«Больных давай! — повторил я. — Воевать начнём завтра!». Следующий день предвещал войну! «Пойдёшь сегодня на конференцию?» — спросила жена. «Пошли они к чёрту! Чего это мне нюхать эту Вонибергер! Пусть без меня воняет!» — решил я. «Правильно! — поддержала жена. — Лучше двух лишних больных принять!». «Нет, лучше два лишних бутерброда съем!» — разозлился я, но не успел и одного съесть…

«Только что — такое произошло…!» — взволновано затараторила, ворвавшись к нам, принятая месяц назад на работу сорокапятилетняя русскоязычная Лариса Матвеевна. Посоветовал Кокиш её взять, и теперь она считала своим долгом нас посвящать в острые сюжеты клиники. Голосом Шуры Балаганова: «Паниковского бьют!» — Лариса Матвеевна сообщила: «Только что, когда несчастная Вонибергер приготовила для больного капельницу, в сестринскую ворвалась Кокиш и велела Вонибергер прервать свою деятельность и следовать за ней! Через минут 10 Вонибергер вернулась в сестринскую красная от злости с уведомлением о немедленном увольнении! Схватила свои вещи, отпуская на ходу ругательства в адрес клиники и Кокиш, и ускакала в неизвестном направлении! — Вот вы — молодец! — восхищалась Лариса Матвеевна. — Такую гадину, в один момент вышвырнуть! Какая она вонючая, путом так и прёт — ужасно противная! И в ваш адрес всё время гадости отпускала, хотела вам сообщить, но сейчас видать уже не надо. Она даже уже свой план работы на месяц составила: у всех акупунктуру будет делать и капельницы ставить! Капельницы, сказала, много денег приносят!».

«Действительно, подстрелена на лету!» — согласился я, переглянувшись с женой. Не стали разочаровывать Ларису Матвеевну, что, к сожалению, не мы вытолкали Вонибергер. «Ладно, побегу, если что узнаю, приду к вам», — пообещала Лариса Матвеевна.

«Кокиш к нам, — сообщила жена, — хочет с тобой поговорить». — «Доктор, вы оказались правы! Ну и дрянь — эта Вонибергер! И ещё вонючая, к тому же! Вы разнюхали, как потом от неё прёт?! Как от обезьяны!». — «Разнюхал, но вы ведь убеждали меня, что она прекрасно пахнет». — «Нет, нет, воняет, и ещё как! Но самое главное, эта дрянь решила Петера увести! Я их застукала сегодня утром, обнимающихся у него в кабинете! Она его обнимала, а он не сопротивлялся! Вот подлец! Вот почему, оказывается, он её привёл! Не для вас, оказывается, он её привел, а для меня!». — «А вы думали, что для меня?». — «Ну да, он мне так и объяснил: чтобы вы не зазнавались, чтобы монополией не владели! Вот, подлец, что задумал: меня на неё заменить! Ну ничего, я и с ним рассчитаюсь! Я собираюсь в Арабские Эмираты через две недели, и кто его знает…..! Там богатые арабы есть! А эту дрянь я уже уволила и ему сообщила, а он, подлец, смеётся, сказал, что вы будете довольны. Я это и для вас тоже, доктор, сделала! Ещё, знаете, надо угробить эту Фресснапф! Вы мне, думаю, поможете! Мы победим, доктор!».

«Никогда не знаешь, откуда беда придёт и куда уйдёт!» — философски заметила жена.

«Заводи больных!» — согласился я.

«Кудра!» — назвалась долговязая сорокадвухлетняя блондинка с заплаканными глазами: выступающие скулы, сухое лицо — хороший череп для студентов мединститута. Поступила в клинику два дня назад: депрессия, угроза самоубийства. Неделю назад партнер покончил жизнь самоубийством: у неё в квартире повесился. «Пришла с работы и нашла его висящим в дверном проёме. Я виновата, я его убила!» — причитала фрау Кудра. — «Почему вы? Он сам себя убил!». — «Нет, мы поругались накануне, и я его прогнала!». — «Значит, была причина?». — «Моя мать мне до сих пор говорит, что я никчемная и ничего в жизни хорошего не достигну! И он то же самое мне сказал!». — «А с первым мужем, что случилось?». — «Я его тоже выгнала». — «Почему?». — «Потому что он никчемный был, как ребёнок, а я всё за него делала!». — «Значит, это не вы никчемная, а никчемных мужчин себе выбираете!». — «Но зачем он повесился у меня в квартире?!». — «Чтобы вас наказать!». — «Как наказать?!». — «Чтобы вы мучились!». — «Но он же сам себя наказал!». — «Некоторые люди таким образом наказывают близких! Он хотел, чтобы вы всю жизнь мучились — он эгоист! Самоубийцы одновременно и убийцы: убивают себя, когда других не могут и агрессию направляют против себя! Мог бы, убил бы вас!». — «Ах, вот оно что! А я как-то об этом и не думала!». — «А что вам говорит ваш психотерапевт?». — «Советует поскорее забыть это и начать жить сначала: ходить на танцы, гулять и не общаться с мамой. Мама ведь виновата!». — «Почему?». — «Она меня такой воспитала, а он похож на мою маму! Но то, что вы мне сказали, это для меня полная неожиданность! Он, действительно, был эгоистом и хотел меня наказать! Но зачем он это сделал у меня дома?! И мои дети от первого мужа его первыми обнаружили, это ведь так ужасно!». — «Ладно, сейчас ничего не изменишь! Каждый сам распоряжается своей жизнью!». — «Но я могла бы его уберечь!». — «Нет, если человек решил, то он это и в клинике сделает!». — «Значит, вы думаете, что я не могла его уберечь?». — «Нет». — «Но всё равно, это ужасно!». — «А как вы себя физически чувствуете?». — «Голова болит». — «Ложитесь, после акупунктуры и гипноза будет легче!». Проспав около часа, фрау Кудра, выглядела повеселевшей и спокойной. «Я всё время думала над вашими словами и согласна с вами: он меня хотел наказать — он эгоист!».

