Золотистый брод
1
Кондиционеров ни в одной комнате не было. Дед оправдывался, что некогда возиться с установкой. Днем стояла жара. К ночи становилось прохладнее (Ване казалось, что прохладу наколдовывает узенький месяц, который проклевывается в лучах заката). Чтобы прохлады стало побольше, во всей квартире открывали окна. И в Ваниной комнате.
— Ванечка, ты не боишься сквозняков? — в сотый раз спрашивала Лариса Олеговна.
Ванечка не боялся сквозняков. Он в одних трусиках дрыхнул поверх одеяла и простыней на своей старомодной кровати. В окно врывался треск сумасшедших ночных автомобилистов — они гоняли по улице Ленина, где мостовая после полуночи делалась почти свободной от машин, однако Ваня спал как убитый. И утром не хотел просыпаться.
У Ларисы Олеговны был увлажнитель воздуха — этакая пластмассовая колба с рычажком. Нажмешь — и бьет наружу струя густых брызг.
— Ты собираешься вставать?
— М — м…
— Ты обещал сходить со мной на рынок…
— Какой рынок… весь город еще спит…
— Уже восемь часов. Надо спешить, пока не жарко…
— М… не надо…
— Я считаю до трех… Раз… Два… Три!
— А — а–а!!
Но в этом «а — а–а» было больше удовольствия, чем досады. Ваня кубарем летел с кровати и бежал в ванную, чтобы сунуть голову и плечи под струи — более мощные, чем бабушкина брызгалка.
Так было и в этот раз. Только нынче Ваня сказал, что на рынок идти не может: он с Графом собрался с утра в университет — делать ксерокопии с «карты женераль де ля Гваделупа».
Лариса Олеговна возразила, что «карта женераль» никуда не денется, а Граф будет спать до полудня, потому что всю ночь сидел за компьютером.
— Одевайся, лентяй…
Потом она медленно, как — то по — новому, оглядела внука. От макушки до пяток.
— Весь костюм уже истрепал и сжег на солнце…
— Ну, не весь еще. До сентября дотянет…
— И тощий до чего…
— Ага… — с удовольствием сказал Ваня. Он всю жизнь боялся потолстеть.
— Елена решит, что я тебя совсем не кормила…
Елена была Ванина мама.
— Ничего она не решит. Она сама бережет свою талию… — Ваня слегка поскучнел. Весь этот разговор напомнил ему, что когда — нибудь придет осень.
Ну да еще не скоро придет! Пока что стояла первая декада июля…
Лариса Олеговна снова медленно посмотрела на внука. И вдруг спросила:
— А чего ты меня по имени — отчеству величаешь?
— Но вы же сами сказали, что «бабушка» не надо!
— Можно «тетя Лара». Деликатно и по — семейному…
— Ладно! — обрадовался Ваня. — Где телега для картошки?
Марго не раз говорила, что могла бы привезти на машине целый мешок картофеля. Или два. Из магазина или с овощного склада. Но Лариса Олеговна сухо отклоняла эти предложения. Она считала заботу о продуктах своим личным делом.
Рынок был в четырех автобусных остановках. Туда — доехали, обратно двинулись пешком, чтобы не толкаться в автобусе с тележкой. Ваня мужественно загрузил в нее два ведра свежих розовых клубней. Лариса Олеговна (то есть тетя Лара) жаловалась, что цена совершенно непомерная, но не кормить же внука и профессора прошлогодним гнильем…
Полпути шагали бульваром, который тянулся от рынка до цирка. Ваня бодро толкал тележку, слушал вполуха рассказ тети Лары о какой — то Алине Гавриловне (которая работает в магазине «Белый свет») и мурлыкал мелодию. Это была песенка про «стальной волосок». Только не в медленной вальсовой тональности, а в ритме марша:
Страус уткнулся башкою в песок,
Выставил кверху он зада кусок:
«Весь я в норе —
В черной дыре…
Слова эти придумал недавно Андрюшка Чикишев — после очередного разговора о коллайдере. Правда, там не было слово «зада», а имелся более точный термин, за который Андрюшка был слегка побит Лоркой и Ликой. Но Ваня сейчас напевал «цензурный» вариант: у тети Лары был тонкий слух…
На бульваре добросовестно мотались разноцветные качели, вертелись карусели. Правда, почти пустые — «нормальные дети» отдыхали за городом. Только отдельные неприкаянные малыши с бабушками сидели на размалеванных лошадках. Лишь один аттракцион осаждала публика — в основном «тинейджеры» и взрослые. Это была решетчатая мачта немалой высоты. К верхушке подтягивали капсулу с пассажирами и отпускали. Кабина две трети пути летела в свободном падении и лишь потом включала тормоза. Пассажиры вопили…
— Хочешь прокатиться? — спросила тетя Дара, думая, что Ваня загляделся на это дело с удовольствием.
