Книга: Уязвимая точка
Назад: 12. Правила джунглей
Дальше: 14. Последняя запись

13. Джедай будущего

Ночь в джунглях.
Скатки коруннаев расстелены по зарослям. Тихие голоса растворяются на фоне шепота джунглей. Пахнет саморазогревающимися пищевыми пакетами и дымом от сигар-самокруток из зеленых рашалловых листьев.
Мейс сидел на одолженной скатке в нескольких метрах от карманной палатки Депы, поставленной под сплетенными ветвями зарослей тисселя внутри заброшенного гнезда рускакков. Пока Ник обрабатывал его раны, Винду наблюдал за призрачным женским силуэтом, отбрасываемым на стену палатки светом трофейного светового стержня.
Когда свет погас, он исчез, словно его никогда там и не было.
В мягком, мутноватом мерцании светящихся лоз Ник щурился, изучая данные медицинского сканера.
— Так, похоже, с твоим внутренним кровотечением мы закончили, — сказал он. — Осталось сделать еще один укол противовоспалительного, чтобы побыстрее разобраться с твоим сотрясением мозга…
Мейс склонил голову набок, и Ник приставил инъекционный спрей к его сонной артерии. Мастер-джедай невидящим взором смотрел в ночь: он даже не почувствовал быстрый укол.
Винду следил за своим световым мечом.
— Он не успокаивается, — произнес Мейс.
— Кто? Что?
— Вэстор. Он бродит. Кругами. Словно ранкор на привязи в пустыне.
— Тебя это удивляет?
— Не особо. Думаю, он подозревает, что, хотя бой и был настоящим, мое признание поражения было фальшивым. И он не уверен, что ему следует по этому поводу предпринять.
Ник вернул инъекционный спрей на место.
— Если ты не горишь желанием проводить все свое свободное время со мной и медпакетом, я бы советовал тебе не переходить ему дорогу. — Он поправил бакта-пластырь на ране от укуса. — Ты просто не поверишь, сколько видов смертельных бактерий я здесь нашел. Даже думать не хочу, что Кар ел перед дракой.
— Что он ел, заботит меня гораздо меньше, — сказал Мейс, — чем то, что сейчас снедает его.
— Угадать несложно. — Ник кивнул в сторону палатки Депы. — Как она?
Мейс пожал плечами:
— Ты сам видел.
— Нет, я имею в виду всю эту ботву с темной стороной. О которой мы говорили с тобой перед тем, как я оставил тебя в лагере.
— Я… даже не знаю. — Привычная хмурость Мейса лишь усилилась. — Мне бы хотелось сказать, что с ней все в порядке. Но мои желания имеют мало общего с тем, что есть. Она кажется… нестабильной.
— Ну, знаешь ли, несколько месяцев в самой гуще военных действий сотворят подобное с кем угодно.
— Вот этого я и боюсь.

 

ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Не знаю, сколько сейчас времени. За полночь, наверное. До рассвета еще несколько часов. Точнее сказать не могу — часы в инфопланшете постигла та же участь, что и скрытый передатчик.
В течение ночи есть время, когда даже светящиеся лозы приглушают свое сияние, ночные хищники успокаиваются и сон начинает казаться единственным разумным занятием.
Но я не сплю даже несмотря на то, что за последние три дня почти не сомкнул глаз.
Меня разбудил крик Депы.
Этот вопль невероятной муки выдернул меня из моих собственных кошмаров. Он был порожден не страхом, а страданием столь мощным, что иного выражения ему просто не нашлось.
Крик разбудил и ее саму, и первой ее мыслью стало выглянуть из палатки и утомленно сообщить всем, что это был лишь сон. Такая мысль, кажется, всегда приходит к ней самой первой: успокоить коруннаев и меня. Что меня в определенной мере радует.
За сегодняшнюю ночь это был уже третий ее крик.
А я, раненый и спящий на непривычной коруннайской скатке прямо на голой земле, почему-то выспался так, как на этой планете мне еще не удавалось.
Крики Депы милосердны.
Потому что от своих кошмаров я не просыпаюсь.
