Глава двенадцатая
Дом красного кирпича примостился на склоне горы на милой тихой улочке. Не слишком большой и кричащий — всего двенадцать комнат, вполне достаточно, чтобы холостяку было удобно и не тесно. Побуревшая лужайка была гладкой и широкой. Ограждавшая ее живая изгородь явно нуждалась в уходе. Венецианские шторы на всех окнах были задернуты. Я прошествовал по мощенной плитами дорожке, вдавил кнопку, и внутри четыре колокольчика проиграли бодрую мелодию. Когда никто не ответил, я сыграл на «бис», а потом давил до тех пор, пока не послышались шаги.
Дверь открылась. Ровно настолько, чтобы я увидел пол-лица мужчины. Выпуклые недобрые глаза сдержано меня проинспектировали.
— Да?
— Мистер Эрик Квимби?
— И что дальше?
Я продемонстрировал примирительную улыбку:
— Меня зовут Айра Клумбах. Я беспокою по поводу страховки номер… — я взглянул на клочок бумаги, как-будто освежить память, — … АА-3944, которое мистер Джеймс Перно оформлял в моей компании.
Глаза заискрились, в голосе прорезалась заинтересованность.
— Что за страховка?
— Страхование жизни.
Его интерес повышался, как ртутный столбик в стакане кипятка. Он стал почти сердечным.
— И что с ней?
Я мысленно похлопал себя по плечу. Денежки казались верным подходом к этому типу. Я огляделся. Он проглотил приманку, открыл дверь, и я вслед за ним вступил в гостиную. Вся находчивость дизайнера интерьера была вложена в белую современную мебель, сложную систему зеркал с потрясающими эффектами и пару картин Лотрека — все больше обнаженная натура. Мистер Джеймс Перно придавал большое значение формам.
У стены я углядел две коробки: одну запечатанную, другую наполовину заполненную фамильным серебром. Квимби не терял времени в реализации доставшегося ему имущества. Я перевел взгляд на него.
Длинное, злобное лицо с двумя бесцветными хитроватыми глазками навыкате, голова с жесткими черными волосами, плотно прилизанными к длинному черепу. Лицо человека, который слишком долго питался одними мечтами. На нем были штаны из шотландки и голубая шерстяная спортивная рубашка с открытой шеей. В вырезе клоками росли курчавые волосы. Он указал на стул, я сел и одарил его бессмысленной улыбкой.
Он напомнил:
— Насчет полиса?
— Ах, да, полис. Страховка не очень большая, — с сожалением сказал я. — Только десять тысяч долларов, но с этим надо что-то делать.
Его кивок не означал ничего, кроме ожидания продолжения.
Я сказал:
— Я прочитал об аварии мистера Перно несколько недель назад, и так как сам продавал ему страховку, то подумал, что мои услуги могут потребоваться. Вы знаете, заключение о смерти, все обычные формальности, заполнение бумаг. Я пытаюсь оказывать моим клиентам подобные услуги. Права должны быть оформлены как можно быстрее. Конечно, я не знаю в точности сути дела, но чувствую, что вы, вероятно, знаете.
Он удивленно разглядывал меня, стянув брови в черную черту над переносицей.
— Я вас раньше нигде не видел?
Я улыбнулся:
— Вполне возможно. Я каждое Рождество рассылаю календари со своей фотографией. У меня собственное агентство.
— В чью пользу была страховка?
— В его собственную, — сказал я.
Он смерил меня внимательным взглядом:
— Разве не странно — человек покупает страховку, не указывая имени наследника?
— О, да. Но не слишком странно в случае такого холостяка, как мистер Перно. У него была великолепная возможность получить эту страховку без медицинского осмотра, но решать следовало быстро.
Квимби отступил на шаг, голова его на дюйм высунулась из воротничка, глаза вспыхнули и засверкали.
— Ах ты сукин сын! — рявкнул он.
Я озадаченно переспросил:
— Прошу прощения?
Его зубы лязгнули, рот перекосило от злобы.
— Теперь я тебя узнал. В вечерних газетах был твой снимок. Ты тот мошенник — адвокат, Джордан.
Ну и ладно. Все равно я уже начинал разговор.
— Я догадывался, что Вы раньше или позже меня узнаете. Просто хотелось зайти оглядеться, посмотреть, что происходит. Это серебро, например, все еще не Ваше. Если вы его продадите, то нарушите закон. Вы же не хотите нарушить закон, правда, Квимби?
Его глаза извергали яд.
— Ты грязный ублюдок…
— Спокойно. Это ни к чему не приведет, кроме полного рта битого фарфора. Я не имею в виду себя, но моя мамочка очень чувствительна.
Ему даже сдавило глотку.
— Убирайся отсюда, — подавился он крепким словцом, — пока я не перебил тебе хребет.
