Глава девятая
На равнинах Месопотамии была воздвигнута Вавилонская башня. Но древние строители были просто дилетантами, они ничего не знали о современной архитектуре. Вот видели бы они Эмпайр Стейт Билдинг — мощное сооружение из стали и бетона, с телеантенной высоко в облаках. Исполинская башня со скоростными лифтами. Здание, населенное всевозможными организациями, промышленными магнатами и их сотрудниками, страховыми компаниями и государственными агентствами, банкирами, брокерами, косметологами, врачами и юристами, кроме разве что гадалок.
Один из таких скоростных лифтом мигом домчал меня на сорок первый этаж. На двери золотыми буквами было написано «ЭДВАРД СЕНТ-ДЖОН ЭВЕРИ», и больше ничего, никакого намека на профессию.
За столом в приемной сидела брюнетка, весьма привлекательная, но строгая и деловая. Она подняла глаза:
— Да?
Холодный и бесстрастный голос вполне соответствовал таким же глазам.
— Мистер Эвери хотел меня видеть.
— Вам назначено?
— Нет, мэм.
— Ваше имя?
— Скотт Джордан.
Она тут же оттаяла.
— Ах, да. Мистер Эвери пытался с вами связаться. Одну минутку. — Она нажала кнопку внутренней связи и сообщила обо мне. Вряд ли визит королевской семьи вызвал бы такой быстрый ответ. Дверь немедленно распахнулась, и вышел улыбающийся джентльмен.
— Рад, что Вы пришли, Джордан. Я как раз собирался снова Вам звонить. — Он энергично пожал мне руку. — Заходите.
Ну и день сегодня — два радушных приема подряд!
Его пальцы плотно сомкнулись на моей руке, не давая возможности ускользнуть. Он провел меня в свой офис и повесил мое пальто на стул, а шляпу бережно положил на книжный шкаф. Никого другого он не был так счастлив увидеть, как меня. Я был его давно пропавшим братом, тяжело больной тещей, иностранным дипломатом. Мы сели друг против друга, и он принялся мне улыбаться самой приятной улыбкой. Эдвард Сент-Джон Эвери, с лицом римского сенатора, полный достоинства и лоска, с искренними манерами и голосом, с внимательными глазами, которые смотрели на меня. Эксперт по корпоративному праву с уймой дел за плечами. Он знал свою работу и был в ней мастером. Если муниципальные предприятия хотели увеличить тариф, Сент-Джон Эвери представлял их в оценочной комиссии. Если группа мелких держателей акций оказывалась перед нечестной сделкой, Сент-Джон Эвери уговаривал крупных владельцев.
Такая практика требовала хорошего антуража, и у Эдварда Сент-Джона Эвери он был. Угловой кабинет, большой и квадратный, роскошный, но полный достоинства, со шкафчиком у стены, который превращался в бар. Важные клиенты часто клюют на спиртное.
— Вы курите? — спросил он, предлагая коробку с сигарами длиной с мой ботинок.
Я взял одну, положил в нагрудный карман и стал ждать, пока он начнет говорить. Он закурил сам, вдохнул дым и прикрыл глаза. Затем устроился поудобнее и сказал:
— Как я понимаю, Вы участвуете в деле Линды Романофф.
— Это все знают.
— Ходят слухи, что Вы представляете главного подозреваемого, Клайда Данэма.
— Это более чем слухи, — сказал я. — Это факт.
— Значит, Вы считаете его невиновным.
— Естественно.
— А разве против него мало улик?
Я пожал плечами:
— Когда окружной прокурор идет на суд, он тоже думает, что улик достаточно. Но это не значит, что он всегда может добиться обвинительного приговора.
Сент-Джон Эвери сжал губы и посмотрел на кончик сигары. За внешним спокойствием я уловил следы волнения.
— Вы говорите достаточно уверенно.
Я положил ногу на ногу и посмотрел в окно.
— Неверный ход.
— Простите?
— Вы ведь пытаетесь выудить информацию, но можно сделать это взаимно. Давайте отбросим условности и достигнем взаимопонимания. Каков Ваш интерес?
— Смело, — признал он. — Вы готовы выслушать предложение насчет денег?
Сегодня у меня полно было таких предложений.
— Я всегда к этому готов, — сказал я.
