка, личико как у Бабки Ёжки, но не старой, а лет 45-ти — 47-ми». Здесь все «силы» уже были собраны. Впереди всех — Пусбас, рядом — Дегенколб, около них — Шнауцер Петя и рядом с Петей, как бы прижавшийся к нему от страха — Цаплик.
«Дорогие друзья! — встав за трибуну, торжественно и громко затараторил Петя. — Я рад вам сообщить, что у нас с сегодняшнего дня новый главный врач — доктор Цаплик! Но правит у нас “триумвират”, и править будет — триумвират власти! — кивнул Петя и в сторону Пусбас и Дегенколба. — Этот триумвират и будет располагать полнотой власти в клинике, а я буду очень редко здесь появляться! Я полностью доверяю этому триумвирату опытных руководителей! У нас сейчас много больных, дела идут неплохо, но нам нельзя расслабляться, удовлетворяться достигнутым — нужно ещё лучше работать! Сейчас период нестабильной экономической обстановки и в стране, и в мире! Надо радоваться, что мы имеем работу, вовремя получаем зарплату! Доктор Цаплик имеет ещё и экономическое образование, и клиника будет развиваться. А вы все, помогайте доктору Цаплику!» — предложил Петя жестом Пусбас. Слово взял и Дегенколб, который согласился со всем, что сказал шеф: «хорошо, и ещё больше хорошего надо». Затем на трибуну взошла Пусбас: «У нас в клинике дела идут хорошо, много больных и я забочусь о них! Больные довольны клиникой, клиника на хорошем счету! Теперь мне в помощь пришёл доктор Цаплик, и я надеюсь, что он будет мне помогать справляться с лечением больных! Будет вести не менее 10-ти — 15-ти больных, дежурить! В общем, всё делать, что необходимо делать в клинике!» — пообещала Пусбас сладкую жизнь Цаплику, сделав из него своего помощника, а не — наоборот. Потянулся и Цаплик к трибуне. Вяло и тихо сообщил, что мир полон конкуренции и если хотим выжить в этом мире, нужно уметь конкурировать с другими. Не сообщив при этом, как! Все разошлись, а Цаплик стал благоустраиваться в кабинете Клизман, содрав с дверей табличку со словом «Клизман»! Установили новую табличку с перечислением всех его прошлых титулов и нынешней должностью главного врача. Но и Пусбас со своей двери табличку с надписью: «Главврач» не сняла! И она оказалась главным врачом! Не убрала она эту табличку: ни на второй, ни на третий день, ни даже на четвёртый…! И то ли поэтому, то ли от своего безволия поплёлся Цаплик со всеми на следующий день к ней в кабинет на конференцию! Пусбас у окна за своим столом, а Цаплик на стуле со всем «простым людом» у двери, даже не около стены. А раз она у окна и в своём кабинете, то она, Пусбас, и стала вести конференцию и раздавать поступивших новых больных! И как сказали бы в Российской Федерации: «и попал Цаплик под раздачу»! Из девяти поступивших новых больных, Гудрун щедро семерыми его одарила! Кроме того, посоветовала ему ещё две психотерапевтические группы вести! И в субботу прийти, и провести ознакомительные беседы с новыми, желающими попасть в клинику пациентами! И Цаплик всё брал и брал — всё, что раздали!