Мои кошмары засасывают, погружают в слепящий хаос беспокойства и боли. Они несут в себе гораздо больше, чем простые сны о ранах, страданиях или разнообразных жестоких травмах, расчленении и смерти, уготовленных для нас джунглями.
В моих снах на этой планете я вижу падение Ордена. Гибель Республики. Я вижу руины Храма, уничтоженный Сенат и Корусант, сотрясаемый орбитальными бомбардировками с огромных кораблей невообразимой конструкции. Я вижу, как Корусант, средоточие галактической культуры, превращается в джунгли гораздо более враждебные и чуждые, чем джунгли Харуун-Кэла.
Я вижу конец цивилизации.
Крики Депы возвращают меня обратно в эти джунгли, в эту ночь. Неделю назад я и представить не мог, что пробуждение в джунглях станет для меня избавлением.

 

ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Завтра мы уедем отсюда.
Весь день я повторяю это про себя, сидя со скрещенными ногами на панцире анккокса и беседуя с Депой. Правильнее было бы сказать «слушая Депу» — меня она, кажется, слышит, только когда ее это устраивает. В течение дня я слезал со зверя, только чтобы размять ноги или облегчиться… И иногда, когда я возвращался на место, она уже тихо бормотала, как всегда в наших беседах, словно разговор происходил у нее в голове, а мое присутствие или отсутствие не имело значения.
Когда прилетали штурмовые корабли и поливали все вокруг огнем или просто палили по джунглям, партизаны, которым повезло находиться рядом с анккоксом, частенько использовали его в качестве укрытия, но Депа никогда не пряталась. Как и я. Она не сходила с шезлонга в паланкине, а я опирался спиной на отполированные перила, и ее мягкий голос лился из-за плеча.
Сегодня мы преодолели много километров. Уровень земли повышается. Джунгли постепенно редеют, и мы теперь можем передвигаться значительно быстрее. Не зря коруннаи исчисляют расстояние не в километрах, а в днях пути.
Но истончающиеся джунгли не только дают нам возможность двигаться быстрее, но и открывают нас бластботам, которые теперь, кажется, патрулируют по четкой поисковой системе.
Я многое могу рассказать о прошедшем дне, но мне тяжело начать. В голове крутятся мысли лишь о дне завтрашнем, о встрече с Ником и о том, как я наконец вызову «Халлек», чтобы он забрал нас.
Я жажду этого.
Я внезапно осознал, что ненавижу это место.
Не слишком-то по-джедайски, но не могу этого отрицать. Я ненавижу эту влажность, жару, пот, что постоянно стекает по моим бровям и щекам, капая с подбородка. Я ненавижу тупую жвачную смиренность траводавов и дикие рыки акк-псов. Я ненавижу хватолисты и медные лозы, деревья портаака и заросли тисселя. Я ненавижу тьму под деревьями.
Я ненавижу войну.
Я ненавижу то, что она сделала с этими людьми. С Депой.
Я ненавижу то, что она делает со мной.
На «Халлеке» будет прохладно. Там будет чисто. В еде не будет плесени, гнили и яиц насекомых.
Я уже знаю, что сделаю, как только поднимусь на борт корабля. Еще до того, как отправиться на мостик, чтобы поприветствовать капитана.
Я приму душ.
Последний раз я был чистым на челноке, на орбите. Теперь я даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь отмыться.
Помню, как, выйдя из челнока в космопорту Пилек-Боу, я посмотрел на белый пик Дедушкиного уступа и подумал о том, что слишком много времени провел на Корусанте.
Каким же я был дураком.
Как и говорила Депа: слепым, глупым, высокомерным дураком.
Я боялся узнать, насколько здесь все плохо, но даже худший из моих страхов оказался далек от реальности.
Я не могу…
Я чувствую, как приближается мой световой меч. Продолжу позже.

 

ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Кар пришел к палатке Депы якобы обсудить завтрашний переход, прежде чем она отойдет ко сну. Я подозреваю, что его истинной целью было увидеть, как себя чувствую я.
Надеюсь, увиденное его удовлетворило.
Этим утром я спросил у Депы, почему она не уехала, когда сепаратисты отступили к Джеварно и Опари. Почему даже сейчас она так хотела остаться, не принуди я ее к сотрудничеству.
