«Сейчас по твоему совету к нам зайдёт фрау Хенкельс, — объявила жена, — ты же ей рекомендовал два раза в неделю приходить!». «Был дурак! — согласился я. — Она у нас много времени отнимет! Помнишь, одна из моих заповедей гласит: “Не ищи себе наказания, оно тебя само найдёт!”». «Да, а вот ещё одна твоя заповедь! — вспомнила жена: — Не соглашайся с мужем, что он дурак, даже если он это сам сказал!». «Да, действительно, у меня много неглупых мыслей произнесенных экспромтом! — скромно согласился я, — вот еще одна, записывай: — Не тот дурак, кто себя им называет!».

«Вижу, дела у вас лучше!» — объявил я Хенкельс, как только она вошла. — «Откуда вы знаете?». — «Вижу!». — «Что по мне видно?!». — «Мне да!». — «Интересно! — посмотрела на себя Хенкельс в зеркало. — Но то, что вы мне советовали, я не выполняю! Я не артистка и не могу обманывать!» — гордо объявила фрау Хенкельс. — «И почему вам лучше?». — «Если б я знала! — ответила Хенкельс привычно для дурацких пациентов. — Просто стало как-то легче! Он также перезванивается с той, но я как-то легче это воспринимаю! Думала, что ваш гипноз на меня не действует, но возможно всё же как-то помогает? Единственная новость: он мне предъявил счета, которые я за него должна оплатить». — «Что это за счета?». — «Это его старые долги, ещё до нашего знакомства». — «И что, оплатите?». — «Да, оплачу! Только сказала ему, что хотела бы всё же знать, за что он задолжал! Но он не говорит — очень гордый! А что вы мне посоветуете?». — «Не платить!». — «Тогда он обидится и уйдёт!». — «Тогда платите! Может, он с вами из-за денег дружит!». — «Нет, нет! Он очень гордый, чтобы из-за денег…!». — «Да, это чувствуется, — сдался я. — Ложитесь, я вас в гипнозе укреплю и успокою». «Гордый альфонс», — согласилась со мною жена, когда Хенкельс задремала. «Какие они разновидности животных?» — задумалась жена. «В данном случае не имеет никакого значения, — задумался и я, — главное, они устраивают друг друга. Здесь явный комменсализм — он поедает её кишечные остатки в кишечнике, но до кишечной стенки, видать, ещё не добрался! И ему хорошо, и ей щекотно! Он какая-то амёба или микроб, может кишечная палочка, которая какое-то время непатогенна для хозяина, даже витамины помогает вырабатывать! И здесь, как ты знаешь, не следует назначать антибиотики, чтобы мутаций не произошло, тогда кишечная палочка за счёт мутации может стать патогенной и вредной для хозяина! Поэтому я не вмешиваюсь активно! Вот, если в следующий раз она придёт и скажет: — Болит живот, понос, рвёт, больше не могу! — тогда назначу “антибиотики”, чтобы убить паразита! А пока он комменсалист, питается ее пищевыми остатками — деньгами, а их у неё пока много и ей и ему хватает — “антибиотики” не показаны! Хотя честно — убил бы заразу!». «А, что она за животное?» — поинтересовалась жена. — «В данном случае, это тоже не имеет значения — микробы есть у всех животных: и у хищных, и у жвачных!». «Сегодня днём лучше расслабилась! — объявила в конце сеанса Хенкельс. — Когда прийти ещё?». «Можно уже один раз в неделю, — разрешил я, — или когда будут проблемы». «Нет, я хочу два раза в неделю! — уверенно заявила Хенкельс. — Я чувствую эффект, я на него уже не злюсь, а раньше это мне мешало». «Ты для неё делаешь хорошо?» — задумалась жена. — «Не я делаю, а она это делает! А я только её поддерживаю в том, что она сама хочет! Она всё равно будет это делать, но только перестанет к нам ходить, если буду её в обратном убеждать! И тогда не смогу ей в кризисной ситуации помочь! Здесь не остаётся ничего другого, как выжидать! Они могут так и до старости дожить, и обоим будет сносно! Ей не нравятся приличные мужчины, а она им! Ей нравятся “плэйбои” по её вкусу, а за это надо платить, и как раз среди плэйбоев и есть альфонсы, которые берут плату за свою “красоту”! У неё первый муж, судя по всему, был спокойный, семейный, родители ей его нашли! А затем, она накопила денег и купила “вещь”, о которой с детства мечтала! Она не ценит людей за их человеческие качества, а ценит за физические достоинства!». «Так он же и на вид мерзкий!» — возмутилась жена. «Вот здесь очень уместна мудрость русских женщин! — вспомнил я. — Любовь зла — полюбишь и козла!». «Точно, он похож на козла!» — обрадовалась жена. «Вот и ты научилась распознавать виды “человеко-зверей”! — обрадовался и я. — Она жирная коза, а он козёл, и зачем их разлучать?! Тем более, кто может козе понравиться?! Тот — первый, скорее всего, был приличным бараном!».