«Ну, что за Цаплик такой?» — спросила жена. «Дурак и импотент!». — «Ну, это видно по нём», — не удивилась жена. «Уже самая большая его ошибка, что конференцию не у себя в кабинете проводит, а поплёлся к ней — к Пусбас!» — добавил я. «Самая его большая ошибка, что он никчемный!» — предположила жена. На следующий день всё повторилось по тому же сценарию, с той разницей, что Пусбас объявила: идёт на неделю в запланированный отпуск. Едет в Дубаи, где уже была — райский уголок! А всем надо её ждать, работать так же, как сейчас хорошо, и главное ничего не менять в организации работы клиники, посмотрела она предупредительно строго в сторону Цаплика, сжав его своим взглядом! «Что будешь делать?» — спросила жена. — «Буду его “тушку” раздувать, укреплять! Попробую из цыплёнка боевого петушка сотворить!». — «Бесполезно, напрасный труд!» — махнула рукой жена. Даже без Пусбас, на следующий день поплёлся Цаплик к ней в кабинет на конференцию, и хотя Гудрун уже в Дубаях была и со старыми арабами «якшалась», её дух всё равно витал в кабинете! А ее место заняла старая психолог — старуха фрау Пендель. Видать, Пусбас ее своим заместителем оставила, и Пендель пошла по «гудрунской лыжне» командовать и управлять! И снова Цап-лик «попал под раздачу» — получил ещё пять больных к уже имеющимся у него семерым! Попытался, правда, слабо сопротивляться, но опытная старожилка клиники — шестидесятилетняя Пендель всё-таки убедила Цаплика, что именно этих сложных больных только ему, как опытному специалисту, можно доверить! «Пойду к Цаплику, — объявил жене после конференции, — а ты больных лечи».
«Можно к вам на пару минут?» — по телефону спросил Цаплика. «Да, конечно, спасибо, садитесь», — указал Цаплик на кресло в своём кабинете и весь сжался в томительном ожидании. «Извините, но я немного знаком со здешними нравами и, если вы не против, кое-что могу подсказать». — «Да, да, Шнауцер мне сказал, что вы очень опытный работник». — «Постарайтесь всё сделать, как считаете нужным, пока Пусбас в отпуске! Меняйте всё, что вы считаете нужным изменить: ведение клиники, конференций, возьмите на себя функцию главного врача, отберите у неё эту функцию, которая ей не принадлежит! В конечном счете, Шнауцер с вас спросит, если что не так будет, а она скажет, что всё было хорошо пока вы не пришли! Если она пожалуется Шнауцеру, то и ему скажите, что раз вы главный врач, то вы несёте ответственность, и будете делать так, как считаете нужным — иначе вы не можете нести ответственность за клинику! Конференции проводите у себя в кабинете».
«Знаете, у меня, видите, вот: дорожки, коврики из дому принёс, новая мебель. Я как-то не хочу, чтобы это всё пачкалось от ежедневных посетителей конференций», — запричитал Цаплик. «Ну, понятно, — согласился я с Цапликом, — мелкий крохобор, — понял я, — коврика жалко! Скоро все в рулон свернёшь и “тёп, тёп, тёп” сделаешь!».
«Ну, что Цаплик?» — риторически спросила жена. «Гивно собачье!» — почему-то по-украински сказал я, не дотянул Цап-лик до великорусского «говна», и рассказал жене про «ковровую» проблему Цаплика. «Я же тебе сказала: отнеси-ка ему лучше, вот пару коробок, которые у нас из-под акупунктурных игл стоят, пусть упаковывается!» — посоветовала жена. «Но надо попробовать его, хотя бы сколько-нибудь здесь попридержать! Может, у Пусбас нервы сдадут! Или за это время, она Пете чем-то не угодит! Всё меняется, не надо спешить сдавать свою территорию врагу, как Израиль это делает! Надо сдерживать врага, укреплять врагов врага!» — объяснил я свою тактику. «Ой, ой, нашёл врага Пусбас в лице Цаплика!» — засмеялась жена. «Но у меня нет других рычагов». — «Нашёл рычаг — тростиночку, как говорит белорусский батька!» — не унималась жена. «Ещё попробую оказать воздействие на Шнауцера