«Зачем ты это сделал?» — засомневалась жена в правильности моей тактики. — «Я, как ты знаешь, всегда на стороне пациента, как адвокат, каким бы негодяем он не был! Я обязан его воспринимать таким, каким он является, не осуждая, давать ему возможность самооправдания, совершить сделку со своей совестью. Каждый этого хочет, и надо ему в этом помочь. У неё далеко ещё не всё завершилось! Она ещё не раз будет плакать — каждый раз при очередной неудачной попытке новых связей будет плакать, потому что его поступок будет для неё доказательством его истиной любви и её потери!». — «Зачем же ты его в плохом свете выставляешь?». — «Конечно, я могу и её довести до самоубийства, сказав: “Вы виноваты! Вы убили человека!” Но свою задачу, как психолога, я вижу не изменить человека, а помочь ему в кризисной ситуации! Конечно, её мама виновата, но не в воспитании, а в том, что родила её такой! Пусть себе такой и гуляет! А, кавалеры, — берегитесь вдов! Они уже одного убили!».

«Доктор, я того бегуна — джоггера всё-таки догнала!» — сообщила Кокиш на следующий день после «изгнания из рая» Вонибергер. — «Когда?». — «Вчера вечером! Я, помните, вам рассказывала, что когда вечером, совершаю пробежки в парке, ещё одного бегущего старичка, довольно бодрого, встречаю! Всегда здоровались, а вчера разговорились! Он вдовец, заведует похоронным бюро, неплохо зарабатывает! И я ему, оказывается, к тому же понравилась! И что теперь с Петером делать, как вы думаете?». — «Пока не вышли замуж за похоронщика-гробовщика, водитесь и с Петером!». — «А, если он узнает?!». — «Старайтесь, чтобы не узнал». — «А если узнает — выгонит? Как думаете, уйти к джоггеру или остаться с Петером?». — «Пока бегайте за джоггером, но не убегайте далеко от Петера — “экзистенции” своей, хотя джоггер может и неплохим женихом оказаться!». — «А Петер уйдёт ко мне, как думаете?». — «Думаю, нет». — «А что мне делать, чтобы ушёл?». «Познакомьте сестру Шнауцера с джоггером, он знает, как это делать!». — «Что делать?». — «Ну, отправлять людей на тот свет! Во-первых, жену свою отправил! А во-вторых, профессионал — “похоронных дел мастер”! Вот, когда он это сделает для сестры Шнауцера — “приберёт” её, тогда Шнауцер, возможно, к вам и переберётся!». — «Нет, нет, доктор, его сестра меня переживёт!». — «Не водите пока, джоггера к себе домой, не давайте ему свой адрес, а сами ходите к нему! А Шнауцера и дальше принимайте у себя дома, но разделите их пути, чтобы не пересекались!». — «Да, я больше этой ошибки не повторю, как с Иоганнесом! Вы правы, еле избавилась тогда от него! Завтра расскажу, как с джоггером было. Да, по-моему, я вам говорила, что Клизман предложила Пусбас сделать Oberarztin (старшим врачом). Думаю, будет лучше работать, чем Клизман».

«В России говорят: “Хочешь узнать, кто я? Посмотри на моего товарища!”» — «подтвердил» я мнение Кокиш о «хорошей» подруге Пусбас. — «Так мы же её знаем, она очень хорошо себя проявила! Ну ладно, может сегодня ещё забегу к вам к вечеру!».

В 12 часов все собрались на конференцию, все кроме Клизман и обещанной её заместительницы! Через 10 минут появились и они! Пусбас как подменили, из недобитой Дегенратом безграмотной недоучки она превратилась в «грамотного специалиста» — гадкая утка превратилась в важную безобразную гусыню! «Познакомьтесь: наша старо-новая Oberarztin — мой заместитель фрау Пусбас!» — объявила Клизман. Пусбас при этом уже не как гусыня, а как старая индюшка важно надулась! «Вот, что значит: «Зробы з Ивана пана (сделай из Ивана господина)! — как говорят хохлы, — подумал я. — А я, дурак, её зарезать Дегенрату не дал!». — «Мы с ней вместе работали и дальше будем работать. А, Гудрун, я права?» — задала риторический вопрос ей Клизман. «Да, конечно», — согласилась коренастая мужиковатая Гудрун, глянув на помятую, пережёванную, выпущенную не известно откуда в белом платье «саване» Ивону, как мне показалось презрительно и без особой благодарности. «Воздвигла на пьедестал свою могильщицу? Ещё и Шнауцер того и гляди влюбится назло Кокиш! В любом случае, будет любить больше, чем Клизман», — пронеслось у меня в голове.

«Какая противная! — прибежала к нам взволнованная Лариса Матвеевна после конференции. — И, по-моему, большая антисемитка!». «Да, хотя ростом и меньше Клизман, но толще и антисемитка не меньше!» — уточнил я. «Пусть только попробует! — отважно заверила Лариса Матвеевна. — Я, вообще, ничего не пойму! Здесь одни шизофреники лежат, а они с ними ещё и разговаривают!». «Здесь нет никого с психозами, а только с неврозами», — осторожно поправил я Ларису Матвеевну. — «Я два года работала психиатром в Туркестане и у нас таких не видела! Не забудьте, завтра шеф всех собирает к себе с Рождеством поздравить!». — «А раввин тоже будет?». — «Да нет, это же Рождество!».

«Они её выпрут, — подвела черту жена после ухода Ларисы Матвеевны, — она ещё, нахалка, тебя не слушает! Спросила бы, что такое психиатрия, психотерапия и какие книги почитать! Как ты тому горскому еврею написал и рассказал, какие существуют теории психического развития личности, какие здесь вкусы по глубинно-психологической психотерапии! А он тебе: “Это всё ерунда! Вот у меня книга психотерапевта Карвасарского, в 1980 году в Советском Союзе издана, здесь всё написано!” И вскоре пришёл у нас коробку от игл просить — вещи упаковывать, когда погнали!». «Да, жалко было “горскую птичку”, — согласился я, — не туда залетела, не использовала шанс!». «Тебе никто не помогал ни устроиться, ни работать», — вспомнила жена. «Почему же? Помогли — “хохляцко-еврейская” пара, не взять меня на бесплатную практику», — вспомнил и я.