Иди и посмотри, что за коза или козёл к нам хотят сейчас!» — предложил жене. «Ты очень удивишься, — объявила жена, — но к нам, действительно, коза рвётся! Почему-то все та же Силка Кокиш!». «А что тут удивительного! — не удивился я. — Возможно, новые “шуры-муры” или, как немцы говорят: “Schechtel Mechtel”». «С кем?!» — удивилась жена. — «Это мы сейчас узнаем! Давай её сюда, сейчас посмотрим в чём дело! Уже соскучились!». — «Извините, что я врываюсь к вам, но не знаю, что делать! Он меня увольняет с работы!». «Что случилось?» — перешёл я сразу к делу. «Ну, как бы вам сказать, не знаю с чего начать!» — засмущалась Кокиш. «С самого существенного!» — подсказал я. — «Ну, в общем, он меня опять застукал! И я не вижу причин, почему он не может уйти ко мне!». — «Кто?!». — «Ну, Петер!». — «Да, но сейчас надо решать не эту проблему, а как вам не уйти!». — «Да, да, конечно, мне сейчас не до этого!». — «Как случилось, что он вас опять застукал?!». — «Ну, ко мне в гости банщик подъехал, а этот…… — указала Силке в сторону кабинета Шнауцера, — взял и неожиданно тоже подъехал, увидел чужую машину и всё понял!». — «Он что, в дом зашёл?!». — «Нет». — «Так почему у вас был “другой”, а не “другая”, или родственники вас посетили? Почему, чуть что — сразу секс должен быть!». — «Я призналась». — «Кто вас за язык тянул!». — «Не умею врать!» — скромно ответила честная и принципиальная Силке. — «Что вы ещё сказали?». — «Сказала правду, что от секса никакого удовольствия не получила». — «Зачем это сказали?!». — «Ну, чтобы его как-то успокоить». — «Думаете, это для него так важно?». — «Конечно, думаю, что важно — это, значит, люблю только его!». «Ну да, об этом я как-то не подумал», — согласился я. «А что, я что-то неправильно сделала?!» — встревожено спросила Силке, только сейчас, похоже, напугалась по-настоящему. — «Ну, как вам сказать: русскую женщину, во-первых, трудно поймать! Но, даже если поймаешь в постели, она удивится и скажет: “Я мирно спала и не понимаю, как этот нахал ко мне в постель попал!” Вы, похоже, не русская!». — «Да, не умею врать», — честно призналась Кокиш. «И не имею мозгов! — добавил я мысленно, и спросил: “А зачем вам нужен Шнауцер, если можете себе других найти?!”» — задал и я совсем безмозглый вопрос. — «Ну, как же, он же моя экзистенция!» — тут уж я себя дураком почувствовал. — «Так вы думаете, он ко мне не переедет?!». — «Кто?!». — «Ну, Петер!». «Думаю, сейчас нет! В общем, так скажите ему: “Я соврала, я не спала с другим! Как тебе в голову могло такое прийти! Я всё это по-дурацки затеяла — придумала, чтобы у тебя ревность, дурачок ты этакий, вызвать и ускорить твой переезд ко мне!”». — «Да, но он же меня случайно поймал!» — почему-то в этот раз, сообразила Силке. «В том-то и дело, скажите, что вы неполная дура (полудура — пронеслось у меня в голове), и хорошо понимали, что он вас может застукать! И на это вы как раз и рассчитывали!». «Как я могла рассчитывать, если не знала, что он застукает?!» — опять «сообразила» Силке. — «Вы же работаете в психотерапевтической клинике и много слышите о роли подсознательного, а он, Шнауцер, тонкий психолог! Скажите ему, что, скорее всего, действовали на подсознательном уровне! Хотели, мечтали даже, чтобы “дурачок” Шнуцер вас поймал! А другой вам совсем не нравится! И вы его толком даже не знаете, а если бы хотели по-настоящему изменить, то пошли бы к нему домой или в гостиницу… и т. д. и т. п.». «Вы, действительно, правы, что я на бессознательном уровне действовала!» — обрадовалась бессознательная Силке. «Конечно, на бессознательном!» — поддержал я бессознательную Кокиш Силке. — «И что, он простит?». — «По крайней мере, ему будет легче перенести вашу измену». — «А что, это для него так важно?!». — «Конечно важно, иначе бы вас не гнал!». — «Но я же ему сказала, что удовольствия-то не получила! А, значит, его люблю! Иначе получила бы удовольствие, правда ведь?». — «Нет, не правда, идите и делайте — как я сказал! С сегодняшнего дня ничего лишнего не болтайте, не посоветовавшись со мной!».

