Глава десятая
Беленый фасад может и был белым во времена, когда Таммани Холлом правил Крокер. Теперь он, темно-оловянный, стоял зажатый между двумя жилыми башнями, этакий бастион уходящей эпохи. Я вскарабкался по ступенькам, заглянул за железную решетку и не увидел ровным счетом ничего.
На женщине, отозвавшейся на мой звонок, было черное альпаковое платье. Длинное безжизненное лицо старой рабочей лошади взирало хмуро. Мою визитку она взяла свысока и брезгливо, двумя пальцами, как дохлую мышь за хвост. Открыв дверь пошире, она позволила войти в мрачный, темный холл, там усадила меня на гнутый стул тикового дерева, удобный, как спина верблюда, и пробилась всем телом сквозь тяжелые красные портьеры в комнату, из которой неслись звуки фортепиано.
В тон мелодии глубоким контральто пела женщина, и голос нельзя было назвать неприятным. Минуту я слушал, пытаясь вспомнить неуловимо знакомую мелодию. Потом голос резко взлетел, чуть выбился из лада, неуверенно задрожал и вдруг сломался, как пустая яичная скорлупа в кулаке. Мужской голос с легким намеком на акцент произнес:
— Нет-нет, Карен. Держи звук в голове. Поймай представление о нем и спроектируй на гортань. Давай еще раз.
Пальцы пробежали по клавишам, голос помчался по ступеням гаммы. На этот раз она взяла ноту чисто и держала ее довольно неплохо, но ничего необычайного не было. У итальянок я слыхал и получше.
— Хорошо, — с энтузиазмом признал мужчина. — Хорошо. Так держать. Замечательно, Карен, замечательно.
Он явно льстил ей. Когда звук стих, он размашисто взял аккорд и оборвал пассаж.
Я сидел и ждал, держа шляпу на коленях. Со стены напротив из богатой золоченой рамы таращился, не глядя пустыми глазами ни на кого конкретно, мальчик в гофрированном воротничке. Интересно, это один из предков Перно, или картина куплена на распродаже?
Мужчина в комнате опять заговорил:
— Ты должна удерживать звуки диафрагмой, Карен. Следи за фразировкой и расслабься, — он тяжело вздохнул. — Ты будешь ярчайшей звездой моей оперетты. Все, что тебе нужно — это начать.
Он снова заиграл, она запела странную веселую мелодию, ту, что меня преследовала. В среднем регистре ее голос был вполне хорош, плавен и звучен. Она задержала долгий звук, а я задержал дыхание. Она меня побила на три такта.
Мужчина сказал:
— Закругли его и дай уплыть. Браво, — и повторил: — Браво!
Мелодия затихла. Послышались вялые вежливые аплодисменты, не громче хлопанья воробьиных крыльев.
Выглянула старая кляча:
— Сюда, пожалуйста.
Я протиснулся за ней сквозь портьеры в полукруглую комнату, залитую ослепительным светом люстр. По правде говоря, они несколько выбивались из стиля. За роялем сидел жгучий брюнет с длинным горбатым носом, длинными баками, тонкой ниточкой усов и раздвоенным подбородком. Жирные волосы и набрякшие веки дополняли общее впечатлением малого, который живет тем, что вальсирует со скучающими женами. На холеном лице не просматривалось никакого выражения.
Пожилой поджарый джентльмен поднялся со стула и на дрожащих ногах двинулся ко мне, протягивая тощую высохшую руку. Я взял ее и осторожно сжал, опасаясь, что она развалится в моей ладони, как черствый крекер.
На нем была рубашка цвета хаки, серебристый пиджак и брюки со стрелками. Изможденное, иссохшее лицо выдавало очень старого и очень усталого человека, который знает, что его время вышло, но не любит думать об этом. Кожа у него, казалось, просвечивала насквозь, как старый пергамент, и туго обтягивала лицевые кости. Зато на шее она свисала складками, как бородка у петуха. Пепел в его слезящихся глазах превратился в золу и давно остыл, несколько уцелевших шелковистых прядей цвета старого серебра с тихим отчаянием свисали с хрупкого черепа.