— Держи себя в руках, — любезно посоветовал я, — а то удар хватит. Слушай и возьми себя в руки, потому что тебе это не понравится. Карен Перно только что сменила юриста и наняла меня своим адвокатом. С этого момента дело будет вестись по-другому, и начинаем мы с выселения тебя отсюда. Все дело с женитьбы Перно на твоей сестрице смердит, как арабский верблюд. Понял? И я собираюсь выветрить этот запах.
В его глазах вспыхнули недобрые красные пятнышки.
— Карен Перно! Она убила моего свидетеля.
— Конечно. И к тому же очень умно. Кстати, я помогал ей.
Это повергло его в шок. Глаза стали похожи на вишни.
— Превосходно! — пренебрежительно бросил я. — Твою свидетельницу убили только после того, как ее показания были даны в письменном виде под присягой. Что случилось, Квимби? Вирна потребовала большей доли? Ты испугался, что она переметнется к противнику? И показалось лучше ее убрать?
Он отскочил, как от удара, и завопил:
— Что? Ты пытаешься сказать, что я…
Остальное застряло у него в глотке и в перекошенном от бешенства рту.
Я пожал плечами:
— А почему нет? Газеты разбудили самого дьявола. В результате мэр напирает на комиссара полиции, тот дает жару своим ребятам, туда же районный прокурор с амбициями, и все рвутся выпустить пар, обвинив кого попало в преступлении. Чтобы не так жарко было. Говорю тебе, Квимби, я могу обтесать тебя под любой фасон.
Конечно, это была чушь, и я знал это, и он тоже знал, но судя по его встревоженному лицу, было немало вещей, о которых он не хотел бы рассказывать. Постепенно лицо его расслабилось и озарилось коварной ухмылкой.
— Кого ты думаешь одурачить?
— Не тебя, Квимби. Тебя никто не сможет одурачить. Ты знаешь все ответы.
— Знаю достаточно, чтобы держать тебя впотьмах, стряпчий.
— Не употребляй этого слова. Оно мне не нравится. Куда ты дел яд, который подсыпал в бренди?
Он с недобрым видом подался вперед. Но я добавил:
— Есть еще один пункт. Бриллиантовая булавка твоего зятя, которой ты дал Вирне взятку.
У него отвисла челюсть, он облизал верхнюю губу и с прищуром пристально оглядел меня. Но я продолжал:
— Вирна мне кое-что сказала. У нее было нехорошее предчувствие. Она боялась. Боялась, что кто-то хочет отправить ее на тот свет.
Рот его превратился в узкую щель. Потом он расхохотался:
— Ты принимаешь меня за идиота?
— На самом деле ты не идиот, — заверил я. — Просто недостаточно умен. Может быть, коварен, но не сообразителен. Например, ты дал Вирне булавку, потому что не было достаточно наличности ее осчастливить. А серебро в углу, которое ты пакуешь для срочной продажи… Все это не умно, Квимби. Слишком много ошибок.
Его дыхание участилось.
— Ты взял неверный тон. Слушай, пошел вон!
— Когда я уйду, — покачал я головой, — мы уйдем оба. И запрем за собой дверь.
Кровь приливала к его лицу со скоростью наступления легкой кавалерии.
— Моя сестра была замужем за Перно, и тот оставил ей эту лачугу.
— Правда? Ты уверен? Только если Вирна Форд говорила правду, а это вопрос спорный. Предположим, я откопаю пропавшего свидетеля, и тот поклянется, что она лгала. Помни, Вирна не была врачом. Она могла ошибаться. Может, Перно был не мертв, а без сознания. Да, мой друг, в таких делах всегда много разных складок, но я собираюсь их разгладить.
Он хрипло выдохнул:
— Я тебя убью!
Женский голос за моей спиной спокойно произнес:
— Валяй, Эрик, скажи только слово, и я размечу его мозги по всей комнате.
Она вошла без единого звука. Я обернулся. Девушка стояла на площадке у открытой двери в заднюю часть дома. Маленький белый кулачок вытянутой руки сжимал короткоствольный «кольт» 32 калибра, тупорылый пистолет для банковских охранников. Она целилась в меня и щерила меленькие ровные зубки.
Она была коротконогой, плотной и немного коренастой. Лицо чуть широковато, но производило приятное впечатление благодаря искусно наложенному макияжу. На голове возвышалась корона заплетенных в косу черных волос. Цветастый шелковый халатик грозил распахнуться. Крошечные ступни были обуты в красные шлепки с белым кроличьим мехом. А глаза жутко враждебные и зловещие.
— Кто эта девушка? — спросил я.
Он сказал:
— Убери пистолет, Ольга. Я сам справлюсь.