Ваня ответил, что «хочу, конечно, только надо спешить». А на самом деле он как — то попробовал разок (Трубачи уговорили) и больше не стремился. Жуть такая. Мальчишки деликатно не настаивали.
А вот кто совсем не боялся жути, так это Тростик. Бывало, что ему специально наскребали на билет, и он с восторгом мчался «испытывать невесомость».
А Лорка — та и думать боялась о «невесомости». Говорила: «Я иногда во сне падаю, и это такой страх…»
И все равно она была бесстрашная! Вон как ворвалась в сарай Квакера! Почти самая первая!..
Дома Ваня сказал:
— Граф, давай возьмем с собой Лорку.
— Куда? — было заметно, что профессор не выспался.
— Как куда? Делать копии карты! Ну, ты же обещал!..
Дед поморгал и проворчал что — то вроде «назвался груздем…».
— А Лорка…
— Да хоть десять Лорок… Надеюсь, она не такая зануда, как ее бабушка…
Дело в том, что Граф недавно все же побывал в Клубе школьных ветеранов и вернулся недовольным. Люди там оказались не очень знакомые («не из нашего класса»), а разговоры велись скучные… Но это их проблемы, «ветеранские»!
Ваня позвонил Лорке. Та примчалась через десять минут. Легонькая такая, будто сорванная с газона ромашка. В белой юбочке и желтом топике. Ваня украдкой залюбовался. Тетя Лара сказала:
— Посмотри на Лорочку… А ты? Переоделся бы…
— Нет! — Ваня суеверно боялся, что, если расстанется с нынешней невесомой одежонкой, лето побежит быстрее.
2
Главный корпус университета стоял неподалеку, на тенистой улице Володарского — в квартале от речных обрывов, из которых торчали остатки срубов деревянной крепости. И в само́м, пахнувшем тополями воздухе витала старина. Рядом возвышался Знаменский собор с острыми бело — васильковыми башнями. Он казался Ване семейством великанских рождественских елок, украшенных золотыми шарами. А кирпичное здание университета высотою в два с половиной этажа вполне могло бы называться академией.
До революции здесь была женская гимназия («Жаль, что не мужская», — иногда думалось Ване). На чугунных лестницах и в сводчатых коридорах висела постоянная музейная прохлада — пушистыми крыльями обмахивала голые руки и ноги. Таинственно светились высоченные цветные витражи…
Поднялись на второй этаж, здесь был кабинет профессора Евграфова.
— Посидите у меня, я пойду в копицентр…
— Мы лучше погуляем. Я покажу Лорке картины…
И они пошли по коридорам. Почти пустым, потому что сессия уже кончилась.
Картин было множество. Прежде всего — про Пушкина. «Пушкин и Наталья Гончарова», «Пушкин и няня», «Пушкин и царь»… Ване картины нравились. Местный знаменитый живописец постарался для родного университета.
Лишь картина «Пушкин и царь» Ване была не по душе. Николай Первый в тугом мундире нависал над поэтом, как глыба, и гневно тискал за спиной снятые перчатки. А Пушкин — маленький, верткий какой — то — небрежно привалился к столу и, вскинув лицо, насмешливо смотрел на самодержца. Здесь ощущалась неправда. Пушкин был, конечно, ироничен и смел, но едва ли он позволил бы себе так стоять перед императором. Это была уже не смелость, а… «полная невоспитанность», как выражалась иногда мама (правда, не о Пушкине).