— Война здесь не окончена. Разве джедай может просто уйти? — Ее приглушенный голос лился сквозь занавески. В этот раз она не пригласила меня внутрь, а я не стал выяснять причину.
Боюсь, она в таком состоянии, что нам обоим не хотелось бы, чтобы я ее сейчас видел.
— Сражаться после того, как битва окончена, — не для джедая, — сказал я ей. — Но для тьмы.
— Война не имеет отношения к свету или тьме. Лишь к победе. Или смерти.
— Но ты уже здесь победила. — Я подумал о ее словах в том странном сне наяву. О ее ли словах или словах Силы — я не знал.
— Я — возможно. Но оглянись: ты видишь перед собой армию победителей? Или жалких беженцев, тратящих последние силы на то, чтобы не стать обычными висельниками?
Я испытываю к ним огромное сочувствие: к их страданиям и отчаянному сопротивлению. Я никогда не забываю, что лишь из-за удачи, желания джедаев-антропологов и выбора неких старейшин гхоша Винду моя судьба отличается от их.
На месте Кара Вэстора запросто мог бы оказаться я.
Но я не сказал ничего из этого Депе: моя цель здесь никак не связана с размышлениями над водоворотами в бесконечной реке Силы.
— Я понимаю их войну, — сказал я ей. — И прекрасно понимаю, почему они сражаются. Мой вопрос в другом: почему до сих пор сражаешься ты?
— Разве ты не чувствуешь?
И когда она это произнесла, я почувствовал: безжалостная пульсация страха и ненависти в Силе, та же, что я чувствовал в Нике, Мел, Беше и Леше, в Каре, но многократно усиленная, словно джунгли стали резонатором планетарного масштаба. Коруннаев заставляла продолжать сражаться ненависть, казалось, что целый народ мечтал лишь об одном: чтобы у балаваев был единый череп, который смогла бы размозжить коруннайская булава.
Она сказала:
— Да, наша битва выиграна. Их — продолжается. Она не закончится до тех пор, пока хотя бы один из них жив. Балаваи не перестанут приходить. Мы использовали этих коруннаев для собственных нужд и добились, чего хотели. А теперь я должна их бросить? Оставить перед лицом геноцида, потому что они нам более не нужны? Это мне приказывает Совет?
— Ты предпочитаешь остаться и сражаться в чужой войне? Последовал пылкий ответ:
— Они нуждаются во мне, Мейс. Я их единственная надежда.
Но эта горячность моментально испарилась, и речь ее вновь превратилась в измученное бормотание:
— Я совершала… разные вещи. Спорные вещи. Я знаю. Но я видела такое… Мейс, ты даже представить не можешь, что я видела. Ужасное, как оно есть. Ужасное, как я сама… Посмотри в Силе. И ты почувствуешь, насколько хуже все могло бы быть. Насколько хуже все будет.
С этим я спорить не мог.
— Оглянись. — Голос ее наполнился печалью. — Подумай обо всем, что видел. Это маленькая война, Мейс. Небольшая серия ничего не значащих стычек. До того, как Республика и Конфедерация вмешались, это было фактически спортивным состязанием. Но смотри, что теперь стало с людьми. Представь, что война сделает с теми, кто никогда не знал ее. Представь пехотные бои на полях Алдераана. ТОКО, бьющие по космоскребам Корусанта. Представь, во что превратится Галактика, если Войны клонов примут серьезный оборот.
Я возразил, что они уже таковы, но она лишь рассмеялась:
— Ты еще не видел серьезного оборота.
И я ответил, что смотрю на него прямо сейчас.
Теперь я думаю о клонах-солдатах на «Халлеке», о том, что своей безоговорочной смелостью и боевой дисциплиной они отличаются от этих оборванных убийц, как будто это совершенно разные расы… И я вспоминаю о том, что Великая армия Республики насчитывает одну целую и две десятых миллиона клонов. Как раз достаточно, чтобы разместить по одному солдату — одному-единственному бойцу — на каждой планете Республики и оставить в запасе буквально пару тысяч.
