Глава 8

Синтоистский праздник. – Никко. – Великая святыня. – Прибытие в Токио. – Японское оповещение властей и полицейский надзор

В семь часов утра 28 марта мы с Сумаресом начали путешествие в Никко, отклонившись в сторону на некоторое расстояние от основного пути, чтобы взглянуть на алтарь, проливающий яркий свет на природу синтоизма. Ближе к полудню мы переправились через реку, встретили несколько жрецов в своеобразных одеяниях, несущих на плечах нечто похожее на закрытые похоронные носилки. Там, сказали нам, находится священное зеркало: то есть копия святыни, хранящейся в алтаре городка Камидзияма провинции Исэ.

В следующей деревне, до которой мы доехали, отмечали большой синтоистский праздник. Тысячи человек смеялись и кричали, следуя за огромной передвижной платформой, чем-то напоминавшей Джаганнатху в Индии. Эта платформа на колесах по периметру снабжена низкими перилами, а в центре нее стоит мачта высотой 9–12 м, на вершине которой развеваются бумажные ленты, служащие символом синтоистской веры. Нижнюю часть этой мачты охватывает обруч для установленной на платформе палатки из красно-белой ткани. На платформе едут музыканты с гонгами и дудочками, исполняющие примитивную музыку, и актер в маске, чьи жесты в Англии никто бы не потерпел. Посох в руках этого актера безошибочно выдавал фаллический символ.

Он поочередно появляется в образе мужчины и женщины, меняя одежду в палатке, о которой мы упомянули выше; платформу на колесах тянут сотни мужчин и мальчиков, откровенно радующиеся возможности подержаться за многочисленные веревки, привязанные к ней.

Мы здесь встретились лицом к лицу с тем, что давно исчезло из традиции народов всех цивилизованных стран. Причем катание платформы на колесах и непристойная символика события считаются элементом религиозного обряда, в котором местные японцы видят великий момент своего бытия. А перед платформой на колесах жрецы торжественно несут священную раку, в которой находится тот странный для нас символ синтоизма в виде зеркала. Сама платформа представляет собой подношение народа богам, и теперь ее завозят в храм.

Мне кажется, что с того времени, как иностранцам разрешили въезд на Японские острова, подобные обряды лишились многих атрибутов: количество символов сократилось, притом что сами процессии стали явлением весьма редким.

Для меня случайная встреча с этой процессией представляла тем более огромный интерес, что позволило прояснить множество вопросов, до того момента постижению не поддававшихся. Продолжая наше путешествие, мы по пути заночевали в городке Коганаи.

К половине девятого утра продолжаем свой путь и к трем часам пополудни прибываем к маленькому алтарю, посвященному фаллосу, над которым развевается синтоистский символ. Этот алтарь представляет собой храм в миниатюре на постаменте. Вокруг него установлено множество камней высотой от 25 до 60 см и диаметром 5–12 см: камни более древние покрыты затейливой резьбой, а те, что поновее, выглядят проще. В половине шестого вечера мы въезжаем в Никко, преодолев путь в 64 км, пролегавший через аллею хвойных деревьев. На протяжении последних 16 км вдоль дороги стояли величественные японские кедры высотой 45 м, их нависающие ветви сходились вверху и образовывали протяженный свод.

Никко оказался небольшим городком, расположенным в густо поросшей лесом лощине. Его пересекает горная река, мчащаяся по узкому скалистому руслу, а по центральной улице протекает ручей, несущий вкуснейшую воду. На противоположном берегу реки на склонах заросших лесом холмов находятся высокопочитаемые святилища, считающиеся самыми важными и красивыми из всех в Японии. Здешние алтари ценятся за их красочные росписи, причем снабжены они такими же великолепными орнаментами, как Альгамбра в эпоху расцвета, но все равно представляют в тысячу раз больший интерес. Здесь с непревзойденным мастерством вырезаны птицы, цветы, вода и облака.

