Глава 14
Люди — звери
Сегодня утром не успели прийти на работу — телефонный звонок! «Подойди, — позвала жена, — наш бывший пациент херр Хенкельс», — помнишь, жену приводил на лечение. — «Доктор, можете мою дочь сегодня принять?» — «Обязательно сегодня?» — «У неё неприятности с другом, и я за неё беспокоюсь». — «Тогда пусть лучше с другом и придёт». «Совсем озверели! — отреагировала жена. — Что мы скорая помощь?! У нас и так сегодня 24 пациента! Первый уже ждёт — страдалец Херр Клозе». — «Пусть заходит моралист! Как у вас дела, херр Клозе?» — «Очень плохо, мне очень жалко жену и дочь!». — «Ну, с дочерью вы можете поддерживать отношения и помогать ей». — «Да, но она же больная — инвалид детства, болезнь центральной нервной системы! Она ко мне очень привязана, не представляю, как она без меня! Да и жену, я очень люблю, она мне ничего плохого не сделала!». — «Но и ничего хорошего, раз полюбили другую?». — «Да я даже и не знаю, полюбил ли? Я её просто не могу прогнать!». — «Не любили бы — прогнали!». — «Да нет! У меня, знаете, очень какой-то мягкий характер, мне всех жалко! Она молодая, на 30 лет меня моложе, ей всего 25 лет, к тому же иностранка, ваша, кстати, землячка из Украины! Если выгоню — её вышлют, она не имеет права здесь жить!». — «Да, действительно, землячка, — согласился я, — почти родственница». — «Как, родственница?!». — «Ну, для меня все украинцы родственники! Люблю как-то этот добрый интернациональный народ! Хотя и из Питера, но родился на Украине и очень прикипел к этой нации, с трудом оторвался!». Жена посмотрела на меня укоризненно, мол: «Время зря теряешь, он всё равно юмора не понимает!». «Ну и не надо прогонять, если любите», — перешёл я на конкретику. — «Но я люблю очень сильно свою жену! Вы даже себе это представить не можете — как сильно!» — закатил, как попик на молебне к небу свои притворные глазки: жирный, лысый херр Клозе. Его любимым народом, кроме молодухи с Украины, были арабы и, вообще, весь третий мир! С его слов у него много хорошей разной крови намешено: французской, голландской и, конечно, больше всего было немецкой! — «Почему не представляю, как вы жену любите?! Очень даже представляю! Я ведь вижу, как вы мучаетесь!». — «Да, но с ней я в депрессию впадаю». — «Почему?». — «Если б я знал! Всё хорошо, прекрасно с ней, она чудесный человек!». — «А с этой — молодой, не впадаете?». — «Нет, с ней нет! Она, знаете, такая сварливая! Вот, вы предлагаете её прогнать! Я один раз заикнулся, так она меня даже побила и ключи у меня забрала! Так что я сам не мог домой попасть!». — «Я подозреваю, вас устраивает секс с этой женщиной». — «Но это ведь не главное в жизни! Это ведь аморально, если так!». «Для вас, наверное, главное?!» — предположил я. — «Но ведь нельзя быть таким испорченным! Я ведь, знаете, глубоко верующий!». «Это чувствуется, — согласился я. — А вы пока не принимайте решений, пока в стационаре! Я в гипнозе вас укреплю и, возможно, в гипнозе своё будущее увидите».
«Не человек, а ангел, только ужасно противный! Как ты с ним много времени теряешь!» — пробурчала жена, когда херр Клозе сладко захрапел. «Что увидели в гипнозе?» — спросил я у Клозе через 50 минут. «А что, разве я спал?! По-моему прошло пять минут!» — удивился Клозе такому быстрому окончанию сеанса. «Почти час!» — подправила его жена. — «Да, вы что! Не может быть!». «Может, может — всё хорошее проходит быстро! — объяснил я ему закон жизни. — А что всё же вы видели?». — «Ой, знаете, всё время жалел эту бедную девушку! Знаете, она меня только иногда очень пугает, аж пот прошибает, когда говорит, что хочет от меня ребёнка!».
