23.
(Чикаго, 18 мая 1959 года)
Хелен намазала маслом кусок поджаренного хлеба.
— Тихая злоба Сьюзен меня уже достала. С тех пор, как она узнала о нас с тобой, мы разговаривали всего раза три или четыре.
Вот-вот должен был позвонить Безумный Сэл. Литтел отодвинул тарелку с завтраком — у него абсолютно не было аппетита.
— Я сам говорил с ней ровно два раза. Иногда мне кажется, что я просто совершил обмен. Я обрел подругу, но потерял дочь.
— Кажется, ты не очень-то огорчен потерей.
— Сьюзен живет негодованием. В этом она похожа на свою мать.
— Клер рассказывала мне, что у Кемпера роман с какой-то богатой женщиной из Нью-Йорка, но в подробности не вдавалась.
Лора Хьюз была наполовину Кеннеди. Внедрение Кемпера в семью происходило уже на двух фронтах.
— Уорд, сегодня утром ты какой-то отстраненный.
— Работа. Никак не могу выкинуть ее из головы.
— Я не уверена.
Было почти девять — значит, в Гардене семь. Сэл был неисправимым игроком, к тому же — ранней пташкой.
Хелен помахала ему салфеткой:
— Йо-хо, Уорд! Ты слушаешь?
— Что ты сказала? Я имею в виду, что ты хотела сказать этим «я не уверена»?
— Я хотела сказать, что беготня за «красными» тебя раздражает, тебе это скучно. Ты всегда говоришь о ней с презрением, а в последнее время презрение это возросло во сто крат.
— И?
— И тебе снятся кошмары, а еще ночами ты что-то бормочешь по-латыни.
— И?
— И ты стал прятаться от меня даже тогда, когда мы находимся в одной комнате. Стал вести себя так, как будто ты только что осознал, что тебе сорок шесть, а мне — двадцать один и что есть вещи, которых я попросту не пойму.
Литтел взял ее руки в свои. Она отдернула руки — да так, что сбила со стола подставку для салфеток.
— Кемпер все рассказывает Клер. Я уж было решила, что ты станешь ему в этом подражать.
— Кемпер — отец Клер. А я тебе не отец.
Хелен встала из-за стола и схватила свою сумочку.
— Я подумаю над твоими словами по пути домой.
— У тебя же занятия в полдесятого — их что, не будет?
— Сегодня суббота, Уорд. Ты так «занят мыслями о работе», что даже не знаешь, какой сегодня день.
Сэл позвонил в 9.35. Голосу него был возбужденный.
Литтел заговорил с ним мягко, чтобы успокоить. Безумный Сэл любил, когда с ним миндальничают.
— Как твоя поездка?
— Да как — обычно все. Гардена — это хорошо, потому что Эл-Эй близко, но этот гребаный Ленни-еврейчик постоянно отлучается, чтобы собрать материал для скандальных статеек «Строго секретно», и вечно опаздывает на представления. Думаете, мне стоит порезать его на куски, как того парня, который…
— Не надо признаваться по телефону, Сэл.
— Простите меня, святой отец, я грешен.
— Прекращай. Ты знаешь, что меня интересует, так что, если у тебя что-нибудь есть, выкладывай.
— О’кей, о’кей. Я был в Вегасе и слышал разговор Хеши Рескинда. Хеш говорил, что парни обеспокоены ситуацией на Кубе. Дескать, мафия заплатила Бороде чертову уйму денег, чтоб тот дал им слово, что гребаные казино будут работать и после того, как он придет к власти. А вот теперь он подался в комми, взял и национализировал все чертовы казино. Хеш сказал, что Борода держит Санто Т. в гаванской тюрьме. Теперь ребята гораздо хуже относятся к Бороде. Хеш вообще сказал, что Борода — как нижний в монгольской групповухе. Ну понимаете — рано или поздно его действительно поимеют.
Литтел спросил:
— И?
— И перед тем, как уехать из Чикаго, я говорил по телефону с Джеком Руби. Джек сейчас на мели, и я подзанял ему, чтобы он сбагрил этот свой стрип-клуб и прикупил себе новый, «Карусель», что ли. Джек всегда исправно возвращает деньги, потому что он сам подрабатывает ростовщичеством в Далласе и…
— Сэл, ты хочешь мне что-то сказать. Так говори же.
— Ну, ну — говорят, копы любят дополнительные подтверждения.
