Глава 14. Кузнецы и гравировщики по металлу

История искусства литья изделий из металла уходит в глубь веков, но даже в давней старине его уже вывели на высочайший уровень совершенства. На самом деле в Средние века бронзовое литье, резьба, гравировка, золочение и разнообразные процессы, связанные с ремеслом ювелира, выглядят настолько совершенными, что потомки не смогли превзойти своих предков в мастерстве. Такой вывод подтвердит любой исследователь, воспользовавшийся возможностью взглянуть на старинные мечи, украшенные всевозможными орнаментами, величественные литые изваяния Будды и медные колокола.

Наш путешественник восхищается масштабом, а также совершенством известных образцов металлического литья, окружающих нас. Однако, приступая к оценке таких произведений, следует исходить из того, что замысел их родился из национального интереса, сформулированного жрецами.

Во времена Средневековья отливка крупного колокола, изваяния или бронзового светильника считалась делом всенародной заботы, и для его обеспечения жрецы требовали пожертвования в виде золотых украшений, меди и прочих металлов.

Изваяния Дайбуцу в городах Нара и Камакура считаются самыми крупными изделиями художественного литейного производства, существующими на данный момент в мире. Высота медного изваяния в храме Камакура от основания до макушки головы Будды составляет 14,3 м, а в Наре –16,3 м. Изваяние в Наре изначально возвели в VIII веке, но во время гражданских войн безбожники его разрушили. И 700 лет тому назад его пришлось отливать заново.

Литейщикам, взявшимся за это дело, пришлось пережить позор шести неудачных попыток, и только с седьмого раза им удалось получить то, что от них требовалось. Судя по летописям, на такую производственную операцию ушло 3 тысячи тонн древесного угля. Нам рассказали, что на изготовление нынешнего Дайбуцу мастера истратили 450 тонн металла, а сам сплав состоит из одной или около того части золота, 4 частей ртути, 34 частей олова и 1972 частей меди.

В Японии львиную долю прекраснейших произведений Средневековья изготовили в монастырях, где тружениками, любящими свое дело, двигали религиозный подъем и благочестивое рвение, на фундаменте которых образовалась феодальная система общественного устройства, когда свободный умелец превратился в собственность своего барона.

В VIII веке микадо принудили к затворнической жизни, и только в конце XII века Ёритома (первый сёгун) внедрил двухступенчатую систему управления народом. При этом он покинул Киото (вместе с чиновниками ведомства государственных доходов) и переехал в Камакуру, где создал все условия для перехода к феодальному общественному строю. Притом что микадо остался в Киото, фактическим местом обитания правительства Японии стал город Камакура, и это правительство исполняло волю Ёритомы. Губернаторами пяти провинций назначили родственников Ёритомы, а ведь до того губернаторами служили гражданские представители императорского двора. Затем народ обложили поборами ради содержания армий провинций, подчинявшихся представителям клана Ёритома или военным правителям, приставленным присматривать за назначенными в провинции придворными чиновниками. Ёритома таким манером приобрел военное превосходство над своими потенциальными соперниками, за счет которого он стал практически полновластным правителем Японии.

Свою власть этот могущественный правитель еще больше укрепил за счет покорения территорий на севере своей страны. В знак признания его заслуг он удостоился пышно обставленной аудиенции у микадо в Киото. Его одарили ценными предметами, многие из которых мне позволили осмотреть в сокровищницах Камакуры и Нары, где они хранятся до сих пор, а также назначили на важный пост, на котором ему пришлось заняться покорением варваров.

Военные правители в провинциях мало-помалу прибирали к рукам всю полноту власти, а по мере укрепления своего положения переставали стесняться проявлять свою дерзость и превосходство над местными губернаторами, назначенными императорским двором, которым приходилось мириться с засильем милитаристов. Таким образом военные правители постепенно превращались в феодалов, располагающих вооруженными отрядами той или иной численности. Но все они подчинялись своему сёгуну или предводителю баронов, пользовавшемуся властными полномочиями микадо, позволяющими ему награждать подчиненных за отважные поступки или за поведение, которое он лично одобрял.