Петю!». — «Да, тот тебе всё пообещает, но сделает по-своему!» — подвела итог жена. «Ну вот, и ты уже стала еврейкой!». — «Благодаря тебе! Я, вообще, считаю, что ты в любую ситуацию вносишь интригу, приключенческую историю!» — «Я ничего не пускаю на самотек! Я часто предвижу развитие событий, поэтому стараюсь их опередить, смягчить удары! Это справедливо и к мировым событиям, например, я считаю, что Израиль сам себя не спасает! Мудрость исчезла у этого народа, а главное, у его руководителей, но его могут обстоятельства спасти!» — перешел я от малого к великому! «Какие?» — «Ну, например, в мире станет неспокойно, террор наберёт силу! И миру будет, в том числе и мусульманам, не до Израиля. Между собой будут грызться, а Израиль под шумок может, таким образом, и со своими ближайшими соседями рассчитаться! Главное сейчас не спешить, не сдаваться, тянуть время!». — «А куда делась мудрость народа? Она или есть, или её нет!» — возразила жена. «Израиль сейчас представляет собой “сборную солянку”, скопились на ограниченном пространстве разные типы животных. Западный тип — преимущественно птицы: куры, фазаны, куропатки. Восточный тип из арабских стран и Ирана, Средней Азии — в основном мелкий рогатый скот: бараны, козлы, козы и иногда до верблюдов дотягивают. Из Африки… — сама понимаешь! Из стран бывшего Советского Союза — правильнее ориентируются в окружающем мире не испытывают иллюзий о всеобщей любви и равенстве, толерантности! Среди них можно наблюдать представителей всех видов “животных”, так как территория огромна и разнообразна! Кроме того, въехало много “неевреев”: хохлы, бульбаши, армяне, среднеазиаты, кавказцы и т. д. Эта группа несет в себе опасность антисемитизма, враждебности к иудаизму — все, что мы наблюдали в Союзе! Мы в этой группе наблюдаем “животных”: от мелких хищников до пресмыкающихся и даже полезных животных — свиней, например! По библии от евреев произошли остальные! Поэтому и среди евреев есть все типы: собаки и кошки, куры и свиньи, козлы и бараны — ослов почему-то много, и даже змей — гадов много! Но среди евреев отсутствуют, как правило, гиены! Жестокость не характерна для этой нации!». — «Когда же придет мудрость у евреев?» — спросила жена. «Она может и не прийти! В любом случае, общество должно еще переплавиться! А что получится, какой сплав из этой кучи, пока не понятно! Но евреем не только рождаются, но и становятся! Обстоятельства, агрессия других народов — антисемитизм делают евреев! Иногда и петух становится львом, защищая свой курятник!».
«Ну что, послушал тебя Цаплик?» — спросила жена после конференции на следующий день. — «Немного да. Он объявил, например, что с сегодняшнего дня всех больных по порядку будем разбирать, а не только тех, кого “танцорка” и “музицирка” предлагают, чтобы показать свой доблестный труд, а остальные больные остаются без внимания! Стал исправлять медикаментозные назначения, больше назначает антидепрессантов. Отменил в некоторых случаях диазепины! Он стал слегка “кукарекать”, у него прорезался слабый голосок! Ну, а остальные подняли бунт, что это нецелесообразно, а я его поддержал! А затем и у него в кабинете его поддержал, велел не сдаваться и настаивать на своём! Сказал ему, что всё правильно делает». — «Он, действительно, правильно делает?». — «Именно, правильно! Он не полный дурак, а полудурок, по крайней мере — грамотный дурак! И больные его не ругают, как других! Он уже знает всех больных, посещает их у них в комнатах. Он, как тяговая лошадь — осёл, вернее, а надо из него кучера сделать, а Гудрун в верблюда превратить — пусть тащит обоз! После “дубаёв” она, возможно, легче в верблюда превратится? Для этого надо, чтобы Шнауцер её побил, и у неё два горба выросли на спине!». — «Что, к Пете пойдешь?». — «Конечно, пойду!».