— Сэл…
— Ну, теперь слушайте. Джек подтвердил мне то, что сказал Хеши. Он сказал, что говорил с Карлосом Марчелло и Джонни Росселли, и они оба сказали ему, что Борода обходится мафии в семьдесят пять тысяч долларов в день банковского процента сверх доходов от их казино. Подумайте об этом, падре. Подумайте о том, что сделала бы церковь с семьюдесятью пятью штуками в день.
Литтел вздохнул:
— Куба меня не интересует. Руби говорил тебе что-нибудь о пенсионном фонде?
Безумный Сэл сказал:
— Ну-у-у-у…
— Сэл, черт побери…
— Плохой, плохой падре. А теперь десять раз прочитайте «Богородицу» и послушайте. Джек сказал мне, что как-то он отправил одного типа, нефтяника из Техаса, непосредственно к Сэму Джи, чтобы тот одобрил выдачу ему кредита из пенсионного фонда — это было примерно с год назад. Кстати, я дал вам первосортную наводку и заслужил за это награду, и теперь мне нужны бабки, потому что букмекеров и ростовщиков без надежного банковского тыла, бывает, бьют, и тогда они не могут стучать какому-нибудь дрисливому федеральному ублюдку вроде вас.
В досье программы про Руби сказано: рэкетир и мелкий ростовщик.
— Падре, падре, падре. Простите меня, ибо играл. Простите, ибо…
— Я постараюсь достать для тебя немного денег, Сэл, если смогу найти человека, которого ты представишь Джианкане в качестве потенциального заемщика. Я имею в виду — представишь лично.
— Падре… Господи Иисусе…
— Сэл…
— Падре, вы отымели меня так глубоко, что мне стало больно.
— Я спас тебе жизнь, Сэл. И это единственное условие, при котором ты можешь получить от меня деньги — иначе не получишь ни гроша.
— О’кей, о’кей, о’кей. Простите, святой отец, ибо я получал грязные деньги от бывшего семинариста-федерала, который…
Литтел положил трубку.
В комнате для персонала было тихо, как всегда в уикэнд. Агент, заправлявший телефонами, не обратил на него ни малейшего внимания.
Литтел выпросил у него разрешение воспользоваться телетайпом и послал запрос в далласский офис.
Ответа надо было ждать по меньшей мере минут десять. Литтел позвонил в аэропорт Мидуэй узнать о рейсах — и ему повезло.
Рейс авиакомпании «Пан-Америкэн» в полдень вылетал в Даллас. Обратный рейс доставлял его домой слегка за полночь.
Из телетайпа поползла лента запрошенной информации: Джейкоб Рубенштейн, также известный как Джек Руби, д.р. 25.03.11.
Три раза арестовывался за вымогательство, но ни одно дело до суда так и не дошло: в сорок седьмом, сорок девятом и пятьдесят третьем.
Этого человека подозревали в сводничестве; он являлся информатором далласского полицейского управления.
Этот человек становился в 1956 объектом расследования Ассоциации по защите прав животных: его обвиняли в противоестественных актах с собаками. Так же было известно, что этот человек ссужал деньги бизнесменам и рисковым спекулянтам на нефтяном рынке.
Литтел оборвал телетайпную ленту. Джек Руби стоил поездки.
Гул самолета и три порции виски помогли заснуть. Признания Безумного Сэла вертелись в голове, точно попурри из известных мелодий.
Сэл заставляет мальчика-негритенка умолять его. Сэл вливает жидкость для чистки труб в горло должника по ставкам. Сэл обезглавливает двух мальчишек, которые присвистнули при виде монашки.
Он подтвердил факт всех четырех убийств. Все четыре дела шли под пометкой «Нераскрытое». Все четыре жертвы были изнасилованы в анальное отверстие — посмертно.
Литтел проснулся весь в поту. Стюардесса вручила ему еще порцию спиртного — которую он не заказывал.
Клуб «Карусель» оказался полуподвальным помещением в ряду таких же стрип-клубов. Вывеска изображала пышнотелых красоток в бикини.
Табличка под ней извещала: «Открытие в шесть вечера».
Литтел припарковался у задней стены здания и стал ждать. В салоне взятого им напрокат автомобиля воняло недавним сексом и помадой для волос.
Мимо прошли несколько копов. Один из них помахал рукой. Литтел сообразил: они думают, что он — такой же легавый, который получает на лапу от Джека.