— Ага, — презрительно усмехнулась она, — так же, как с тем парнем в Цинциннати.
— Ну, — сказал я, — вижу, у вас все готово для милой уютной зимовки.
— Продолжай, — выпалила девушка, — попробуй только!
— Убери револьвер, — сказал я ей. — Я от него даже не нервничаю.
— Умник! — взвизгнула она. — Думаешь, заговорен от пули?
Я тяжело вздохнул:
— С полдюжины людей знают, что я здесь. Если что-то случится… Так что убери его.
Пришла пора сосредоточиться на Квимби.
— Слушай, не нужны мне эти споры. Я хочу, чтобы ты собрал вещи и убрался отсюда ко всем чертям. Собирайте шмотки, оба, и выметайтесь. Найдите милый тихий отель в пригороде, коротайте друг с другом вечера, пока суд не примет то или иное решение. А пока очевидно одно — здесь вы не останетесь.
Ольга спустилась на две ступеньки и плавно скользнула по ковру. Остановилась она в двух шагах и тогда излила весь свой яд.
— Я знала, что от тебя будут неприятности, едва тебя увидела. Слишком ты умный, все вы проклятые юристы…
Она продолжала в том же духе, но я не слушал. Мастера дзюдо разработали несколько аккуратных приемов для укрощения человеком с оружием. Я ни одного из них не знал. Но даже я вполне могу увидеть, когда оружие на предохранителе. Это — и ее близость — все слишком просто и неинтересно.
Я схватил ее руку и сжал так, что она не могла пошевелить пальцами. Потом крутанул — и «банковский специальный» свалился на пол. Она взвизгнула и когтями левой руки полоснула меня по щеке. Я швырнул ее на Диван.
Свинг Квимби пришелся мне в висок, и в ушах заработала кузница. Он пригнулся, глаза жестко и влажно блестели.
Я провел обманный прием и врезал ему в живот. Это был великолепный удар. Словно пробка вылетела из бутылки. Когда он сломался пополам, я поднял ногу навстречу его подбородку, который, наверно, дошел бы до самых ботинок и поднял его до уровня плеча. Поясницей он упал на брошенный плед и проехал на нем по натертому паркету. Изо рта потекла кровь. Он сплюнул в руку выбитый зуб, сел и уставился на него безжизненными глазами.
Ольга ползла к пистолету. Я отшвырнул его из пределов досягаемости. Тогда она обвила мою ногу и вцепилась в нее зубами. У нее была крепкая челюсть и крепкие зубы. Я завопил и попытался пинком ее сбросить. Не помогло. Пришлось оттаскивать за волосы. Коса упала ей на плечи черным канатом. Она вонзила зубы мне в запястье.
Квимби с трудом поднялся на ноги. Я не думал, что ему это удастся, но по воле Божьей он опять передвигался. Он влез в драку, неуклюжий и оглушенный, как раненый носорог.
— Ну, парень, — сказал я. — Ты просто душка!
Я осторожно смерил его взглядом и рубанул по кадыку. Он сел, позеленел и вышел из игры.
Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка запустила в меня тяжеленной книгой. Я пригнулся, и со стены душем посыпалась штукатурка. Мы упали на диван. Она боролась ногами, руками и зубами. Она пинала, корчилась и изворачивалась. Ее шелковый халат свисал клочьями. Под ним на ней ничего не было. Ее бедра были белыми и мускулистыми, грудь крепкой, а кожа сияла, как свежая слоновая кость.
— Господи! — выдохнул я. — Если будешь продолжать в том же духе, придется тебя изнасиловать.
Последовал короткий яростный спазм, и она обмякла.
Ольга лежала обессиленная и задыхавшаяся. Я поднялся на ноги, обошел ее, поднял пистолет, вынул магазин и опустошил его. Потом посмотрел в казенник и убедился, что в стволе ничего не осталось.
У меня уже был никелированный револьвер Гарри Дана. Подбиралась коллекция, которую я совсем не хотел собирать. Швырнув этот в угол, патроны я сунул в карман. Потом вынул бумагу и помахал ею.
— Вы видите постановление суда на опечатывание этого дома до назначения опекуна наследства. Через тридцать минут я вернусь с шерифом, чтобы его исполнить. Если вы не упакуетесь и не уберетесь подальше отсюда, я обвиню вас во взломе, незаконном проникновении в дом, нарушении чужих владений, грабеже в особо крупных размерах, вооруженном нападении с неработающим оружием и всем остальным по кодексу, — я указал пальцем на упакованные коробки. — Серебро остается здесь.
Удалялся я как победитель. За собой я чувствовал две пары глаз, горящие от ненависти и крушения надежд. Я аккуратно прикрыл дверь.
Когда я вернулся через полчаса, ни Квимби, ни девушки уже не было.
Равно как и серебра.
