Глава семнадцатая
В управлении меня уже начинали узнавать, и дежурный просто коротко кивнул. Очень усталый и растерянный, Нолан сидел за столом. Я пытался устроиться на неудобном стуле, когда открылась дверь, и появился Верник.
Нолан сказал:
— Что у тебя за детективы? Иногда я думаю, ты не смог бы найти салями в гастрономе. Мне нужен Гарри Дан. Нужен сегодня. Понял?
Верник казался оскорбленным:
— А как мы можем быть уверены, что он уже не в Мехико?
— Ищи нюхом. Когда крыса напугана, ее учуешь за десяток миль. Ты коп. Город каждую неделю платит тебе жалование. Найди Дана.
Верник чуть заметно повел плечами:
— Ага, и что это даст? Мы его прижимаем, а кто-то отпускает. Слишком много лазеек. Выход под залог, заявление о неправомерности ареста, льготы за хорошее поведение, условный срок — Боже правый! Иногда я думаю, что законы писались для жуликов.
— Не принимается. Мне нужен Дан, — в голосе Нолана звучал неприкрытый сарказм. — Мне что, нанимать агентство Пинкертона для помощи департаменту полиции Нью-Йорка? Этот Дан — всего пять футов и два дюйма. Как ты думаешь, тебе под силу с ним справиться, или понадобится упряжка буйволов, если он заартачится?
— Слушай, лейтенант, я могу управиться с…
— Я знаю, с девицами из церковного хора. Слушай, Верник, я взял тебя из патрульных, потому что решил, у тебя есть мозги. Так шевели ими. Достань мне Гарри Дана. А то и черту станет жарко.
Верник заворчал, пробормотал что-то про работенку для Бюро пропавших без вести и удалился. Нолан с меланхолической улыбкой смотрел ему вслед.
— Верник найдет его. Он человек хороший. Но время от времени ему нужен небольшой пинок.
— Ты действительно думаешь, что в парке в меня стрелял Дан?
— Да откуда я знаю? Иногда мне самому хочется в тебя выстрелить, — он поерзал в кресле и прикрыл глаза.
— Ты был прав насчет прошлой ночи. Ты попал. Мы обнаружили капли крови на дорожке, по которой он бежал.
Он пожевал губами:
— Как бы мне хотелось посмотреть, нет ли чего на Дане…
— Ну, — самодовольно хмыкнул я, — Джордан — снайпер. В лунную ночь из револьвера не древнее Второй мировой я бы попал ему прямо в пупок.
— Ага. Это все, что нам надо, — он откинулся на спинку и потер подбородок. — Где ты был прошлой ночью?
— В «Волшебной лампе». У меня был разговор с Лео Арнимом.
Он поднял брови.
— Вот как… О чем?
— О записке, которую один из официантов сунул под пепельницу на моем столике. Предупреждение, чтобы я отказался от дела Перно, если хочу жить.
Глаза Нолана резко расширились, в них вспыхнула тревога.
— Какого дьявола! Дай посмотреть.
Я покачал головой:
— Не могу.
— Почему? — нахмурился он.
— Потому что Стив Джанейро ее у меня забрал, — я с шумом выдохнул через ноздри. — Ага, голыми руками.
В глазах Нолана выражения было ровно столько, как в двух кружках пива.
— Ты уверен, что записку положил один из его официантов?
— Я уже даже в собственном имени не уверен, — вздохнул я. — Как только я узрел этого парня, он мне сразу не понравился. Потом, когда все произошло, он исчез; его убрали из зала.
Я развел руками:
— Камбро был за столом, но для него я не могу придумать мотив. Его жена только что присоединилась к нам и даже не успела сесть, когда я нашел записку. И в любом случае, если ты сможешь пришить ее к делу Перно, я сниму шляпу.
— Ее приятель — один из адвокатов.
— Конечно. Я думал об этом. Но это слишком очевидно и слишком нереально.
Нолан снова откинулся назад и глубокомысленно поджал губы.
— Меня озадачивает линия Арнима. Честно, я не могу представить, зачем ему неприятности на свою голову. Помни, у него все еще условное освобождение.