И Лорка понятливо сказала:
— Какой — то он тут… не такой… А здесь — хороший! Только жаль его… — Это она про другое полотно, «Перед Черной речкой». Пушкин в своей комнате на Мойке, одетый уже в шубу, с цилиндром в руке, стоял у окна и смотрел в синее утро. Голова его виделась силуэтом, но все равно было понятно, как поэту тоскливо. Будто все уже знал наперед…
Ване думать о печальном не хотелось, и он потянул Лорку дальше.
Были в освещенном коридоре картины и других мастеров. «Тобольский кремль», «Свято — Троицкий монастырь в Турени» (тоже как кремль), «Яблоневый сад весной», «Первые пароходы у Туренской пристани»… А еще — неожиданный сюжет: «Царевич Алексей и Федор Шаляпин». Артист в оперном костюме Бориса Годунова осторожно принимал рукопожатие десятилетнего наследника… Шаляпин был хорош, а царевич — какой — то кукольный, с фарфоровой улыбкой. Ненастоящий.
Царевич был разве такой? Он был настоящий мальчишка, с веселым характером, храбрый, даже ездил с отцом на фронт, на передовую линию…
А на картину не хотелось смотреть еще и потому, что Ваня помнил о судьбе наследника. «За что они его, сволочи? Ведь уж он — то совсем ни в чем не был виноват…»
Лорка рядом понятливо молчала.
Они пошли обратно, к двери с табличкой «Руководитель научной группы НКТ–101 профессор К. М. Евграфов».
— А теперь смотри… — Ваня мягко взял Лорку за птичьи плечики и повернул к картине, висевшей наискосок от двери. — Я, когда прихожу к деду, обязательно стою перед ней. Только раньше я не знал, что это работа Германа Ильича…
Утреннее солнце врывалось в торцовое окно коридора и косо высвечивало большой горизонтальный холст. На холсте был остров… Нет, не Гваделупа! Совсем другой! Скорее уж он походил на кита и из «Конька — Горбунка». Этакая длинная вспученность коричневых скал с проплешинами зелени, которая кусками спускалась к бирюзовому, с кудрявым прибоем, морю. С обрывов летели в прибой водопады. А выше — среди холмов и деревьев — взлетал башнями к небу невесомый город. Город… ни на что не похожий и похожий на все чудесные города. На город, где жили сказки Андерсена, на Прагу, на Лисс Александра Грина, на Севастополь (где Ваня побывал однажды) и… да, на Турень. Ваня уже не раз думал об этом. Потому что по некоторым склонам разбегались деревянные улочки, а над ними белели знакомые колокольни. И розовая пена «марсианских» зарослей местами укрывала откосы оврагов…
Каменный кит лежал не прямо, а свернулся почти в кольцо. Между «головой» и вздыбленными скалами «хвоста» виднелся пролив — он вел во внутреннюю бухту. Что в этой бухте — поди угадай! Может, приткнулись к причалам всякие корабли. Может, с этих же причалов удят рыбу местные загорелые мальчишки и девчонки в белых широченных шляпах. Может, они ныряют с каменных выступов и бултыхаются в бирюзовой воде, вздымая радужные всплески… И, наверно, есть в бухте мелкие островки, на которых полно развалившихся замков с дурашливыми привидениями и лабиринтами… и укрытых зарослями скамеек, на которых можно сидеть с кем — нибудь вдвоем и рассказывать друг дружке истории про загадки нездешних пространств…
— Нравится? — шепнул Ваня.
— Еще бы… — выдохнула Лорка.
«Я могу подарить этот город тебе, — хотелось сказать Ване. — Пусть он будет твой навсегда. И мой… Наш… Где бы мы ни оказались, все равно мы будем в нем…»
И конечно, Лорка шепнет «да»… Но потом она спросит:
«А как называется этот город?»
«Гваделорка»…
«А что это значит?»
Ваня не знал. То есть знал, что «Лорка» — это от «лоро». «Золотистый колосок». А «гваде»? Все не было времени выяснить…
Подошел Константин Матвеевич. Насупленный.