«Как дела, Алекс?» — встретил меня Петя, попытавшийся выйти из своего кабинета. «Есть, Петя, разговор», — остановил я его, и первым вошёл в его кабинет. — «Что-то случилось, Алекс?». — «Да». — «Что?». — «Петя, ты взял человека, — не сказал я Пете, «что цыплёнка», — бросил его в болото с крокодилами и хочешь, чтобы он яйца нёс! Его жрут все, Петя! А зря! Он очень толковый, грамотный специалист. Он добросовестно лечит больных, а остальные халтурщики, к тому же ещё и агрессивные! Он может и клинику снаружи хорошо репрезентировать! А, если они его сожрут, Петя, кто останется — безграмотная Пусбас?». — «Ты прав, Алекс, у нас почему-то больных уменьшилось на 10 штук». — «Это результат, Петя, неспокойной обстановки в клинике и это выгодно Пусбас. Она скажет тебе, что когда она была одна, всё было хорошо! А вот пришёл этот “новый” и стало плохо!». — «А почему всё же больных стало меньше?» — не понимал Петя. «А потому, что Пусбас быстрее больных выписывает: 3–4 недели и на выписку!». — «А ну-ка давай, Алекс, посмотрим! — забегал Петя. — Где список больных?! Ты смотри, вот сволочь! А где больные?! Алекс, куда больные деваются?!». — «Я же тебе объяснил, Петя, куда они деваются!» — в отличие от соученика по Бердичевскому техникуму Гены Хейфеца, слопавшего «квасолю» у отчима, я объяснил «отчиму» Пете: куда «квасоля», то бишь пациенты делись! «Алекс, что делать?! Я её выгоню!». — «Пока не найдёшь другого врача вместо неё, не надо, пусть работает, но работает не как главный врач! Главный врач — Цаплик, а она пусть работает, как старший врач, кем и была при Клизман! Пусть Пусбас докладывает Цаплику, кого готовит на выписку и почему! А Дегенколб пусть с больными беседует, интересуется: довольны ли они лечением, чувствуют ли себя здоровыми и т. д., если нет, пусть заставит Пусбас и Цаплика продлевать лечение. По медицинским вопросам — главный Цаплик, а по экономическим и настроению в клинике — Дегенколб! С него спрашивай, Петя, за количество больных, тогда меньше будет с Пусбас дружить! И дай ему срок один месяц, не выправит положение в клинике — пусть идёт!». — «Правильно, Алекс! Ания, позови-ка ко мне Дегенколба! — обратился Петя к секретарше. — Спасибо, Алекс, я с ним сейчас разберусь! Зайди потом ко мне ещё».
«Гудрун, наконец, вернулась из Дубаев, как я рада! — сообщила свою радость нам Мина. — Как надоел этот противный Цаплик! Наконец, Гудрун здесь! Хорошая баба — Гудрун! А что хер Шнауцер говорит о Цаплике?». — «Очень его уважает», — разочаровал я Мину. «Да, ты посмотри! Хотя я могу шефа очень даже понять — Цаплик неплохой мужик!» — тут же оценила и Мина — мужика Цаплика!
Дневная конференция началась необычно: зашла перепуганная «хорошая баба» Пусбас, что-то шепнула на ушко «неплохому мужику» Цаплику и вывела его из своего кабинета! Затем вошёл «хороший мужик» Дегенколб и начал издалека: «Я попросил доктора Пусбас и доктора Цаплика не присутствовать на конференции, чтобы им не было неудобно: речь пойдёт о них и о всех! По поручению шефа, херра Шнауцера, я призываю всех уважать доктора Цаплика! И не забывать, что он здесь новый и ему надо помогать!». — «Но он не учитывает наши интересы — интересы коллектива, наше мнение!» — взволновалась психолог — старуха Пендель. «С Пусбас я уже поговорил, — прервал её Дегенколб, — и шеф ей тоже скажет, она должна помогать Цаплику!». — «А она что, не помогает!» — вновь возмутилась Пендель. «Есть сведения, что Пусбас недовольна доктором Цапликом из-за потери своей должности! — вставил Дегенколб. — И этого мы не потерпим — беспорядка в клинике!» — подытожил Дегенколб. Коллектив затих и скис, все согласились, закивали, всеобщий мир был восстановлен! Бунт подавлен, рабы с любовью и послушанием смотрели на хозяина, который «фу» сказал: «этого не кусать»!