— Входите, сэр, — старчески проскрипел он. — Простите, что заставили вас ждать, но мистер Кассини ни за что не позволяет прерывать его уроки с Карен.
Он механически улыбнулся, продемонстрировав великолепный ряд фарфоровых зубов.
— Я Пейнтер, адвокат мисс Перно, — его ладонь описала небольшую дугу. — Мисс Перно — мистер Джордан.
Я взглянул на нее. Она стояла в прогибе концертного рояля «Стейнвей» и заслуживала внимательного взгляда. Темные глаза мерцали, бархатистый низкий голос произнес:
— Как мило, что Вы пришли. Что будете пить, мистер Джордан?
— «Бурбон», — попросил я, раз уж она спрашивала.
Она кивнула брюнету за роялем.
— Руди, пожалуйста… понемножку.
Он погладил ее глазами, чуть порозовел и вышел. Мне показалось, что он передвигается на носочках.
Она улыбнулась мне холодной улыбкой удивительно теплых глаз. Пары темных кошачьих глаз на алебастровом лице с чувственным ртом. Волосы цвета сажи были стянуты в тугой пучок, плотно облегая маленькую аккуратную головку. Черное бархатное вечернее платье было плотно стянуто вокруг тонкой талии широким фиолетовым поясом, усеянным медными заклепками. На рояле стояла фиолетовая сумка размером с атташе-кейс.
— Мы о Вас прочитали в газетах, мистер Джордан, — сказала она. — Я подозреваю, вы недоумеваете, почему я попросила вас прийти.
— Угу.
Она подперла левый локоток правой ладонью и одарила меня хмурым взглядом.
— Сейчас я объясню. Нам с утра позвонил некий лейтенант Нолан. Полицейский, — добавила она полушепотом, как маленькая девочка, узнавшая первое неприличное слово. — Думаю, Вы его знаете.
Я кивнул.
Она вздохнула:
— Было очень неловко. Так стеснительно. Столько вопросов…
— Ух, — вздохнул я. — Противные они ребята, эти полицейские.
Она покосилась, проверяя, не издеваюсь ли я над ней, и снова улыбнулась:
— Да. Неприятно, но необходимо. Только они должны знать свое место. Пришлось его осадить. Должна признаться, мне не понравились ни его тон, ни его намеки.
— Это послужит ему уроком.
— Не желаете сесть, мистер Джордан?
Я пристроился в кожаном кресле и закинул ногу на ногу.
Она продолжала:
— Он опрометчиво предполагал, что мне может быть что-то известно о печальных происшествиях прошлой ночи. О смерти той девушки.
— Это так? — я сохранял бесстрастное выражение лица.
— Естественно, нет.
— Абсурд, — эхом отозвался вошедший с тележкой Кассини.
— И как ему могло такое прийти в голову? — проворчал Пейнтер.
Я пожал плечами.
— Так всегда. Когда происходят убийства, допрашивают всех, кто может что-то знать. Им нужно найти виновного, чтобы пресечь такого рода вещи. Раз уж Нолан служит в отделе убийств, то это его работа — допрашивать каждого, кто мог бы быть заинтересован в смерти девушки.
Карен Перно выгнула бровь:
— Но почему я?
Я ей улыбнулся:
— Вероятно, Вы знаете ответ. Но в любом случае я скажу. Как раз потому, что Вы уклоняетесь от ответа и пытаетесь вызнать, что мне известно. Свидетельство Вирны Форд о времени смерти Вашего дяди должно было лишить Вас кучи денег. Вряд ли это могло вызвать у Вас к ней большую симпатию. Ведь она куда ценнее для Вас мертвая, чем живая.
— Чепуха, — она прикинулась задетой.
— Смешно, — эхом вторил Кассини.