По дороге, пролегающей с тыльной стороны гостиницы, мы скоро дошли до горной реки, через которую сооружено два моста, тот, что ниже по течению, стоит открытый, а тот, что выше, – закрыт. Закрытый мост окрашен в красный цвет, и у входа на него оборудованы запертые в данный момент ворота. Эти ворота открываются только один раз в году (я думаю, в августе) во время великого паломничества в Никко. Повернув налево, за изгибом реки через 400 м мы подходим к алтарю, посвященному фаллосу громадных размеров. Но теперь действует изданный правительством указ, в соответствии с которым предписано уничтожение подобных символов, на протяжении столетий стоявших здесь; и разрушение таких алтарей идет по всей стране. Продолжая наш путь вдоль реки еще с полмили и повторно перейдя воду, мы приходим к множеству каменных изваяний людей в натуральный рост в сидячем положении, которые, как говорят, считаются последователями Будды. Поднявшись на холм, что находится позади этих изваяний, мы видим буддистское кладбище, а около самой воды – камень, над которым возвышается навес, опирающийся на четыре каменные колонны. В небольшом углублении время от времени возжигается ладан; так как на лицевой стороне нависающей с противоположного берега ручья скалы вырезана надпись на санскрите, автору этой надписи поклоняются люди. После великолепной прогулки мы уже под покровом ночи возвратились в нашу гостиницу.

Рис. 65. Схема расположения алтарей Никко, скопированная с японской схемы, купленной прямо на месте

Ранним утром мы начинаем осмотр алтарей и храмов, высоко почитаемых народом всей Японии. Туда отправляемся по главной улице, переходим через реку и затем поворачиваем налево, как это делали вчера вечером; но вместо того, чтобы продолжить наш путь вдоль воды, мы скоро берем вправо и поднимаемся на холм, на котором стоят алтари и храмы городка Никко (рис. 65). В проходе справа перед нами показывается короткий лестничный марш, упирающийся в квадратную площадку, огороженную мощными каменными перилами с воротами. Перила и ворота изготовлены из массивного камня; но они представляют собой всего лишь копии простого деревянного сооружения из более долговечного материала. Внутри этой загородки находится огромная бронзовая колонна, подпертая четырьмя своеобразными контрфорсами (рис. 66). Центральная колонна служит хранилищем копий буддистского священного писания. Отметим, что четыре подпорки с центральной колонной здесь закреплены намертво, но в целом данная конструкция всего лишь повторяет вращающееся приспособление, в котором хранят копии священных манускриптов, и праведник должен придать ему вращение, как ему предписывается каноном веры. Сорин-то озна чает следующее: «со» – все, «рин» – колесо, «то» – башня. Заголовки священных рукописей, хранящихся в данной конструкции, обозначены в верхних частях колонны золотыми иероглифами.

Пройдя совсем еще немного пешком вверх по склону холма, мы подходим к прекрасной пагоде (рис. 67) с разнообразными строениями, которые все вместе составляют великое святилище Никко. Они стоят на огороженной территории, окружающие которую стены ни в чем не уступают по красоте здешним зданиям. Эти стены, как многие ограды в Японии, снабжены крышей, и их нижняя часть сложена из камня, в то время как пространство между каменным фундаментом и крышей занимают стойки, связанные поперечинами. Красота таких стен заключается в резных панелях, заполняющих пространство между стойками и поперечинами. С уверенностью в руке, с которой вряд ли сравнится самый опытный из европейских резчиков по дереву, здесь вырезаны птицы, цветы, облака, вода и разнообразные животные. Я положительно сомневаюсь в том, найдутся ли у нас в Европе художники, способные составить такие композиции хотя бы в половину энергии, воплощенной в данных панелях (рис. 69).

Рис. 66. Бронзовая колонна, или Сорин-то, в окрестностях города Никко

Рис. 67. Пагода в Никко

Огороженная территория данного храма поделена между несколькими дворами, находящимися один внутри другого. А поскольку алтарь располагается на постепенно поднимающемся склоне холма, каждый последующий двор находится выше предыдущего. И главное здание в последнем и самом священном огороженном дворе находится на наиболее возвышенном участке холма.