Вышел Дегенколб, вернулись, как лучшие друзья: парочка Пусбас и Цаплик. Он с ней ласково щебетал, счастье ему привалило, благодать сошла, но откуда она — эта благодать взялась, Цаплик не ведал! А на меня он победоносно посмотрел, мол: «Знай наших! Я не такой слабак, как ты думал!» — весь вид его говорил.
«Молодец Дегенколб! — восхищалась и ворвавшаяся к нам Мина. — Эту Пусбас давно надо было на место поставить, а Цаплик не такой уж плохой мужик! Я вам вот что, по секрету, расскажу! — плотно прикрыв за собой дверь, сообщила Мина. — Клизман укрепила Пусбас против вас, а не для себя! Пусбас акупунктуру умеет делать, и Клизман сказала: — Он Вонибергер выгнал, а я ему другую специалистку нашла! Пусбас ещё опытнее, чем Вонибергер! И Кокиш тоже это поддержала, я слышала, как они вместе хихикали. Правильно хер Шнауцер сделал, что Кокиш изгнал! Побегу, меня больные ждут». — «Вот сволочи, не уймутся! — не могла успокоиться жена. — И как тебе — сволочь Мина нравится? Раньше молчала!».
«Мины нужны в круговороте “обмена веществ” исторических событий!» — сделал вывод я. «Зачем?!» — возмутилась жена. «Их роль — опыление, если они пчёлы, пыльцу — информацию переносить с одной клетки общества на другую! Мёда хотя и не дают, но благодаря этой информации у мудрецов мысли рождаются и решения! А если они мухи, как Мина, например, то заразу переносить, что иммунитет — сопротивляемость мудрецов укрепляет, как в нашем случае, или популяцию живых существ уменьшает — уничтожает, как в случае с “горской птичкой” — Абаевым Дадашем!» — объяснил я своё видение мира.
«Кокиш опять голову морочит», — недовольно передала мне трубку жена. «Это я — Кокиш, можно говорить? Вы одни?». — «10 минут да, а затем придёт пациент», — знаком указал жене закрыть дверь в соседнюю комнату, где уже один в гипнозе лежал. «Не знаю, что делать! — волновалась Кокиш. — Мой заказал поездку в Арабские Эмираты, а этот не разрешает». — «Кто “мой”, а кто “этот”?» — «Ну, Шнауцер не разрешает». — «А кто заказал?». — «Ну, мой — джоггер!». — «Конечно, поезжайте!». — «Но я не хочу и Шнауцера терять, только сейчас поняла, как он мне дорог! Он мне угрожает, что плюнет на меня, если поеду, а если не поеду, то вместе дело откроем!». — «Что ещё обещает?». — «Больше ничего, так немного денег карманных дал и пообещал добавить». — «А джоггер женится на вас?». — «Пока нет, но если так пойдёт, как сейчас, то может и женится? А как с Петером быть?». — «Его не потеряете!». — «Почему?». — «Потому что от ревности будет, дурак, бегать за вами!». — «А зачем ему ревновать?! Я же ему правду не говорю!». — «Просто подозрительный дурак какой-то! В общем, не бойтесь, вы его не потеряете, он будет за вас сражаться!». — «С кем?». — «С вами!». — «Ой, я боюсь, что он с джоггером что-то сделает!». — «Нет, не сделает, уже бы сделал! Ему собственные страдания больше приносят удовлетворения!». — «Он, знаете, детектива за мной приставил!». — «Это тоже ему приносит удовлетворение!». — «А, может, вернуться к нему?». — «Тогда вы никого не будете иметь! Лучше иметь двоих, чем ни одного!». — «Почему?». — «Ну, вы же это и так делаете!». — «Но, может, я не права?». — «Раз делаете — значит правы». — «А, если я к нему вернусь, то он мне обещает…». — «Что обещает? Что будет, как раньше?! К вам не уйдёт, но будет приходить! Вас же это не устроило! Будете, как и раньше, ждать его звонков, злиться! А теперь, он ждёт! А раз будете злиться, то будете более требовательной к нему, приставать к нему, а он вас пошлёт подальше, ещё и скажет: — После того, что ты сотворила, после твоих измен, вообще, молчи и ничего не требуй!». — «Огромное вам спасибо, вы меня выручили! А то, я уж не знала, как быть, как бы не хочу его терять, но джоггера я тоже люблю, он очень предприимчивый — так старается! Я ещё позвоню».