«Ну что, впустить херра Падель? — спросила жена. — Ждёт за дверью уже 15 минут! Радостный какой-то!». «Сколько раз я тебе говорил, не усложняй имена и фамилии! Называй наших героев проще! Скажи по-русски: — А сейчас зайдёт Падла! — и звучит понятно и знаешь о ком речь!» — попросил я жену. «Доктор, большое спасибо, вы мне помогли, вы волшебник!» — объявил вошедший «Падла». — «Чем помог?». — «Сделайте, пожалуйста, сегодня то же самое! — попросил херр Падель, укладываясь на живот, на кушетку. — После позавчерашнего сеанса, я могу выпускать воздух долго и постепенно, а до сих пор мне это удавалось только толчками!». Прикрыв, на всякий случай, зад музыканта «Падлы», стал в спешке ставить иглы и быстро погрузил его в гипноз! «Теперь тебе понятна его радость?! И что он воздухом называет — пердун несчастный?! Пусть сам таким воздухом дышит! Будить его надо предельно осторожно!» — посоветовал жене. «Вы знаете, я сегодня не сумел так сильно расслабиться в гипнозе, как в прошлый раз!» — объявил херр Падель после пробуждения. «Это и к лучшему!» — подумал я, заметив, что и жена была точно такого же мнения. А Падель продолжал: «Из головы не выходит мысль, которую мне подсказала моя терапевт-психолог, она мне объяснила причину моих бед! Оказывается, меня сексуально использовала моя мать!». — «Как?!». — «Эмоционально!» — сказала терапевт. «Новый вид изнасилования и последний крик моды в психотерапии — “не так, так этак”! — отметил я про себя и уточнил: — В чём же это выразилось?». — «Она меня сделала эмоционально от себя зависимым, поэтому я и не гожусь для прочных отношений с моей подругой! Она хочет замуж, детей, а для меня это слишком много! Вчера в машине я кричал, плакал и бил кулаками о приборную панель. Я плакал, плакал и плакал! Я долго не мог успокоиться! Я её понимаю, она моложе — молодая женщина, ей всего сорок, а мне уже почти 60! Ей нужна семья, дети! О! Сколько я пережил: тюрьма в ГДР, затем удалось сбежать, перейти на Запад, но и здесь я не стал счастливым! Ко мне недавно приехал мой близкий друг из ГДР, мы вместе сидели в тюрьме, у него боли в спине! Можете ему помочь? Только не выставляйте ему счёт, а мне, я за него заплачу! Сегодня я договорился делать музыку с Мандрой! Она очень талантлива, и мы по вечерам музицируем в подвале! Там я могу отдаваться своим чувствам: кричать, топать ногами, кричать, кричать и кричать! Мне хочется всё крушить, ломать, тогда мне становится легче! Жалко, что и у вас этого нельзя!».
«Что можешь сказать об извращенце?» — спросил я у жены после ухода херра Паделя. — «Что могу сказать? Гомосексуалист, педофил! Этой Мандре ведь 16 лет! Ее приёмным родителям — немцам она уже не нужна — наигрались, вывезли в детстве из Цейлона!». «Да, как с волнистым попугайчиком! — согласился я. — Ладно, пусть его друг приходит, укрепим его потенцию! Тогда, может, и Мандру в покое оставит!» — объявил я план дальнейшего лечения «Падлы».
«Сейчас фрау Мандре поможешь, она к нам следующая!» — объявила жена. «Скажи ей пусть придёт через час! Я пойду сначала на дневную конференцию, попробую обсудить с нашей психотерапевтической командой херра Паделя и его отношения с Мандрой. Надо её оградить от педофила! В зависимости от того, как её терапевты воспримут проблему, буду знать, как с ней разговаривать!». На конференции уже все собрались, сидели по кругу, как и положено психотерапевтической команде. Я был 16-тым, главный врач записывала желающих высказаться. «Фрау Мандра!» — объявил я и свою пациентку. «Она уже записана своим терапевтом!» — объявила главврач Клизман, указав на себя. «Я хотела бы поделиться своими впечатлениями о Мандре! — первой начала Клизман. — Мы обсуждали сегодня в группе фрау Мюллер! Её муж вчера позвонил и сказал, что любит её подругу — жену своего друга! Так сказать, семьями дружили. Обсуждали проблемы неверности! Не могу сказать, что фрау Мюллер была очень расстроена! Затем в разговор вмешался Херр Падель. Он очень возмущался неверностью мужа фрау Мюллер, успокаивал её, в общем, была такая очень трогательная картинка: einfach suß (просто — сладенькая сценка)! Фрау Мюллер почувствовала себя защищённой и понятой! В особенности: suß (сладеньким) был херр Падель! Такой заботливый, готовый помочь! Его чувствовалось, глубоко тронула эта история! А вот Мандра вскочила, посмотрела зло на херра Паделя и покинула группу! Я думаю, это из-за того, что у неё плохие отношения с приёмным отцом! Он отказался платить за её комнату, которую она сняла. Она переносит восприятие отца на херра Паделя!». «Да, это, скорее всего, так! — поддержала фрау Функ — психолог-терапевт фрау Паделя, и добавила: — Поведение херра Паделя я могу ещё объяснить тем, что он злой на своего отца, который бросил мать и его в детстве! Со своей матерью, Падель себя идентифицирует и происходит перенос на фрау Мюллер!». «А что вы хотели добавить по Мандре?» — со скептическим видом, обратилась ко мне Клизман. — «Меня тревожит дружба Мандры с Паделем! Он с ней “музицирует”, как он выразился, по вечерам в подвале! Они там вдвоём! К Мандре, как вы уже знаете, прилипают пожилые мужчины, как к лёгкой жертве! Её выбросила семья, которая “адаптировала”! А “в чужом краю и старушка божий дар”, как говорят в России, в данном случае — старичок!». «Почему?!» — не поняли психотерапевты. — «Ну, когда попадаешь в чужой край и никого не знаешь, то и старушке рад!». «Почему?! — удивилась Клизман, как мне показалось, с надеждой в глазах! — Что, в России любят пожилых женщин?!». «В целом, да!» — сдался я. «Всё! Еду в Россию!» — захохотала главный врач — фрау Клизман. «Но я хотел сказать совсем о другом! — продолжил я свою мысль. — В общем, я уверен, что у Паделя есть педофильные наклонности!». Директор клиники доктор Бомбах глянул на меня без энтузиазма! У его кабинета всегда сидели в очереди молодые пациентки: от 15 до 17 лет. Эту особенность уже все заметили, что его очень любят несовершеннолетние пациентки, вернее, он их любит и для себя отбирает! «Кроме того, Падель, я думаю, ещё и гомосексуалист и со своей подругой живёт только для того, чтобы это скрыть!». Тут на меня уже зло посмотрел доктор Обстгут — наш признавшийся гомосексуалист. «Гомосексуализм и педофилия не одно и то же!» — буркнул Обстгут. «Но одно не исключает другое!» — возразил я. «Да херр Падель, мухи не обидит! — вступилась за него, его терапевт фрау Функ. — Его проблемы из-за того, что его мать эмоционально его изнасиловала! А Мандру он рассматривает, как сестру, которую надо защитить от плохого отца!».