«Вот и Кокиш привалила!» — объявила жена, увидев Силку через окно. «Ну что, объявила Клизман о новой должности Пусбас? Как сотрудники отнеслись?» — поинтересовалась Кокиш. — «Восторга не видел!». — «Серьёзно?! Что не обрадовались?!». — «Нет, а Шнауцер может её даже против вас использовать — изобразить влюбленность! Вы рискуете! Я бы её не повысил в должности! Зачем нужны две “Клизман”? Первая, хотя бы нелюбимая уродка! А эта вполне может во вкусе Шнауцера оказаться, с учетом его престарелого возраста, а главное вам насолить! Если бы со мной посоветовались, сказал бы: “Нет!”». «У неё нет никаких шансов с шефом! — заверила Кокиш. — Во-первых, она не имеет докторского титула и старая». — «А ему для постели необязательно и даже вредно! Вы тоже не имеете титулов и, тем не менее…! В любом случае, шеф может играть на вашей ревности, а эта очень даже непростая: она злобная, интриганка, притворная и всё делает из-за спины, при этом изображая приветливость на лице!». — «Ну, если что, поможете мне её выгнать! Во-вторых, доктор, у меня есть про запас джоггер. — «Если Шнауцер вас поймает, то имея “старо-новую” Пусбас, легче вас вышвырнет, а не имея замены, мог бы и стерпеть, и побегать за вами! — объяснил я Кокиш старческую психосексуальную ориентацию Шнауцера. — Клизман, возможно, не себе замену приобрела, а о вас “позаботилась”»! — «Вот дура, эта Ивона!». — «Не только дура, она еще и подлая!». — «А я её тоже выгоню, если надо будет!». — «Не выгоните». — «Почему?». — «Она вас устраивает, она несчастная, и её “мальчики” не любят». — «Какие мальчики?». — «Ну Петер, например, а эту Гудрун Пусбас остерегайтесь!». — «Спасибо, доктор, приходите завтра к шефу! Будет всех поздравлять с Рождеством!». — «А раввин там будет?». — «Нет, это же Рождество». — «А, жаль!».

«Что пристаёшь к дуракам! — возмутилась жена. — Они же шуток не понимают!». — «Хороши были бы мои дела, если б шутил ради них! Это у меня автоматически срабатывает».

Действительно, у Шнауцера состоялось действо! Все тут были: и уборщицы, и главные лица, и секретарши, и прокуры, и игристое вино, и пирожные, и лёгкая закуска, Imbiss, по-немецки, по-русски звучало бы перекусить, а по «шнауцерски» — «дать по зубам»! Матвеевна расположилась впереди Гуд-рун, или, вернее, Гудрун пристроилась за ней! Силке впереди всех — рядом с Петером, Ивона за Силкой и мы с женой недалеко! Все, как в известной сказке: дедка за репку, бабка за дедку….

«Конечно, у нас нет водки для русских!» — швырнул первую шутку в мою сторону Шнауцер. «Ничего, допью дома», — как всегда, сыграл я с ним в «пинг-понг». «Мы хорошо проработали, — в своем стиле “а-ля Брежнев” продолжил Петер, — все получат премию! Но в разном размере!» — подчеркнул он. В это время Матвеевна отчего-то дёрнулась и отскочила от Пусбас. «Да, у нас старо-новая сотрудница! — как можно радостнее объявил Шнауцер. — Нет, не Кокиш, — притворно поморщился он, указав на Силке, — а Гудрун Пусбас — Oberarztin! Я рад такой старо-новой сотруднице! Чего спрятались и стоите около двери?! Всегда держитесь поближе к шефу!». Гудрун тут же, как бывшая девочка-бройлер, задвигала, чем могла, и с игривостью носорога подбежала к Пете, оказавшись наравне с Силкой! Петя, полупокровительски, полу-эротически, не сумев от слабости прижать к себе «бегемота», сам прислонился к нему, перекосив, таким образом, лицо Силки и порадовал одновременно Ивону Клизман.

«Ты была сегодня настоящей принцесхен (маленькой принцессой)!» — нарочито громко, чтобы Кокиш услышала, произнесла Клизман в коридоре после сходки у Шнауцера. «Ты, как в воду глядел, точно предвидел!» — похвалила меня жена.

«Представляете, что эта сволочь — Пусбас себе позволила! — ворвалась Матвеевна к нам. — Она подкралась сзади и в спину мне сказала: — А почему вы здесь?! Вы же еврейка, а это христианский праздник! — А я ей: — Нет, нет, я не еврейка! — Ну, я же вижу! — мне эта сволочь ответила. — Расскажу шефу, что это за сволочь!». — «Если вы думаете, что шефа это очень расстроит или возмутит — ошибаетесь! Всё равно, что лису попросить: кур рассудить! Какого немца волнует антисемитизм! А вот вы совершили ошибку!». — «Какую?!». — «Вам следовало не отказываться от своего еврейства, а громко озвучить, что Пусбас вам сказала! Например, следовало так сказать: — Слышите, что мне только что наша коллега заявила: “Почему вы здесь?! Что евреи здесь делают на христианском празднике?! Здесь вход только для немцев!” — По крайней мере, шеф должен был бы как-то возмутиться и остальные как-то отреагировать, а Пусбас обделалась бы!». «Да, не подумала», — согласилась Матвеевна.

«Опять ты должен заступаться! — возмутилась жена после ухода Матвеевны. — Что они все к тебе бегут!». «Не волнуйся, в этот раз не буду! Я могу за еврея заступиться, но только не за того, кто им не хочет быть, скрывает своё еврейство и ещё больше из-за этого вляпывается!». — «Но эта сволочь Пусбас, не успели её повысить, как она тут же нагадила! Ты её точно вычислил, но не вовремя, сделал ошибку — спас её от её естественного врага — Дегенрата: спас бегемота от крокодила! — моим языком, но, немного спутав животную принадлежность медработников, справедливо высказала свою критику в мой адрес жена, добавив: — Завтра у нас три дня отпуска, что будем делать, поедем к детям?». — «Нет, будем спать».

