«Ну, что они задумали, как считаешь?» — спросила жена уже по пути домой. «Ясно что — этот вонючий Шнауцер хочет, чтобы эта вонючая Вонибергер у нас подглядела, как работаем, научилась, а нас затем выбросить!». — «Зачем ему это?». — «Он нас ненавидит! И не в последнюю очередь за то, что пока не может выпихнуть! Нас он взял, как ты знаешь, чтобы предыдущего главврача вышвырнуть! Но я не стал ему в этом помогать: сказал, что психотерапией не буду заниматься! Таким образом, не помог ему выпихнуть главного врача, хотя тот и заслужил этого, но я никогда не был орудием в руках других. Кроме того, сразу же оценил, что буду следующим! Независимо от того, помогу я ему или нет, он возьмёт очередного, чтобы меня выпихнуть! Это его постоянные игры, он играет людьми в дурацкие шахматы: одну фигуру бьёт другой! Он играет и с женщинами, как иранский шах: сестра — это его мама, трусы сменит, когда описается, накормит, спать уложит!». — «Так он не уйдёт к Кокиш?». — «Это от меня зависит! Можно сделать, чтобы ушёл, но ненадолго. Он разрушитель: разрушил клинику, каждый последующий главный врач хуже предыдущего. Вот только новые любовницы ему, в его возрасте, уже не светят — старый п….н, ведь! Он бы нас давно выгнал, но на китайскую медицину плюс гипноз нелегко найти достойную замену! А я ещё и психотерапевт, и интернист. Кроме того, мы ему приносим, без затрат для него, несколько десятков тысяч евро, а нам обоим платит одну десятую! Даже с его разрушительностью и злобой, тяжело отказаться от таких денег! Выгонит нас в этом месяце — тысячи не дополучит, а клиника ему приносит всё меньше дохода! Всё держится на том, что платит всем крохи, а меньше всего — нам! Конечно, Клизман получает у него раз в пять больше нас, но за это он её очень скоро выгонит! Он жадная скотина! Подсчитав своими козлиными мозгами, что если мы ему одни приносим 20 тысяч в месяц, то если возьмёт ещё такого одного, как я, будет иметь 40 тысяч, трёх, как я — 60 тысяч, 4-х, как я — 80 тысяч, пять, как я — 100 тысяч и т. д. Он же сам так прямо и сказал в прошлом году: “Подготовьте мне четырёх, а лучше пять специалистов!” А через пару недель нам, как бы шутя, ляпнул: “Я скоро разгоню эту русско-еврейскую компанию!”». «А, что Кокиш? Она же от тебя зависит! — засомневалась жена. — Как она будет без тебя?!». — «Кокиш продажная сволочь! И как он правильно ее обзывает — проститутка! Она знает про его намерения, но нас не предупредила, наоборот, работает теперь полностью на него! Она, как наш народ говорит: думает, что уже “бога за бороду” держит! — Она неблагодарная скотина, думает, что всему уже у меня научилась — поняла, как с ним себя вести и не понимает, что его “любовь” временна! Скоро последуют побои и её новые унижения! Он насосался крови и пока отдыхает! Он ведь эту вторую проститутку — прокуру хочет взять, чтобы Силку грызть, чтобы её чуть что — заменить, и чтобы между ними была конкуренция за него! Но Кокиш поверила, что он её любит и благодаря мне перестала временно колесо как белка крутить — совершать бесполезную работу вечного двигателя! Поэтому она сейчас наслаждается покоем и его как бы расположением». — «А где ее благодарность тебе? Ты ей помогаешь, а она тебе гадит — подсовывает эту Вонибергер!» — «От Кокиш ждать благодарности, надо быть полным дураком! Ей будет приятно, если и мы будем страдать и с кем-то сражаться! Она в этом похожа на своего господина: жадная, подлая, лишённая элементарной благодарности! Это русский человек, если его накормишь, да ещё выпить дашь, будет тебе благодарен! Но это не распространяется на немцев. Я тебе уже не раз говорил: “Немцу сделаешь добро — примет за твою слабость!” Если немцу что-то хорошее делать, то надо его сделать зависимым от себя, держать постоянно за горло, отпустишь — он тут же тебя схватит! С немцем надо быть сильным! Кстати, и на государственном уровне нельзя им делать подарки, как Горбачёв и Ельцин: то парочку картин из музея вернуть, то даже ГДР подарили, а в ответ…?! Ты же сама видишь и слышишь, что они говорят: “Зачем русские делают эти подарки? Что они у нас взамен выторговывают?!” Просто многие русские германофилы! А много встречала ты здесь русофилов? Короче, посмотрим, как будут развиваться события дальше! Мы не дураки, мы здешнюю публику хорошо изучили! Главное запастись здоровьем! В случае чего — пошлём их к чёрту! Откроем по соседству свой кабинет, тогда они узнают: кто такой профессор Френцель-сренцель и чего он стоит, кто такой профессор Книпер-триппер и кто такая их ученица — гиеновидная собака Вонибергер! Они обосрутся, больные будут у нас, а они будут хер собачий сосать — жадность фраеров сгубит! Конечно, в клинике, даже в такой как эта, интереснее работать, но если откроем кабинет, то денег мы точно больше заработаем! Что самое главное, я эту Вонибергер на пушечный выстрел не подпущу к нашему кабинету!». «Думаешь, можно научиться тому, что ты делаешь? — скептически скривилась жена. — Ты же с каждым больным другой, и по-другому работаешь!». «Нет, конечно, научиться она не научится, но им скажет, что научилась, а это облегчит им задачу нас выпихнуть. Вот посмотрим, как Клизман завтра представит её на конференции, пойду завтра послушаю!». «Сволочи, они только мешают работать! — подытожила жена. — Радовались бы, что ничего не требуем: ни денег, ни условий работы! Кто бы делал в таких условиях гипноз: шум — телесно-ориентированные терапевты и их ученики — пациенты лупят мячом о стенку, как бы своих мам и пап избивают, дикарская музыка, барабанный бой доносится с музыкотерапии! И в таких условиях больные спят в гипнозе, успокаиваются! За пять лет даже шторки не постирали, грязные дорожки! Везде сделали ремонт, кроме наших кабинетов. На креслах сидеть невозможно — сидения сползают!» — запричитала жена. — «Ладно, не зли меня, я и так злой!».