— А как насчет его личной жизни?
— Здесь ничего нет, — медленно ответил Нолан, — по крайней мере, на поверхности. Однажды был женат, но жена сбежала на запад, пока он был в Синг-Синге. Последнее, что я слышал — что она добилась развода. С того времени он, кажется, остыл к женщинам — даже смотреть не хочет.
— Но зачем ему нужна эта горилла Стив Джанейро?
Нолан пожал плечами:
— Парень привык к телохранителю, когда занимался рэкетом. Этот Джанейро — не сахар. У него самого на совести немало, и он, конечно же, не избежит тюрьмы, но по крайней мере сейчас он на поруках.
Я вывалил остальные новости.
— Есть еще кое-что. Когда я уходил из «Волшебной лампы», Эрик Квимби, его девушка и Стив Джанейро сидели за одним столиком.
Нолан поднял лицо и твердо на меня посмотрел:
— Я этого не понимаю.
— Я тоже.
Он задумчиво проговорил:
— Предположим, Квимби пришел в «Волшебную лампу» разузнать насчет Вирны и таким образом сошелся с Джанейро.
— Возможно, — согласился я, — но было впечатление, что они близкие друзья.
Нолан встал и зашагал по маленькому кабинету, наморщив лоб и дергая себя за мочку левого уха. Наконец он обернулся.
— Я все еще думаю, что стрелял Дан. Мошенник вроде него может быть годами одержим местью, — взгляд его стал зловещим. — Если я только его заполучу, он заговорит. Из него как из лейки плескать будет.
Я удивленно взглянул на него и негромко сказал:
— Суровое лекарство.
Он мгновенно ощутил мой тон и окаменел лицом.
— Странный ты, Джордан. Я тебя не понимаю. Парень хочет нашпиговать тебя свинцом, а ты сидишь такой благочестивый и просветленный. Конечно, это заслуживает восхищения. Обращаться с ним вежливо, говоришь? Ну, у меня тоже были свои мысли насчет полицейской жестокости, и до сих пор есть. Но пообщаешься с преступниками — и вот уже готов отказаться от иллюзий. Бесполезно увещевать или убеждать хулиганов, рэкетиров и наемных убийц. Единственный довод, который они понимают — это удар под дых. Может, эти люди душевно больны, я не знаю. Скажи, как обращаться с норовистым ублюдком, который задушил старика за пригоршню мелочи? Уложишь на диванчик психотерапевта и займешься с ним психоанализом?
Я молчал. Это была самая длинная речь, которую я от него слышал, и отнюдь не лишенная красноречия. Я чувствовал, что в его словах что-то есть.
— Может, ты и прав.
— Я знаю, что я прав, — смягчился он. — И хочу, чтобы ты понял мое положение. Слишком много всего понакручено в этом деле. У меня такое предчувствие, что на этом убийства не кончатся, и будь я проклят, если знаю, как их остановить.
Он пожевал губами и добавил:
— Помнишь стюардессу из «Сазерн Эйруэйс», которая обслуживала рейс Джеймса и Иви Перно?
— Жанет Росс?
— Ага. Ну, так она пропала. Упаковала вещи, уволилась и сгинула.
Мне это не понравилось. Я заметил:
— Обстановка накаляется. Кто-то начинает дергаться.
— Насчет кого я дергаюсь, так это ты, Джордан. Перст на тебе. Кто-то хочет вывести тебя из игры и закопать поглубже. Что ты в связи с этим собираешься делать?
Я спокойно ответил:
— Я могу сделать только одно. Бросить это дело к чертям, жениться и завтра уплыть на Бермуды. Но, дьявол меня побери, этого я делать не собираюсь. Как ты думаешь, мне стоит вооружиться?
— Нет, — угрюмо буркнул он. — Я вообще не думаю, что кому-либо стоит таскать при себе оружие. И даже не думаю, что его стоило изобретать.
Он одарил меня кислой улыбкой:
— Я дам тебе бланк, ты заполнишь, и мы завтра же все оформим. У тебя что-то есть?