«Давай, пусть Мандра заходит!» — обратился я к жене, вернувшись после конференции. — «Как дела Мандра?». — «Всё хорошо». — «А почему встревожена?». — «Не знаю, как избавиться от Паделя. Я вначале думала, что у него только музыка в голове, и он как отец или дедушка относится ко мне, и — дура ходила с ним в подвал музицировать! А вчера он ко мне уже приставал сексуально, сексуальные предложения делал! Я его оттолкнула и убежала, а сегодня он меня опять вечером зовёт в подвал, и сказал, что любит. Раньше он только конфеты дарил». — «Почему, Мандра, ты постоянно попадаешь на одинаковых людей?». — «Они сами ко мне пристают». — «Это потому, Мандра, что ты берёшь то, что рядом с тобой лежит! Что ты делаешь, когда с горки в клинику спускаешься?». — «Иду осторожно, чтобы не споткнуться». — «А ещё что?». — «Больше ничего». — «А, зря! Что здесь по дороге всегда лежит?». — «Кучи коровьего дерьма?» — вспомнила Мандра. — «Правильно, и что ты делаешь, если оно под ногами лежит?». «Обхожу!». — «А здесь почему не обходишь?». «А почему столько много рядом дерьма?» — расфилософствовалась Мандра. — «Его много рядом, потому что оно ещё и внутри нас! — разъяснил я Мандре “дерьмовую” ситуацию. — И наша задача в нём не утонуть». — «Мне неудобно послать их!». — «Тогда вступай!». — «Но этот зашёл уже слишком далеко, а в группе изображает из себя ангела!». «Каждое дерьмо хочет пахнуть фиалкой! — ответил я Мандре словами одной бердичевской девочки-еврейки, обращенными к пристававшему к ней мальчику. — А ты возьми и завтра в группе при всех скажи ему это! Пристыди и потребуй больше не приставать!». — «Я хотела, но у меня не хватает смелости». — «А я тебе в гипнозе помогу, натренирую, как боксёра! Всё ему скажешь в группе при всех, тогда будет тебя бояться и стороной обходить! Не ты, а он выскочит из группы, убежит!». «О, это будет здорово!» — засветилась Мандра.
В конце дня, вернее, вечером «на закуску» пришла фрау Хенкельс с другом. Фрау Хенкельс, лет сорока — таких в России называют «бомбовозом», умудрилась на свои 120–130 кг джинсы натянуть! «Садитесь», — указал я на свободные два кресла, в душе попрощавшись с одним из них. Она устроилась поближе ко мне, как потерпевшая к судье, а виновник её бед, как я понял, подальше у двери — подсознательное желание убежать! Да и вид у него был совсем не заинтересованный: «мама привела непослушного сына в детскую комнату милиции». По его цепям на шее, джинсам, расстёгнутой рубашке на груди чувствовался любитель свободы: «Надоела мамка: всё с учёбой пристаёт, а девки — так и прут»! Решил с обоими одновременно побеседовать, хотя обычно предпочитаю — по отдельности. Если её отправить за дверь, решит, что он на неё плохое наговорил. Если его за дверь, то решит, что она наябедничала и, вообще, будет недоверчив к мужчине-психотерапевту. Хорошо, что жена при мне — это помогает снять настороженность у партнёров. «Расскажите о проблемах», — начал я, ни на кого не глядя, чтобы ни к кому конкретно не обратиться. Начала она: агрессивно, взволновано, почти скандально. «Ему, — указала она на провинившегося шалуна, — постоянно на хэнди звонит женщина! Он уходит в другую комнату и по часу с ней разговаривает, чтобы я не слышала!». Смотрю на «плэйбоя», и он объясняет: «Это моя старая знакомая — мой товарищ! Я с ней беседую, спрашиваю совета, а она — у меня! Никаких других отношений у нас нет!». «Знаем мы этих друзей! — подумал я. — Но нельзя становиться на сторону самки с рогами. Во-первых, она не хочет его потерять, иначе не притащила бы за шиворот, а во-вторых, он сразу меня, как врага расценит, и я уже ни ей, ни ему не помощник! Что делать?». Приходится спасать «Ромео», обращаюсь к «Джульетте», как можно помягче, с извиняющейся улыбкой. И с ней нужно осторожно, чтобы не восприняла как