«Во, даёт!» — укоризненно покачала головой жена, когда Силке ушла. «Дала», — подправил я. «И что, думаешь, он её не выгонит?!» — спросила жена. — «Если меня будет слушать, то есть шансы остаться! Но проблема в том, что она будет ещё и отсебятину нести! И это усложнит мою задачу, но я надеюсь, что и Шнауцер не Спиноза! Он ведь профессиональный рогоносец и дурак! Ему, с его самовлюблённостью, будет легче поверить, что его любят, чем в то, что его смогли заменить первым встречным! Я ему даю желательную наживку, которую он охотнее заглотит, чем горькую пилюлю — правду! Он её может прогнать, но позже, когда успокоится! А сейчас у него шок, психотравма называется, — реактивное состояние!». «А что он за животное?» — поинтересовалась жена. — «По уму — баран, по характеру — свинья, всё жрёт! А по биологическому признаку — крыса, думаю!». «Но он же крупный», — засомневалась жена. «Ну хорошо, водяная крыса — нутрия! — согласился я. — Помнишь, в Ленинграде женщины ее шкурку на головах носили в виде шапок, а старухи даже расчёсывали такую шапку, как собственную причёску! Вот и Кокиш позарилась на его шкурку!». «Так кто он всё-таки такой?» — настаивала жена. — «Дерьмо, и пойди попробуй его определи: баранье, свиное или крысиное? Ну, конечно, можно! Но я не специалист по дерьму, и я уже сказал, что человек сложнее, чем животное и может признаки многих животных иметь. Дома он свинья, на работе крыса, а с любовницей — рогоносец-многорог, например. Ну и потом, это не так сейчас важно. Сейчас самое важное, что он баран, и мы поможем Кокиш его облапошить!». — «Зачем?» — спросила жена. — «Ну, во-первых, человек попал в беду, она сейчас наша пациентка. Во-вторых, пусть он жрёт то, что заслужил, пусть имеет, чем заниматься — меньше будет нам гадить! Страдания превращают свинью в человека». «Думаешь?» — скептически скривилась жена. — «Ну пусть получится свинья с человеческой рожей — как социализм! А что толку с того, если мы не поможем Кокиш, и он её выгонит? Я же тебе говорил, что на смену одним паразитам приходят другие, и их задача поддерживать здоровые силы — иммунную систему в тонусе! Ты же знаешь ещё одну мою заповедь: “Не помогай одним паразитам уничтожать других, пусть ослабляют друг друга!”». «Ты прав», — согласилась жена, задумавшись. «Конечно, прав!» — живо согласился я.

«Пойдём, нас уже ждёт на кушетке фрау Блох», — прервала меня жена. Тридцатисемилетняя, щуплая, невысокого роста, бледная, зашибленная фрау Блох без особого энтузиазма встретила наше появление. Она, чувствовалось, ни на что хорошее не надеялась. Двое маленьких детей, а муж, по её описанию, полицай-садист. От него, в основном, и сбежала в клинику: «Хочу разобраться в своих проблемах», — скромно объявила Блох. «Во всём виновата ваша мать! — объявила ей наша психотерапевт фрау Функ. — Мать вас женственности лишила, всё запрещала и ревновала к отцу, который изменял вашей матери». Возвращаясь с гулянки, отец был ласков с дочерью, а это не нравилось маме, которая была к ней строга. Фрау Блох была к тому же очень похожа на отца! И это тоже не нравилось её матери.