Таким способом возникла система, во многом способствовавшая развитию искусства в Японии. Еще до наступления времени Ёритомы ремесленников можно было встретить в буддистских монастырях, где им предоставлялись покой и досуг, необходимые для сотворения великих художественных произведений. Но едва военные правители провинций, превратившиеся в баронов или в даймё, утвердили в своих вотчинах феодальную систему, как началось жестокое преследование буддистских монахов, в результате которого случилось кардинальное ослабление авторитета духовенства. Пришедшие к власти новые правители провинций теперь занялись поиском умелых ремесленников, способных сработать предметы, которыми эти правители хотели бы пользоваться сами, а также достойные того, чтобы преподнести их в качестве подарка сёгуну или другим баронам. Таких ремесленников пристраивали в домашнем хозяйстве господина, которое им предстояло обихаживать. Они жили на территории дворца феодала, обеспечивались пропитанием и одеждой наравне со всеми слугами его дома, им разрешалось заводить семью, а также получать подарки или пользоваться благосклонностью хозяина, если удавалось создать произведение особого достоинства.

На протяжении семи веков лучшие творения Японии появились в условиях беззаботного и неспешного творчества ремесленников, созданных во время феодального правления, практически ничем не отличавшихся от условий, существовавших в уединении монастыря.

Особое процветание в начальный период феодального господства досталось мастерам металлообработки, ведь во времена гражданской войны существовала потребность не только в надежных клинках, даймё к тому же сами требовали, чтобы их мечи и доспехи украшали металлические орнаменты своеобразной красоты. Как таковые особую гордость владельца составляли тогда все эти эстетические излишества, отличавшиеся одновременно мастерством исполнения и художественным совершенством.

Во время нашего первого знакомства с изделиями японских ремесленников раскрылось их мастерство в литье металлов. Но только на Венской промышленной ярмарке нам стало ясно, насколько превосходными литейщиками по металлу являются японцы. На этой выставке нам показали отлитый в металле полет птиц, и этим шедевром теперь можно полюбоваться в археологическом музее Эдинбурга. Эти птицы расположены на барельефе таким образом, что вся стая представляет собой единое литье. При этом все птицы, составляющие композицию, летят практически отдельно друг от друга. Данная отливка считается творением токийского мастера редкого художественного дара.

Насколько мне известно, речь идет о самом прославленном произведении за всю историю существования технологии заливки расплавленного металла в форму. Но даже это изумительное творение затмило изображение павлина, присланное на последнюю Парижскую международную ярмарку тем же самым замечательным мастером-литейщиком.

Этот павлин, отлитый из металла в натуральную величину, изображен со свисающим, собранным хвостом, причем обращает на себя внимание точная передача формы его перьев и их бородок. Тогда как эти бородки во многих случаях отделены одна от другой, отдельные перья выглядят более или менее определенно.

Вплоть до того времени, когда данную изумительную отливку представили на всеобщее обозрение жителям Европы, ничего даже близко напоминающего такое произведение, как мне кажется, никогда и никому не удавалось сотворить. Но перед самым закрытием тогдашней выставки, на которой ее представили японцы, господин Барбедьен добавил к ее экспозиции несколько по-настоящему замечательных творений, которые, пусть они и меньшего размера по сравнению с японским павлином, требовали не меньшего кропотливого труда. Но если бы мне предложили угадать, как он выполнил свою работу, то пришлось сказать только одно: француз выведал японский секрет мастерства и научился их методу работы.

Во время пребывания в Токио мне представилась возможность посетить небольшой литейный цех великого мастера по художественному литью металла, который отправил изумительные свои творения в Европу. И он самым любезным образом продемонстрировал мне, как он достигает своих немыслимых для простого смертного результатов.

Отличная особенность, которую я заметил в японской технологии художественного литья, заключается в том, что их мастера для каждого изделия готовят новый шаблон. Так, если мастеру заказано отлить пятьдесят одинаковых чайников, мало того, что для каждого отдельного чайника приготовят изложницу из свежего песка, но и модель его тоже изобретут заново для каждой изложницы.