— Летом всегда полный кавардак. Заведующая копицентром укатила в отпуск, а заместительница неизвестно где. Сказал бы где, но не при детях… Ну, ладно. Я позвонил Марго, она знает на краю города какую — то фирму, где можно делать оттиски размером со стадион…
— Ура! Прокатимся!
— Кому катанье, а у меня летят тезисы доклада…
— Дед, но они у тебя который день «летят»!
— В том — то и дело… Ладно, идем.
— Дед, я вспомнил! Ты обещал узнать перевод. Что такое «Гваделупа»?
— Я помню, что обещал. Вчера смотрел в онлайн — словарях. И — ничего. Что такое «гуа́дэ» и что такое «лоу́пэ»? Ни в испанском, ни во французском, ни в латинском. Интернет забит мусором, а нужную вещь не сыщешь.
— А может, есть в университетской библиотеке? Какой — нибудь самый полный словарь?
— Тебе, пытливое дитя, нужны карты или это бестолковое название?
— И то, и другое…
— Ты много требуешь от жизни… Подожди!.. Коллега Васютин! Не откажите в любезности, подойдите ко мне!
Это профессор окликнул тощего лохматого парня в растерзанных джинсах и оранжевой футболке. Коллега Васютин, который явно хотел перед этим улизнуть на лестницу, понуро подошел.
— Здрасте, Константин Матвеевич.
— И вам того же… Вы, надеюсь, помните, Васютин, что у вас передо мной должок?
— Я сдам, профессор! На днях, честное слово! Просто у меня еще задолженность по английскому, а Зинаида Борисовна вот — вот уйдет в отпуск…
— А я, сударь, по — вашему, буду сидеть и терпеливо ждать вашего визита?
— Но я…
— Васютин, хотите «автомат»? — в упор глядя на беднягу, спросил Граф.
— Что? — заморгал тот.
— Вы не знаете, что такое «автомат»?
— Автомат Калашникова, который мне вручат в казарме, когда я вылечу из университета? Но, Константин Матвеич, я же…
— Васютин, я не столь коварен, как вы полагаете. Я предлагаю вам автоматический зачет.
— А… да? Но… — студент изумленно мигал.
— Но — услуга за услугу, — сказал профессор. — Вы сейчас пойдете в библиотеку, перетряхнете книжные и электронные словари романских языков и узнаете, что в точном переводе означает название острова «Гваделупа». Это нужно мне для работы. Причем что означает это слово в целом, а также, что значат обе половинки слова в отдельности. Особенно «гваде». Столько имен с этим «гваде»: «Гвадалахара», «Гвадерама» и так далее, а перевода нет. И времени у меня нет… Я понимаю, сколь далек этот вопрос от тематики вашего зачета, но…
Васютин помигал еще и встрепенулся:
— Профессор, я… Я сейчас! Я узнаю и позвоню!
— Запишите мой номер…
— Он у меня есть! Я сейчас… — И получивший надежду Васютин умчался в конец коридора.
Ваня с сомнением глянул на деда: мол, хорошо ли это — зачет в обмен на личные услуги?
— Он все равно сдал бы, только позже, — усмехнулся дед. — А тут еще какая — то польза… — И вынул из футляра мобильник. — Марго! Радость моя, поедем в ту фирму, которую ты расхваливала недавно. С крупноформатной печатью…
3
И они поехали. На пыльно — табачной «Волге», которая подкатила к университетскому крыльцу. Граф устроился впереди, рядом с величественной Марго, а Ваня и Лорка на заднем пружинистом сиденье (от рывка машины оба завалились назад и задрали колени).
Многие улицы все еще были для Вани в новинку.
— Это новый театр, — говорила Лорка. — Самый большой в России… Это Нефтяной институт… Это фонтан «Вокруг света…».
Фонтан был с большущим каменным глобусом, и Ваня сразу вспомнил вчерашнее. И начал торопливо рассказывать о разбитом фаянсовом глобусе, о надписи на осколке и о своих догадках про доктора Повилику. И про резчика Павла Кондратьича, который был предком Квакера и ругался словом «Матуба». Ведь вчера — то он рассказать это ни Лорке, ни другим ребятам не успел!