Здесь с левой от нас стороны располагается конюшня, в которой раньше содержалась священная лошадь, и это здание представляется мне особенно интересным. Его построили в основном из гладких некрашеных досок. Оно снабжено несколькими панелями, украшенными резьбой и цветной раскраской, выполненными с мастерством предельно высокого уровня, причем распределение этого орнамента по элементам здания конюшни тонко просчитано, впрочем, резьба и покраска деталей тоже выдает безупречное знание их авторами своего дела. Раскрашенная резьба по дереву и исполненная уверенной рукой решетка черной лакированной двери резко выделяются на фоне простой деревянной постройки самым восхитительным образом. На этой огороженной территории и тоже слева от нас находится комплекс зданий, любое из которых достойно отдельного восхищения; и, находись оно где-нибудь в Европе, тысячи туристов готовы были преодолеть любые расстояния, лишь бы взглянуть на него. Под навесом мы видим емкость для воды, сплошь покрытую декоративными изысками высочайшей пробы. Крыша навеса опирается на двенадцать монолитных колонн, верхние концы которых, а также детали горизонтальных поперечин заключены в бронзовые гнезда, снабженные прекрасными рисунками и гербами сёгуна. Тут и там рядом с бронзовыми кожухами нанесены фрагменты разноцветного орнамента, исполненного с высочайшим художественным расчетом. Поверх горизонтальной обрешетки, прикрепленная к ней набором забавных и одновременно своеобразных скобок, располагается замечательная, массивная, широченная крыша с закругленными фронтонами, поддерживаемая балками, наполовину обернутыми позолоченным металлом, которому придали вид роскошного рельефного орнамента.

Поверх горизонтальной обрешетки и под великолепной широкой крышей мы видим множество резных, рисованных и чеканных художественных произведений. Здесь можно полюбоваться изображением воды, взволнованной бурей, волны которой оседлала водоплавающая птица, и цветами, выращенными с изящной заботой, и при всей этой красоте замысел мастеров подчинен естественному размещению элементов декора.

Но, имея дело с описанием на бумаге алтаря, как тот, что мы посещаем в Никко, подходящие слова подобрать практически невозможно: даже на самых удачных фотографиях передается далеко не совершенное представление о внешнем виде зданий, красота которых наполовину обусловлена их декоративной составляющей и наполовину – формой конструкции. Лишенный обеих составляющих и вынужденный довольствоваться несколькими гравюрами на дереве, я понимаю, что моя попытка передать читателю любое достойное представление о красоте этих алтарей обречена на провал. Рядом с баком для воды и немного позади него находится еще одно строение необычайной красоты; но, если я попытаюсь описать разнообразные находящиеся здесь здания, моя книга раздуется до невероятных размеров.

Во дворе, куда мы теперь входим, располагаются еще несколько зданий, а также ряды фонарей, как каменных, так и бронзовых. Высота подавляющего большинства бронзовых фонарей в форме обычных пагод составляет около 2 м, а со всех сторон нас обступают пушистые хвойные деревья, стоящие почти непроходимой зеленой стеной. С правой стороны двора, однако, располагается здание, которое нельзя миновать без особого упоминания. Его нижняя часть сложена из треугольных бревен, своим горизонтальным расположением напоминающих конструкцию старинного здания в Наре, в котором хранятся сокровища микадо. Поверх этого сруба и под огромной развесистой крышей мы видим множество произведений искусства высочайшей красоты исполнения.

Описывая торцовую стену со щипцом, направленную на нас, когда мы входим в этот внешний двор, отметим над V-образными бревнами поперечину с нанесенным на нее «греческим меандром» (геометрическим орнаментом в виде прямоугольной спирали) во всей его непорочности. От него поднимается пять круглых опор, пересекающихся еще одной поперечиной, на которой снова появляется «греческий меандр», а в это время две из панелей, образовавшиеся таким образом, забраны решеткой, а еще две – художественными декорациями.