Предложил в гипнозе фрау Блох, увидеть картины детства и дать волю своим чувствам, ничего не бояться! Я рядом и её поддержу, что бы она ни делала, что бы с ней ни происходило! «Ну что видели в гипнозе?» — спросил я у фрау Блох. — «Свою мать видела». — «И что?». — «Она мне запрещала гулять с мальчиками». — «А вы?». — «А я её лягнула ногой и не один раз!». — «А мать?». — «Она на меня пёрла, а я лягалась и отбила атаку!». — «Ну и как себя чувствуете теперь?». «Очень хорошо! — призналась Блох. — Я всегда это хотела сделать, но не решалась!». «Ты уже как немцы лечишь!» — упрекнула жена, когда довольная Блох ушла. — «Нет, я же ей не приказал бить мать, но и запретить не могу, если охота. Зато теперь мы знаем, что фрау Блох нашла себе или ищет “мальчика”!». — «Почему?». — «Потому что отбила атаку матери, которая ей это запрещала!». «Она же замужем!» — возразила жена. — «Но она же хочет мальчика, о котором в детстве мечтала! Вот сейчас и наверстывает, тем более, что их — этих мальчиков здесь много! Они — “мальчики”, она — “девочка”! А муж — “мама”, которая ей запрещала гулять с мальчиками, он же полицай!». «Рассуждаешь, как психотерапевт — фрау Функ», — рассмеялась жена. — «Иногда приходится, в конкретных случаях! Я же не догматик! Я не отрицаю в психологическом развитии личности роль воспитания! Другое дело — индивидуально это применять, а в данном случае это подходит». «Но причём мама и муж полицай? — возразила жена. — Скорее, муж — это папа!». — «Нет, папа у неё был добрый — гуляка, как и она! А злого мужа, можно и как злую мать воспринимать — это роли не играет, главное образ зла! Фрейд, кстати, говорил о замещении во сне одного образа другим!». «Схожу сегодня на конференцию, расскажу про гипноз у Блох! Интересно, что наши психологи скажут?».

«Это очень хорошо и интересно! — обрадовалась фрау Функ, услышав мой рассказ. — Я буду теперь в упражнениях по имагинации (воображение образов по Карлу Юнгу) её учить, мысленно себе представлять — мать ногой бить, себя защищать! Она отлично поддаётся развитию!». «Поразительно, за такой короткий срок!» — восхищались и остальные. «А я ей могу сегодня, во время прогулки по лесным тропам, предложить оплёвывать деревья, представляя, что это её мама!» — предложил свои услуги и телесно-ориентированный Хагелюкен. «У неё явный конфликт “близости и дистанции”! — сообщила танцовщица (танцетерапевт). — Я к ней вчера вплотную, да ещё сзади, приблизилась и прижалась! И она от меня, что вы думаете, отбежала — не переносит близости!» «Очень хорошо, что Блох не такая, как ты — лесбиянка!» — подумал я. «Но я буду с ней и дальше тренировать близость!» — пообещала танцетерапевт! «Вот этого не надо! — подумал я и неудачно пошутил: — Может, пусть в следующий раз к ней пациент её возраста прижмётся? И у неё не будет этой проблемы — “близости и дистанции”!». «Причём тут половые различия! — возмутились главная врач, танцовщица и музыкантша одновременно. — Здесь пол ни при чём!». «Она по вечерам часто общается с пациентом Биднером! — сообщила “неуместно” и встревожено дневная медсестра. — И ночная медсестра её с ним видела, они целовались!». «Да вы что!» — побледнела фрау Функ. «Это точно чистая регрессия — уход в детство!» — возмутилась главный врач Клизман, готовая ехать аж в Россию за «регрессией» — пожилыми мужчинами.

«Я Блох тоже вижу часто с одним и тем же пациентом, — согласилась жена после передачи мною содержания конференции. — Я не придавала этому никакого значения, но ты оказался прав в своём прогнозе!». «В констатации! — поправил я. — Я редко выхожу из нашего отделения, только в туалет и иногда на конференции, что менее приятно, чем в туалет, а ты часто ходишь по клинике. Иногда мне “доноси”, что снаружи происходит, тогда мне не надо будет строить догадки по гипнотическим фантазиям! Не буду тратить время на разгадку уже свершившегося факта. Получается, что “соседка” уже родила, а я только предсказываю, что она только вот-вот гульнуть собирается!».