мужскую солидарность. «Я не вижу перед собой глупого человека, — указал я в сторону явного дебила — её «Ромео», — и поэтому, если бы он с этой женщиной имел какие-либо отношения, о которых вы говорите, то дал бы ей другой телефон или, вообще, никакого не давал бы! А дразнить вас или за что-то рассчитываться с вами тоже не за что, правда же?». — «Да, я ему ничего плохого не сделала». — «А вам я всё же посоветую, — обратился я к “Ромео”, — больше советоваться с женой, чем с другими!». «Я с ней советуюсь!» — обрадовался «Ромео», что так легко меня обдурил. «Есть ещё другие причины для недоразумений?» — спросил я под конец, поняв и решив, что теперь надо работать исключительно с фрау Хенкельс, её успокаивать и убеждать, учить, как себя вести в такой ситуации, если без него она не может. Если пойму, что может без него, то подскажу, как «послать» его. С ним работать бесполезно — он дурак, кроме того, ему от нее ничего не надо — это видно и ясно. «Давайте назначим дату следующего сеанса, приходите или вместе, или по одному!» — предложил я обоим. «Нет, я не могу!» — сразу подтвердил, таким образом, мои выводы «Ромео»: будет и дальше по телефону общаться или ещё ближе, а подруга его будет у меня лечиться от вредных привычек своего шалуна. Через окно увидели, что пара осталась довольна.
«Видать, Мандра херра Паделя в группе обидела! — объявила жена, глянув в вестибюль. — Он сидит совсем мрачный, хочет к нам зайти». — «Очень хорошо, значит, вчерашний сеанс удался с Мандрой! Давай его сюда!». «Как дела, почему вы сегодня такой мрачный?» — спросил я у Паделя, почувствовав себя подлым интриганом. — «Меня сегодня — эта Мандра опозорила перед всей группой, из меня детского насильника сделала! Я думал, что она интеллигентный человек, а она просто проститутка!». — «Ну, если честно, херр Падель, то вы сами виноваты!». — «Почему?!». — «Потому что никогда не надо иметь дел с несовершеннолетними детьми! Это и вам и им не пойдёт на пользу!». «В этом вы правы, больше я никогда в жизни с этой Мандрой не свяжусь!». «И не только с ней, но и с другими детьми!» — добавил я. «Ничего себе ребёнок! Вы только обратите внимание, какой у неё большой зад!» — выдал свои истинные цели Падель. — «Вот на это я вам не советую обращать внимания у детей! Ведь есть взрослые женщины, у которых он ещё больше!» — направил я Паделя на праведный путь. «Я вас уважаю за ваш юмор», — заулыбался в каком-то перверзном оскале, как Баба-Яга, жирный Падель. «Только сейчас обратил внимание, что у него и нос длинный, тонкий, изогнутый достаёт до губы, как у Бабы-Яги из сказок братьев Гримм!». «Я вас просил друга полечить, он приехал вчера из Эрфурта и у меня переночевал, чтобы сегодня к вам прийти», — напомнил Падель. — «Хорошо, пусть придёт».
«Очень хорошо, что удалось Паделя отвлечь от зада Мандры! И навлечь на зад его друга!» — порадовался я вслух. «Вот уж точно: “на каждый зад свой мастер”, как ты говоришь! — поддержала жена. — Но, знаешь, если бы наши психотерапевты узнали о твоих методах, они очень возмутились бы!». «Не только “наши”! — согласился я. — Сейчас вся просвещенная Европа и Америка — вся западная цивилизация притворная, ханжеская и очень гуманная к преступникам, перверзам, террористам! Нельзя нарушать их права, перверза надо жалеть, понимать и лечить массажем, музыкой, искусством, хорошим питанием с большим содержанием витаминов, которые усиливают потенцию, половое влечение к детям! Террористов надо ублажать, задабривать! Но всё дело в том, что я не перверз и не притворный, я действую разумно, рационально и стараюсь быть справедливым! Да и Паделю тоже после моего сеанса лучше будет! Он от своего друга больше получит удовольствия, чем от Мандры! Пойду, послушаю, что сегодня в команде скажут о событиях в паре Мандра — Падель!».