Пейнтер протрусил три шага:
— Но Карен, этот детектив просто выполнял свои обязанности и…
— Ты! — ее взгляд испепелял. — Ты ничего не делаешь и только извиняешься, Роланд. Я порядком устала от этого. Та девушка была отравлена, она мертва, и рыдать я не стану. Мне ничуть не жаль, я не буду изводить себя или страдать. Не с чего. И я не буду сидеть спокойно и не позволю братцу Иви заграбастать денежки Джима. Это нелепо, просто нелепо. Человек с улицы! — голос ее взлетел на целую октаву. — Я этого не позволю, говорю тебе. Я этого не допущу.
Пейнтер слабо взмахнул рукой:
— Ты не поняла, Карен. Эти проблемы регулируются специальными законами. Дядя Джим не оставил завещания и…
Она сжала виски ладонями.
— Прекрати! Не желаю больше слушать. Ты знаешь, как это важно для меня и для Руди. А ты едва ли годишься в помощники.
Он беспомощно упал на стул.
— Это требует времени, Карен. Мы подали наши претензии…
— Времени, времени… — в глазах ее бурлил гнев, как кипяток в чайнике. Она обернулась ко мне. — А что вы думаете, мистер Джордан?
— Насчет чего?
— Насчет денег. Кому они достанутся?
Я пожал плечами:
— Решения принимают суды и судьи.
— Ваше мнение, — настаивала она. — Несомненно, у Вас оно есть. Неужели Эрик Квимби заслужил эти деньги только потому, что его сестра несколько дней пробыла женой Джима?
— У Вас уже есть адвокат, — сказал я.
Она эффектно выпрямилась:
— У меня есть адвокат! Конечно есть, потому что у моего отца и моего деда всегда были адвокаты. Перно никогда не меняются. Нелепо думать, что Роланд может решить это дело. Он десятилетия не был в суде.
Такое оскорбление оказалось чересчур для жидкой крови Пейнтера. Он затрясся от кашля, как бельевая веревка на сильном ветру. Минут через пять он вытер глаза и сказал:
— Я уже не так ловок, как десять лет назад.
Десять лет, черт возьми! Скорее тридцать. Да он, должно быть, удалился на покой вместе с администрацией Кливленда. Я откинулся назад. Я прекрасно представлял, что последует, и ждал продолжения.
Карен Перно в упор взглянула на меня:
— На это дело мне следует сменить поверенного, мистер Джордан. Вы возьметесь меня представлять?
Я кивнул на Пейнтера:
— Это будет неэтично.
— Кого это волнует? Возьметесь?
Я собрался было покачать головой, но она не отставала.
— Роланд возьмет отвод, правда, Роланд? — она произнесла это как сержант, приказывающий новобранцу вылезать из койки.
— Конечно, дорогая, — он одарил меня взглядом, полным надежды и даже мольбы. — Все в порядке, Джордан, правда. Карен необходим человек помоложе, я бы сказал, боец. По правде говоря, я практически удалился от дел. Последнее время совершенно ничего не делал, только мелкую текущую работу для старых клиентов. Я почту за одолжение, если Вы возьметесь — правда.
Я сидел бесстрастный, как статуя на городской площади.
Глаза Карен затуманились.
— Вот и славно. Значит, договорились, мистер Джордан? Что следует сделать?
Пейнтер поспешил вмешаться:
— Только формальности, дорогая. Я немедленно пошлю мистеру Джордану бумаги на замену, — улыбка его была несколько натянутой. — Это устраивает?
Я рассмеялся:
— Прекрасно сыграно. Кажется, меня втягивают в дело, хочу я этого или нет. Не вижу причины, почему бы ни извлечь отсюда выгоды.
Она решительно кивнула:
— Превосходно. Я счастлива.
Пейнтер спросил, потребуются ли еще его услуги, и, получив отказ, вдруг на несколько лет помолодел и протрусил за красные портьеры стремительно, как балетный танцор.
Карен Перно наполнила бокалы и один подала мне. Кассини свой уже держал.