Блох пришла к нам сегодня, она была чем-то довольна, но и встревожена одновременно. «Спасибо!» — поблагодарила Блох. — «За что?». — «Я по-настоящему влюбилась с вашей помощью!». — «Почему с моей?». — «После гипноза, где я с мамой рассчиталась, я её уже не боюсь!». — «А мужа?». — «Его боюсь, но не люблю, и он это понял. Он согласен измениться, стать добрее ко мне и готов дать больше свободы! Но я от него уже ничего не хочу, я по-настоящему влюбилась!». — «Вы уверены, что это тот, на которого мужа и детей стоит променять!». — «При чём здесь дети!». — «Потому что чужой мужчина им никогда не будет настоящим отцом!». — «Муж всё равно мне их не отдаст!». — «Тем более! Вот, он даже и на компромиссы согласен! А этот холостой?». — «Был женат, но разведен и у него тоже двое детей». — «С кем дети?». — «С его женой». — «Тоже, видать, не золото!» — предположил я. — «Нет, это его жена виновата, он мне всё рассказал!» — уверенно сказала фрау Блох. — Она ему, как и мне мой муж, не давала никакой свободы, была как его строгая мать!». — «Я вам советую не спешить и мужу не рассказывать!». — «А я ему уже всё рассказала, и он готов мне дать свободу, чтобы меня окончательно не потерять!». — «Тем более, я вам не советую спешить!» — по раздражённому виду Блох понял, что она больше не придёт. «Она больше не придёт к нам — дату визита не заказала», — подтвердила и жена после ухода Блох. — «Знаю, но бывают такие ситуации, когда я не могу не советовать пациентам то, что им не нравится. Она потеряет свою семью, и не найдёт другую: с одного поезда соскочила, а другой просто не придёт! Дети наиграются на травке, как козлики и разбегутся! Затем приползёт к мужу, а там уже будет другая на её плацкартном месте. Она точная копия своего отца-гуляки — “горбатого могила исправит”! И я поддался на соблазн изменить личность!».

«Поступила новая больная с тяжёлой депрессией! — прервала меня, как всегда, жена. — У неё головные боли, главврач её терапевт, попросила помочь акупунктурой». — «У нас что, есть ещё время?». «Придётся дольше задержаться после работы, — вздохнула жена. — Эта больная, похоже, суицидная, на лице какая-то обречённость!». «Ну ясно, поэтому Клизман не хочет с ней заниматься, хочет нами подстраховаться! — понял я. — Давай её сюда, да побыстрее, чтобы здесь не ночевать!» — «Она уже за дверью!» — «обрадовала» меня жена. «Блюмхен (цветочек по-русски)», — протянула сухонькую ручку маленькая старушка. Вся сухонькая, сморщенная, поблекшая, но по одежде и макияжу, а главное дате рождения, молодящаяся пятидесятипятилетняя пациентка. — «Что вас беспокоит?». «Семейный кризис», — сообщила Блюмхен. — «А что произошло?». — «Я влюбилась в другого, а он меня обманул: обещал жениться, как только уйду от мужа. Я ушла, и он исчез, а муж не впускает обратно — гонит». Мы с женой переглянулись. «У вас головные боли?» — решил взяться я за более реальную задачу. «Да», — согласилась «неудачливая пассажирка, ушедшего поезда». — «Ложитесь вот сюда на кушетку и покажите, где конкретно болит». «Ну что, полегчало?» — спросил, когда Блюмхен открыла глаза после сеанса. — «Нет, не могла расслабиться, всё думала о муже». — «О каком?». — «Ну как, о каком? О моём!». «Фигу ты имеешь, а не мужа! — тут же вспомнил я бердичевский анекдот: — Не хотели друзья смертельно напугать бедную женщину, у которой муж только что умер, а она об этом ещё не знала. Решили по-доброму, по-дипломатичному, по-умному всё сделать, постепенно, а не сразу сообщить, чтобы привыкла. Пошли они к несчастной домой и осторожно постучали. — Кто там?! — спросили за дверью. — Скажите, пожалуйста, здесь живёт вдова Рабинович? — ласково спросили друзья в один голос. — Какая я вам вдова, сволочи! — донеслось из-за двери. — Идите к чёрту, у меня муж есть! — Муж у тебя есть! Фига у тебя есть, а не муж! Твой муж умер!» — как бы помягче сообщили ей друзья. Но Блюмхен — не Рабинович, и поэтому не узнала от меня про эту весёлую историю.

«А вы можете поговорить с мужем, чтобы простил?» — спросила простая, как два пфеннига, Блюмхен. — «Что простил?». — «Ну, что я поддалась соблазну». — «Как это произошло?». — «Ну, гуляли в одной компании с мужем. Меня один пригласил потанцевать — так и произошло!». — «Т. е. этот “другой” знакомый вашего бывшего мужа? Ой, извините — вашего мужа!» — почти как с «вдовой Рабинович» получилось. «Ну да, он же меня и привёл в эту компанию!» — как бы «сам виноват» хотела этим сказать Блюмхен. «Нет! Думаю, сейчас это преждевременно делать! Ваш муж ещё не отошёл от удара!» — «радости, скорее» — пронеслось у меня в голове.