В этот раз я не записывался в ораторы, и без меня хватало желающих высказаться. Команда психотерапевтов пришла в крайнее возбуждение! «Ну, от Мандры я этого не ожидала! — воскликнула фрау Клизман. — Она так отчитала Паделя, и так решительно, и по существу, что он и рта не сумел открыть, только что-то бормотал в своё оправдание! Что произошло с Мандрой, не пойму! Как будто ее подменили! Молодец, умеет за себя постоять! Ну, как моя терапия?!» — гордо глянула на всех по очереди главный врач фрау Клизман. «Великолепно! — поддержали взбудораженные психологи-психотерапевты. — Вот это развитие за короткое время!». Только я один скромно помалкивал, стараясь не встречаться взглядом с Бомбахом и доктором Обстгут. «Боюсь, как бы Падель в регрессию не впал, — слегка задумалась его психотерапевт фрау Функ, — это было бы сейчас несвоевременно! Он как раз сейчас стал хорошо развиваться, стал активнее! Мне удалось его развить!». «А я попробую его в танце активизировать!» — предложила танцовщица. «Я тоже могу — он любит в барабаны бить и орать!» — предложила и музыкантша. «А я сегодня со всеми поход в лес организую, — предложил свои услуги телесно-ориентированный терапевт Хагелюкен, — научу его и в лесу громко кричать! Он всегда это хочет, это здорово ему помогает!». «А я его большими иглами заколю — будет активнее!» — предложил и я. Моё предложение почему-то понравилось только мне и жене, которой я это сообщил после возвращения с конференции.
«Позвонила фрау Хенкельс, не терпится прийти на беседу, пришлось записать её на сегодня», — в свою очередь сообщила жена. «Видать, телефон у суженного раскалился», — предположил я. «Ну что, доктор, вы мне скажете? — перешла в атаку фрау Хенкельс, поглядывая на мою молчаливую жену и, решившись, атаковала и её: — Поражаюсь вашей молчаливости, как так можно!». «Иногда это неплохо», — разумно предположила жена. — «Да, но вы ведь тоже женщина — вас, что не возмущает, когда такое слышите?!». «Расскажите, что было, когда от меня ушли», — оторвал я фрау Хенкельс от своей жены. — «А ничего, он сказал, что доктор тоже меня поддержал, чтобы ты не приставала!». — «Да нет, он понял, как ему выгодно! Дело не в нём, дело в вас! У вас есть выбор, или терпеливо смириться с его потребностями…?». «Это я не могу!» — прервала меня фрау Хенкельс. — «Или от него уйти…!». «Это я тоже не могу», — мрачно вставила она. — «Тогда придётся выбирать третий путь — дипломатический, артистический!». «Что это значит?!» — настороженно наморщив маленький лобик на огромном круглом рыле, осторожно спросила Хенкельс. — Я вас не пойму, что это значит?!» — уже как слон ревела Хенкель, раздувая огнедышащие ноздри, как Змей Горыныч. «Спокойнее, — предложил я, — вы его любите?». — «Очень сильно!» — заверила туша в центнер с лишним, да так, что и мне стало страшно, что такая в своей пылкой любви может натворить! — «Во-первых, начните красиво, модно одеваться, пользоваться косметикой, посещать фитнесклуб, сбавьте вес! Тоже куда-нибудь звоните, идите по вечерам гулять с подругой или с ним». — «Он не хочет!». — «Поэтому я и предлагаю — с подругой гулять! Т. е. живите своей жизнью, не делайте себя зависимой от его настроения, занимайтесь не им, а собой! Совершенствуйте не его, а себя! Нельзя заставить себя любить!». — «Он меня любит!». — «Ещё лучше, значит нельзя заставить взрослого мужчину себя “правильно” вести! У него должна появиться заинтересованность, ревность, желание, чтобы вы хотели с ним общаться, но делайте это всё искренне, не ожидая ежедневно, что он изменится, просто делайте это для себя. Как он относился к вам вначале?». — «Очень хорошо, внимательно, но я тогда была моложе, красивее и тоньше. Он за мной бегал — теперь, наоборот!». — «Вот, ваша задача — сделать, как было!». — «Легко сказать!». — «Не так трудно, как вы думаете!». — «Вы можете меня так глубоко загипнотизировать, чтобы ничего не чувствовала и стала другой!». — «Могу загипнотизировать, но другой вы не станете — я не занимаюсь пересадкой головы!». — «Хорошо, давайте быстрее загипнотизируйте меня!». «Вот это не надо! — сказал я Фрау Хенкельс, но всё же быстро её загипнотизировал, а жене уже в другой комнате пояснил: — Быстро только кролики сношаются!».
«Я не таким себе представляла гипноз, — объявила разочаровано после сеанса фрау Хенкельс, — но чем-то мне беседа с вами понравилась, не знаю, почему! Когда прийти в следующий раз?». «На следующей неделе, — предложил я, — пока один раз в неделю, вы ведь далеко живёте за 200 км и чаще не сможете».