В 10 часов утра разбудил звонок, беспокоила Матвеевна: «Всё, конец! Вы ещё ничего не знаете?! Шеф выгнал Кокиш! Она только что собрала свои вещи и со слезами покинула клинику! Шеф злой, как собака!». Мы с женой переглянулись! «Ладно, приду, разберусь», — пообещал я Матвеевне. «Ну, ты молодец, и здесь оказался прав!» — смеялась жена. «Кокиш, конечно, дерьмо, но момент неудачный — нельзя, чтобы Пусбас захватила власть! — понял я. — А это теперь возможно! Я думаю, теперь Шнауцер выгонит и Клизман как подружку Кокиш, и у Пусбас открыт “Путь к Олимпу”! Шнауцер может её сделать главным врачом! А Кокиш, видать, всё-таки вляпалась, попалась! Давай-ка ей позвоним домой».

«Спасибо, что позвонили, я хотела сама вам позвонить, но неудобно было беспокоить». — «Что случилось?». — «Петер, меня застукал с джоггером! Я вас не послушала и пригласила джоггера к себе! Уже было поздно — 11 вечера, как эта сволочь завалилась и застукала нас, вернее, меня, а джоггер успел в туалет заскочить! Петер, успел заметить, что кто-то прошмыгнул в туалет и закрылся там! Он спросил у меня: — Кто там?! А джоггер ему из туалета: “Besetzt” (занято) промямлил. Посмотрели бы вы на Шнауцера, на его глаза! Я думала, он убьёт меня и джоггера вытащит из туалета! Но он ушёл, хлопнув дверьми, а сегодня утром меня выгнал из моего кабинета: — Пошла вон! — сказал и вдобавок некрасивым словом обозвал! — Условия увольнения, — сказал, — потом уладим, а пока пошла вон! — И что теперь мне делать?!». — «Ждать пока шеф сам не объявится!». — «А он объявится?!». — «Конечно!». — «Почему?». — «Потому что он — ревнивый дурак и будет стараться изо всех сил вас вернуть, но потом будет вас “немножко вешать”!». — «Вот мерзкая, злая сволочь, вечно припрётся, когда не надо! Спасибо вам, вы меня, доктор, всегда успокаиваете. А деньги, как думаете, заплатит?». — «За что?». — «Так он ведь меня письменно еще не уволил, только на словах и никакого письменного сообщения не отправил!». — «Значит, придётся заплатить! Я ведь сказал, что он ещё объявится, пока он отреагировал, а потом будет разбираться!». — «С кем?». — «С вами». — «А с джоггером?». — «Нет, он не боец, иначе сразу бы джоггера “очень удобно” в унитазе утопил!». «А что мне с джоггером теперь делать?». — «Теперь крепко уцепитесь за него и не дайте убежать! Он единственная поддержка у вас и, кроме того, стимулятор для Шнауцера!». — «Какой стимулятор?». — «Не половой, конечно, но для возбуждения ревности годится! Шнауцер теперь будет стараться вас отбить у джоггера — вернуть! До сих пор джоггер был помощником у Шнауцера, а теперь — наоборот, Шнауцер запасной игрок и будет помогать джоггеру». — «Почему?». — «Ну, джоггер — он теперь, как в футболе — основной игрок, забивает в ворота, а запасной игрок — Шнауцер сидит на скамье и ждет своей очереди! При умелом вашем поведении можно даже кое-что и наварить на этом!». — «А как себя вести? Я буду теперь с вами постоянно, доктор, советоваться! А что делать, если шеф придёт?». «Джоггера сразу в туалет! А сама с Петером на улицу, и гулять, гулять, гулять….! И там — на улице, договариваться о содержании, увольнении и т. д. Но лучше джоггера не подпускать, пока со Шнауцером не разберётесь, проблему с деньгами не решите! Скажите ему, что любите его превыше всего, как фюрер Германию! А с джоггером у вас только платонические отношения!». — «Я, действительно, шефа люблю превыше всего, доктор!». — «Ну вот, я же так и сказал! А раз любите, то он тоже должен вас любить, ценить вашу любовь! Пусть один год платит зарплату, а вы за это время найдёте себе работу! И джоггер пусть тоже платит!». — «Вы такой юморист, доктор, но советы даёте хорошие! Шефа я действительно люблю, даже очень, но джоггер тоже милый человек и думаю, что он меня тоже любит! Спасибо, доктор, вы единственный, кто мне позвонил! Все неблагодарные, а я им ведь столько помогала! Буду вам теперь звонить! Надо как-нибудь увидеться, приду к вам, при случае, в гости! Чу, чу, чу!» — вместо: чус, чус, чус (пока, пока, пока) произнесла Кокиш, что означает расположение к собеседнику.

«Вот этого ещё не хватало! — возмутилась жена. — В гости захотела проститутка!». «Конечно, не допустим, — согласился я. — У нас же есть автоответчик в телефоне, не поднимем трубку!». «Как, думаешь, поведёт себя Шнауцер?» — поинтересовалась жена. — «С Кокиш? Я ей уже объяснил». «Да при чём здесь эта проститутка! — вновь возмутилась жена. — С тобой, как он себя поведет?». — «Возможны два варианта: или тоже вытеснит, но постепенно, не сразу, чтобы я не перешёл на сторону Кокиш и, кроме того, чтобы клинику сохранить, не разрушить, и Кокиш показать, что за ней никто не ушёл! Второй вариант: “превратится” в Кокиш, т. е. будет со мной, как она советоваться». «Не думаю», — усомнилась жена. — «Я тоже так думаю, как ты “не думаешь”, но ему доложили, я уверен, что Кокиш к нам в кабинет приходила, и она ему говорила, что советуется со мной по вопросам ведения клиники! Может, и он захочет и одновременно секреты выведать! Увидим это завтра или послезавтра!».

Первой встретила нас в клинике Матвеевна: «Ну, как вам это нравится! Как у нас люди вылетают! И что он себе думает! Такого человека выгнать! Она же душа клиники! К кому теперь мне обращаться, сама не знаю! Эти две: Пусбас и Клизман на меня сообща окрысились: мои письма не подписывают, заставляют переписывать все — просто издеваются!».