— Хорошо, — сказал он, поглаживая усы. — Мы делаем успехи.
Я попробовал напиток и поглядел на него поверх края бокала.
— Как это глупо с моей стороны, — опомнилась Карен. — Вы же не знакомы. Это Рудольф Кассини, мой репетитор по вокалу.
Он щелкнул каблуками и перегнулся в талии. Манеры у него были фальшивее циркона.
— У меня главная партия в сочиненной Руди оперетте, — по секрету сообщила Карен.
— Я уже понял, — сухо откликнулся я.
— Ты будешь сенсацией, — заверил он ее.
Я бесцеремонно вмешался:
— И все, что ему нужно — это деньги на постановку.
Он поставил свой бокал.
— Прошу прощения?..
Я пропустил его реплику мимо ушей.
— Могу Вас поздравить, мисс Перно. Всучить мне это дело — вся операция была разыграна как по нотам! Подозреваю, Вы обо всем договорились с Пейнтером до моего прихода.
Она потупила глазки:
— Да. Вы очень умны. Это что-то меняет?
— Немного, — кивнул я. — Почему Вы выбрали меня, когда вокруг столько модных высокооплачиваемых светил юриспруденции?
— Синьор! — не отставал Кассини, обиженно прищурившись, ваш предыдущий намек…
Карен резко его оборвала:
— Руди! Пожалуйста, не мешай нам.
— Не удерживайте его, — сказал я. — Что Вы хотели сказать, Кассини?
— Смысл Вашего замечания, — заявил он, мрачно хмурясь и пытаясь выглядеть как член Общества Черной Руки. — Мне он не понравился.
— Ну-ну, — я небрежно отвернулся от него и посмотрел на хозяйку. — Могу я задать Вам вопрос?
— Конечно.
— Дядюшкины деньги Вам понадобились для затеи с этой опереттой?
Она покосилась на Кассини:
— Ну почему же… Да, я собиралась частично ими воспользоваться.
— И если бы Вы денег не получили, постановка бы не состоялась?
Она повела плечиками.
Я посмотрел на Кассини.
— Вот так. Это дает Вам мотив убить единственного свидетеля, который мог помешать притязаниям Карен на дядюшкино наследство. То, что Вы меня наняли, не остановит поисков убийцы, и если он окажется близким другом моего клиента… — я развел руками.
Она закинула головку, продемонстрировав прелестную алебастровую шейку, и залилась жемчужным смехом.
— Руди! — задыхалась она. — Вы обвиняете Руди? О, как это смешно?
Кассини побледнел.
— Не вижу ничего смешного, — он принялся нервно подергивать усы.
— Вернемся к первому вопросу, — предложил я. — Что заставило Вас нанять именно меня?
— А у меня должна быть причина? — спросила она.
— Угу. Роланд слишком стар. Хорошо. Но он скорее предложил бы кого-нибудь, кого лучше знает. В конце концов, здесь замешаны большие деньги, а я человек абсолютно посторонний.
Она опустила ресницы и нервно подергала пряжку пояса:
— Если бы у меня была другая причина, то какая?
— Может, эта, — предложил я. — Газеты намекают, что Вирна Форд могла мне что-то сболтнуть. Предположим, у меня есть такая информация, тогда, став вашим союзником, я могу ее использовать — или не использовать.
Она вскинула ресницы:
— Вы всегда так откровенны?
— Нет. Временами я покрыт мраком и тайной. Адвокат находится в особом положении. Проблемы клиента — это личные проблемы клиента. Если вы хотите, чтобы я вам помогал, мне нужно точно знать, что у вас на уме.
Она ослепительно улыбнулась:
— По Вашим словам, я кажусь очень сложной и хитрой. Но поверьте, я очень проста. Да, мы на самом деле ввязались в это не вслепую. Мы делали о Вас запросы. Мне нужны деньги, и в данных обстоятельствах Вы показались наиболее подходящей кандидатурой, чтобы их заполучить.