Дальше в пространстве между колоннами вверх устремляется ромбовидный рисунок, а также ряды скобок, поддерживающих выступающую поперечную балку. Здесь поднимается балка, несущая гребень крыши, рядом с которой стоят в полный рост два резвящихся слона. Можно упомянуть и другие архитектурные элементы: резные висячие орнаменты, металлические обвязки, гвозди с декоративными шляпками. При этом практически все детали покрыты ромбовидным узором самой богатой цветовой гаммы и затейливого содержания.

Шагая по тропе, мы теперь проходим через величественные ворота тории, опоры которых высечены из камня, а поперечины выкованы из бронзы, и на них десять раз повторяется родовой герб сёгуна.

Вертикальные колонны этих торий вставлены в бронзовые гнезда, опирающиеся на постамент или фундамент, и внешне они практически не отличаются от греческих колонн, украшенных обычным греческим растительным орнаментом, обогащающим лепные украшения, спускающиеся с колонны на фундамент. Миновав тории, мы поднимаемся на двадцать ступеней и входим во второй двор, в котором нас ждет комплекс зданий и несколько грандиозных деревьев. С одной стороны находится звонница, с противоположной – дом для исполнения музыки, а также остальные мелкие постройки. Обратите внимание на то, что по всему двору развешаны кронштейны, стоит огромный канделябр и громадный бронзовый фонарь. Причем канделябр и фонарь оба однозначно изготовлены в Европе (предположительно в Нидерландах).

Некоторые из зданий, расположенных в этом дворе и обращенных к нам фасадом, украшены роскошнейшими резными панелями. На первой из этих панелей слева изображены пионы и священная птица, или хон, которую можно считать японским фениксом, с тремя детенышами. Еще на одной изображена величественная ель, на третьей – цветок кику, то есть растение, присутствующее на родовом гербе микадо и которым, как предполагают японцы, питается птица хон, а также прочие цветы и птицы, вырезанные с великим мастерством.

Мы выходим из этого двора, представляющего собой длинную поперечную полосу земли, простирающуюся вправо и влево от центральной тропы. Затем поднимаемся на тринадцать ступенек к воротам, в которых располагаются два колоссальных изваяния: одно справа и второе слева (рис. 68). Эти ворота с помещением для сторожей отличаются значительной высотой и огромной крышей, а по периметру они снабжены просторной галереей, крыша которой поддерживается с помощью сложной системы подпорок на кронштейнах, понять которую непросто.

Описание деталей данного комплекса ворот представляется делом безнадежным. Для возведения одной только галереи мастера должны были заколотить тысячи скоб для соединения, и столько же их служит обеспечению необходимой прочности крыши. Здесь мы видим множество драконов в полный рост, киринов практически повсюду, резные цветы, группы человеческих фигур, облака, водоемы, ромбовидные узоры и декоративные композиции, сотворенные до лотом мастера, написанные кистью или отчеканенные по металлу. А в целом авторы всего этого создали шедевр, прекрасный своими пропорциями, радующий глаз обилием элементов, безупречный с точки зрения структуры и гармонии красок. Одним словом, речь идет о грандиозном архитектурном чуде, подобного которому видеть мне больше не приходилось, а на осмысление его великолепия потребуются многие дни. На рис. 69 предстает попытка художника передать контуры и детали декора этих ворот, какими они видятся со двора, в который мы как раз входим.

Рис. 68. Одни из ворот к алтарю в Никко, вид изнутри двора

Мы минуем ворота и оказываемся в просторном дворе, стены которого с трех сторон огораживают территорию главного храма. Эта территория отделена от внутреннего двора, в котором стоит храм, стеной с воротами посередине (рис. 69). И эти ворота выглядят еще более прекрасными (если такое возможно), чем те ворота, через которые мы только что сюда вошли. Фундаментом стены, примыкающей к воротам, служат крупные каменные блоки, на которых приблизительно через 3 м закреплены стойки забора. Эти стойки соединены горизонтальными поперечинами, более толстыми, чем сами стойки, протыкающие эти поперечины насквозь. Первая поперечина шириной примерно 35 см находится примерно на 40 см выше стены; следующая поперечина приблизительно той же ширины находится на 1,5 м выше первой поперечины; затем еще через 40 см установлена последняя поперечина, а уже над ней устроена черепичная крыша традиционной конструкции.