«Аааа, доктор! Хорошо, что у вас отпуск уже кончился! Или, что у вас там было? Зайдите ко мне на пять минут! — пригласил мрачный Шнауцер, выйдя из бывшего кабинета Кокиш. — Вот так, доктор! Такие дела! Уже знаете?». — «Да, у нас быстро разносится!». — «А, доктор, скажите, ну как она могла так поступить!». — «Как поступить? Я знаю только, что фрау Кокиш у нас больше не работает! — назвал я Силку по фамилии, чтобы не подчёркивать свою т. н. дружбу с ней, что сейчас было бы неуместно. — Но, что произошло, не знаю!». — «Ах, не знаете! Я сейчас объясню! Кстати, доктор, давайте друг к другу на “ты” обращаться! Мы давно знаем друг друга, и мне не с кем больше посоветоваться! Я знаю, что и Кокиш с вами советовалась!». — «Да, фрау Кокиш, часто советовалась по вопросам ведения клиники». — «На “ты” будем обращаться, когда одни или при всех?» — на всякий случай, уточнил я. «Нет, нет, всегда и при всех! Меня звать Петер, как вашего царя!» — захотел Шнауцер Россией править. «По-русски Петя», — опустил я Петера на землю. «Ja, Ja — Петьия, — кисло по-немецки оскалился Шнауцер, — можно и Петьия! Так вот, Алекс! — обратился ко мне, наконец, по-свойски “Петьия”. — Кокиш меня второй раз обманула!». «В пятый!» — пронеслось у меня в голове. — «Я её застукал с другим, и этот серун спрятался в туалете! Полные штаны наложил засранец, а то я бы его убил! Но зачем мне из-за Силке сражаться! Я её вышвырнул и мне, честно, стало как-то легче», — почти плача произнёс “Петьия”. — Как думаешь, Алекс, — обратился ко мне Петя, — правильно я сделал?». «Так поступил бы любой настоящий мужчина!» — заверил я Петю. — «И я так думаю! Знаешь Алекс, я сейчас здесь наведу железный порядок! Вышвырну, в первую очередь, эту вонючую Клизман! О! Как я её ненавижу, эту старую бездельницу! Как думаешь, правильно сделаю?». — «Очень правильно, давно её гнать поганой метлой надо!». — «А как тебе нравится Пусбас? По-моему, она то, что надо! Сделаю её главным врачом вместо Клизман, а? К тому же её Кокиш не любила, а мне она говорила, что и ты её не любишь!». — «Дело не в любви, Петя! Пусбас врач общего профиля и к психотерапии не имеет прямого отношения, и мы ещё не знаем её качества, как руководителя, чтобы её сразу главным врачом сделать!» — попытался я затормозить пыл Пети. — «Так узнаем! Если что — выгоню!». — «Давай, Петя, пусть лучше она будет пока исполняющей обязанности главного врача! Если справится — хорошо, а если нет, тогда легче будет её вышвырнуть! Кроме того, в должности претендентки, будет больше стараться! А настоящего главного врача советую, Петя, искать!». — «Молодец, Алекс, ты умный человек! — согласился Петя. — Зачем нам одни бабы нужны! Я лучше хорошего мужчину найду!». — «Правильно! — обрадовался я. — Кроме того, не забывай, Петя, что Пусбас подружка Клизман и всё будет ей докладывать, и советоваться! И выгнав Клизман, ты как бы оставишь её дух в клинике!». — «Вот, умница! Об этом я и не подумал! Но она мне, чем-то всё-таки нравится — эта Пусбас!». — «Ну, так и имей её как женщину, но не как главного врача! Зачем смешивать “мух с котлетами”, как говорит русский президент». — «Точно, правильно! Но, знаешь, мне женщина как-то и не нужна, вот мне и с тобой говорить приятнее даже, чем с Кокиш». «Ну, ни хера себе!» — ошалел я, но по виду Пети понял, что мне ничего не угрожает! Он имел в виду, видать, чисто мужскую — платоническую дружбу.

«Больные тебя уже заждались. Был, наверное, у Шнауцера?» — поняла жена. — «Да, у Петьии». — «У какого Петьии?» — рассмеялась жена. — «Да, да, у Петьии — у херра Пети Шнауцера! Сейчас он для нас Петьия, а по-русски просто Петя, по крайней мере, для меня! Зови эту Кудру, потом расскажу!».

«Спасибо, доктор! — объявила повеселевшая фрау Кудра. — Уже после первой вашей акупунктуры мне стало легче!». «Не только акупунктуры», — уточнил, я. «Конечно, и от беседы с вами! — вяло согласилась Кудра. — Хотя и настоящая психотерапия мне тоже нужна!». — «Мои беседы и есть настоящая психотерапия». — «Но фрау Пусбас считает, что моя мама виновата, а вы — что бывший друг!». — «Нет, я считаю, что нет виноватых в нашем поведении! Нужно себя разумно вести и не искать виноватых!». «Я уже стала это делать! — лукаво призналась Кудра. — Вчера ходила на танцы и познакомилась с очень симпатичным мужчиной, даже моложе меня на пять лет! Я уже, доктор, “свежо и по уши” влюблена! Я вся так и порхаю, и бабочки у меня в животе порхают! Он хочет ко мне переехать жить, а свою квартиру сдать! Он всё равно безработный, и ему нечем платить за квартиру!». — «Не советую!». — «Почему?». — «Скоро поймёте!». — «А что делать?». — «Ну, делайте, как хотите!». — «Но мой же бывший оказался не прав, как и моя мама, что я себе никого не найду, что я никчемная! А я вот взяла и нашла, и очень даже хорошего! И вы мне помогли избавиться от вины! Сейчас я даже совсем не чувствую себя виноватой! Это он был эгоистом и даже обо мне не подумал, устроив такое безобразие у меня в квартире — взял и повесился! И еще на виду у моих детей — это просто свинство!». — «Я имел в виду другое!». — «А что?». — «Не чувствовать себя во всём виноватой, не означает не иметь совести, но когда вы поймёте, что этот очередной не для вас, вам станет стыдно, и тогда, действительно, мама окажется права!». — «А что делать?!». — «Не кушайте, потому что кушать надо!». — «Нет у меня аппетита, я и не хочу кушать, на 2 кг за это время похудела». — «Я не ”эту еду” имею в виду». — «А какую?». — «Сексуальную». — «А, ну с этим у меня уже всё в порядке! Это мне всегда хочется!». — «Ну, тогда действуйте».