Лорка хлопала белесыми ресницами, и на лице ее читалось: «Вот это да!» Ваня был счастлив, потому что этого и хотел — радостного Лоркиного удивления. Но про Пришельца Ваня рассказывать не стал. Решил, что еще не время.
У деда заверещал телефон.
— Да… — сказал Граф. — А! Ну и что?.. С вероятностью девять и девять десятых? Достаточная вероятность… Так… Хорошо, коллега. Можете считать, автомат у вас… Да нет, не «АКМ», а зачет. Однако все же пройдитесь еще по этой теме, в будущем пригодится…
Он, расшатывая спинку сиденья, извернулся к ребятам.
— В словарях Васютин преуспел больше, чем в общей теории полей. «Гваде» означает «брод на реке». А «лупе» — это, скорее всего, старое романское название волка. Выходит, «Гваделупа» — это «Волчий брод». Видимо, старый испанский монастырь стоял у реки, где имелся брод с таким названием. А потом уж имя перешло к острову…
— Граф, спасибо! — возликовал Ваня.
— Васютину спасибо, — восстановил справедливость профессор Евграфов. — Хотя он и лодырь…
— И ему!
Подкатили к старинному деревянному зданию с чешуйчатым куполом и башенками. И с желто — красной вывеской «Полиграф — плюс».
— Раньше здесь была контора Туренского пароходства, — шепнула Лорка.
Выбрались наружу. Слева, за бывшей конторой, подымался новый квартал (тоже с башенками), справа, за чугунной решеткой, темнел густой сад. Впереди был обрыв, а дальше — заречные дали.
— Погуляйте пока, — посоветовала Марго. — Чего вам торчать в душной конторе.
— Да, мы погуляем! — Ваня этого и хотел.
— Только недалеко, — сказал дед тоном Ларисы Олеговны.
В решетке был пролом, Лорка сразу потянула Ваню в сад. От пролома вела через цветущий иван — чай тропинка. К самому берегу. Под берегом была болотистая низина с мостками и какими — то будками, и лишь дальше блестела речная гладь. Широкая, с катерами, с белым прогулочным теплоходом. За рекой сверкали стеклами белые многоэтажные кварталы, а за ними курчавились рощи. А в одном месте раскинулась посреди садов нетронутая временем деревенька — с избами, огородами и белой колокольней… И над всем этим висела безоблачная синева — она обещала долгое жаркое лето.
Но Лорка не дала Ване любоваться просторами. Потянула за руку опять.
— Пойдем, что — то покажу…
За кустами цветущего шиповника оказалась травянистая площадка с двумя каменными скамейками. Одна скамейка — пустая, а на другой сидели девочка и мальчик.
Почти как живые!
«Почти» — потому что на самом деле они были из темной бронзы.
Мальчик — босой, в подвернутых до колен штанах, просторной майке и мятой кепке с надломанным козырьком. Такие носили, если верить фотографиям, не очень аккуратные пацаны в середине прошлого века. Костик Евграфов и Ремка Шадриков, наверно, бегали в таких… А девочка была в куцем платьице, венке из одуванчиков и тоже босиком. Но рядом стояли на скамейке сандалетки.
Мальчик и девочка сидели, сдвинувшись плечами, и смотрели на заречный горизонт. И слегка улыбались.
Ваня обрадованно засмеялся. Тихонько так и с каким — то «пушистым» чувством: словно его щекотнули по лицу одуванчиками. «Как ты и я», — чуть не выскочили из него слова. Но он промолчал. Только взял притихшую Лорку за плечо и… дунул ей в редкие белобрысые завитки на шее. Лорка тоже засмеялась. Так же тихо. Потом шагнула к девочке и мальчику поближе, оглянулась:
— Ваня, знаешь, их в прошлом году украли. Чтобы переплавить на металл. Но не успели, милиция нашла… Усадили на старое место… Давай тоже сядем…
И они сели на соседнюю скамейку. С реки тянул влажный ветерок, пахло травой и песком.
Ваня наконец сказал:
— Лорка, я тебе хочу подарить…
— Ой… что?
— То, что придумал… Помнишь, картину Германа Ильича, ту в университете?