«Опять закон парных случаев! — отметила жена. — Точь-в-точь, как фрау Блох!». «Не совсем! Эта старая, а та ещё молодая. Для этой поезд уже навсегда ушёл! Тот “танцор”», видать, очень пьян был и не разглядел её в пьяном танце, а затем, когда протрезвел — испугался!» — объяснил я разницу с мужской позиции. «Она что ненормальная, в старом возрасте такие глупости совершать!» — изумилась жена. — «В том-то и дело, что на старости лет человек, если так можно сказать, становится самим собой! Обрати внимание на фотографии, даже наши, мы сейчас больше похожи на себя в трёхлетнем возрасте, чем на себя двадцатилетних!». «Почему?!» — удивилась жена. — «Человек, очевидно, проделывает цикл развития, как и в эмбриогенезе, но в обратном направлении и не на разных животных похож, а на более ранние периоды своего развития и на разных родственников! В семь лет на отца, например, был похож, и в 60 вновь стал на него похож! В 15 лет больше на мать был похож, и в 65 вновь на неё похож! В 30 лет на бабушку был похож, и в 70 опять на бабушку похож! И дальше всё больше в бабушку превращается, пока не превращается в трехлетнего ребёнка, как по виду, так и по уму! С возрастом функция коры ослабевает, тогда и проглядывают заложенные инстинкты-свойства каждого: “Позолота сотрётся — свиная кожа остаётся!” — сказал Андерсен. — С возрастом человеку сложнее: волей, напряжением мышц, позой, изображая себя каким-то героем замаскировать свои пороки!». «Так уж плохи наши дела?» — посмотрела жена на меня, а затем и на себя — в зеркало. «Нет, пока ещё неполное сходство с трёхлетним возрастом!» — успокоил я её. «А, кто эта Блюмхен?» — заинтересовалась жена. — «А ты, как думаешь?». — «Коза, как фрау Блох?». «Скорее, муха!» — решил я. — «Почему?». — «Ну, видишь сама, как получилось: муж взял её с собой в туалет, и она тут же на другую кучу пересела!».

«Поехали домой, на сегодня хватит! — предложила жена. — А то, ещё какая-нибудь “муха” в клинику залетит!». «Муха, может, и нет, но Кокиш по-моему хотела залететь, но не решилась, увидев очередь у нашего кабинета», — объявил я. «Ничего завтра залетит!» — успокоила жена.

И, действительно, утром Кокиш была первой у нас! Вид у Кокиш был повеселевший: «Всё сказала точь-в-точь, как учили! Вначале он сказал — не верит в то, что я это всё специально сделала, чтобы ревность у него возбудить! Но, когда объяснила ему, что это подсознательно было, то он задумался и, как-то, по-моему, успокоился. Во всяком случае, не прогнал, а только орал и обзывал меня пр…..ой! А потом отвёз меня на своей машине домой. Рассказать, что дома было?». — «Нет, подробностей не надо, только концовка!». — «Ну, мы легли в постель». — «Нет, и этого не надо, дальше давайте!». — «А дальше, почему-то после всего, опять обругал — снова обозвал пр……..ой. Спросил, дурак, или я с “тем” так же спала, как с ним. Дурак какой-то, ни стыда у него, ни совести, что я пр…….ка какая-то! Конечно, сказала ему, что с ним лучше было, чем когда-либо и с кем-либо, и что люблю только его одного! Всё, вроде, как вы учили! Он проверил все мои счета, телефонные номера, записки, хэнди, кто звонил, кто записан! Ещё раз обругал и уехал, не попрощавшись, и не поцеловал, как обычно! Как вы думаете, выгонит?!». — «Думаю, нет! Острый период психотравмы прошёл, видать! Сейчас период посттравматических психических нарушений». — «Что это значит?». — «Это он сейчас лучше знает! Но не вздумайте у него спрашивать, что это такое!». — «Да нет, что я дура какая-то! Я лучше возьму книгу в библиотеке и почитаю. А как вы думаете, сколько ещё продлится у него эта — психотравма?». — «Ну, пока не перейдёт затем в хроническую фазу, как и положено! А затем будут единичные вспышки, обострения». — «Как долго?». — «У каждого по-разному». — «Что, пока ещё не давить на него, чтобы ко мне перешёл жить?». — «Пока нет, пусть рану вначале залижет!». — «А, когда можно будет?». — «Я скажу! Пока не надо». — «Спасибо огромное, мне после бесед с вами становится как-то легче! Как себя дальше вести?». — «Ведите себя, как до того. О том, что его любите, не говорите, пока сам не спросит, такими словами не сорите! Ведите себя с достоинством, по принципу: «А, что такое! А что, собственно, произошло! Его не упрекайте, но и свою вину не показывайте!». — «А что делать с “этим?”». — «Кем?». — «Ну, “тем”…». — «“Того”, пошлите!». — «Он говорит, что любит». — «Придётся вам выбирать: или любовь, или экзистенция — работа, деньги!». — «Нет, нет! Я “этого”, действительно, очень люблю». — «Какого “этого”?». — «Ну, “нашего”»! «Да, “наш” лучше», — согласился и я.