«Что ты хочешь от дуры?!» — возмутилась жена. — «Уже ничего, но вначале поверил нашим коллегам, что она может покончить с собой! В этом случае лучше перестараться, чем недоглядеть! Лучше переоценить человека, его качества, чем их недооценить! Теперь ясно, самое простое — это нас уговорить: не мы сволочи!».

«Мина к нам хочет», — объявила жена. — «Будет выпытывать, о чём я разговаривал с Петей. Впусти, всё равно прорвётся!».

«Как отпуск, что новенького? — испытывающе рассматривая нас с женой, выпытывала Мина — наша старая русскоязычная коллега в этой клинике. Мы с женой часто жалели, что и её, как и Матвеевну, допустили в клинику работать. — О чём вы с хером Шнауцером разговаривали?». — «Интересовался, как отпуск провели». — «А ещё о чём…?». — «Больше ни о чём, особенном». — «Ну, понятно, я случайно прошла мимо двери кабинета Кокиш, и мне показалось — послышалось, что господин Шнауцер к вам на “ты” обращался…?! А вы его Петей, даже обозвали…?!». — «Да, он предложил на “ты” перейти». — «Почему…?!». — «Решил, раз мы давно вместе работаем, наверное, поэтому?». «Эх, жаль, что он и ко мне на “ты” не обращается: — Ты — Мина! — не называет», — грустно произнесла Мина. — «Ещё всё впереди». — «Думаете? Кстати, вы уже, наверное, знаете, что он Силку уволил!». — «Да, слышал». — «А я считаю, что она сама виновата! Такого мужчину не оценить! С ним бы любая баба согласилась! А как вам нравится Лариса Матвеевна…? Объявила себя психиатром…». «Но она и работала в Союзе психиатром!» — возмутилась жена. — «Да какая она, к чёрту, извините за выражение, психиатр! Что мы там могли!». — «Вы же тоже оттуда», — осторожно напомнила жена. — «Но я здесь уже давно и сюда раньше её пришла!». «Счастье, что не раньше нас», — не совсем осторожно добавил я. — «Это почему же!». — «Потому что мы бы здесь не работали! Вы бы этого не допустили — трупом, костьми бы легли! Всю свою энергию приложили бы, чтобы нас не допустить, или ещё кого-либо русскоязычного, в особенности, лиц известной национальности!». — «Ой, как вы так можете! — запричитала Мина. — Конечно, я вам благодарна, что за меня тогда слово замолвили, — прослезилась Мина. — Я не против Ларисы Матвеевны, она очень неплохим специалистом оказалась, но напрасно она с Клизман и Пусбас сражается. Они очень симпатичные люди и ко мне хорошо относятся. А Гудрун Пусбас, вообще, прелесть!». «Знаете, что она сказала Ларисе Матвеевне в кабинете у Шнауцера?» — решил я чуть-чуть Минины глаза открыть. «Да, она мне сказала. Я ей даже велела, чтобы она вам пожаловалась. Но она действительно же еврейка!». — «А вы?». — «Я как бы немка! У меня уже два года гражданство!». — «Тогда Лариса Матвеевна ещё больше немка, чем вы! Она вас переплюнула, у неё муж русский немец, и фамилия у неё лучше вашей — Дрисслер по мужу! К тому же, его еще и Клаусом зовут!». — «В общем, всё ясно! Ладно, побегу!» — утерев выкатившуюся слезу, побежала Мина.

«Вот, сволочь!» — поддержала меня жена. «Пойду, и других сволочей на конференции посмотрю!» — решил я. «Смотри, смотри, Мина с Матвеевной уже вместе пошли на конференцию!» — выглянув в окно, сообщила мне жена. «Ну и хорошо, народ надо сплачивать», — решил я.

В воздухе конференции висел траур! «Здравствуйте, доктор», — как никогда приветливо, встретила меня Клизман, однако я никакой любви не отметил на челе Пусбас, но и печати траура на ней тоже не было — даже какое-то сладострастное ожидание.

«Я не в состоянии, доктор, больше так работать! — заплакала Клизман. — Он меня оскорбляет, преследует! Сегодня утром зашёл ко мне в кабинет и назвал бездельницей! Обругал за то, что я на полчаса опоздала, и он будет меня теперь ежедневно контролировать!» — начала конференцию Клизман. «Это ужасно!» — поддержал Клизман трудовой коллектив, кроме «русскоязычных» и Пусбас.

«Скажите, доктор, вы, как известно, — мудрый человек! Что мне делать?!» — впервые как к мудрому человеку обратилась ко мне Клизман. «Я не спорю, что мудрый, — согласился я, — но вы должны сами решить, чего хотите!». «А как бы вы на моём месте поступили?» — поинтересовалась Клизман. — «Мне трудно представить себя на вашем месте». — «Ну, если бы шеф вас, например, постоянно оскорблял?». — «Ответил бы ему тем же! Вы же знаете, как я отвечаю на несправедливость, сами были тому свидетельницей, и даже участницей!». «Вот и я это сделаю! — решила стать такой как я — Клизман. — Я сейчас же к нему пойду и обругаю! Возьму затем больничный лист, пусть и мне платит, как Кокиш! Она мне рассказала по секрету, что шеф её будет целый год содержать — деньги платить! Пусть и меня содержит, чем я хуже Кокиш?!». «Конечно, правильно!» — как бы захихикала, но получилось — захрюкала Пусбас. «Ах, ты сволочь! Хочешь, чтобы Клизман ушла, и ты станешь “принцесхен”, как тебя Клизман обозвала! — понял я, прочитав её злорадную улыбочку. — Клизман, конечно, говно, но и ты не лучше! Лучше уж пусть эта мерзкая Клизман, но не любимая Шнауцером останется, пока новый главный врач не появится…», — размышлял я.