Если Войны клонов будут протекать так, как их, похоже, видит Депа, в них станут сражаться не только клоны, джедаи и боевые дроиды, но и обычные граждане. Обычные граждане, которые встанут перед жестоким выбором: умереть или стать подобными этим коруннаям. Обычные граждане, которым придется навсегда покинуть Галактику Мира.
Я лишь надеюсь, что теми, кто невосприимчив к Силе, война переносится легче.
Но подозреваю, что на самом деле все как раз наоборот.
Были и часы, когда мы ехали молча. Я сидел рядом с паланкином, убаюканный мерным покачиванием анккокса и неизменным потоком деревьев, лоз и цветов, пока Депа дремала в полуденной жаре, и вслушивался в ее сонные бормотания, каждый раз испытывая шок от внезапного крика или страдальческого стона, что срывали с ее губ головные боли.
Кажется, у нее перемежающаяся лихорадка. Иногда ее речь превращается в разрозненный бред воображаемых бесед, которые скачут с темы на тему, будто обрывочные галлюцинации. Иногда ее речи наполняются странной проникновенностью, словно она предсказывает будущее, у которого не было прошлого. Я попытался записать хотя бы часть из этого на инфопланшет, но каким-то удивительным образом ее голос не записывался.
Словно ее речи были моими собственными галлюцинациями.
А если и так…
Какое это имеет значение?
Даже ложь Силы куда правдивее, чем реальность, доступная нашему пониманию.

 

ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Большую часть дня мы говорим о Каре Вэсторе. Депа избавила меня от необходимости выслушивать наименее аппетитные подробности, но даже того, чем она поделилась, уже достаточно. Более чем достаточно.
Например, он называет меня дошало не ради красного словца. Если он сказал Депе правду, то мы с Каром Вэстором — последние из Винду.
За прошедшие тридцать лет гхош, в котором я родился и в котором жил несколько месяцев подростком, когда вернулся, чтобы выучить некоторые навыки коруннайского владения Силой, был полностью уничтожен. Не в какой-то великой бойне или крайне важном героическом сражении, а в простой, брутальной математике истощения: мой гхош стал еще одной статистической жертвой в кипящей партизанской войне против врага более многочисленного, лучше вооруженного и столь же безжалостного.
Депа сообщила мне это неуверенно, как ужасные новости, которые надо рассказывать очень тактично. И возможно, она была права. Затрудняюсь сказать. Кажется, она считает, что это должно бы много для меня значить. И может статься, действительно должно.
Но я значительно больше джедай, чем корун.
Когда я думаю о том, что мои дошалаи мертвы, наследие и традиции Винду потонули в крови и тьме, я чувствую лишь отстраненную грусть.
Любая история о бессмысленном страдании и потерях приносит мне грусть.
Если бы мог, я изменил бы их все. Не только свою.
Наверняка изменил бы вэсторовскую.
Похоже, в молодости Кар Вэстор был довольно заурядным: немного в большем контакте с пилекотаном, чем остальные, но более ничем не примечателен. Изменила его Летняя война. Изменила так же, как и многое другое на этой планете.
Когда Кару было четырнадцать, исследователи джунглей на его глазах жестоко убили всю семью — одна из типичных для этой войны жестокостей.
Не знаю, как ему удалось сбежать: истории, что Депа слышала от разных коруннаев, противоречивы. Сам же Кар, похоже, не собирается это обсуждать.
Мы знаем лишь, что после смерти родителей он остался в джунглях один: без оружия, без траводава, без акков и товарищей, без еды и каких бы то ни было припасов. И что он прожил в одиночестве в джунглях больше года.
Вот что он имел в виду, когда говорил, что пережил тэн пил'трокэл.
И только сейчас я начал осознавать иронию, заключенную в этом термине.
Тэн пил'трокэл — это наказание, выработанное коруннайской культурой для тех, кто заслуживает смерти. Зная, что человеческий суд может оказаться ошибочным, коруннаи оставляют окончательное вынесение приговора за самими джунглями. Они считают это милосердием.
Я бы сказал, что это милосердие, которое они даруют сами себе, — так они могут отнять жизнь, не запачкав руки кровью.
Кар же прошел через тэн пил'трокэл, наложенный на него за то, что он корун. Он был столь же невиновен и столь же виноват, сколь и балавайские дети, которых он собирался подвергнуть правосудию джунглей. Их преступления одинаковы: они просто родились не в тех семьях.