— Почему?
— Подумайте сами. Вы адвокат. Вирна Форд приходит к Вам, может быть, спросить совета. Кто-то, опасаясь этого визита, ее убивает. Но немного опаздывает. Вы были правы. Я думала, она Вам что-то сказала. И если нужно отразить притязания Квимби, то Вы выглядите очень подходящим для такой работы.
Она ничего не знала о разводе Камбро. Это абсолютно ясно. Я сделал еще глоток «бурбона». Кассини сидел на вращающемся стуле и мрачно пялился в стакан.
Без всякого предисловия я выдал:
— Вирна Форд была здесь вчера утром.
— Вот, — торжествующе воскликнула она. — Видите, я была права. Она говорила Вам. Она рассказала о визите.
Я не видел, чем это может повредить, и позволил ей и дальше так думать.
— Что ее сюда привело?
— Моя просьба, — невозмутимо ответила она. — Я попросила ее прийти.
— Не очень хороший способ — пытаться сговориться со свидетелем своего противника, — заметил я.
Она беспечно отмахнулась.
— Меня никогда не волновали такие вещи. Этика слишком мешает жить. Вы так не думаете?
— Расскажите мне о вашей встрече.
— Роланд барахтался, как щенок, никуда не поспевая, и я чувствовала, что должна что-то делать. Честно, мистер Джордан, я была готова на любые действия, которые обеспечили бы мне денежки дяди Джима.
— Даже убийство?
— Я об этом не думала.
— Или подкуп свидетеля?
— Если потребуется. Допивайте, я сделаю еще. Винные погреба в куда лучшем состоянии, чем мой банковский счет.
Виски скользнуло в глотку легко, как масло.
— До тех пор, пока Вы мой клиент, — сказал я. — Вам придется хорошо себя вести.
Она перестала наполнять бокал и вскинула сверкающие глаза.
— Тут замешаны огромные деньги.
— Деньги — это хорошо, — сказал я. — И удобно. Они мне нравятся так же, как вон тому малому, но не настолько, чтобы я согласился закрыть глаза, если окажется, что вы сделали что-то с бренди, которым ее поили.
Кассини грохнул бокалом по роялю и вскочил. Глаза его потемнели и налились яростью.
— Встать! — тяжело выдохнул он.
Я окинул его взглядом. Жилистый и плотный тип. Я медленно сделал глоток и вздохнул.
— Поднимайся, — голос у него сорвался.
Я капризным тоном бросил:
— Отошлите его. Уберите его отсюда, пока я его не покалечил. Он меня нервирует.
Из глотки Кассини вырывался яростный хрип.
Карен с любопытством посмотрела на него и сказала мягко, но твердо:
— Думаю, тебе лучше пойти прогуляться, Руди. Это бизнес. Тебе это неинтересно.
Мне понадобился громоотвод, чтобы выдержать взгляд, которым он меня одарил. Но он развернулся на каблуках и вышел. Я улыбнулся хозяйке. Мы были совершенно одни. Она скользнула на огромный бархатный диван, который ее сразу же поглотил, вытянула стройные ножки и устроилась поудобнее. Глаза ее чуть затуманились.
— Теперь, — нежно проворковала она, — куда лучше, правда? Мы совсем одни. Можем очень мило поболтать. Идите сюда и садитесь рядышком.
Я захватил бокал и неуклюже увяз в ковре. Сев рядом, я потрогал толстый ворс:
— Откуда это?
— Персия. Он довольно старый.
— Держу пари, здесь понадобятся снегоступы.
— Не позволяйте декорации себя одурачить, — усмехнулась она. — Этот дом заложен и перезаложен вместе с мебелью и всем прочим.
Я для пробы вдохнул. Духи у нее спокойные, слегка ускользающие и очень тонкие.
— Разорены, да? Но Вы хотите вложить деньги — если получите — в оперетку Кассини.
— Она совсем недурна, — тихо сказала она. — У него есть талант, и он разбирается в музыке.