«Если вы пойдёте сейчас к шефу, то работать уже не будете, он вас уволит!» — логично произнёс я, обратившись к Клизман. «А чего бояться! — так и подпрыгнула Пусбас, да так, что стены задрожали, глянув зло в мою сторону. Затем вприпрыжку побежала почему-то в угол комнаты к урне, как крыса, и от волнения туда что-то выбросила. — Каждый из нас может себе найти другую работу! — подытожила она. — Чего бояться?!».

«Ты права, Гудрун! — согласилась с ней совсем дурная Клизман, и решилась: — Jetzt marschiere ich zum Schnauzer (а сейчас я марширую — иду к Шнауцеру)! Он меня не сможет уволить, возьму больничный лист и буду сидеть целый год дома! Скажу, пусть и мне сделает хорошее предложение, как Кокиш! Посмотрим, что он мне предложит! Ну, всё! Я пошла, пошла!». «Иди, иди! — от всей души поддержала её Гудрун. — Правильно! Иди, иди! Пошла, пошла! Не бойся!».

«Ну что, давайте, продолжим конференцию! Клизман, видать, уже не будет у нас работать! Давайте теперь о деле! — предложила Гудрун, как новый самозваный главврач. — Кто хочет выступить?». «Гудрун, ты молодец! Ты так хорошо выглядишь! — обняла её с неподдельной любовью Мина после конференции в коридоре. Даже глаза увлажнились у Мины от умиления. — Можно, Гудрун, к тебе на минутку?» — прошмыгнула Мина в кабинет к Гудрун.

«Ну, что коллектив?» — спросила жена по возвращении «мужа Алекса» в бюро. — «Клизман “тёп, тёп, тёп” к Пете! Пусбас метит в «бегемотихен-принцесхен»! Мина ей “чмокать зад” пошла». — «Ну, ясно, а что хочет Клизман?». — «Ну, как в рекламе русских немцев: — Тёп, тёп, тёп в Парагвай — там жизнь малина! Покупайте у нас — “там, на луне” землю и тёп, тёп, тёп туда! А нам ваши денежки оставьте! — Вот и Пусбас отправила Клизман в Парагвай, то бишь к Шнауцеру Пете, обругать его, потребовать у него статус Кокиш для себя! А он её — “голубушку”: — Шмяк, шмяк, хлоп, хлоп, хлоп, а “бегемотихен-принцесхен” будет вау, вау — главным врачом!». «Этого нельзя допустить!» — согласилась жена. «Постараемся, — согласился и я, — давай больных сюда! Что у них интересного происходит?».

«Зигер», — тихо прошептала вчерашняя, вновь поступившая пациентка: лицо в синяках, кровоподтёках, и такие же на руках, ногах, и всё тело к тому же болит». «Не вяжется это с вашей фамилией — Зигер (победитель)», — сочувственно произнёс я. «Да», — кисло согласилась Зигер. — «Что случилось?». — «Сын избил». — «Как сын избил!». — «Хотел убить, но мне дико повезло». «Ой, как повезло!» — неуместно пошутил я. — «Он пригласил меня к себе домой, достал бейсбольную биту и принялся меня обрабатывать по лицу, голове, по всему телу, приговаривая: — Наконец, ведьма я тебя прикончу, чтобы ты мне козни не творила! Чтобы ты злыми силами не управляла! — Спасло то, что я сумела выскочить на улицу, соседей позвать на помощь». «Он психически больной?» — понял я. — «Да». — «Где сейчас?». — «В психбольнице». — «Его выпустят?». — «Боюсь этого». — «Уже пытался вас убить?». — «Это третий раз». — «Почему пошли к нему и в этот раз?». — «Сын ведь, поверила, сказал — поговорить хочет о важном». — «Ещё пойдёте?». — «Нет, больше не пойду». — «А те разы почему его выпустили из психбольницы?!». — «Решили, что больше не опасен».

«Как тебе нравится немецкая психиатрия и законы?» — поинтересовалась у меня жена, уже в другой комнате, пока фрау Зигер лежала с иглами, чтобы боли снять. А гипноз решил не делать — сына с битой может в трансе увидеть. «Очень не нравится мне немецкая психиатрия и их законы! — согласился я с женой. — Но и русская психиатрия и русские законы по другой — обратной причине тоже не нравятся!».

«Остальных больных я приму, а ты: тёп, тёп, тёп к Пете! Он тебя зовёт!» — объявила жена. — «Ну что, Алекс, как тебе нравится Кокиш?». — «Что ещё случилось, Петя?». — «Эта паразитка — сволочь, всё рассказала Клизман: про моё с ней соглашение, что я ей деньги буду платить целый год! Всё рассказала, и Клизман пришла ко мне — то же самое требовать!». — «Пусть для тебя тогда то же самое делает, что и Кокиш!». — «Ты что, Алекс, кому она нужна! Я её выгнал! Она, конечно, возьмёт больничный лист, я это понимаю, и будет вонять дома! Но я ей покажу, я тебе обещаю, она будет у меня пятый угол искать! Я буду каждый день приходить в её кабинет и её оскорблять! Я буду её унижать, я её уничтожу!». — «Так она ведь дома будет сидеть!». — «В том-то и дело, Алекс, я мало, что могу сделать! Кокиш во всём виновата, но зачем она так поступила, как ты думаешь, Алекс? А, Алекс, ты ведь умный человек? Я тебя слушаю, и всё делаю, как ты советуешь — я Фресснапф, например, выгнал!». — «Это ведь не я советовал». — «Всё равно выгнал! Я хочу теперь только мужчин иметь! Понял, Алекс? Все беды были у нас от баб! Вместо Фресснапф, т. е. вместо Кокиш, у нас теперь будет мужчина! Нашёл одного — очень опытный, он и меня в моё отсутствие заменит! А сам я буду редко здесь появляться. Он будет экономистом у нас — моей прокурой! И тебя я с ним познакомлю! Велел ему с тобой больше советоваться! Он и тебе, уверен, понравится!». «Хорошо, тогда он и моей прокурой будет!» — весело согласился я. «Да, зайдите!» — ответил Петя на стук в дверь, не обратив внимания на мой юмор. «Херр Дегенколб к вам!» — объявила регистраторша. «Очень хорошо, пусть войдёт! Это он!» — обрадовался Петя, и меня решил порадовать.