— Конечно!
— Остров и город… и кругом нас тоже город. И за рекой, и там, где мы живем. И в разных местах на Земле. И… вообще… Такой Город, в котором должны случаться чудеса… Лорка, пусть он будет твой…
Лорка не стала удивляться и переспрашивать. Сказала шепотом:
— И твой…
— Да… хорошо… Но прежде всего он твой. Знаешь, почему?
Она смотрела вниз и царапала ноготком скамейку. Шепнула:
— Почему?
— Потому что называется Гваделорка…
— Ой…
— Да. Это означает «Золотистый брод»… Ты идешь к острову с этим городом по мелкой воде, а кругом солнечные зайчики. Рябь такая. Будто золотистые колоски под солнцем. Ты их раздвигаешь ногами, а они щекочут… А впереди, у входа в бухту, высоченные стеклянные ворота. Как прозрачный узор. Его почти не видать, но ворота никого не пропустят без нас, потому что надо знать пароль…
— Какой?
— Да все тот же! Гваде — лорка…
— Ой, да!.. А еще можно придумать ключ. Ключи… для тебя и для меня. Чтобы отпирать эти ворота. И они будут звенеть, — сказала понятливая Лорка.
— Мы придумаем, — пообещал Ваня.
Рассказав эту сказку и увидев, что Лорке нравится подарок, Ваня вздохнул с облегчением. Теперь остров Гваделорка и город Гваделорка стали существующими, и Ваня ощутил себя строителем, завершившим работу. Ему захотелось откинуться на спинку скамьи. Но спинки не было, и он просто пошевелил лопатками.
Лорка была, конечно, рада подарку. Но она не забывала и о реальности. И в этой реальности была у Лорки спрятанная, но всегдашняя тревога за Ваню: не случилась бы с ним чего — нибудь плохого. И сейчас Лорка забеспокоилась:
— Ты чего вертишь спиной? Что — то болит?
— Да ничего не болит!
— Я еще в машине заметила: ты все время шевелил лопатками…
Ваня прислушался к себе. И наконец понял:
— Под левой лопаткой что — то чешется…
— Ой! А вдруг клещ?
— От клещей не чешется…
— Это когда как…
На острове Гваделорка, конечно, нет никаких опасных насекомых, а в обычной жизни все же следовало проявлять осторожность.
— Дай я посмотрю.
Ваня послушно сел боком, нагнулся. Лорка подняла у него на спине рубашку.
— Ой… У тебя тут кровинка запеклась. Будто зацепился за острое… Ваня, неужели это дед тебя так огрел вчера?
— Да ты что! Плоской ракеткой… Да и не было ничего еще утром. Тетя Лара сразу увидела бы, когда сгоняла с кровати…
— Тогда где?
— Не знаю… Не в машине же, там мягко… Может, о шиповник?
— На рубашке нет ни дырки, ни следа…
— А сильно расцарапано?
— Посмотри сам…
Из кармашка на юбочке Лорка вынула круглое зеркальце. Поднесла к Ване сзади. Он изо всех сил вывернул шею. И увидел в зеркальце на загорелой коже запекшийся, похожий на крохотную подковку шрамик.
— Ерунда какая! Не о чем говорить! — Но тут же понял, что говорить есть о чем! — Ой, Лорка, подожди! Это же… как у тебя! Тоже под лопаткой…
— Но я — то знаю, откуда у меня, — смущенно выговорила она. — От гвоздика…
— А я про себя тоже знаю, — обрадованно сказал Ваня. — Это… от тебя.
Она виновато засопела:
— Почему… от меня? — И быстро спрятала зеркальце.
— Потому что есть такая теория. Про Всеобщее информационное поле… Дед рассказывал… Ну, во вселенной много всяких полей — электрических, магнитных, и… этих, гра — ви — та — ци — онных. И еще разных. И некоторые ученые считают, что есть всеобщее информационное поле. ВИП… И бывает, что если где — нибудь в Австралии мальчишка занозит пятку, то у другого мальчишки, в Гренландии или в Монголии, тоже начинает болеть пятка. Такой пример… Или в одной галактике шестилапый динозавр обрадуется неизвестному цветку, а в другой какая — нибудь земноводная горилла улыбается неизвестно почему… Это когда между разными существами или даже предметами находится что — то общее. Возникает резонанс…
— Значит, у нас тоже… резонанс?