Он отбросил сигару и прокашлялся.
— Я скажу Вам кое-что, Джордан. Но должен просить держать это в секрете. Согласны?
— Если это не затронет интересы клиента.
— Не затронет.
— Согласен.
— Хорошо. Я представляю синдикат, небольшую группу инвесторов, которая заинтересована в том, чтобы взять под контроль «Лейзинг индастриз», отняв власть у совета директоров. — Он улыбнулся. — Я вижу, Вы удивлены. Это понятно. Вы понимаете, что это требует денег и планирования. Но деньги не проблема, мои люди могут достать их в любой момент. Проблема в том, как добыть право голоса, а это зависит от того, кому принадлежат акции.
Он помолчал, а я кивнул. Он продолжал:
— Полагаю, Вам известно, что большинство акций недоступно. Старик Малкольм владел шестьюдесятью процентами, а остальные крутятся на бирже. Но не все, так как многие компании просто не хотят их продавать. В своем завещании старик оставил акции двум племянницам — миссис Пристин и Линде Романофф. Мои люди постепенно покупают акции на рынке, но чтобы получить контроль, им надо выкупить акции у одной из девушек. Я ясно выражаюсь?
— Вполне.
Он продолжал:
— По очевидной причине мы не пытались вести переговоры с миссис Пристин. Ее муж — президент компании и контролирует свою жену. И только один человек мог решить наши проблемы — Линда Франкини-Романофф. Во-первых, она не любила своего зятя, а во-вторых, ненавидела «Лейзинг индастриз».
— Почему?
— Из-за того, что эта компания представляла.
— И что это?
— Большая корпорация, работающая на войну. Производитель пороха, который используется для убийства. Так она считала. Девушка была полна идей. Ее первый муж, граф Франкини, погиб на войне, и у нее был комплекс насчет оружия. Поэтому она презирала компанию. Сперва она даже не хотела вступать в права наследства. Она не понимала, что компания производит не только взрывчатку.
— Вы, похоже, много о ней знаете.
— Это было узнать нетрудно. Мы решили, что сможем убедить ее продать свою долю акций, учитывая, как ей не нравится Адам Пристин и все, что с ним связано.
— А что с ним связано?
— Это хладнокровный капиталист, магнат, лишенный этики, правил и жалости, защищающий интересы богатых. — Он пожал плечами. — Она была молода и наивна, вот и склонилась влево. Вот мой сын, например, старшекурсник колледжа, считает, что мир может излечить социализм в мировом масштабе. Он не понимает, какую роль частные предприниматели играют в том, чтобы страна стала мощной державой, а уровень жизни рабочих повысился…
— Оставьте это для Национальной ассоциации промышленников, — сказал я. — Мы говорили о Линде Романофф.
— Да, простите. Так вот, Линде не нравился ее зять. И я пришел к ней и показал, как можно ему насолить.
— Продав ее долю?
— Да.
— И как ей понравилась идея?
— Очень понравилась.
— Она согласилась?
— С одним условием — что мы пообещаем приостановить производство взрывчатки.
— И вы это сделали?
— А почему бы нет? Это ведь не письменное соглашение.
— То есть, вы сдержите слово?
— Да ладно, Джордан, — сказал он, — страна снова вооружается, о чем Вы?
— Значит, вы достигли соглашения.
— Кроме одного условия завещания. Линда должна была выйти замуж за сотрудника фирмы. Вы знаете, что вышло.
Я знал.
— Девушка погибла, и все ваши планы лопнули.
— В общем, да. Но мы нашли того, кто нам поможет.
— Кто же это?
— Вы. — Он ткнул в меня пальцем. — Вы, Джордан, можете вытащить нас из этой дыры.
Я моргнул.
— Я?
— Здесь крутятся большие деньги, и мои люди готовы…
— Забудьте о деньгах. Как я могу помочь?
Эдвард Сент-Джон Эвери взял свою сигару, увидел, что она потухла, и снова раскурил. Затем сложил руки на столе и посмотрел мне в глаза:
— Не знаю, возможно, мы хватаемся за соломинку. Все зависит от мелочей. Мы знаем, что Линда Романофф вышла замуж за Клайда Данэма, а потом погибла. Как ее муж, он унаследует ее долю акций, разумеется, если ему не предъявят обвинения в убийстве. По закону, человек не может воспользоваться результатами своего преступления, если…
— Я знаю закон, мистер Эвери.