«Ну, кто она?» — спросил я у жены. «Дерьмо паршивое!» — выругалась жена. «Ну это же не животное! — укоризненно покачал я головой, точно так же моя школьная учительница 1-го класса, в г. Бердичеве — заслуженная учительница УССР с ласковой улыбкой, укорила ученика Абрашу за то, что ученика Гришу жидом обозвал! — Не отходи от моей классификации!» — потребовал я. «Тьфу! Чтобы я ещё классифицировала её!» — возмущалась жена. — «Ну, хорошо, а Петер Шнауцер тогда кто?». «Конечно, дерьмо и ещё более вонючее!» — ещё больше возмутилась жена. «Значит, она муха! — подвёл черту я. — Если он дерьмо, значит она тоже муха, как и Блюмхен, только большая, зелёная и жирная!».

«Ну, с ней понятно! — успокоилась жена. — А сейчас к нам зайдёт фрау Лешке, помнишь, она два года назад у нас лежала, ей 54 года и её изнасиловал словенец, лечилась у нас после этого полгода». «Вот народ, ну что за народ! — возмутился я. — Нет, их всех надо направить на перевоспитание в Россию, хотя бы на несколько месяцев!». «Ты какой-то русофоб!» — укорила жена. — «Наоборот, я очень уважаю русских женщин, и чтобы какая-то русская женщина после полового акта лечилась полгода! Если было хорошо — будет продолжать! Если было плохо — найдёт другого!». «Так её же изнасиловали!» — как к дураку, обратилась ко мне жена. «И ты в это веришь?! Её можно изнасиловать?! Этого пятидесятичетырехлетнего «Фрица Поддубного» — богатыря, можно изнасиловать?! Косая сажень в плечах, 185 рост, рожа тевтонского рыцаря! И какой же это словенец изнасиловал тевтонского рыцаря?! Только русским это удалось один раз! Плохо знаю историю, но, по-моему, “Ледовое побоище” состоялось утром 5 апреля 1242 года на Чудском озере?!».

«Пусть зайдёт?» — нетерпеливо спросила жена. — «Зови тевтонского рыцаря!». — «Как здоровье, фрау Лешке?». — «Плохо». — «Вы как будто похудели? Но вам так даже лучше». — «Да это неплохо, но депрессия мучает, и за отцом приходится ухаживать. Всё ещё жив. Он мне надоел, в детстве меня не баловал, а сейчас я ему ещё обязана!». — «Так, может, его в старческий дом оформите?». — «Тогда он мне дом не оставит в наследство». — «А как этот насильник поживает — отстал наконец от вас?». — «Сейчас да, а после стационарного лечения два года тому назад он всё же меня ещё несколько раз изнасиловал!» — произнесла Лешке с видом «приятно вспомнить». — «А сейчас есть партнёр?». — «Нет, сейчас вообще никого нет! Вы разве не слышали, что уже здесь — на выходных произошло?». — «Нет, я не был сегодня на утренней конференции». — «Этот Яшке Клаус — сорокапятилетний сопляк, меня чуть не изнасиловал в субботу! И еще один раз в воскресенье пытался!». — «Как это, чуть не изнасиловал?!». — «Ну, в субботу он меня пригласил в сауну, а в воскресенье пригласил к нему в палату ночью! И это после моей психотравмы — два года назад, мне ещё здесь этого не хватало! Я сразу же забила тревогу, поставила в известность дежурного врача! Почувствовала, что такая беда может случиться! И в очередной раз я такого уже не выдержу! Так что вы думаете?! Все больные на его стороне и в меня пальцем тыкают, меня во всём обвиняют! Я, оказывается, во всём виновата!». — «А как вы себя сейчас чувствуете?». — «Меня всю трясёт, я очень возбуждена и не могу успокоиться, как будто это случилось на самом деле! Всю ночь не спала, кошмары снились». «Ложитесь на кушетку, — прервала Лешке жена, — гипноз вас успокоит».