— А разве нет?
— Есть, наверно… — Лорка придвинулась ближе. — Только… почему это именно сегодня… ну, твой шрамик?
— Потому что появился остров Гваделорка. Разве непонятно?
— Ой, да… понятно…
— Вот видишь… А у меня есть для тебя еще подарок, — сказал наконец Ваня. — Из давних времен. Вот… — Он задрал на животе рубашку и выдернул из — под резинчатого пояса на шортах крошку Пришельца.
— Какой хорошенький! — умилилась Лорка (в точности как все девчонки на свете).
— Да… Но он не просто хорошенький. Он… с брига «Артемида»… Ну, честное слово!
И Ваня торопливо изложил историю Пришельца.
— И это… мне?
— Конечно!
Лорка шепнула «спасибо», взяла веревочного малыша, посадила на коленку. Покачала.
— Бедненький… Как он там жил, в этом глобусе, столько лет. В темноте, в глухоте…
— Ну… наверно, он ничего и не чувствовал. Это называется анабиоз. Существо засыпает и не знает даже, сколько времени прошло… Вот старик Хоттабыч, например. Думаешь, он три тыщи лет сидел в кувшине и все время стонал от тоски? Спал, как под наркозом, пока Волька не содрал печать…
— Все равно жалко его… Пришельца.
— Зато теперь ему хорошо.
— Да. Только… Ваня, знаешь что…
— Что? — сразу встревожился он.
Лорка опять покачала, погладила Пришельца. Сбоку быстро глянула на Ваню:
— Ты ведь мне уже подарил столько… Целый остров… — она чуть улыбнулась. — А этого малыша… давай отдадим Квакеру… Ты только не обижайся…
У Вани брови полезли на лоб.
— Почему… Квакеру?
— Помнишь, Герман Ильич сказал про карту? Что всякая вещь должна быть у того, кому она дорога… А ведь Пришелец жил в глобусе, а глобус был у пра — пра — прадеда Квакера. Значит, и Пришелец жил у него… у того мальчика с острова. А потом мальчик спрятал Пришельца в глобус. Наверно, когда вырос и состарился… И никто про это не знал. А мы — то знаем… И… Квакер обрадуется… Ты только не обижайся, — опять сказала она.
Ваня не обижался. Лорка в свои десять с половиной лет была мудрее многих. В ее словах ощущалась крепкая спокойная правота. А еще Лорка сказала:
— У Квакера знаешь какая жизнь… без радостей. Он будто один на свете. Думаешь, эти мальчишки, с которыми он… думаешь, друзья? Да ну…
— А родители? — бормотнул Ваня.
— Родители… Отец, он дальнобойщик, целыми неделями в рейсах. А мать… то на работе, она в швейном ателье работает, то дома по уши в хозяйстве да на грядках. Игорь иногда помогает ей, но все равно он… как бы сам по себе. И ничего не просит от родителей, и ничего ему ни от кого не надо…
— Лорка, ты все про всех знаешь…
— Я не нарочно. Просто вижу, что вокруг… Ваня, понимаешь, ведь Пришелец, если честно рассуждать, не наш, а Квакера. И мы, если не отдадим, получится, что присвоили. А… на острове Гваделорка ведь не должно быть обмана…
— Да… А Квакер… значит, он Игорь?
— Игорь. Но на Квакера он не обижается…
— Игорь все же лучше… Ладно, Лорка, ты умница. Подарим Пришельца…
И, подводя итог беседе, задергался в кармане Ванин телефон. Дед желал знать, в какую черную дыру провалились беспутный Иван Повилика и его хотя и симпатичная, но, видимо, тоже лишенная понятия о дисциплине спутница…
— Граф сказал, что ты симпатичная…
— Ой…
— И что он оторвет нам головы…
— Ай…
— Бежим!
И они бежали из сада, прощально глянув на бронзовых девочку и мальчика. У тех, наверно, был свой Город и свой резонанс…