— Конечно, конечно. — Он улыбнулся. — Как адвокат Клайда Данэма, Вы, Джордан, можете добиться его оправдания, чтобы он прожил жизнь в спокойствии и достатке. Вы станете объектом его благодарности, его советчиком, его ментором. Он будет слушать Вас, следовать советам, повиноваться решениям. Так вот, мое предложение таково: Вы бы согласились, разумеется, за плату, взять на себя труд убедить Данэма… — Он заметил выражение моего лица и поднял руку. — Пожалуйста, Джордан, это вопрос этики…
— Этики? — ехидно спросил я. — Как Вы понимаете это слово? Из какого оно словаря?
— Из Уэбстера. Да выслушайте же меня! Я знаю, как Вы щепетильны. Я сказал, что это вопрос этики, и это действительно так. Я не в первый раз с Вами беседую, я знаю Ваши принципы и не стал бы предлагать ничего такого, что бы выходило за пределы.
— Так покажите мне эти пределы.
— Попытаюсь, если Вы мне позволите. Мы не собираемся топить вашего клиента. Акции «Лейзинг» идут по двадцать долларов, вот что он может получить на рынке. А если он продаст их разом, это снизит цену. Спрос и предложение, вы знаете.
Я молчал.
Он заговорил снова:
— Вот что мы готовы сделать — если он унаследует эти акции, мы купим их у него по более высокой цене плюс премиальные.
Сент-Джон Эвери откинулся в кресле и посмотрел на меня.
— Разве это неэтично? Мы ведь заплатим больше за то, что стоит меньше.
Я расслабился:
— А какова премия?
— Согласно ситуации. Как только Вы будете готовы к переговорам, мы сможем достигнуть соглашения. Ну как, Джордан, наше предложение щедрое, не так ли?
— На первый взгляд — да.
— Почему Вы так говорите?
— Потому что пределы довольно расплывчатые, а предложение следует еще раз уточнить.
— Я, кажется, не понимаю.
— Позвольте объяснить. Предположим, мой клиент унаследует акции и захочет их продать. Если он продаст их на рынке, цена снизится. С другой стороны, предположим, он будет выжидать. Тогда ваш синдикат будет вынужден купить акции, а это поднимет цену. Спрос и предложение, мистер Эвери.
Он кивнул.
— Можно и так. Но Вам надо рассмотреть факты. Мои люди — не любители. Они понимают рынок, умеют покупать понемногу и никого не беспокоят.
— Даже так они купят всего лишь небольшую порцию.
— Вот именно. Вот почему мы стараемся договориться с Данэмом. К тому же, он не будет ждать, он будет продавать.
— Почему?
— А как еще он сможет добыть наличные, чтобы заплатить налог на наследство?
Эвери был прав, и я не мог им не восхищаться. У него был быстрый ум, и он быстро реагировал.
Я сказал:
— Клайд Данэм по-прежнему главный подозреваемый. Пока он не будет оправдан, ему нечего продавать.
Эвери кивнул:
— Верно. Мы понимаем Вашу позицию. Все, что мы просим, это чтобы Вы поговорили с Вашим клиентом и каким-то образом убедили его. Джордан, могу я сообщить своим людям, что Вы пообещали поговорить с Данэмом?
— Я поговорю с ним. — «Если только увижу», мысленно добавил я.
Эдвард Сент-Джон явно воспрял духом. Он перегнулся через стол и с энтузиазмом пожал мою руку. В это время загудел интерком. Он сердито буркнул:
— Что такое?
Секретарша что-то ответила, и он от изумления разинул рот:
— Так что, он уже здесь? В моем офисе?
Этот гость явно был из категории VIP, поскольку Эдвард Сент-Джон Эвери засуетился. Он выскочил из-за стола и поспешил к двери, открыл ее и впустил посетителя. Его радушие несравнимо было с тем, которое досталось мне. Он разве что не кланялся и не разбрасывал по ковру цветы.
— Мистер Де Витт, — медовым голосом пропел он. — Заходите, сэр. — Он отступил в сторону. — Познакомьтесь со Скоттом Джорданом, о котором я Вам говорил.