«Что за психотерапию ты с ней проводишь?!» — непонимающе произнесла жена. «Это моя психотерапия, я бы её назвал: “практической — реальной психотерапией” — позволять другим делать то, что они хотят! Она же, всё равно, хочет поехать в Арабские Эмираты, она хочет иметь двоих, троих… ну пусть и имеет! Ничего не даст, если я ей запрещу или пристыжу!». — «А зачем она, вообще, тебе нужна?! Зачем ей советовать?!». — «Ну, пошлёшь её в следующий раз к чёрту, я разрешаю! Ладно, заводи больного».
«Теперь тебя Петя уже зовёт! — вернулась жена без больного. — Иди, я сама с больным разберусь!». На Шнауцере лица не было, вернее, только морда «вверх тормашками» была! «Садись, Алекс! — предложил Петя, заведя к себе в кабинет и указав на кресло. — Я сейчас не могу тебе заплатить, Алекс, за тех двух больных — моих знакомых, которых к тебе прислал! Может, в следующем году? Пока денег нет! Ну, да ладно, это не главное, Алекс, — это мелочи! — объяснил Петя. — Главное, Кокиш голову мне морочит! Не знаю, что с ней делать?! Она едет в Арабские Эмираты с её новым “аршлохом” (дыркой в жопе)!». — «А старая дырка — это ты!» — пронеслось у меня. «Я ей запретил, сказал, если поедет — порву с ней всякие отношения!» — прервал мои мысли Шнауцер. «Ты уверен, что сделаешь это?». — «Да, буду больше работать, заниматься делами». — «Ну, тогда так и делай!». — «Я так решил, зачем она мне нужна?! Хотя она говорит, что с тем не спит, а только так…». — «Вот старая скряга и дурак ко всему! — промелькнуло у меня: — Денег тебе не дам, а ты мне давай советы! Всё давай! Ты мне хлеб — я тебе камни!». — «А с “этим” она спит, Алекс, как ты думаешь?» — «полюбопытствовал» Петя. «Знаю только, что просыпается!». — «Как просыпается?!» — с видом ребёнка, который вот-вот заплачет, буркнул, ничего уже непонимающий Петя. «А ты уверен, Петя, что можешь её бросить?!». — «Не знаю». — «А я уверен, что нет!». — «Может быть», — согласился обречённо Петя. «Значит, не бросай её совсем, — смягчился я, забыв, что денег от него не получу, — ты же терпел, когда она мужа имела! Ты же, Петя, никогда к ней не уйдёшь!». — «Что я, дурак!» — откровенно возмутился Шнауцер. «Вот именно, поэтому не будь таким строгим к ней!». — «Но я не могу ей позволить ещё с кем-то спать, кроме меня!». — «Пусть лучше с этим, Петя, пока будет, чем с другим, которого может и полюбить!». — «А этого она не любит, Алекс, как думаешь?». — «Конечно, нет». — «А почему она тогда с ним?!». — «А почему ты не с ней?!». — «Нет, я, Алекс, с этим смириться не могу!». — «Смирись пока, она всё равно будет недалеко от тебя, и в конечном итоге к тебе приползёт!». — «Но я не захочу её тогда, в таком виде она мне не нужна будет! И почему она приползёт?». — «Наверное, потому, что деньги будут нужны!» — вновь вспомнил я про свои «утраченные». «А меня, как думаешь, она любит? Она сказала, что я для неё превыше всего!». — «“Германия, Германия превыше всего!” — вновь услышал я слова фюрера и сказал: — Любит, конечно, любит, Петя, наберись терпения, и она будет у тебя». — «Значит, не запрещать ей ехать в Арабские Эмираты?». — «Нет, пусть едет и увидит тот мир, довольна она не будет!» — искренне пообещал я. «Я вот, Алекс, никак не пойму, по какой теории-методике ты работаешь? Ты советы мне даёшь, которые никакой психотерапевтической теории не соответствуют!». — «Я работаю