— Он шарлатан. Тех вещей, что он наговорил, можно за вечер нахвататься в коридорах Карнеги-холл.
Она улыбнулась:
— Вы не оставляете мне свободы суждений.
— Женщины легковерны, — сказал я. — Вспомните, как была одурачена Распутиным императрица… Сколько денег оставил ваш дядя?
— Около полумиллиона.
Я тихонько присвистнул. Цифра была гораздо крупнее, чем предполагал Флойд Дилон.
Она приблизила бокал к моему, разглядывая меня сквозь ресницы.
— За нас.
— И за деньги дядюшки Джима. Уйма налички вылетит на шоу.
Она напряглась:
— А почему бы и нет? Я всегда хотела сделать карьеру на сцене. Это мой шанс. Даже если спектакль не пойдет, у меня будут опыт и реклама.
— Стоящая полумиллиона долларов?
Она казалась раздраженной.
— Столько не понадобится. И в любом случае, я знаю все возражения наизусть. Если шоу будет чего-то стоить, какой-нибудь почтенный продюсер вложит свои деньги. Можете назвать это тщеславием. Я иду на это с открытыми глазами.
— Конечно, — кивнул я. — Вы большая девочка. Давайте вернемся к Вирне. Как Вам удалось зазвать ее к себе?
Она наклонилась и вытащила сигаретку из лакированной коробочки. Я щелкнул зажигалкой. Она выпустила дым мне в глаза и откинулась, не отрывая взгляда.
— Мне обязательно отвечать?
— Да.
— Я пошла в «Волшебную лампу» — это клуб, где она танцевала — и послала ей записку.
— И она явилась вчера утром?
— Как раз перед ланчем.
— Что случилось?
Она сняла крошку табака с губы, глубоко затянулась, глотнула «бурбона», чтобы удержать дым, и заговорила с выражением, как школьница, отвечающая урок наизусть.
— Я хотела спросить, уверена ли она, что дядя Джим был мертв, когда она попала на место аварии. Я подозревала, что ее подкупили. Но возможности спросить так и не представилось. Она заговорила первой и нагло все выложила…
Карен замолчала и слегка куснула нижнюю губку.
— Что она сказала? — спросил я.
— «Милочка, я точно знаю, что у тебя на уме. Ты хочешь, чтобы я изменила показания. Может, я это сделаю, а может нет. Все зависит от тебя. Сколько это стоит?» — Карен покачала головой. — Я была шокирована.
Ну да, — подумал я, — шокирована как сержант, обкусывающий заусеницу.
Вслух же произнес:
— И сколько вы ей предложили?
Ее лицо застыло. Она стряхнула пепел с сигареты:
— Мне бы хотелось, чтобы вы не были таким резким.
— Мне бы тоже. Но я слишком стар, чтобы меняться. Вы договорились?
— Нет. Я только дала несколько туманных обещаний.
— Почему?
— Потому что маленькая шлюшка хотела ровно половину всего, что я получу.
— Вирна ни в чем не мелочилась.
— Да, — горько кивнула она. — Только не там, где замешаны деньги.
— Что случилось потом?
— Ничего. Я сказала, что мне нужно время подумать. Она была невозмутима. Только расхохоталась и сказала: «Половину или ничего, милочка. Ты знаешь, где меня найти». И ушла.
— А вы открыли окно, чтобы выветрился запах жасмина.
Она улыбнулась:
— Ужасно. Я несколько часов не могла зайти в эту комнату.
— И в тот же вечер она была мертва.
— Я так и понимаю.
Я откинулся назад, уставился в потолок и принялся усиленно размышлять. Она наблюдала за мной с невозмутимым лицом цвета камеи и чуть приоткрытым маленьким ротиком, так и ждущим поцелуя.
Я сказал:
— Вы, конечно, знаете, что один из пассажиров исчез с места происшествия. Пейнтер делал попытки его найти?