В наши дни всем знакомы красивые железные чайники, ставшие модным предметом антуража послеобеденного чаепития. Они зачастую украшены цветком или каким-то другим выступающим сбоку сосуда рельефом практически на полную его величину. Такие чайники в Европу везут из Японии, причем корпус у них из железа, а крышку и ручку обычно изготавливают из бронзы (рис. 176).

Для изготовления такого чайника мастер придает куску дерева форму его корпуса, а изображение побега растения или любой другой орнамент, который должен расположиться на готовом изделии, будь то совсем простой или предельно сложный, наносится воском по такой «заготовке». Для нанесения изображения на каждый чайник процесс его украшения всякий раз повторяется от начала до конца.

Рис. 176. Чугунный заварной чайник с бронзовой крышкой и дужкой

Следует обратить внимание на то, что такой процесс при всей его трудоемкости обеспечивает разнообразие изделий и большой интерес ко всей партии продукции. И пусть даже все подобные технологии покажутся нам требующими затраты чрезмерного труда мастера, мне представляется, что японцы в процессе производства вполне окупают свои отсталые приемы.

Представьте себе тонкий расчет производителя ширпотреба, лишающий потребителя его труда истинного восприятия художественных свойств предмета, когда тот водит глазами по прилавкам, заставленным совершенно одинаковым товаром. Само по себе наблюдение множества повторений одной и той же вещи, какой бы совершенной она ни казалась, рассчитано на то, чтобы ослабить у нас способность к ощущению прекрасного. Размножение образцов вызывает неприязнь даже к тем предметам, которые сами по себе фактически достойны восхищения.

Ведь никто не согласится на то, чтобы стены его дома завесили пятидесятью копиями прославленных шедевров живописи даже в исполнении самих этих великих мастеров. То же самое касается повторения предметов искусства любого жанра. Что-то с нами случается, и мы перестаем ценить шедевр, когда ради наживы его начинают множить и предлагать купить вразнос.

Японским методом изготовления предметов литьем предусматривается определенная доля разнообразия в выполняемой работе, так как двух совершенно одинаковых изделий японцы не производят. И каждое изделие несет на себе особенность мастерства того, кто приложил руку к изготовлению его изложницы.

Именно высокое качество исполнения движет теми, кто разбирается в искусстве, чтобы отдавать предпочтение японским чайникам, когда в собственной стране изготавливают практически то же самое.

Сотворение любого изделия, как крупного, так и мелкого, в Японии начинается с изготовления шаблона из куска дерева, которому нанесением воска со смолой придается требуемая форма. Но в случае, когда нужно отлить длинные перья или другие хрупкие элементы узора, внутрь их вставляется арматура в виде проволочек или бамбуковых шипов.

Изготовив шаблон, мастер приступает к замешиванию специальной глины, состоящей из тончайшего песка, неотличимого от глины, разбавленной водой. Полученную жижицу он тщательно наносит на шаблон и покрывает его полностью по всей поверхности. Главное внимание во время выполнения такой операции уделяется тому, чтобы между воском и песком не оставалось пузырьков воздуха. Когда первый слой глины высыхает, мастер наносит второй слой, а за ним третий, но последний слой наносится из состава, замешанного на несколько более крупном песке. По мере необходимости добавляются еще слои поверх всего шаблона или некоторой его части. Когда все слои просыхают, вокруг шаблона насыпают и уплотняют сухой песок, следя за тем, чтобы он заполнил все выемки, которые для надежности заливают полужидким составом. В результате должна получиться бесформенная, но твердая масса.

Цель следующей операции состоит в переносе шаблона с уплотненным вокруг него песком в своего рода печь или «муфель», внутри которого создается достаточный жар, чтобы растопить и испарить воск или даже сжечь деревянный сердечник, если он находится внутри. Мастер оставляет некоторые отверстия, через которые жидкий металл вливается в форму и через которые во время заливки выходит воздух. Через эти же отверстия из изложницы удаляется оказавшаяся в ней пыль или зола.