по своей теории, вернее, практике, ориентированной на конкретного индивидуума! Тебе же, Петя, не сорок лет! — вновь вспомнил я про свои утраченные деньги. — И нереально, Петя, что ты себе другую женщину найдёшь! — глаза у Шнауцера грустно погасли. — Вернее, ты можешь себе найти, — пожалел я его уже, как пациента, — но ты будешь знать, что это из-за денег, что они к тебе из-за твоего положения тянутся! А с учётом твоей нарциссической личности, тебя это не удовлетворит. Конечно, есть и восьмидесятилетние старики, которые трутся о тридцатилетних проституток и рады, что хоть потереться о них можно! Кстати, вопрос интимного характера, когда ты последний раз спал с Силкой?». — «Месяц назад!» — гордо ответил Петя. «Делай это чаще, в особенности тогда, когда знаешь, что она пойдёт к “тому”! Обязательно делай “это”, перед каждым разом, когда она к “тому” собирается!». — «Почему?». — «Он станет ревновать, почувствует это, что ты уже поработал там, и погонит её! Тогда, скорее всего, не она от него уйдёт, а он от неё! Только не халтурь, Петя, работай за троих! — вновь вспомнил я про утраченные деньги и Петину скупость: — Не хочешь заплатить — отработаешь!» — решил я. «Спасибо тебе, Алекс, ты мне очень помог, мне сейчас совсем легко стало, ты меня всегда выручаешь», — как-то вяло и неуверенно произнес Петя. «Зайдите, — нехотя ответил на стук Шнауцер Петя, и Цаплик вошел, — если у вас будут когда-либо и какие-либо жизненные проблемы, обращайтесь к нему! — глядя на меня, посоветовал Шнауцер и усилил: — К нему обращайтесь!» — в мою сторону кивнул Шнауцер.
«Что он хотел?» — спросила жена. «То же, что и Кокиш!». — «Ну, и что?». — «Профессионализм не позволил». — «Что не позволил?» — переспросила жена. — «Его угробить, но это сделает за нас Кокиш! Каторжный труд его угробит!». — «Ты, как двойной агент!» — рассмеялась жена. «Да, опасность есть, — согласился я, — но что я могу сделать? Не я к ним пришёл, а они ко мне и, причём оба наши враги!». — «Ты будешь этим пользоваться, чтобы их уничтожить?». — «Я же сионский мудрец! Нет, конечно, слишком мелко, профессионализм не позволяет! Хотя и тяжело отделаться от неприязни к ним, но раз они этого не чувствуют, то её и нет при работе с ними, как и с пациентами! Пациенты, больше других чувствуют негативную энергию терапевта!». — «А, как ты можешь давать двум одновременно противоположные, взаимоисключающие советы?! Ты же как бы “сам с собой” в шахматы играешь!». — «Как видишь, я даю советы, которые их сведут вместе, если это им надо, или разведут, если они этого хотят! Это по-немецки называется: „Sterbebegleitung!“ (сопровождение умирания). А если у них будут два разных психотерапевта, например, для Кокиш я, а для Шнауцера какой-нибудь профессор-теоретик, то я надеюсь, теоретика обыграю, и Петя проиграет! Это будет сражение двух разных психотерапевтов. Так в жизни и бывает, поэтому один психотерапевт для двоих — неплохой вариант, если психотерапевт не дурак, а главное добросовестный и беспристрастный, хотя этого в жизни на практике не бывает! Поэтому умные люди свои проблемы сами решают: “Дураки спрашивают советы, и дураки их дают!”. Хотя я тоже спрашиваю советы у тебя и не дурак, и их даю — и ещё раз не дурак! В общем, я сам не знаю, к чему я их приведу, сами напросились! Попробуем, это же интересно манипулировать людьми!».