— Трофеи с войны. Японский «намбу» и замечательный «люгер».
— Патроны?
— Ни единого.
— Магазин напротив.
Итак, через двадцать минут все было устроено, и я отоваривался в оружейном магазине напротив управления. Доставая бумажник, я вдруг обнаружил клочок бумаги с двумя фамилиями: Кеннет Тайнер и Джордж Гакстон. До них двоих сократился список пассажиров «Сазерн Эйруэйс», и любой из них мог оказаться пропавшим свидетелем.
Первый, Тайнер, жил на окраине, и я около часа провел в безрезультатных поисках, пока не оказалось, что это мальчик одиннадцати лет, который навещал в Майами бабушку, поправлявшуюся после долгой пневмонии. Он нормально долетел, и в аэропорту его встретил отец.
Теперь оставался только Джордж Гакстон.
Поиск по телефонному справочнику подсказал мне, что он занимается импортом бриллиантов и проживает на Парк Лейн. Я прямо туда и направился. Парк Лейн идет по центру бриллиантового квартала, этакого здешнего Амстердама. В узком здании на третьем этаже простая табличка на двери из матового стекла гласила:
«Джордж Гакстон. Драгоценности»
Я открыл дверь и шагнул внутрь. Там заправляла весьма подтянутая смуглая красотка в черном бархатном платье. Лакированная копна волос, кожа цвета слоновой кости и яркое пятно малинового рта. Улыбка была просто неописуема.
— Могу я Вам помочь?
— Да, — сказал я, — но не здесь.
Он покраснела скорее от раздражения, чем от смущения.
— Я хотел бы видеть мистера Гакстона.
— Вы назначали встречу?
— Нет.
— В чем суть Вашего дела?
— Я из таможенного комитета.
Это подействовало. Она напряженно выпрямилась и пронзила меня взглядом, брови сложились в маленькие взволнованные складочки. Я вытащил визитку и положил на стол. Она взяла ее, изучила и изящно придавила ноготками.
— Могу я Вас спросить, по какому вопросу?
— Можете, — ответил я. — По делу о лжесвидетельстве, которое может вылиться во что угодно.
Она облизала губы.
— Разве мистер Гакстон… — начала она, но спохватилась и прикусила губку. — Мистер Гакстон — очень занятый человек.
— Естественно, — сказал я. — Уйму времени отнимает оценка камней, которые на прошлой неделе контрабандой провезли через таможню.
С лица сошла краска, губы неуверенно задергались. Она прикусила карточку зубками. Мозги ее работали на полную силу. Она подняла глаза до уровня моего взгляда. Бездны счастья в них не было.
Я подался вперед и с доверительным придыхом театрально шепнул:
— Слушайте, это срочно. Мой друг только что прибыл из Константинополя с рубинами из коллекции последнего царя. И еще несколько изумрудов и сапфиров, украденных из короны Романовых.
Она резко отодвинулась. Глаза потемнели от гнева, грудь величественно вздымалась. Схватив телефон, красавица нажала на кнопку:
— Здесь Вас хотят видеть… Юрист, и говорит, что это срочно… Да, я впущу его прямо сейчас.
Она повесила трубку и указала на дверь за своей спиной.
Я обошел стол, открыл дверь и очутился перед круглолицым человеком лет пятидесяти, с двумя подбородками, дружелюбными глазами, сердечными манерами и одышкой.
— Юрист, — добродушно вздохнул он. — Что же, будем надеяться, дело против меня пока не возбуждено.
И указал на красное кожаное кресло.
— Садитесь, сэр.
Я устроился, закинул ногу на ногу и приступил без предисловия.
— Как Вам понравилась Флорида, мистер Гакстон?
— Флорида? — он казался озадаченным. — Странный вопрос. Но если Вы настаиваете… Последний раз я был там в двадцать шестом году, в самый ураган. Невероятные порывы ветра. Буря утопила суда в Ки-Бискейн и подвесила «форд» на телефонные провода. Ужас что творилось! У Мальвины — это моя жена — на парике волосы дыбом стали. Она выглядела как сам черт! — его живот затрясся от хохота. — Да она всегда выглядит как черт.