«Ну, как тебе жертва?» — поинтересовался я мнением жены после сеанса лечения Лешке. «Ну и в России ей не помогут, там сейчас мужчины спились! — засомневалась жена в успехах российской сексологии. — И никто там по полгода не держит таких на курорте!». «А в советское время двухнедельного дома отдыха хватало, чтобы подлечить таких женщин, — согласился я, сделав вид, что не заметил укоризненного взгляда жены, и спросил: — А она кто?». «Притворная!» — определила жена Лешку по своей житейской классификации. «Ты помнишь старый пошлый советский анекдот про курицу и петуха?» — решил упростить я проблему. «Это ещё про что?» — не вспомнила жена. «Петух гонится за курицей и думает: “Вот догоню и …..!” А курица думает: “Не слишком ли я быстро бегу?” Конечно, она не кура, а старый страус! И таких страусов становится в цивилизованном мире всё больше, а петухов, таких хороших, горластых и крепких всё меньше!».

«Всё это хорошо, но с этим Яшке Клаусом ты всё-таки, по-моему, перестарался!» — упрекнула жена. «Он сюда пришёл совсем зашибленным: маленький, щуплый, метр с кепкой ростом, на эмбриона похож, обсыпанный сыпью. А сейчас сыпь поблекла, он расцвёл. Что ж я плохого сделал? У него нейродермит исчез!». — «Да, но тут не Россия, а Германия, ты пациенток-немок всех разгонишь!». «Во-первых, не я, а он! И потом, уверен: все немки к нам толпой повалят, прослышав о том, что у нас в клинике такой петушок — обсыпанный, породистый — завёлся! И я надеюсь, что в скором времени он будет не только приставать! Пока я его научил только тому, как приставать! А если будет себя хорошо вести, научу, что после приставаний надо делать! Как в сумасшедшем доме больным сказали: “Пока прыгайте в бассейн без воды, а если будете себя хорошо вести, мы ещё и воду нальём!” И можешь не сомневаться, в клинку нашу куча немок повалит! К нашим петушкам, а не в Турцию будут ехать! В очереди к нам будут стоять! Разница между русской и немкой только в том, что русская делает то, о чём немка мечтает — бредит! Я согласен с некоторыми позициями в современном психоанализе, что бред преследования иногда связан с навязчивым желанием близости — пусть и подсознательно. С одной стороны стремление к близости, а с другой страх перед ней. Допускаю нарушения автономного периода развития, где-то в трёхлетнем возрасте, по теории психологии развития личности, когда ребёнок начинает в прятки играть с близкими: убегает от мамы, но следит за тем, следует ли она за ним. Если она перестаёт за ним следовать, то останавливается и привлекает к себе внимание, чтобы она его не потеряла из виду. Боится потеряться с одной стороны и оторваться от мамы, с другой — стремление к автономности, независимости. Т. е. тот, кому кажется, что его преследуют, пристают к нему — хочет этого. Они дразнят своих преследователей, чтобы сблизиться». «Ты уже становишься научным психотерапевтом», — вновь укорила меня жена. — «Я уже говорил, что в каждой теории есть своё зерно, хотя всё можно и проще объяснить! Любые самки, и в животном мире, убегают, независимо от того какая мама была: внимательная шакалиха или холодная шакалиха! Это заложено природой в инстинкте самки, возможно, отобрать того, кто лучше бегает, для хорошо бегающего потомства! А, возможно, просто страх. Ведь куры не знают, что в петушиных мозгах происходит, зачем догоняет! Не всегда самец догоняет для секса, может ограбить хочет: у куры яйца забрать, например?! Ладно, давай сюда этого преследователя — насильника Яшку. Он, я видел, уже за дверью ждёт».

«Ты, Клаус, гроза всех женщин в клинике, а я этого не хотел, хотя и рад за тебя!». — «Вы имеете в виду эту Лешке?». — «Ну, да». — «Так она сама со мной заговорила и глазки строит, ну я ей, шутя, и предложил со мной вместе в сауну сходить». — «Надо же постепенно, а ты чуть что — сразу в сауну или ночью к ней врываешься!». — «Да она мне, вообще, не нравится! Здесь есть получше». — «Которые за тебя и заступились!». — «Да». — «Скажи, у тебя когда-нибудь, до нашего тренинга, было столько поклонниц?». — «У меня, вообще, никого не было». — «Почему?». — «Вы же знаете, кто подойдёт к такому, как я — в сыпи, только пугал всех!». — «Теперь ты понял, что это не имеет никакого значения? Всё зависит от твоей уверенности в себе — самооценке!». — «Но от меня все шарахались ещё в детстве!». — «Ты что, считаешь на лице женщины каждый прыщик, если она тебе нравится? Давай будем дальше работать».

Уже вечером, отъезжая от клиники, увидели «плэйбоя» Яшку в длинном чёрном пальто, с цепью на шее в окружении многочисленных поклонниц, весело смеющихся. «Вот это развитие!» — похвалила жена, то ли меня, то ли Яшку.