«Они манипулируют! — возмутилась жена. — А ты им ещё и помогаешь! Меня всегда возмущает: ты им помогаешь, а они в ответ только гадости придумывают! Нет элементарной благодарности!». — «Согласен, я не манипулирую! Я, точнее, лавирую между ловушками, минами, которые они мне расставляют!».
«Смотри! — принесла жена записку из информационного отдела. — Тебе сообщение: “Херр Краускопф просит ему позвонить по телефону”. Объявился, разыскал тот самый Краускопф, который тебя затащил работать к нему в Зигхайм, а затем через два месяца ушёл!». — «Это его ушли!» — поправил я жену. «Да, это тот, который тебе дал адрес другой, не этой клиники и сказал: “Работай там, пока я свою не открою!” Зачем он появился, и как он узнал, где ты работаешь?!» — риторически спросила жена. «Не означает ли это, что здесь всё для нас закроется? Он всегда появляется, если где-то для нас процесс заканчивается — предвестник заката! — предположил я. — Будем надеяться, что в этот раз история повторится в виде комедии — пустышки! Ну что, позвоним ему и узнаем: что надо и как разыскал?». — «Здравствуйте, херр Краускопф!» — «Приветствую вас, Алекс! Вы, оказывается, вновь прочно обосновались, задержались и в другой клинике! Шесть лет прошло!». — «Что не ожидали?». — «Нет, конечно, не ожидал! Так вот, я открываю новую клинику, переходите ко мне!». — «Давайте встретимся?» — предложил я. — «Где?». — «Ну, у меня дома, например!».
«Что приготовим? Плов, давай!» — решили с женой, как когда-то давно. Краускопф отличался пунктуальностью во встречах, это единственная была его черта, на которую можно было положиться. Минута в минуту — звонок в дверь! «Не ожидал, что вы шесть лет отработаете в одной клинике! — не мог успокоиться Краускопф. — Думал, ну полгода, ну год от силы!». — «Вы и в Зигхайме не ожидали, что два года без вас клинику продержу!». — «Да, — согласился Краускопф, — тогда тоже, но я вынужден был покинуть клинику — обстоятельства…! — многозначительно произнёс Краускопф и рассмеялся. — Ну что, пойдёте в мою новую клинику?». — «На сколько? На два месяца, полгода?» — съехидничал я. «Нет, нет! — как и в Зигхайме, глазом не моргнул Краускопф, и как тогда добавил: — Вы, чтооо…! Я бы не стал вас срывать с места и предлагать вам, если бы не был уверен в успехе! Это новый перспективный концепт! Никто не работает на таком уровне! Условия: пятизвёздочный отель, психотерапевтические беседы, ресторанное питание и только частные пациенты!» — привычно, по накатанному шаблону, «покатил телегу» Краускопф. Этот «новый концепт» я от него слышал: шесть лет, восемь лет, десять лет назад. «Ну всё-таки объясните! — не унимался Краускопф. — Как вам удалось продержаться в этой клинике шесть лет?! Ведь я знаю Шнауцера, никто с ним не срабатывается!». — «Знаете, херр Краускопф, евреи, как трава — везде прорастают, и меняют к лучшему окружающую среду, климат! В основе этого лежит: неприхотливость, воля к жизни!». — «Ах, понял! — осенило Краускопфа. — Это о вас, о таких — “сионских мудрецах” говорят!». — «Да, да! Вот один перед вами! — скромно согласился я. — Но есть ещё сионские глупцы и даже подлецы!». — «А это кто?» — поинтересовался Краускопф. «Все остальные!».