«Как тебе эта мадам Грицацуева?» — спросила жена. «Такая же противная, как и её плэйбой! Я понимаю, ты можешь сказать, что я, как и остальные психотерапевты, делю пациентов на хороших и плохих, на приятных и неприятных?». «Ну да, — согласилась жена, — ты тоже стараешься их изменить!». — «Нет, этого я не делаю, я не наивен! Ты же знаешь, я не делю людей на полезных и неполезных, как животных, хотя и придерживаюсь биологически-социального взгляда на людей! То есть, я считаю, что людей, как и животных, можно грубо разделить: на травоядных и хищных! На насекомых разного вида; хладнокровных и млекопитающих; пресмыкающихся; рыб; простейших; паразитов — микробы, вирусы. Мир создан по принципу аналогии: человек-хищник пожирает окружающих травоядных. Террористы — это паразиты, микробы, вирусы, они опасны тем, что проникают внутрь общества и разрушают его изнутри, и их подкармливать — то же самое, как если бы вырастить микробов в питательной среде, а затем эту культуру выпить! Я считаю, что задача психолога распознать в пациенте, к какой категории он относится: хищник, травоядное, паразит, падальщик, навозный жук и т. д. и в рамках этой классификации действовать. Если я вижу, что пара Хенкельс принадлежит к виду навозных жуков, то почему я их должен разлучать — им комфортно в навозной куче! Другое дело, внести коррекцию, чтобы каждый имел достаточно навоза и не сражался за чужой кусок навоза. Нельзя также разводить двух хищников, т. к. в лапы разведённого хищника может попасть травоядное». — «А кто херр Падель?». — «Похоже — крокодил! Не всегда легко так сразу взять и определить! Я ещё в юности пытался людей классифицировать, это ещё труднее, чем растения. Труднее всего решить, какие признаки взять за основу: физические или социальные? Это, скорее, социально-биологические особенности. Ты же знаешь, как ошибся Карл Линней, когда взял за основу некоторые морфологические признаки. У него в одно семейство попали растения из разных семейств. Например, если за основу взять только количество лепестков или размеры, то уж точно арбуз не попадёт к ягодам! Хотя, может быть, это и правильно было бы, что арбуз не ягода. Всё зависит от того, что взять за основу, какие признаки! Может, Падель и не крокодил, а тоже жук-навозник. Я не догматик, я меняю своё мнение, понаблюдаем за Паделем, может, дорастёт у нас даже до змеи, тогда отнесём его к пресмыкающимся!». — «А кто же тогда Мандра?». — «Ну, с Мандрой, думаю, проще — она газель, которая идёт к болоту напиться, не думая, что там её подстерегает крокодил! Мандра всё-таки шри-ланкийка, и нужно знать этот народ, как там все делится. Каждый народ имеет свои особенности и своё предназначение в этом мире! Хотя внутри каждого народа есть и травоядные, и хищники и т. д.». «Это, скажут, неполиткорректная теория», — предположила, жена. «Почему? Я же не заявляю, что есть плохие народы, а говорю, что внутри каждого народа есть разные виды, но совершенно очевидно, что все народы имеют свои особенности, и я не политик, а врач-психолог и сужу по результату, а не, что политически выгодно! У одного народа может быть больше хищников, у другого больше травоядных! Но эти соотношения непостоянны и изменчивы в зависимости от уровня цивилизации, ситуации! Развитие того или иного народа изменчиво. Когда-то у европейцев было больше хищников-разрушителей — крестовые походы совершали! Мою теорию можно перенести и на семейную жизнь: кто жена, кто муж и кто дети, почему несовместимость? Например: жена — коза, муж — шакал, дети — птички! Жена блеет, муж тявкает, дети щебечут, каркают — разговаривают на разных языках и не понимают друг друга! Эта теория не всеобъемлющая, но часто применима! Могут сотрудничать два хищника! Но и жвачные, и хищники могут иногда сотрудничать, например: змея сосёт молоко у коровы и т. д. Плохо, если у коровы исчезает молоко, тогда пропадает к ней интерес!». «Почему люди похожи на животных? Ты же считаешь, что человек не от обезьяны произошёл!» — вставила жена. — «Некоторые даже очень, а причина, возможно, в универсальности природы: онтогенез повторяет филогенез, и фиксация каждой особи может происходить на определённых стадиях развития, например: стадии пресмыкающегося, земноводного, млекопитающего и т. д.». «Твоя теория опровергает Фрейда?» — как бы саму себя спросила жена. — «Нет, почему же? Половой инстинкт есть у всех зверей, в том числе и у человека! Но моя теория, точнее взгляд на мир, объясняет, почему не у всех людей существует развитое «сверх я» — совесть! О какой совести можно говорить, допустим, если речь идёт о гиене, падальщике, разрушителе?! Именно поэтому так неуспешна психотерапия у убийц, педофилов, их нельзя вылечить — они здоровы!». «Ты сам не всегда свою теорию применяешь!» — констатировала жена. «Человек сложное, многогранное существо, и только дураки с одной теорией ко всем подходят! Почему столько теорий? Потому что ни одна не отвечает всем случаям! Все теории односторонние, нет универсальной для всех случаев жизни, как нет и чуда-лекарства от всех болезней! Хорошо уже, если теория для некоторых случаев жизни подходит! Мой подход в психотерапии индивидуальный и учитывает межчеловеческие отношения на работе — в коллективе, в семье. Ошибка всех теоретиков состоит в том, что они свою теорию, как презерватив на каждый орган стараются натянуть! Я никогда не подхожу к человеку с какой-то теорией, я лечу практически: кому лекарство, кому иглы, кому гипноз, кому что подходит — индивидуальный подход, что, как ты знаешь, не нравится теоретикам-психотерапевтам, но очень нравится и помогает больным! Жизнь богаче любой теории! Только дрессированные учёные дураки подходят к человеку с одной заученной теорией, работают тем инструментом, которому его обучили! Поэтому опасно лечиться у психоаналитика — уложит на кушетку и будет нудно и настойчиво ковыряться во всех дырках, искать изъяны! Ещё опасней, сама понимаешь, мужчине обращаться за помощью к гинекологу! Теория должна возникать из наблюдения жизни, и её надо применять самому! Не обучать теории дураков, как в болгарской сказке, где врач подсказал своему ученику: надо быть наблюдательным во время визита к больному и если, заглянув под кровать, увидишь там яблочные огрызки, то одной из причин его болей в животе может быть — объелся яблоками».