Дальше мы увидим, что сразу над каменным фундаментом этой стены располагается ряд удлиненных панелей глубиной около 40 см, над ним идет ряд панелей глубиной приблизительно 12 см, затем еще один ряд панелей той же глубины, что и у нижних панелей. И все эти ряды панелей снабжены своей черепичной крышей.

Нижний ряд узких резных панелей полностью посвящен водным сюжетам и водоплавающим птицам; так, слева от входа во внутренний двор расположена резная панель с изображением трех уток, пролетающих над водой. Следующий ряд панелей несет изображения воды и облаков с пролетающими на их фоне маленькими птичками; затем идет панель с изображением гусей и воды; дальше – с утками на воде. То есть изображения на остальных панелях выполнены в том же самом духе. Справа от ворот мы видим резные панели с изображением аистов, стоящих в воде; за ними идут парящие над водой маленькие птицы; а дальше – полет уток над водной гладью и т. д. Выше этих панелей простираются горизонтальные соединительные перекладины, покрытые узором из шестигранников, затем между двумя горизонтальными перекладинами вставлены большие панели. По краю они покрыты черным лаком, снабжены мощными угловыми металлическими пластинами, и этими обрамленными панелями закрываются крупные промежутки, оставленные между стойками и горизонтальными поперечинами. Сами панели представляют собой перфорированные конструкции и ярко раскрашенные цветочные композиции. Теперь мы переходим к описанию второго уровня поперечных элементов конструкции, тоже украшенных узором из шестигранников. Но тут следует отметить, что этот узор переходит на верхнюю и нижнюю поверхность горизонтальной балки. Над ними располагается второй ряд узких резных панелей, украшенных цветами и птицами.

Рис. 69. Ворота у входа во внутренний двор алтаря в Никко

В целом авторы этих резных панелей с большим трепетом отнеслись к исполнению художественных сюжетов; тем не менее их резьба выдает твердую руку и уверенность мастера, прекрасно владеющего своим ремеслом. Причем резьба и орнаменты сияют красками, наложенными с соблюдениями всех законов изобразительной гармонии.

Этот двор окружают галереи, а вот их декоративное оформление отличается большой простотой и напоминает мне по стилю работу греческих мастеров; как бы то ни было, но встречаются декоративные детали, по которым сразу видно, что трудились здесь совсем не афинские ремесленники. На стенах, однако, в качестве «пояска» использован греческий меандр точно так же, как им всегда пользовались греки.

Пять ступеней ведут к воротам, сооруженным в этой красочной стене; но как мне описать произведение искусства, без меры насыщенное одновременно массой мелких деталей, щедрой палитрой красок и превосходное на вид? Их внешние колонны обвивают драконы, которых никто никогда не видел, но мне они кажутся практически живыми. Их архитравы (рамы) покрыты резьбой в виде персиковых деревьев в полном цвету с ветками, тянущимися от опор к перекладине. Их кронштейны изготовлены в виде букетов хризантем, а сверху друг над другом располагается ряд поперечных балок. На первой балке изображена процессия богов; на следующей в очаровательной последовательности предстают водные растения. Затем идет поперечина (анкерная балка), богато украшенная орнаментом, а на концах она связана с соседними конструкциями посредством изысканно сработанных металлических посадочных мест. А поверх всех декоративных элементов, все еще расположенных под забавной арочной крышей, мы видим композицию из фигур людей и животных, деревьев и воды, исполненную мастером, в совершенстве владеющим незыблемыми правилами составления орнамента.

Поднимаемся на пять ступеней, входим в эти ворота и оказываемся в сокровенном дворе, представляющем собой параллелограмм, своим острым углом указывающий на холм, где стоит сам храм – продолговатое строение незатейливой конструкции, но украшенное резными панелями немыслимой красоты.