Руби подъехал в 17.15, один.
Этот человек трахал собак и торговал женщинами. С ним надо быть пожестче.
Руби вышел из машины и открыл ключом заднюю дверь. Литтел, подбежав, перехватил его.
Он сказал:
— ФБР. Руки!
Точно таким тоном, каким сказал бы это Кемпер Бойд.
Руби скептически посмотрел на него. На нем была смешная шляпа с плоской тульей и загнутыми вовнутрь полями.
Литтел сказал:
— Вывернуть карманы!
Руби повиновался. На землю упали пачка денег, собачье печенье и револьвер тридцать восьмого калибра.
Руби плюнул на них:
— Я лично знаком с гастролерами-вымогателями. Я знаю, как надо обходиться с копами в дешевых синих костюмах, от которых разит спиртным. Забирай, что хотел, и вали отсюда.
Литтел подобрал с земли собачье печенье.
— Ешь, Джек.
Руби приподнялся на цыпочки — встал в позу на манер боксера-легковеса. Литтел показал ему свою пушку и наручники:
— Я хочу, чтобы ты съел это печенье.
— Слушайте…
— Слушайте, сэр.
— Слушайте, сэр, какого хрена вам…
Литтел затолкал печенье ему в рот. Руби принялся жевать его, чтоб не подавиться.
— Я собираюсь кое-чего от тебя потребовать, Джек. И если ты не выполнишь моих требований, я натравлю на тебя департамент по налогам и сборам, каждую ночь твоих посетителей будут обыскивать федералы, а в «Даллас морнинг ньюс» появится статья о том, как именно ты любишь собачек.
Руби жевал. Изо рта Руби сыпались крошки. Литтел дал ему под коленки.
Руби рухнул на колени. Литтел пинком отворил дверь и затолкал его внутрь.
Руби попытался встать. Литтел ударом вернул его наземь. Комната размером восемь на восемь метров была завалена костюмами для стриптизерш.
Литтел швырнул в лицо Руби охапку тряпок. Литтел бросил очередное собачье печенье себе на колено.
Руби сунул его в рот. Руби стал издавать отвратительные задыхающиеся звуки.
Литтел сказал:
— Отвечай на мой вопрос: приходилось ли тебе представлять потенциальных заемщиков более крупным ростовщикам, чем ты сам?
Руби закивал: да, да, да, да, да.
— Сэл Д’Онофрио одолжил тебе денег, чтобы ты смог купить это заведение. Ответь кивком, если это правда.
Руби кивнул. Его нога запутались в грязных бюстгальтерах.
— Сэл убивает людей за здорово живешь. Ты это знал?
Руби кивнул. За дверью в соседнюю комнату послышался собачий лай.
— Он истязает людей, Джек. И ему это нравится.
Руби затряс головой. Его щеки надулись — точно у того мертвого парнишки в холодильнике морга.
— Как-то раз Сэл сжег человека паяльной лампой. А когда неожиданно вернулась домой его жена, Сэл затолкал ей в рот пропитанную бензином тряпку и поджег ее. Он сказал, что она умерла, изрыгая огонь, точно дракон.
Руби обмочил штаны. Литтел увидел пятно на коленке.
— Сэл хочет, чтобы ты кое-что узнал. Раз — твой долг ему аннулируется. Два — если ты откажешься со мной сотрудничать или сдашь меня мафии или еще кому из твоих дружков-копов, он лично приедет в Даллас, оттрахает тебя и убьет. Ты меня понял?
Руби закивал — да, да, да. Из его ноздрей посыпались крошки от собачьего печенья.
Кемпер Бойд всегда говорил: КОЛЕБАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ.
— Ты не должен связываться с Сэлом. Ты не должен знать мое имя. И не должен никому об этом рассказывать. Ты должен звонить мне в Чикаго каждый четверг в одиннадцать ноль-ноль, по таксофону. Я первый позвоню тебе и дам номер. Ты меня понял?
Руби закивал: да, да, да, да, да, да. Собаки скулили и царапались в дверь всего в паре метров от них.
— Мне нужно, чтобы ты нашел Сэлу человека, который был бы согласен взять в долг большую сумму. Кого-нибудь, кого Сэл смог бы представить Джианкане и прочим воротилам пенсионного фонда. Кивни, если ты согласен это сделать, и еще два раза — в знак того, что понимаешь всю ситуацию.
Руби кивнул — три раза. Литтел вышел.