«Попей водички, прими от давления», — утром напутствовала меня жена перед конференцией.

Все были уже в сборе и даже фрау Вонибергер в своих вечных и совсем не белых штанах. Завидев меня, Клизман расплылась в сладострастной вонючей улыбочке, как у Вонибергер, очевидно, скопировав её.

«Дорогие дамы и херры! — торжественно, нарочито громко, чеканя каждое немецкое слово, начала Клизман. — Я очень рада иметь право представить вам нашего нового специалиста по китайской медицине фрау Вонибергер, которая не только “этими иголочками колется”, но и травами лечит! — ехидно покосилась в мою сторону Клизман. — А теперь, прошу всех себя представить по очереди, фрау Вонибергер!». «Моя обязанность в этом доме — китайская медицина», — скромно представился я, решив: «Здесь пока не буду ставить Клизман “на место”! Получит у меня через полчаса на конференции у Кокиш!».

«Ну что, как вам новенькая? — спросила Силке как бы у нас с Клизман. — Как она тебе понравилась, Ивона?» — поинтересовалась Силке у Ивоны, догадавшись о моём мнении. «Ой, ой, Силке! Какая прелесть! Очень положительная, знающая и энергичная! Правда, доктор?» — поинтересовалась Клизман или мне воняет. — «Да, очень нравится! Только, знаете, что мне не понравилось — это то, как вы обозвали мою работу: акупунктуру вы умышленно обозвали — “иголочками колоться”! “Колоться иголочками” — это по-вашему, а в китайской медицине — акупунктурой именуется и составляет основу китайской медицины!». — «Ой, извините, я не хотела вас обидеть!». — «Вы не меня обидели! Вы обидели китайскую медицину! Что же касается траволечения, то я китайские травы не применяю не потому, что не умею, а потому, что опыт их применения имею, и у нас они неуместны!». — «Ой, извините…». «Ну что ещё нового? — прервала Кокиш “диспут”, отвлекая от конфликтной ситуации, и предложила свою более миролюбивую тему: — А я вчера была в ресторане со Шнауцером! Мы чудненько вечер провели!».