— Нет. Роланд боялся, что мужчина может поддержать показания Вирны. Он сказал, что одного свидетеля противной стороны уже достаточно, но двоих… — она сделала беспомощный жест.
Я кивнул:
— Резонно. Вернемся к Кассини. Вы обсуждали вопрос ссуды?
— Естественно, и не раз.
— Он здесь был, когда вы разговаривали с Вирной?
— Да.
— Когда он ушел?
Она не спеша затушила окурок, прежде чем ответить.
— Вы же не серьезно? У Руди на убийство не хватит характера. Он музыкант.
— Если человека долго и старательно провоцировать, практически каждый может совершить убийство. У него достаточно весомых мотивов.
Она наморщила лоб и долго смотрела на меня.
— Лучше бы Вы этого не говорили. Лучше бы Вы даже так не думали. Давайте сменим тему. У Вас очень загорелое лицо. Солярий?
— Не-е. Я весь коричневый.
Она с лукавой улыбкой медленно подняла и опустила ресницы.
— Можете доказать?
— Не сейчас, — сказал я. — Происходящее все еще считается деловой встречей.
Она надулась и придвинулась ближе, повиснув на моих плечах. Голос стал гораздо ниже.
— А разве мы с этим не закончили?
— Еще нет. Расскажите мне о Вашем дяде и девушке, на которой он женился.
В ее глазах стоял туман, казалось, что она поплыла, но она ответила:
— Дядя Джим был в порядке. Не красавец, но он в этом и не нуждался. Он унаследовал капитал и сумел его приумножить. Он никогда не был особенно привлекательным, и, подозреваю, этого стеснялся. Он никогда не вертелся вокруг женщин и столько лет прожил холостяком, что известие о его женитьбе вызвало шок.
— Все это случилось недавно?
— Меньше месяца назад. Он встретил Иви в «Коралловой крыше». Она там работала. Мне рассказали друзья. Дядя Джим таскал ее повсюду: Хайли, собачьи бега, все клубы и казино. Это был скандал.
— Некоторые этим живут, — заметил я. — Следуют повсюду за мужчинами за вознаграждение.
Она вскинула голову, нахмурилась и сжала губы:
— Но зачем ему было на ней жениться?
— Чем старше становишься, тем крепче влюбляешься — от любви начинает трясти, как от землетрясения. Он боялся потерять ее и сделал предложение. Для нее это был шанс обеспечить себя и даже жить в роскоши. А может, у нее было на уме другое — быстрый развод и большой куш. Сколько они были женаты?
— Только два дня.
— После шестидесятилетней холостяцкой жизни?
— Да.
— У них должен был быть медовый месяц.
Она шлепнула меня по щеке, нежно, словно взмахнула крылом ночная бабочка.
— У вас извращенные мысли. Хотите посмотреть на снимок, который Иви и дядя Джим прислали мне из Флориды?
— Очень даже хочу.
Она томно поднялась, раскопала в фиолетовой сумке на рояле конверт, принесла его и уселась практически мне на колени. Ее щека оказалась вплотную к моей, чтобы мы могли посмотреть вдвоем.
Это был четкий глянцевый снимок. Двое стояли у бассейна и старательно улыбались, как всегда улыбаются для фото. Худой лысеющий мужчина со срезанным подбородком и тощими белыми ногами положил руку на талию весьма зрелой рыжей красотки. Ее купальный костюм уместился бы в наперстке и вызывающе демонстрировал сильное тело, созданное для тяжелой работы. Джеймс Перно выглядел гордым явно неспроста.
Я тихонько присвистнул:
— Вряд ли дядя Джим подходил для таких дел. Он наверняка бы долго не выдержал.
— Как вы можете говорить такие вещи? — она явно не была задета.
Я усмехнулся. Она вернула улыбку с процентами. Наши губы были в двух дюймах друг от друга.
— Разве Иви не выглядит потаскухой? — спросила она.
Я просто кивнул.
— Не могу понять, — выдохнула она, — как он мог быть таким дураком?