Во время описываемых событий он был где-то на год старше Килы.
Но рядом с ним не было джедая, который спас бы его, и посему ему пришлось спасаться самому.
Мне кажется, что его способность говорить по-человечески стала частью цены, которую он заплатил, чтобы выжить. Все джедаи знают, что за мощь надо платить: Сила поддерживает нерушимый баланс. Пилекотан дал ему мощь в обмен на человечность.
Иногда я задаюсь вопросом, не делает ли Сила то же самое с джедаями?
У Вэстора и его акк-стражей явно много общего с джедаями: они кажутся нашими отражениями в темном зеркале. Они полагаются на инстинкты — джедаи полагаются на тренировки. Они используют злость и агрессию в качестве источников мощи — наша мощь основана на ясности и защите. Даже оружие, которое носят он и его акк-стражи, является искаженным отражением нашего.
Я использую меч как щит. Они используют щиты как мечи.
Депа сказала мне, что эти виброщиты были личным изобретением Кара. Вибротопоры — распространенное оборудование исследователей джунглей, которые используют их для сбора древесины и расчистки пути в слишком плотных для их паровых вездеходов зарослях. Вибротопоры обладают высокой сопротивляемостью к поедающим металл плесени и грибку, так как звуковые генераторы, из которых они черпают энергию, полностью герметичны.
А металл виброщитов… что ж, он интересен сам по себе. Кажется, это сплав, который плесень не атакует. Он невероятно прочный и никогда не тупится. Впрочем, он еще и не ржавеет и даже не тускнеет.
Кроме того, судя по всему, он является сверхпроводником.
Поэтому мое лезвие не смогло его прорезать: температура щита никогда не меняется. Даже энергия светового меча моментально отводится. Если лезвие достаточно долго продержать рядом, щит расплавится, но с ходу прорезать его не получится. По крайней мере, энергетическим клинком.
Так и запишем.
Когда Кар принимает кого-то в акк-стражи, новичок должен сам создать свое оружие. И это очень похоже на традицию, в духе которой мы, джедаи, конструируем световые мечи.
Мне пришло в голову, что, возможно, Кар почерпнул эту идею в тех историях, что я рассказывал давно утерянным друзьям гхоша Винду тридцать пять с лишним лет тому назад, — у коруннаев очень сильна устная традиция, так что рассказы передаются через поколения, словно драгоценное достояние.
Я не стал делиться этим подозрением с Депой.
Она клянется, что не обучала Кара и его стражей джедайским навыкам защиты от выстрелов, и говорит, что Кар уже свободно владел ими, когда она впервые встретила его. Если это правда, то он, должно быть, научился всему сам. А додуматься до этого он мог после тех самых историй, которыми я в дни наивной молодости бездумно поделился с безрассудными друзьями.
В итоге по странной замкнутой случайности Кар Вэстор может быть моей ошибкой.
Источник металла остается загадкой. Хотя Кар никому ничего о нем не рассказывал, кажется, я знаю, откуда берется этот материал. Броня космического корабля.
Тысячи лет тому назад, еще до Войн ситхов, когда генераторы щитов были столь огромны, что их можно было установить только на самые большие корабли, на более мелкие космические суда устанавливалась броня из зеркалоподобного сверхпроводящего сплава, который вполне успешно выдерживал стрельбу медленных лазерных пушек того времени.
Думаю, во время своего тэн пил'трокэла где-то в джунглях Коруннайского высокогорья Кар наткнулся на древний джедайский космический корабль, который разбился на этой планете и с которого пошли наши с ним предки.
Чуть ранее сегодня вечером я узнал настоящую правду о Каре Вэсторе. Не только кто он и зачем он…
Но и какое значение он имеет.
Во время перехода Кар нашел пещеру, которую счел достаточно защищенной от огня штурмовых кораблей и обнаружения со спутников. Этой ночью он решил излечить лихорадку Беша и Мел. Все это время Беш и Мел, привязанные, словно груз, к носилкам позади траводава, оставались в танатизиновом сне. Жестокие порезы, что нанес им Террел, были сшиты тканевыми перевязчиками из трофейного медпакета, но раны все же не залечивались: внутренние исцеляющие процессы их тел тоже были подавлены танатизином.