«Я так и не поняла, что там произошло на конференции?» — притворно поинтересовалась у нас в кабинете Кокиш через 20 минут. — «Я же сказал, что Клизман акупунктуру пренебрежительно назвала: “колоться иголочками”, а вот фрау Вонибергер, в отличии от меня, ещё и травами лечит!». «Вот, Ивона, как она так может! Что за тон такой! Вот за это я её не люблю! — заверила Кокиш. — Что за манера такая! Вы очень правильно её одёрнули». «Вы ведь сказали, фрау Кокиш, что Шнауцер взял Вонибергер для общемедицинского обслуживания больных! — напомнил я. — А Клизман её представила как принятую вместо меня на работу». — «Да, да! Шнауцер ей строго настрого запретил заниматься здесь китайской медициной, а только общемедицинскими вопросами». — «А она что сказала шефу?». — «Нет, она только сказала, что открыта для любой деятельности, но, самое главное, хочет у вас поучиться. Да, я что-то хотела у вас узнать… Ах, да! За что шеф меня вчера, вновь проституткой обозвал?!». «Он мне ничего об этом не сказал!» — притворно удивился я. «Зато мне сказал! — раздраженно, с упреком в мою сторону отреагировала Силка. — Мы отлично поужинали, затем пошли ко мне! Тоже всё прошло хорошо: почитал газетку в туалете, посидел там, как всегда! А затем, когда вышел из туалета, сволочь сказал: “Проститутка всё же ты!” Что это означает, не пойму?! Что он хотел этим сказать?! Теперь всегда так будет?!». — «Ну, может, он в газете какие-то ассоциации с вами нашёл?». — «Какие?». — «Да всё, что угодно! Например, женщину лёгкого поведения увидел, обнимающуюся с мужчиной! И вспомнил про вас, про вашу измену!». — «Точно, одна там такая — голая парочка была! Вы правы. Но при чём здесь я?! Что делать?!». — «Ничего, не обращайте внимания». — «Хорошо, спасибо, а с Вонибергер я поговорю, чтобы она не лезла пока в китайскую медицину».

«Вот проститутка, сволочь! — поддержала Шнауцера моя жена, когда Кокиш ушла, и спросила: — Что будем делать?». — «Пока работать». — «Ладно, попей водички и прими успокаивающее, давай я тебе давление измерю». — «Пойду днём на конференцию, пойму, как Кокиш поговорила с Вонибергер». «Вон, смотри! — указала жена на окно. — Вон, эта Вонибергер стоит, курит с Клизман! Они уже сдружились!». — «Ладно, не зли меня, плевать на них!». «Смотри, какая агрессивная! — не унималась жена. — Хотя бы приличие соблюдала, огляделась бы раньше, изобразила добродушие, не лезла бы как танк, осмотрела бы больных, обследовала бы их! Так нет — сразу отбирать твоё поле деятельности!». — «Это не только в ней причина! Она получила на это разрешение Шнауцера! Кокиш врёт! Как она сказала: “Вонибергер открыта для любой деятельности!” Это означает: открыта для любой подлости, как и Шнауцер, и Кокиш, и Клизман! Это одна шайка сейчас! Они намереваются с нами играть в игру “собачка и мяч!”. Помнишь, как в Союзе: дети перебрасывают мяч друг другу, а тот кто “собачка” за мячом гоняется!». — «Ты думаешь?». — «Уверен! Я думаю, что уже примерно через час на дневной конференции получу этому подтверждение».

Конференция началась, как всегда, нудно, пока её не оживила Вонибергер, оказавшись рядом со мной на соседнем стуле: «Я посмотрела только что одного пациента и считаю, что ему очень хорошо поможет лечение травами, которое я решила ему провести». «Фрау Вонибергер, я вам уже объяснил, — как можно спокойнее начал я, — что травы не применяю из-за их возможных побочных эффектов! И, в особенности, в сочетании с психофармакологическими средствами. Вы же должны, как специалист, понимать, что если их применять, то только в соответствующих больших дозировках, как китайцы это назначают! Это 10–20 грамм, это не миллиграммы! Это, если делать так, как положено по принципам китайской медицины! А если назначать в виде готовых таблеточек из Голландии и всем одинаковые, то это профанация!.. Что получает больной?» — обратился я к медсестре. «Инсидон», — заглянув в листок назначений, объявила медсестра. — «Вот видите, фрау Вонибергер — антидепрессант получает больной!». «А мы его отменим!» — парировала Клизман, выскочив тут же «с камнем за пазухой»! «Нет, я не согласен с такой постановкой вопроса: всё отменим, лишь бы дать фрау Вонибергер поработать, больному травы назначить! Больного с депрессией оставить без антидепрессивных препаратов! Я сам посмотрю больного и решу, что для него лучше!» — как можно спокойнее подвел я черту в дискуссии. Немецкий трудовой коллектив, по их физиономиям, был явно не на моей стороне, но все промолчали.