Я поднял фото.
— Посмотрите на него — костлявый, застенчивый, вышедший в тираж. Это была мечта всей его жизни. Разве вы ни разу не видели, как на музыкальных комедиях или пародийных шоу он сидит в первом ряду с блестящими глазами и представляет себе все это? Как он желает заполучить одну из них, но слишком робок, что пойти и предложить. Затем он встречает Иви, молодую, привлекательную и сладкую, она с ним добра, это раздувает его Эго. Он боится потерять ее и делает предложение. Вот что заставило старика жениться на молодой цветущей девушке. Тщеславие или жажда обладания. Некоторые воображают, что получают любовь, другие знают, что просто покупают ее. На самом деле все они покупают кучу несчастий. Но эту цену старые дураки платят за то, чтобы оставаться старыми дураками.
Она восхищенно слушала.
— Похоже, Вы немало знаете о людях.
— Не очень. Как насчет ее брата? Эрика Квимби.
Имя сыграло роль катализатора. Реакция была неожиданной и неистовой. В глазах заполыхал гнев.
— Квимби! — она шипела, как вздыбившаяся кошка, и едва не задыхалась. — Это жалкий отвратительный воришка… — она захлопнула рот, пятна румянца медленно сползали со щек по мере того, как она брала себя в руки.
— Вы его не любите, как я понял.
— Я его презираю. А почему нет? Человек никогда даже не видел дядю Джима, а теперь жаждет его денег.
— Я бы тоже был уязвлен.
Ее брови вернулись на место, и она одарила меня сладкой улыбкой. Она меняла мины с легкостью хамелеона, меняющего цвета.
— Так-то лучше, — сказал я. — Теперь расскажите о нем.
— Первый раз я встретила его на похоронах. Иви в письме просила его открыть дом дяди Джима. Думаю, она послала ему ключи. После похорон он сам туда въехал. Он стал смеяться надо мной и велел мне убираться. Сказал, это его собственность, что он уже предвидит решение суда.
— Вы это говорили Пейнтеру?
— Конечно.
— Что он сделал?
— Ничего. Вы видели Роланда. Если он ответит на звонок, ему уже придется пить лекарство.
— Мы вот что сделаем, — сказал я. — Получим судебный ордер, дом опечатаем и вытащим его за ухо. Пусть думает, что дом достанется ему.
Она с наслаждением рассмеялась:
— Превосходно, хотела бы я быть там.
— Может, и будете.
Она сверкнула глазами:
— Я могу Вас поцеловать.
— Сначала поговорим о гонораре.
— Я… я не могу Вам платить больше, чем слугам.
— Мне вообще не нужно. Я работаю на пари. Я ставлю мое время, вы — процент наследства, если мы выиграем. Годится?
— О, да.
— Я не буду таким жадным, как Вирна. Как раз сейчас Квимби и Дилон довели дело до кульминации. Нам нужно доказать, что Вирна лгала или ошибалась. И неплохо бы найти исчезнувшего пассажира. Это займет немало времени и может быть опасно.
— Опасно? — нахмурилась она.
— Меня уже предупреждали. Кто-то мне позвонил и предложил устроить в ящик рядом с Вирной Форд, если я буду лезть в чужие дела, — я улыбнулся. — Но меня напугать не просто.
Я встал. Она тоже поднялась с дивана и замерла. Глаза пылали страстью. И вдруг она обвила мою шею руками и поцеловала. Она только казалась хрупкой, а хватка у нее — как у борца.
Раздвинулись портьеры, и в комнату вошел Рудольф Кассини.
— Карен!
Можно было подумать, он застал нас в постели. Она не спеша оторвалась:
— Мы скрепляем сделку, Руди.
Его рот перекосился. Он просто потерял дар речи.
Я вежливо откланялся:
— До свидания, мисс Перно. Буду держать Вас в курсе.
Я пересек комнату и вышел за портьеры. Рудольф Кассини продырявил меня взглядом.