Лай собак стал невыносимо громким.
Его самолет сел ровно в полночь. Он приехал домой взвинченный и уставший.
У подъезда он увидел машину Хелен. Она будет ждать его, она о многом подумала, она будет готова к примирению.
Подъехав к винному магазину, Литтел купил маленькую бутылку спиртного. Какой-то пьяница попросил монетку. Литтел дал ему доллар — бедняга чем-то смахивал на Джека Руби.
Был ровно час воскресной ночи. Курт Мид теперь, может быть, работает на посту прослушивания.
Он позвонил туда. Никто не взял трубку. Наверное, кто-нибудь из агентов программы решил прогулять свою смену.
Кемпер предупреждал его, чтоб он не показывался возле поста. Но даже Кемпер, наверное, не стал бы считать один краткий визит слишком рискованным.
Литтел подъехал к месту и вошел.
Передатчик был отключен от сети; комната была недавно вымыта и тщательно прибрана. Приклеенная к основной приборной панели записка объясняла почему.
Объявление:
В помещении ателье мужской одежды «Селано» с 17.05.59 по 20.05.59 проводится дезинфекция. В течение этого времени все сотрудники окрестных постов просушивания распускаются по домам.
Литтел откупорил бутылку. Пять глотков наполнили его энергией; его мысли, точно дробинки из дробовика, разлетелись в разных направлениях.
Кое-какие даже столкнулись.
Сэл нуждается в деньгах. Курт Мид говорил о каком-то налете на помещение для игры в кости, по поводу которого Эдгар Гувер наказал ничего не предпринимать.
Литтел принялся просматривать тексты расшифровок. И обнаружил расшифровку разговора на эту тему, выполненную и подшитую в прошлом месяце специальным агентом Рассом Дэвисом.
18.04.59, 22.00. В ателье, одни: Рокко Мальвазо и Дьюи «Утенок» Ди Паскуале. Какие-то звуки, похожие на тосты, — их перекрывал шум бурильного молотка и общий шум строительства на Мичиган-авеню. Две минуты тишины — очевидно, оба ходили в уборную. Затем следующий разговор:
Мальвазо: Те salud, Утенок.
Ди Паскуале: Кря-кря. Самое главное, они не могут заявить об этом.
Мальвазо: Вот, поди, геморрой для кенилвортских копов. Вот уж где вообще ничего не случается. Последний раз, когда красавцы с большими кронами вроде нас с тобой загребали во время игры в кости восемьдесят штук, был не в этой жизни.
Ди Паскуале: Кря-кря. Я ж говорю — этим независимым типам должно быть ясно как божий день. Я ж грю, если ты не ходишь под Момо, ты — утиное дерьмо. Эй, мы ж были в масках и голоса изменили. К тому же эти индоутки хреновы не знали, что мы связаны. Я был похож на Супер-дака. Думаю, мне надо завести костюм Супер-дака и надеть его в следующий раз, когда повезу своих спиногрызов в Диснейленд.
Мальвазо: Кря-кря, мудила ты утиный. И зачем тебе понадобилось стрелять в воздух, ума не приложу. Как будто, бля, нельзя было свалить без того, чтобы мудак в маске с утиным клювом не начал пальбу.
(Пометка: полиция Кенилворта сообщала о невыясненных случаях стрельбы возле 2600-х кварталов Уэстморлэнд-авеню, в районе 23.40 16.04.59.)
Ди Паскуале: Эй, кря-кря, ты чего — сработало же! Мы спрятали это в укромном, безопасном и…
Мальвазо: …и, на мой взгляд, слишком публичном месте.
Ди Паскуале: Кря-кря. Два месяца — не такой уж долгий срок, а потом мы их поделим. Дональд вон ждал целых двадцать лет, чтобы трахнуть Дейзи, но Уолт Дисней ему все не разрешал. Слушай, а помнишь, в прошлом году? Когда на моей днюхе выступал Ленни-еврейчик? У него еще номер был — Дейзи отсасывает у Дональда клювом — вот потеха-то!
Мальвазо: Кря-кря, вот ты дебил, а!
(Пометка: остаток разговора был заглушен строительным шумом. В 23.10 был зафиксирован звук хлопающей двери.)
Литтел просмотрел досье программы по борьбе с оргпреступностью. Мальвазо и Ди Паскуале жили в Эванстоне.