Посетитель наклонил голову.
— А это, — сказал Эвери тоном, каким объявляют о коронованных особах, — Гордон Б. Де Витт. Мой… э… патрон в деле, которое мы обсуждали.
Я увидел человека невысокого роста, но высокого самомнения. У него была решительная квадратная челюсть, твердо сжатый рот и холодные глаза. Его поведение показывало, что ему некогда терять время на еду, сон и пожатие рук. Он был безупречно одет, что, вероятно, являлось заслугой и выбором его камердинера.
Я понимал удивление Эвери. Когда Гордон Б. Де Витт хотел кого-нибудь видеть, он просто отдавал приказ и ждал за своим столом в окружении секретарей.
Нумизматы собирают монеты, а филателисты — марки. Не знаю, как называется человек, собирающий корпорации, но в этой сфере Де Витту не было равных.
Его голос был холоден и суров.
— Эвери, Вы объяснили ситуацию?
— Да, сэр.
— Надеюсь, он не слишком болтлив.
— Нет, сэр.
— Он будет работать с нами?
— Это зависит.
— От чего?
— От развития ситуации. Мистер Джордан все понял, но считает наше предложение преждевременным и хочет провести дальнейшее расследование.
Гордон Б. де Витт прошел к окну и выглянул, как бы обозревая свои владения. Потом повернулся и уставился на меня:
— Никакого расследования не будет.
Я поднял бровь:
— Вот как?
— Вот так, — потом он добавил более миролюбиво: — Вы не должны думать, Джордан, что я берусь судить. Нам следует избегать расследования, ведь это означает вопросы, а вопросы означает слухи. Слухи поднимают интерес. Если все узнают, что я заинтересован в «Лейзинг индастриз», акции поднимутся. А я бы этого не хотел. Понимаете?
— Логично, — согласился я.
— И я хочу сказать Вам, что эта сделка много для меня значит, и не только в финансовом плане. Мне нужна «Лейзинг индастриз», она поможет мне в других делах. — Он улыбнулся. — Я никогда не встречаюсь с человеком, не выяснив все о нем. Мне говорили, что Вы трепетно относитесь к этике. И я не хотел бы оскорбить Вас, предложив… В чем дело, Эвери?
Эвери пытался что-то сообщить ему, двигая бровями. Он произнес:
— Джордан очень щепетилен в вопросах денег.
Де Витт был раздосадован:
— Какая глупость. Это не взятка. Мы — я и мои люди — готовы заплатить за вполне легальные услуги. Мы надеемся, что Вы рассмотрите наше предложение и подумаете об интересах своего клиента.
— Об этом не беспокойтесь, — кивнул я.
— Но благополучие Вашего клиента важно для нас.
— Правда?
— Без вариантов. Если его обвинят, ему не получить акции. Тогда они перейдут к ее сестре и дадут Адаму Пристину контроль на 60 процентов, а нам почти ничего не останется.
Я видел, куда он клонит.
— Все, что мы хотим, — сказал он, — поговорить с Данэмом и достичь соглашения.
— Не думаю, что у Данэма на уме бизнес, — сказал я. — У него другие заботы, и у меня тоже.
— Но его освобождение может занять месяцы, — настаивал он.
— Мне кажется, — заметил я, — ему и так придется продать акции, а так как вы делаете лучшее предложение…
— Так Вы начнете действовать.
— Если его поймают, я понадоблюсь ему как адвокат.
— Справедливо.
Но на его лице не видно было удовольствия.
Это положило конец интервью. Я встал, Гордон Б. Де Витт протянул мне руку. Я удивился. Его рукопожатие походило на хватку слесаря. Эдвард Сент-Джон Эвери, довольный переговорами, любезно проводил меня до дверей.
Рабочий день закончился, и поток людей выходил из «Эмпайр стейт». Я оказался в толпе женщин, купаясь в волнах духов.
Интересно, думал я, знает ли Адам Пристин о намерении Де Витта отстранить его от контроля. Или о том, что Линда согласилась продать свои акции. Это следовало обдумать.
Тем временем я позвонил Сьюзен Данэм. Она была дома.
— Вы получали вести от Клайда? — спросил я.
— Да. Он звонил из автомата полчаса назад.
— Где он?