«Ну что? — спросила жена после моего возвращения в “родной окоп”. — Попей водички, прими успокаивающее, давай давление измерю. Ну что?». — «Как я тебе и предсказал, проститутка Кокиш очень “хорошо” с Вонибергер побеседовала! Игра “в собачку” идёт полным ходом!». — «Что будем делать?». — «Пойду, поговорю со Шнауцером, я не сторонник заболевание переводить в хроническую форму — вскрою гнойник!». «Смотри, осторожно!» — посоветовала жена. — «Знаю, “гранату держу за пазухой”, как мой отец на фронте, если что “подорву” их тоже!».

Кокиш ворковала с шефом у неё в кабинете. Шнауцер, обычно обращающий внимание на мой живот, в последнее время помалкивал. Мой живот уменьшился от такой жизни, а его, как нарочно, расползся до неприличия, как глобус больших размеров! Шнауцер стоял и отрыгивал что-то съеденное и выпитое с Кокиш и, извергая вокруг тухлятину, приговаривал: Entschuldigung! Entschuldigung (извините, извините!). «Как дела, доктор?» — ханжески, обратился ко мне Шнауцер. «Как вы думаете, какие у меня могут быть дела?! Если я слышу от вас, что вы берете на работу Вонибергер как врача общей практики, а Клизман её представляет на конференции как видного специалиста по китайской медицине! А я, видите ли, какими-то “иголочками колюсь”, а Вонибергер ещё и травами лечит! Одному больному, который принимает антидепрессант, уже назначила бесполезные травы! А Клизман этот препарат готова отменить, лишь бы дать Вонибергер попрактиковаться в области траволечения!».

«Вот говно эта Клизман! — притворно возмутился Шнауцер. — Ну, ты, Силке, сама виновата! Ты должна была в коллективе объявить, что он начальник, а она, эта Вонибергер, подчиняется ему во всех вопросах, в том числе и в общей медицине!». «Причём общая медицина ко мне?! — понял я подлый трюк Шнауцера: — На меня возложить ответственность за общую медицину, оставив поле деятельности по китайской медицине за Вонибергер!». «А что, доктор, почему бы вам электрокардиограммы не делать больным и обследовать их?» — подтвердил Шнауцер, что я его пакости разгадал. «У меня достаточно работы в моей области, по моей прямой обязанности — китайской медицине!». — «Ну, вам здесь и Вонибергер может помочь!». — «Из этого ничего хорошего не получится!». — «Получится, доктор! А ты, Силке, скажи на конференции: он начальник! А она — эта Вонибергер, если будет лезть не в свои дела, уйдёт!» — изменил Шнауцер один притворный тон на другой притворный, думая, что я клюну на его пошлость! И, решив еще больше меня убедить в его «искренней неискренности», добавил: «А эту Клизман, я давно хочу выгнать! И выгоню в ближайшее время! Что делать с ней, доктор, что думаете?».

«Ну что, какая его реакция?» — спросила жена. — «Игра “в собачку” продолжается, и я правильно понял, что всё делается от имени и по поручению Шнауцера — это его проект!». — «Что будем делать?». — «Потихоньку относить домой наши вещи: книги, журналы». — «Думаешь?». — «Да, он уже не раз собирался нас гнать и не решался, но в этот раз дело серьёзнее, у него сейчас настроение: “наши пришли” — подмога подошла в виде Вонибергер!». — «Позвать новую больную на беседу?». — «Нет, с таким настроением не делается ни психотерапия, ни иглотерапия, ни тем более — гипноз!». «Завтра придём сюда на “общий праздник”?» — спросила жена. — «Придём». — «Зачем?». — «Посмотрим, послушаем, что он скажет о Вонибергер коллективу! Посмотрим, как он со своей сестрой обращается, он её всегда берёт с собой в такие дни».