Он поставил в магнитофон кассету с записью разговора от 18.04 и сравнил с отпечатанной на машинке расшифровкой. Расс Дэвис забыл включить в нее прощальные песни.
«Утенок» мычал «Чаттанугу чу-чу».
Мальвазо пел: «У меня есть ключ к твоему сердцу».
«Слишком публичное место», «ключ» и «чу-чу». Двое воров, живущих в пригороде, ожидают, когда пройдут два месяца.
Имеется сорок с лишним пригородных железнодорожных станций, связанных с Чикаго.
Сорок с лишним залов ожидания с камерами хранения.
Ящики в таких камерах сдавались на месяц. За наличный расчет, безо всякой записи — на чеке не будет стоять никакого имени.
Два грабителя. Два отдельных ключа от шкафчика.
Замки на ящиках менялись каждые три месяца — согласно транспортному законодательству штата Иллинойс.
Тысячи ящичков. Ключи без опознавательных знаков. Два месяца сроку — тридцать три дня из которых уже истекли.
Ящички были обшиты сталью. Зал ожидания охранялся 24 часа в сутки.
Два дня Литтел думал над этим. И вот что придумал.
Он может проследить за ними. Но когда они заберут деньги, он будет бессилен что-либо сделать.
Он может следить только за одним из них. Иными словами, шансы, что ему не повезет, удваивались.
Он все равно решил попробовать. Он решил забить на слежку за «красными» и следить попеременно за каждым из грабителей.
День первый: он следит за Рокко Мальвазо с восьми утра до полуночи. В указанное время Рокко ездил в свои игорные заведения и профпредприятия, а также к своей подружке в Гленко.
Рокко не приближается ни к одной железнодорожной станции.
День второй: он следит за Дьюи-Утенком с восьми утра до полуночи. Дьюи ездит и собирает дань с многочисленных проституток.
Дьюи не приближается ни к одной железнодорожной станции.
День третий: он следит за Рокко Мальвазо с восьми утра до полуночи. Рокко едет в Милуоки и избивает дулом пистолета зарвавшихся сутенеров.
Рокко не приближается ни к одной железнодорожной станции.
День четвертый: он следит за Дьюи-Утенком с восьми утра до полуночи. Дьюи одевается в костюм утенка Дональда и развлекает гостей на дне рождения Дьюи-младшего.
Дьюи не приближается ни к одной железнодорожной станции.
День пятый: он следит за Рокко Мальвазо с восьми утра до полуночи. Указанное время Рокко проводит с девушкой по вызову в отеле «Блэкхок» в Чикаго.
Рокко по-прежнему не приближается ни к одной железнодорожной станции.
День шестой, восемь ноль-ноль: он начинает следить за Дьюи-Утенком. Девять сорок: машина Дьюи не заводится, и миссис Утка отвозит Дьюи на железнодорожную станцию Эванстона на своем авто.
Дьюи торчит без дела в зале ожидания.
Дьюи пялится на ящики.
На дверце ящичка № 19 — переводная картинка с изображением утенка Дональда.
Литтел едва не падает в обморок.
Ночи шестая, седьмая и восьмая: он устанавливает наблюдение за станцией. Он узнает, что ночной сторож уходит выпить кофе в три десять утра.
Переходит улицу и заходит в круглосуточную забегаловку. По крайней мере на восемнадцать минут зал ожидания остается без охраны.
Ночь девятая: он приезжает на станцию. С собой у него лом, ножницы для резки жести, деревянный молоток и стамеска. Он быстро вскрывает дверцу ящичка № 19 и крадет содержащиеся там четыре хозяйственные сумки, наполненные деньгами.
Коих оказывается: восемьдесят одна тысяча четыреста девяносто два доллара.
Теперь у него есть деньги на информаторов. Банкноты старые и изрядно побывшие в обращении.
Он выдает Безумному Сэлу десять тысяч долларов — «на закуску».
Он находит алкаша, похожего на Джека Руби, и дает ему пятьсот долларов.
В морге округа Кук ему сообщают имя. Любовником Тони «Шила» Ианноне оказался некий Брюс Уильям Сифакис. Он отправляет родителям мальчика десять тысяч — анонимно.
Пять тысяч он опускает в кружку для бедных церкви Св. Анатолия и долго молится в той же церкви.
И просит прощения за гордыню. И говорит Богу, что обрел себя, узнав цену прочим людям. И признается Богу, что теперь он любит опасность — теперь она будоражит его больше, чем пугает.