Депа присутствовала при ритуале вместе со мной и несколькими избранными. Пара акк-стражей вынесла ее на шезлонге из паланкина. Она прикрывала глаза хрупкой рукой: у нее снова болела голова, а ярко-белый свет от горящего тайрууна причинял лишь еще большие страдания. Мне показалось, что она предпочла бы вообще пропустить церемонию.
Но когда Кар положил тела Беша и Мел лицом вниз на покрытый мхом пол пещеры и разорвал на их спинах рубашки, Депа дернулась и села прямо. Несмотря на то что она по-прежнему прикрывала глаза, в свете костра они мерцали красными и серебряными всполохами. Она сосредоточенно наблюдала, закусив маленькими зубками нижнюю губу и поглаживая уголок рта возле ожога.
Кар опустился на корточки позади Беша и Мел и начал тянуть одну ноту, а какой-то незнакомый мне корун тем временем впрыснул больным противоядие. Гудение Вэстора стало более глубоким, и в нем родился пульсирующий ритм, подобный медленному биению человеческого сердца. Лор-пилек вытянул руки, закрыл глаза и продолжил издавать единственный звук, а я почувствовал движение в Силе, ураган энергии, абсолютно непохожий на то, что я ощущал при работе джедаев-целителей… или вообще кого бы то ни было. Внезапно вдоль позвоночников больных проступила красная полоса, а секундой позже она превратилась в блестящую вязкость свежей крови, что струилась прямо сквозь кожу и… думаю, подробности здесь излишни. Достаточно сказать, что Кар каким-то образом использовал Силу… использовал пилекотан… для того, чтобы убедить личинок лихорадных ос, что они выбрали неправильное место для вылупления. Использовав тот же самый животный инстинкт, что позволяет личинкам дойти от жала осы до центральной нервной системы жертвы, Кар заставил их мигрировать…
Из Беша и Мел.
И его мощь была такова, что почти килограмм их кишащей массы отправился прямо в полыхающий тайруун, где личинки горели и лопались, наполняя пещеру запахом паленых волос.
Во время этой невероятной демонстрации Депа наклонилась ко мне и прошептала:
— Ты никогда не задумывался над тем, а не ошибаемся ли мы?
Я не понял, что она имела в виду, и Депа махнула хрупкой рукой куда-то в сторону Вэстора:
— Подобная мощь и подобный контроль… без единого дня тренировки. Потому что его действия естественны: столь же естественны, сколь и сами джунгли. Мы, джедаи, тренируемся всю нашу жизнь: учимся контролировать наши природные эмоции и желания. Мы столь многим платим за нашу мощь. И кто из джедаев мог бы совершить подобное?
Мне нечего было ответить: мощь Вэстора вполне сравнима с мощью учителя Йоды или молодого Энакина Скайуокера. И у меня не было желания спорить с Депой по поводу джедайских традиций или необходимого разделения между тьмой и светом.
Так что я попытался сменить тему.
Я признался, что Ник поделился со мной правдой об инсценированной бойне и о ее сообщении на инфопластине, и напомнил, что она вчера намекала на некий план, связанный со мной, что она хотела чему-то меня научить или что-то показать. Об этом я и спросил.
Я спросил, чего она надеялась достичь, завлекая меня сюда.
Я спросил, каковы ее условия победы.
Она сказала, что хотела кое-что мне рассказать. Вот и все. Это было сообщение, которое она могла бы послать и подпространственным кодом: строчка-другая, не более. Но я должен был оказаться на войне, увидеть войну, испить, съесть, вдохнуть и почувствовать запах войны. Иначе бы я не поверил.
Она сказала мне: «Джедаи проиграют».
И там, в пещере, пока личинки лихорадных ос вылезали из тел и лопались в пламени тайрууна, я прикинул цифры: лояльных систем по-прежнему в десять раз больше, чем сепаратистских, у Республики огромная производственная база и невероятное преимущество в ресурсах… И это было лишь начало огромного списка причин, по которым Республика неминуемо победит.