«Получается в рамках всей человеческой цивилизации можно выделить народы — хищники, травоядные и т. д.?!» — предположила жена. — «Да, так получается, и это реальный взгляд на мир! Это мой взгляд на мир. В животном мире мы это видим и не удивляемся! Я не закрепляю за одним народом навечно роль жвачного или хищника — это изменчиво и зависит от стадии развития народа, общества! Что в обществе на данной стадии востребовано, поощряется, то и преобладает — происходит естественный отбор, латентные свойства проявляются открыто! Например, если гомосексуализм сейчас моден, то скрытые гомосексуалисты становятся открытыми и даже этим гордятся: это модно, современно — устраивают парады гордости! Будут их презирать, как раньше — спрячутся и объявят себя гетеросексуалами — уйдут в подполье!» «А кто сейчас евреи?» — вслух рассуждала жена. — «Похоже, Израиль — общество жвачных! Там всё больше накапливается жвачных, которые толкаются, бодаются за травку — портфелями она у них называется! И они не хотят замечать, что вокруг них скопились гиены и ждут своего часа! Ситуация повторяется, но ещё более опасная, чем при нацизме — больше жвачных скопилось на маленьком пространстве! Тогда немцы относили евреев к крысам-разрушителям! И сейчас мир это делает! Это называется проекцией в психологии — переносить свои особенности на других!».
«Пока мы с тобою философствовали, в коридоре накопилось к нам много жвачных, хищников и простейших! — объявила жена. — Кого звать?». — «Пусть зайдёт, тот, чья очередь подошла, а наша задача уже определить, хищник он или жвачное, и помочь ему свою роль выполнить, тогда избавим его от невроза!».
Следующим был пациент Циглер, 48-ми лет, учитель математики, среднего роста, толстенький, подозрительно нежный! С депрессией, социальной фобией: не то сказал, не так посмотрели 14-ти — 17-тилетние ученики, боли в шее, затылке — головные боли, тошнота! — «Когда тошнит?». — «Утром всегда!». — «Когда надо идти в школу?». — «Да». «Меня тоже тошнило, когда учился в школе!» — признался я, но не обрадовал Циглера. «Ко мне всегда плохо относились и соученики, как сейчас ученики!» — признался Циглер. — «И ко мне, в особенности, учителя математики! Но это не имеет значения, кто плохо относится, хотя, конечно хуже, когда равные по положению!». «Да, ко мне и коллеги плохо относятся!» — добавил Циглер, мрачно задумавшись. «Женаты?» «Да». — Это меня, честно, удивило! Я от него этого «не ожидал», скорее, похоже, что замужем! — «А как дома?». — «Там сейчас всё хорошо». — «Почему “там” и “сейчас”?! Отвечаете как будто не у вас это, а где-то “там”, не имеющее к вам отношения! Ну, сейчас хорошо, а раньше?». — «Моя жена пять лет назад мне изменила». — «Один раз?». — «Нет, она четыре года имела контакты с другом моей сестры». «Вот пример хищницы! К таким нельзя приводить друзей — отберут! Хапают всё, что рядом лежит или в сети попадает, или дохлое! Может быть, она из семейства кошачьих, может, насекомое — паук, а может и падальщица?» — подумал я и глянул на жену. «Не существует друга или подруги семьи — существует её вор или воровка!» — объяснил я Циглеру. «Почему?!» — удивился Циглер. — «Друг твоей семьи хочет стать и другом твоей жены, подруга твоей семьи — твоей подругой!». «А что делать?» — продолжал удивляться наивный Циглер. — «Не впускай “друзей” в свою семью или хотя бы “пометь” свою жену — учись у собаки! — по виду Циглера понял, что он ничего не понял, поэтому перешел на простую материю: — А сейчас жена изменяет?». — «Нет, этот мужчина пять лет в коме лежит». «Плохой знак для женщины, у которой мужчины в кому впадают — мрут, как мухи! От таких лучше бежать, да поживее, паукообразное какое-то?! Но этот — явный травоядный, мазохист, любит страдания, создан, чтобы его жрали!» — пронеслось у меня в голове.