— Он не сказал. Он сказал, что невиновен, что я могу ему доверять, но сидеть в тюрьме он не хочет.
— Он все еще хочет, чтобы я его защищал?
— Да, да. И я хочу с Вами повидаться, мистер Джордан.
— Это может подождать? Сегодня я занят.
— Да, очевидно. — Она была разочарована.
— Завтра утром у меня в офисе. И если Клайд снова позвонит, пусть он со мной свяжется. Он совершает ошибку.
— Почему?
— Потому что полиция думает, что он виновен, и его могут застрелить. — Я пожалел, что сказал это.
Тонким голоском она произнесла:
— До завтра, мистер Джордан, — и повесила трубку.
Я опустил новую монетку и позвонил в «Таймс». Мне нужен был зарубежный корреспондент, любящий бифштекс и водку. Я сделал ему предложение, и он его принял. Это была маленькая забегаловка на 51-й улице. Я заказал себе вина, я не любил водку. Не то что мой собеседник — он заказал бутылку.
Когда вы видели морщинистое лицо Энрико Ши, вам казалось, что его держали в бочке с уксусом. Эксперт по латиноамериканским делам провел большую часть своих пятидесяти лет за границей. Он был подвижный, ехидный, и предпочитал иметь дело с проигранными делами.
— Как ты узнал, что я в городе? — спросил он.
— Читал в газетах, — ответил я. — Тебя выдворили из Аргентины, а я читаю все твои статьи.
— Я тоже читал газеты, — хихикнул он. — И знаю, что у тебя очередное дело об убийстве.
Впервые я встретил его два года назад, когда представлял интересы его бывшей жены по делу о неуплате алиментов. Я выступал как защитник всех женщин на свете.
— Ладно, адвокат, — возразил он со специфической логикой. — До встречи с Иви я был счастливым холостяком. Она совершила ошибку и теперь хочет развестись. Это ее вина, почему я должен содержать ее всю оставшуюся жизнь? Она здоровая женщина. Нетрудовой доход развращает, безделье приносит проблемы. Вы собираетесь этому потакать?
Мне стало стыдно, и я уговорил клиентку забрать иск. Через две недели она снова вышла замуж. Энрико Ши прислал мне бутылку водки, она и сейчас стоит у меня в шкафу.
Сейчас он смотрел на меня:
— Ты можешь добыть информацию в Британской энциклопедии, зачем приходить ко мне?
— Твои сведения свежее.
— Без лести, пожалуйста. Задавай свои вопросы.
— Ты слышал о такой фирме «Экспортс инкорпорейтед»?
Он не знал.
— О человеке по имени Джордж Цицерон?
Он покачал головой.
— О латиноамериканце, известном как Хуан Салазар?
Он поперхнулся водкой и поставил стакан на стол:
— Ты знаешь Салазара?
— Только с виду.
— Так ты его видел?
— Да.
— Где?
— Тут, в Нью-Йорке.
— Темноволосый, стройный, шрам на щеке?
— Это он.
— Ты в это замешан? — Энрико Ши строго посмотрел на меня.
— Не уверен.
— Держись от него подальше, адвокат.
— А в чем дело?
Он погладил подбородок:
— Ты сам мне скажешь.
— Нет, Энрико, попозже, обещаю.
Он смягчился и тихо произнес:
— Хуан Салазар, точная национальность неизвестна. Революционер, любитель заварушек. Фашист, коммунист, демократ. Все, что подходит в данный момент. Его интересы в основном сосредоточены в Южной Америке. Использует подкуп должностных лиц. Как только диссиденты собираются узурпировать власть, услуги Салазара начинают дорого стоить. Он основал подпольные движения и охмурял население. Его орудия — подчинение, мошенничество и убийство.
— Звучит, как будто кандидат в расстрельную команду.
— Интересно, что он делает в штатах? — спросил Ши.
— Попробуй угадать.
— Наверно, планирует новую революцию.
Я недоверчиво посмотрел на него.
— Здесь?
— Конечно, нет. Здесь лишь делают орудия уничтожения.
Появился официант с недожаренным бифштексом. Энрико любил такое мясо. Мы принялись за еду.
Поле размышлений расширялось. Мне нужен был свежий подход. Я надеялся, что хороший сон мне поможет. Потому я ушел сразу после еды.