— О, я знаю, — был ее ответ. — Республика вполне может выиграть. Но джедаи проиграют.
Я сказал, что не понимаю, но это, как мне теперь кажется, было не совсем правдой. Думаю, правдой было то, что сказала мне Сила, представшая в образе Депы в лагере: я уже понял все, что можно было понять.
Я просто не хочу в это поверить.
Она сказала мне, что я сам предвосхитил поражения джедаев.
— Причина, по которой ты освободил балаваев, Мейс, — сказала она, — и есть та причина, по которой джедаи будут уничтожены.
Она сказала, что война — это ужас. Ее слова:
— Ужас. Но ты не понимаешь, что она и должна быть ужасом. Так и выигрываются войны: причинением таких ужасных страданий врагу, что он более не способен сражаться. Нельзя рассматривать войну с позиций законов, Мейс. Нельзя сражаться, защищая невинных, потому что невинных нет!
Она сказала нечто очень близкое к тому, что Ник говорил об исследователях джунглей: мирных жителей нет.
— Руководители Конфедерации могут вести войну против нас лишь благодаря своим невинным гражданам: тем, что строят корабли, выращивают еду, добывают металлы, очищают воду. И лишь они могут остановить войну, только их страдания приведут к ее завершению.
— Но ты же не считаешь, что джедаи не будут препятствовать причинению вреда и убийствам простого народа… — начал я.
— Именно. Поэтому мы и не сможем победить: чтобы выиграть эту войну, мы должны будем перестать быть джедаями. — Она говорила в будущем времени, хотя мне казалось, что в ее сердце и мыслях джедаи уже мертвы. — Например, сбросить бомбу на арену Джеонозиса. Мы можем спасти Республику, Мейс. Мы можем. Но придется поступиться нашими принципами. В конце концов, не в этом ли предназначение джедаев? Мы жертвуем всем ради Республики: нашими семьями, нашей родиной, материальными ценностями, даже нашими жизнями. Теперь Республике нужно, чтобы мы пожертвовали сознаниями. Можем ли мы отказать? Неужели традиции джедаев важнее миллиардов жизней?
Она рассказала, как вместе с Каром Вэстором смогла выгнать сепаратистов с этой планеты.
КНС использовала космопорт Пилек-Боу в качестве базы для починки, заправки и обслуживания дроидов-истребителей, патрулирующих систему Аль'Хар. Для подобных операций требуется большое количество гражданских рабочих. Стратегия была крайне проста: Депа доказала этим самым рабочим, что военные сепаратистов и балавайское ополчение даже совместно не способны их защитить.
Прямого военного столкновения не было. Ничего красочного или героического. Просто непрекращающаяся череда отвратительных убийств. По одной-две жертвы зараз. Поначалу сепаратисты наводнили Пилек-Боу войсками. Но боевые дроиды столь же уязвимы для поедающей металл плесени, сколь и обычные бластеры. А солдаты из плоти и крови умирают так же легко, как и гражданские лица. Партизанская война нацелена не на укрепления врагов и даже не на их жизни.
Настоящей целью является желание врага сражаться.
Войны выигрываются не уничтожением противника, а террором по отношению к нему, продолжающимся до тех пор, пока он не сдастся и не отправится восвояси.
— Вот зачем я привезла тебя на Харуун-Кэл, — сказала она. — Я хотела показать тебе, как выглядят побеждающие солдаты. — Она ткнула пальцем за костер. — Вот джедай будущего, Мейс. Вот он. Она указывала на Кара Вэстора.
Вот почему в этот темный час, далеко после полуночи и задолго до рассвета, когда светящиеся лозы тускнеют, а хищники успокаиваются, когда лишь сон имеет смысл, я лежу на скатке, смотрю на черную листву над головой и думаю о завтрашнем дне. Завтра мы уедем отсюда.
Вернемся к планетам, где душ — это просто чистая вода, а не пробиотический туман. Вернемся к планетам, где спят в домах, на кроватях с чистыми, отбеленными простынями.
Вернемся к планетам, которые пока что, хоть и не навсегда, существуют в Галактике Мира.

 

Назад: 12. Правила джунглей
Дальше: 14. Последняя запись