«Кокиш, рвётся!» — объявила жена через 10 минут. «Ну, доктор, вы молодец! Вы выиграли сражение, поздравляю!» — поздравила меня Кокиш с победой «над немцами»! «Пока рано, я ещё ничего не выиграл». «Я вас, доктор, очень прошу! Приходите завтра на праздник! Я хочу узнать ваше мнение о шефе, его отношении к сестре, ее влиянии на него! Есть ли у меня шансы на то, что он ко мне придёт навсегда? А эту Вонибергер мы уберем!». — «Хорошо, я и так решил, что приду… Поехали домой, — предложил я жене, — завтра рано вставать».

Всё в клинике играло, бурлило, народ ел, жарил, пил минеральную воду, мороженное ел, но без алкоголя — не как в России! Вернее, алкоголь был, но в отдельном кабинете у Шнауцера, где и его сестра была, и Кокиш была — такой треугольник в немецком варианте. «Силке, сходи, принеси мне списки больных и доходы клиники за этот год!» — отправил Петер Силку погулять. «Пейте, доктор!» — налил Шнауцер мне, моей жене и себе игристого вина. Хотел он и своей старой сестре налить, но та скромно удалилась, возможно, за Кокиш пошла последить. «Ну что, доктор, довольны вы работой?» — поинтересовался слегка охмелевший Шнауцер. — «Да, очень!». «Действительно, да?! — удивился Шнауцер, зная, что он этому не способствует, и решил уточнить: — А с каким настроением идёте на работу?». — «С очень весёлым». «Это, знаете, самое главное! — согласился Шнауцер. — А, как вам Вонибергер?». — «Плохая!». — «Плохая?». — «Совсем никудышная!». — «Почему?». — «Ну, во-первых, дура! Во-вторых, агрессивная и плохой специалист!». — «Почему дура?». — «Была бы умнее, вела бы себя поскромнее, а не пёрла бы, как танк, тогда, глядишь, чему-нибудь научил бы. Плохой специалист, потому что не понимает, что травы вместе с психофармакологическими средствами назначать — безответственно! А Клизман готова антидепрессанты отменить после моего замечания о несовместимости, лишь бы мне нагадить!». — «Ну да, пусть больной прыгает в окно! — согласился Шнауцер. — Эту Клизман, я выгоню!». «Если Вонибергер хороший специалист, почему у неё праксис пустой?» — продолжил я свои доводы. «Почему пустой, доктор?» — возразил Шнауцер. — «Иначе, не искала бы другую работу! В нашей клинике, например!». — «Ну, это ещё не показатель, доктор». — «К тому же, она точь-в-точь как Клизман, они сразу друг друга и нашли! Обе без мужей, обе агрессивные, обе злые на весь мир!». «Вот это, доктор, вы правы, над этим я не подумал! — наконец, согласился Шнауцер и добавил: — А вот Фресснапф, правда, чудная! Скажите об этом Кокиш!». «Наконец я попал на то, что Петера беспокоит!» — понял я. «А вот и Кокиш! Слышишь, Силке, что доктор сказал? Он прав, он тебе всё объяснит по поводу этой Вонибергер! Спасибо, доктор!.. Ну ладно, поехали домой! — обратился Шнауцер уже к сестре, вернувшейся вслед за Кокиш. — А ты, Силке, тоже можешь идти домой отдыхать», — разрешил добрый Петер злой Силке.

«Ну, что думаешь?» — спросила жена, когда после «праздника» решили дома подкрепиться. — «Думаю, как с Кокиш обойтись». — «В каком смысле?». — «Что нам выгоднее: Кокиш уверенная в себе, или Кокиш узнавшая горькую правду?!». «Ну, думаю, если у неё будет хорошее настроение, то она и нам охотнее поможет», — решила жена. — «И много она нам помогла?». «Нет», — согласилась жена. — «В том-то и дело! А знаешь, я эту Силку опять посажу в колесо — пусть его крутит! Белка должна колесо крутить! Пусть страдает: “Только страдания делают человека человеком”, — сказал Достоевский». — «Но ты говорил, что это не на всех распространяется?» — «А мы посмотрим в понедельник! Поехали к детям, хватит об этом дерьме!».