Я подождал, пока он не успокоится. Потом спросил:
— А как насчет поездки три недели назад?
Он выпрямился и вяло моргнул:
— Кто — я? Три недели назад? Во Флориду?
Я кивнул.
Он спокойно покачал головой:
— Вы ошибаетесь, сэр.
— Вряд ли, — сказал я. — Позвольте освежить Вашу память. Чуть более двух недель назад Вы возвращались из Майами рейсом 07 авиакомпании «Сазерн Эйруэйс», приземлились в аэропорту Ла-Гуардиа и отправились на Манхэттен в «кадиллаке», который попал в аварию. Трое погибли, выжили только Вы. По каким-то причинам вы покинули место происшествия. Мне бы хотелось знать, почему.
Он буравил меня взглядом. Потом его губы дрогнули и с тревогой выдавили:
— Вы сумасшедший.
— Скоро буду, — кивнул я. — Слушайте, Гакстон, чтобы сберечь время, я выложу карты на стол. Вы читали в газетах о деле Перно?
Подбородок резко дернулся вверх-вниз, и он потемнел лицом.
— Тогда Вы знаете, что один из находившихся в машине исчез. Я проверил список пассажиров, некоторых отбросил, и наконец остановился на Вашем. Сбежать с места катастрофы — не преступление; возможно, у Вас были свои причины. Раскройте карты, и я готов эти причины уважать.
Казалось, его язык примерз к небу. Он опустил лицо в ладони и закачался взад-вперед.
— Сумасшедший! — наконец прохрипел он. — Вы сумасшедший! Я в жизни не садился в самолет. Я в жизни не летал. Я никогда не попадал в катастрофу. Я не был во Флориде двадцать лет.
Я заскрипел зубами:
— Ваша фамилия и адрес значились в списке пассажиров. Если две недели назад Вы не были во Флориде, то где Вы были?
Он запаниковал.
— Это… это шантаж! — запищал он. — Чего вы хотите?
— Правды. Где вы были?
Он обессиленно ссутулился:
— Я… я не могу сказать Вам.
Я пожал плечами:
— Тогда скажете полиции.
— Нет! — завопил он. Потом закрыл глаза и медленно их открыл. Руки сплелись в умоляющем жесте. Лицо взмокло от пота.
— Пожалуйста, обещайте сохранить это в тайне!
— Если понадобится.
Он мучительно сглотнул:
— Я был в Атлантик-сити. Сказал Мальвине, что улетел в командировку. А сам зарегистрировался в отеле как Сидней Джонсон. Можете проверить по записям. Не мог я быть в двух местах одновременно.
Я вежливо поинтересовался:
— Вы имеете в виду мистера и миссис Сидней Джонсон?
Он покрылся пламенным румянцем и кивнул.
— А девушка? — спросил я.
— Пожалуйста…, — он сделал умоляющий жест.
— Простите, но я должен быть уверен. Девушка из приемной?
Казалось, он заплачет. Эта Мальвина действительно его замордовала.
— Поздравляю, — сказал я. — Лакомый кусочек. И не тревожьтесь о Мальвине; наверняка она и сама не дура поразвлечься.
Я протянул ему клочок бумаги:
— Просто напишите здесь «Сидней Джонсон». Вот здесь, — я встал. — У вас мог быть однофамилец, не числящийся в справочнике. Или он вообще не из этого города. Желаю удачи, сэр.
Я вышел в приемную. На лице брюнетки — ни улыбочки, ни деловой, ни вообще какой-нибудь. Взгляд холоден, как льды Северного полюса. Я указал на шубку из чернобурки на вешалке. Такую на жалование секретарши не купить.
— Недурно в такой штуке в это время года в Атлантик-сити, верно?
Гусарский скок Джорджа Гакстона с любовницей был тут же подтвержден смятением на ее лице. Я улыбнулся ей и вышел.
Потом зашел в Мейден Лейд выкурить сигарету, но вдруг почувствовал такое отвращение, что отшвырнул ее.