«Бойся вдов — они уже одного убили!» — произнёс я свой личный афоризм. «Конечно же, я с ней ничего не имел! — вновь не понял Циглер. — Его жена — это же моя сестра! — он так и не понял, что я его жену имел в виду, и я вспомнил другой свой афоризм: — Не пожелай жену друга своего, если друга желаешь! — а к Циглеру обратился с земным вопросом: — А как у вас сексуальная жизнь?». «Травоядная жертва» посмотрела стыдливо на мою жену, поняв это, она удалилась. «Закройте, пожалуйста, двери, — попросил Циглер, — понимаете у меня половые девиации — извращения!». «Надо же, какой сексуально-грамотный и самокритичный! — подумал я, и спросил: — Какие? Трансвестит — переодеваетесь в женское бельё?». — «Нет, надеваю, что-то белое наверх: рубашку, футболку». — «А на низ?». — «На низ необязательно, но не терплю, когда жена голая — она должна тоже что-то белое носить наверху и лучше быть в штанах». — «Что, не нравится видеть женские половые органы?». — «Это, тоже». — «А, ещё?». — «Я очень пассивный, и это жене не нравится! Я от неё требую борьбы». — «Значит, не пассивный?». — «Да, но она меня должна побороть, а ей это не нравится». — «И какой выход вы находите?». — «Она всё же это делает, но ей не нравится. Смотрю в Интернете картины сексуальной борьбы, там есть такие странички». — «Ну, хорошо, у каждого есть какие-то фантазии, главное, чтобы они не были опасные для общества. Есть у вас педофильные наклонности?». — «Этого нет!». — «А гомосексуальные?» — «Тоже нет». — «И никогда не было?». — «Мне стыдно об этом говорить, но с 13 до 16 лет мой друг — школьный товарищ со своим старшим братом принуждали меня к гомосексуальным играм. Они вводили мне свои половые члены в задний проход, но я от этого удовольствия не получал!». — «А почему тогда это позволяли?». — «Чтобы не потерять единственного товарища в классе». — «И что, тогда вы были одеты в белые рубашки?» — «Нет, это произошло позже, в семнадцатилетнем возрасте! Я как-то пришёл на день рождения к школьному товарищу — другому! Я, он и его отец, все носили белые рубашки с бабочками. Его отец стал с нами баловаться, устроил борьбу, нас борол, валял, прижимал, тогда я и испытал половое возбуждение! И сейчас я люблю надевать белую рубашку с бабочкой во время секса, и хорошо, если это и моя жена делает, но она не всегда этого хочет!». — «Так у вас нет хороших отношений ни дома, ни на работе! Нет детей! И почему вас не должно тошнить!». «Да», — согласился Циглер, заплакав. — «Вам повезло, вас сама главврач лечит. Она спросила о ваших сексуальных проблемах?». — «Нет, она всегда спрашивает про родителей, детство, взаимоотношения с ними». — «Ну, и что там было?». — «Ничего особенного, отец был строгий, требовал хороших оценок». — «А мать?» — «Мать меня всегда жалела, сестёр и братьев не было». — «Есть у вас хобби — отдушина в жизни?» — «Пишу романы, но их не публикуют». — «О чём?». — «Фантастические: войны цивилизаций, борьба между добром и злом». — «И кто побеждает?» — «Конечно, добро», — кисло улыбнулся Циглер. «К сожалению, в жизни — чаще зло! — объяснил я ему. — Вас с женой ничего в жизни не связывает: нет детей, она вам долго изменяла, и вы не обязаны ей верность соблюдать!». — «Да, но она сказала, что согласна со мной вместе всю жизнь прожить!». — «Вы вправе себе, как и она, найти другую, которая тоже будет получать удовольствие от ваших наклонностей, вас любить! У вас нет никаких уродств! У каждого из нас есть какие-то фантазии, наклонности, инстинкты! Уважайте себя таким, какой вы есть, а я в гипнозе укреплю у вас уверенность в себе! Возможно, и выход увидите из своей ситуации». «Ушёл довольный», — отметила жена. — «Надолго ли? Видел, небось, в гипнозе то, что любит в Интернете смотреть! А доволен тем, что я — “его папа” ему это разрешил». «Да, твоя теория как будто работает, — согласилась жена. — Получается, что астрология это чушь, хотя и основана тоже на схожести людей и животных?». — «Ну, во-первых, в астрологии очень небольшой набор животных, во-вторых, все люди разные, хотя и родились в одном году или даже в одном месяце! В твоём классе в школе, что все были похожи? Какой-то всё же смысл, фон, оттенок, дата рождения может иметь. Вполне возможно, происходит у эмбриона фиксация на какой-то стадии эмбриогенеза, на качествах какого-то класса животного мира. И, может, этому тоже способствует окружающая среда, год развития и дата рождения. Хотя я в это меньше верю. “Звёздным животным” приписывают человеческие качества, а я, наоборот, человеку — животные. Причём “астрологические животные” не соответствуют их биологическим видам». — «Ты сказал, что, чуть ли не в детстве, видел людей как животных, на что ты ориентировался?». — «На внешнюю схожесть, повадки, но скорее интуитивно! Это ненадёжная основа, легко ошибиться, полагаясь только на биологические, морфологические признаки. Социальное положение много проясняет — человек животное, но социальное! В детстве я был не настолько умён, к сожалению!».