«Кокиш к нам!» — объявила жена в понедельник утром, как только в кабинет вошли и даже свет ещё не включили. «Доктор, спасибо, — сияла Кокиш, — что помогаете мне и на праздник пришли! Я уже вам домой хотела звонить, не терпелось узнать ваше мнение!». «Садитесь!» — мрачно, как на Страшном суде, предложил я. «Ну что, доктор?!» — встревожилась грешница.

«Вот я и думаю, сказать вам или не сказать?! Не лучше ль вам всю правду вывалить, иль вам приятное сказать?» — по смыслу почти по-старославянски, но все же по-немецки ошарашил я Кокиш.

«Правду, доктор! Правду, только правду!» — заголосила побледневшая Кокиш. — «Значит так, говорю правду, хотя и понимаю: больно сделаю вам!». — «Говорите, доктор, говорите!». — «Значит так, приготовьтесь!». — «Готова, доктор!». — «Это будет больно слушать, но Шнауцер любит только себя!». — «Да вы что?» — побледнела, как смерть, Кокиш, да так, что даже жена моя болезненно скривилась, глядя на нее. — «Он с сестрой — одна команда! А с вами он играет! Он никогда к вам не придёт! Вы для него игрушка, а сестра — мама! А фрау Фресснапф он очень уважает! Она для вашей замены! Она ваш конкурент! И он вас в один прекрасный момент ею заменит!». «Я так и думала», — прошептала через пару минут «убитая» Кокиш. «Правильно я сделал, что правду вам сказал? Или надо было лучше промолчать?! — на немецкий манер поинтересовался я у Кокиш: — Страшно ли вам? Боитесь ли вы умереть? Больно ли вам?» — типичные немецкие вопросы. — «Очень правильно, доктор, спасибо вам». — «Да не за что!». «Ну и подлец! Я так и знала, предполагала это! И согласна с вашими наблюдениями, хорошо, что вы мне помогли разобраться. Значит так, — эту Фресснапф я вышибу! — оживилась отошедшая от шока Кокиш. — Я, знаете, люблю сражаться, я очень люблю сражаться! Мне даже как-то было скучно, когда вы меня призывали к спокойствию и сдержанности. Правда, отношения с Петером стали лучше, но он подлец, и я ему покажу! Буду себе искать другого мужчину, другую работу, но его изведу! А эту Вонибергер я уволю! Спасибо, доктор, я люблю сражаться! Я себя сейчас даже как-то лучше чувствую, и, самое главное, ваши наблюдения совпали с моими!».

«Молодец, правильно!» — бросилась поздравлять меня жена. — «Конечно, правильно! Белка опять крутит своё колесо! Вонючий Шнауцер — интриган — подавится от своих интриг, гадостей! У него ещё и новые рога пышно расцветут! Что касается Вонибергер, здесь я меньше всего уверен, что Кокиш что-то хорошее для нас сделает! Но ничего, пусть её жрут! В любом случае, мне легче! И я “помочился в их чайник”!». «В какой чайник?» — не поняла, жена. — «А помнишь старый советский анекдот: “В общежитии двое, живущие одной комнате, издевались над третьим студентом, то его вещи спрячут, то измажут! Затем у них, почему-то совесть заговорила, и они решили прекратить издевательства и говорят ему: — Знаешь, Ваня, мы решили прекратить издеваться над тобой! — Ага, ну хорошо, ребята, — согласился Ваня, — тогда я тоже перестану мочиться в ваш чайник!” Тем более что я Кокиш не сказал ничего, что является неправдой! Просто раньше я её жалел, щадил и помогал, и Шнауцер к ней, действительно, стал лучше относиться! Теперь я просто ей горькую правду поведал! Ну и, конечно, больше ей помогать не буду — проститутка должна находиться в публичном доме! А старый пердун — к сестре! Старый хрен, куда ты прёшься, что ты дома не……! Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути! Вставай страна огромная! Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”! А теперь — зови больных! У меня вновь появилась энергия и желание работать, и творить!».