Вход в этот храм лежит через обрамляющий его балкон; и его боковые стены представляют собой по большому счету тщательно пригнанные массивные решетчатые панели, подвешенные на петлях и открывающиеся наружу. Поверх этих оконных панелей мы обнаруживаем роскошную резьбу по дереву. Внутри храма мы видим потолок, разделенный на квадраты точно так же, как потолок в храме Уэно, со свесом из глубокого свода, состоящего из вертикальных линий; но на панелях вырезаны детали орнамента соответствующего характера, напоминающие детали в храме Сиба.

Окружающая меня красота утомляет, и я понимаю, что имел в виду Шекспир, когда сказал: «Прекрасная музыка навевает на меня грусть»; ведь конечно же существует родство между красотой формы, красотой цвета и красотой звука. Я теперь чувствую, что прекрасные формы, краски и безупречная гармония цвета вызывают у меня уныние. К тому же я устал писать о прекрасном, так как мне уже понятно, что никакими словами не передать в достаточной степени представление о добросовестности труда, очаровании композиции, гармонии красок и красоте обстановки, окружающей меня. И все же красочные определения, которые я попытался подобрать в надежде на донесение до моего любезного читателя, что я как архитектор и специалист по декоративному оформлению чувствую при виде этих бесподобных алтарей, боюсь, никакой роли не сыграли.

И вот мы выходим из храма, причем выходим через чудесные белые ворота (рис. 70), чтобы подняться на холм к меньшему по размеру, но такому же красивому алтарю. Здесь мы обнаруживаем странное отклонение от нормы, так как синтоистские ленты бумаги, свисающие внутри здания, оказываются разноцветными, и украшены они богатым орнаментом.

Рис. 70. Маленькие ворота в Никко

Синтоистским каноном предписывается безупречное выполнение работы, но запрещается использование красок или резьбы для украшения синтоистских храмов; тогда как у буддистов резьба и роспись служит символом власти их бога над всеми созданными им вещами, а также любовного покровительства, которым все живое пользуется от его щедрот. Смысл синтоизма заключается в простоте, а буддизма – в нежном восприятии всего живого и в заботе обо всех живых существах. Но факт заключается в том, что этот алтарь, в котором развиваются синтоистские ленты, был буддистским, и только после революции его передали синтоистам для отправления их культовых обрядов.

С этим храмом связаны две комнаты, колонны которых покрыты золотом с цветными декорациями в виде свернутой драпировки, прикрепленной к вершине каждой такой колонны (очень похоже на то, что мы видим на рис. 82 и 87). Золотые колонны вместе с горизонтальными поперечинами делят стену на панели, края которых покрашены темно-зеленой краской с золотым узором. На этот узор падает черная лакированная рама, разрисованная золотыми завитками, а внутри рамы на грубом дереве вырезан стервятник с кроликом в когтях.

Когда я впервые взглянул на эту картину, мне показалось, будто она вырезана на монолитной доске, изготовленной из дерева, по цвету напоминающего американский грецкий орех. Но теперь я рассмотрел, что резьба выполнена по древесине одной породы, а фоном служит другая порода; но по цвету они подобраны таким образом, что выглядят всего лишь оттенками одного цвета. Стена составлена из нескольких таких панелей, только сюжет, изображенный на каждой из них, свой собственный. Поверх этих панелей располагаются горизонтальные балки, богато украшенные орнаментом; потом идут панели поменьше, украшенные цветной резьбой или цветным орнаментом. Потолок разделен на кессоны, и у каждого кессона посередине находится резной букет цветов или орнамент по древесине натурального цвета. Для столовой или библиотеки я не могу себе представить более спокойного или роскошного помещения, чем такая красивая комната, увиденная мной в Никко; и мне остается только надеяться на то, что некий миллионер, способный оценить прекрасное, предоставит мне возможность соорудить подобную комнату уже в моей стране.

Весь этот комплекс зданий, построенных для отправления буддистских религиозных обрядов, уступили синтоистам после восстановления светской власти микадо. Они радикально отличаются от незатейливых деревянных строений, служащих алтарями поборникам этой странной веры. Однако совсем рядом располагается меньший комплекс храмов, все еще остающийся в распоряжении буддистов; и здания в этом комплексе выглядят такими же красивыми с их декоративными украшениями и также такими же роскошными с их деталями, как и те, что относятся к более крупному комплексу, уже описанному нами. Но из двух комплексов лучше смотрится второй.