Вошла гордость Пети! Действительно, хороший — около или больше двух метров длиной, зато головка с кокосовый орех, волосы от бровей растут, фигура глиста, точнее — бычий цепень. «Познакомьтесь! — предложил Петя и добавил: — Ну, хорошо, Алекс, мы с тобой сегодня ещё увидимся», — что можно было понять как: «ты уже не нужен, не все секреты для тебя, а только тайны от Кокиш».

«Кто этот высокий, представительный мужчина?» — поджидала меня в моём кабинете Мина. — «Теперешняя Кокиш!». — «Как Кокиш?! Она ведь ушла!». — «А этот — представительный, теперь Кокиш у нас! Телепортация произошла!». — «Он что, вместо Кокиш?». — «Не вместо, а он — она и есть! Транссексуализационная трансформация произошла!». «Очень симпатичный, приятный мужчина! — согласилась Мина. — Как он вам?». «Тоже очень понравилась — понравился!» — согласился и я. — «А, что ещё сказал хер Шнауцер?». — «Нас ждёт перестройка, да и ускорение тоже!». — «Правильно, я шефа вполне могу понять! Держите меня, пожалуйста, в курсе новостей! А вы уже видели нового главврача?». — «Нет». — «Как, нет! — изумилась Мина. — А шеф, что не сказал?!». — «Нет, а вам сказал?». — «Нет, мне регистраторша всё рассказывает. Она всё видит и знает! Он, такой маленький, щупленький и фамилия — Цаплик у него!». — «Да вы что! Прямо так — Цап-лик?!». — «Да, он чех. Пусбас, вроде, его тоже уже видела. Он ей очень не понравился, говорит, на Гитлера похож!». — «Так это же хорошо, она будет его помощницей!». — «Нет, нет, он ей очень не понравился! Ой, как интересно всё! Я вся в нетерпении! Побегу, потом увидимся!».

«Фрау Кудра к нам», — порадовала на закуску жена. — «Доктор, вы пророк! Я послала нового подальше, сказала ему: — Feierabend (конец рабочего дня)! — Гуляй, Вася!» — по-русски, для себя, перевёл я. — «Он не для меня оказался, буду заниматься только собой, как вы советовали. Вчера была на танцах!». — «С другим познакомились?». «Нет, что вы, больше не надо!». «Зарекалась свинья говно не жрать!» — закончила по-русски жена. «Что вы сказали?» — не поняла Кудра. — «Она сказала, что вы правильно объявили: конец рабочего дня, а это по-русски означает — доброе утро для следующего дня! Это русская народная мудрость!» — пояснил я Кудре.

«Ну что, Feierabend?». «Конечно, поехали домой!» — согласилась жена. Дома автоответчик уже мигал световым сигналом! Включил: «Это я, Силке, пожалуйста, позвоните мне, очень нужно!».

Позвоним, решили с женой, иначе позвонит тогда, когда есть будем и аппетит испортит. «Спасибо, что позвонили, Петер выгнал Клизман!». — «Я знаю». — «Я, думаю, что все уйдут за мной! Он всех выгонит, без меня всё развалится! Я это ему и сказала. А как вы думаете, доктор?». — «Он вместо вас длинного мужчину взял». — «Знаю, доктор, это я ему его нашла в своё время как своего заместителя! Думала с ним будет лучше работать, чем с Фресснапф. Очень симпатичный работник, и я уверена, что с ним я бы сработалась, но без меня он вряд ли справится. Я думала: буду мозгом, а он исполнителем! Но самое главное, с вашей помощью и с вашими советами — хорошие условия содержания для себя у шефа выторговала! Будет мне целый год платить мою зарплату! Я довольна, а джоггер оказался очень даже…, в отличие от Петера, галантный и нежный, и так обо мне заботится…! Очень хороший, не в пример Петеру! Петер, знаете, уже слаб…». — «Вы с ним тоже встречаетесь?». — «Нет, нет! Только два раза удалось ему меня… А как вы думаете, вернуться к Петеру?». — «Думаю, нет — имейте лучше двух!». — «Я, знаете, Петера тоже всё-таки люблю и не хочу его терять! Но он говорит, что не потерпит, чтобы я ещё в придачу и с джоггером была! Боюсь, что джоггер узнает про Петера и обидится». «Я же вам сказал: — С Петером — у себя дома, с джоггером — у него дома!». — «Да, да, это я поняла!». — «Разведите их пути!». — «Понятно, большое вам спасибо! Вы мудрец, я бы до этого не додумалась!». «Да — сионский!» — согласился я. — «Нужно, доктор, нам как-то обязательно встретиться — есть о чём поговорить!». «Встретимся», — согласился я. «Обязательно!» — воткнула большую фигу в трубку жена. «Чу, чу, чу!» — ответила ей Кокиш.

«Как тебе мой помощник?» — поинтересовался утром Петя. — «Неплох, немаленький!». — «Правда, интеллигентный?». — «Да, примерно, как патрульный полицейский на вокзале! Я имею в виду не полицейского криминалиста — Kripo Polizei, а именно — патрульный!». «Ну, я понял, — огорчился Петя, — а как ты думаешь, Кокиш интеллигентка?». — «Да, примерно, как Клизман». — «Почему?». — «Родители их виноваты — такими родили!». — «В чём дело, Алекс, почему у тебя все не интеллигенты?!». — «Почему все? Не все, но их очень мало — я и ты». — «Хотя, Алекс, ты прав! Кокиш, действительно, не очень интеллигентная, иначе не променяла бы меня на этого «Arschloch(a)!» — дырку в жопе, по-русски, автоматически перевёл для себя я. — Да, Алекс, я нашёл по твоему совету нового главного врача». «Да ты что! — притворно изумился я. — Так быстро!». — «Но никому, Алекс, пока не говори! А главное, не говори Пусбас! Никто ничего, кроме нас с тобой, не знает!».