С большим сожалением я покидаю эти прекрасные алтари, и в лучах заходящего солнца мы возвращаемся в нашу гостиницу.

Ремесленных мастерских в Никко существует совсем мало. Здесь из поперечных срезов стволов деревьев выдалбливают подносы; и внутри их покрывают пятнистым лаком, а снаружи подносы остаются в естественном состоянии. Подносы к тому же делают из эластичной коры, и куски странных стеблей приспосабливают в качестве подставок под чайник, причем после тонкой их полировки.

Мы решили, пусть даже с опозданием, продвинуться на несколько миль по нашей дороге в сторону Токио, пока не наступила ночь. Но едва тронулись в путь, как повалил снег и ударил крепкий мороз. Снег скоро смешался с противнейшим дождем, и нам пришлось, пройдя перед этим очень небольшое расстояние, заночевать в небольшом городке под названием Уцуномия.

В десять часов ночи мы добрались до Токио, преодолев 133 км пути за один день. Погода стояла прекрасная, но при этом чрезвычайно холодная; и ветер достиг ураганной скорости, позволявшей ему выворачивать с корнем даже большие деревья.

На обратном пути нам встретилась всего лишь одна вещь, заслуживающая особого упоминания, – вывеска аптеки в городе Сатте. Эта вывеска находилась на фасаде дома у шоссе и ничем не отличалась от подобных вывесок наших постоялых дворов; но внимание на себя обращали ее внешний вид и манера крепления. Ее изготовили в форме старой виселицы, но высокий вертикальный столб, горизонтальная перекладина наверху и подпорка, соединяющая эти две части, представляли собой образец прекрасной резьбы по дереву: резьба на самом деле выглядела на этой вывеске такой же искусной и затейливой, как те произведения, что мы видели в Никко.

Целый день я провел в Иокогаме за приготовлением к моей обратной поездке, а на следующий день меня развлекли на банкете, любезно устроенном японскими министрами в мою честь в резиденции Хама Готен (пляжном или летнем дворце сёгуна).

Посетив на следующий день музей, я обнаружил, что все вещи, которые выложил, прекрасно смотрятся в витринах, не уступающих витринам музея Южного Кенсингтона, и здесь я встретил нескольких министров, включая господина Сано, генерала Сайго, Самисиму-сан (которого впоследствии назначили японским послом в Париже) и многих других.

После осмотра экспонатов в музее мы поехали в летний (рыбацкий) дворец старого сёгуна (рис. 71), где нас ждал утонченный официальный обед, приготовленный в превосходном французском стиле. Нет, мало того что кухня была чисто французской, но и стол ломился от закусок с прочими французскими причудами, включая те громадные приспособления, которые полагаются при полной сервировке.

Рис. 71. Дальний угол дворца садов Хама Готен в Токио. Этот дворец раньше служил резиденцией даймё, затем его перевели в разряд летнего дворца императрицы, а теперь он используется для забавы знаменитых иноземных гостей

Попрощавшись со своими друзьями, я отправился пятичасовым поездом в Иокогаму; компанию мне составил Сумарес с парочкой попутчиков. В семь часов вечера поужинать со мной в купе зашли Сано, Сёида (из Токийского музея), Исида и Саката. В половине десятого ночи Сано, Сёида и Исида меня оставили, а Сумарес с Сакатой поднялись на борт, чтобы проводить меня. И к моему удивлению, генерал Сайго нашел время, чтобы улизнуть из своего военного ведомства, хотя мятеж в провинции Сацума не удавалось подавить, чтобы прийти и лично пожелать мне спокойной поездки, а также еще раз проститься со мной. Я пребываю на борту парохода «Малакка» и перед утренним рассветом буду находиться на пути в Китай. Вот так заканчивается мое путешествие в Японии, во время которого я преодолел чуть больше 2700 км.