С помощью такой операции плавления воска и испарения его через массу песка изделию в изложнице придается прочность, которой в наших изложницах добиться не получается. Но с помощью покрытия шаблона полужидким составом достигается многое в придании изделию большой прочности. Специалистам известно, что, если в сосуд насыпать пинту (0,551 л) мелкого песка, то в этот сосуд можно добавить много воды, причем объем этого песка будет сокращаться, а не увеличиваться. Частицы вещества сплачиваются в воде гораздо теснее, чем при нахождении их на воздухе, и вследствие как раз такого явления нам удается изготавливать бумагу, так как частицы растительного волокна, плавающие в водной среде, притягиваются друг к другу, и волокна сплетаются в однородную массу.

Рис. 177. Хибати, или жаровня, из литого чугуна

Рис. 178

Во время моего пребывания в Японии возможности для наблюдения всего процесса художественного литья целиком мне не представилось, зато я наблюдал за изготовлением шаблона и изложницы. Тем не менее из рассказов, услышанных мною от нескольких местных литейщиков, у меня сложилось такое впечатление, что этот процесс у них ничем по большому счету не отличается от технологии, применяемой у нас в Европе. Мне, однако, рассказали о том, что перед заливкой жидкого металла изложницы нагревают, чтобы этот металл не успел застыть в тонких каналах той же изложницы. А ведь такое вполне может случиться, и ни один иной известный способ не обеспечит тончайшего литья, который требуется для изготовления чудесной фигуры павлина, упоминавшейся выше.

Ничего подобного нашему «литью по частям» в Японии я не видел, и японцы мне сообщили, что о таком методе им ничего не известно. В случае «подреза» изделия они используют свои восковые шаблоны. На рис. 177 представлена чугунная хибати, украшенная орнаментом в стиле подреза.

В одном случае мне показали чайник, верхнюю половину которого покрывали мелкие округлые бугорки, плотно расположенные в геометрическом порядке. Изложницу для него изготовили из двух частей – верхней и нижней – с общим деревянным сердечником. Верхнюю половину изложницы отделили от нижней. Конец маленького железного инструмента с закругленными краями (рис. 178) вдавливали в песок в местах, где требовалось появление бугорков. Углубления в изложнице располагались с практически математической точностью. Ряд за рядом нанесли таким манером узор, что, когда всю половину изложницы мастер покрыл такими углуб лениями, появились те спиральные линии, которые становятся хорошо различимыми при расположении их правильно на сферической поверхности. Причем такую работу по нанесению вмятин на поверхность изложницы мастер выполнил на глазок без помощи какой-либо «предварительной разметки».

Отливкой чайников из чугуна занимаются в основном мастера в окрестностях Токио, откуда многие изделия отправляют в Осаку или Киото, чтобы там на них нанести инкрустацию из позолоты и серебра, так как ни в одной еще стране мира гравирование изделий не выполняется настолько совершенно, как это получается в Японии. Прекраснейшие изделия мастеров Индии, Персии, Венеции и Пиренейского полуострова совсем не дотягивают с точки зрения тонкости мастерства и совершенства исполнения деталей до многих японских произведений. Лучшие из работ иноземных мастеров выполнены позолотой по определенным сплавам, а не по чугуну или железу. Причем японцы наносят инкрустацию и по сплавам других металлов тоже.

Мастера в Японии используют гораздо больше приемов для увеличения разнообразия литых металлических изделий, чем в любой другой стране, а в случае с мелкими литыми изделиями с японским совершенством в мире сравниться просто некому.

Для достижения такого совершенства японские мастера применяют гравирование, чеканку, ковку, инкрустирование и сочетание металлов, а также они тщательно подбирают «текстуру». Но грандиозный результат принесло японцам внедрение работ по нанесению барельефа на металле. Насколько мне известно, японцы уступили другим народам лишь в сфере энергичной поковки железа. Притом что они произвели на свет величественные шляпки для гвоздей (см. рис. 36) и прекрасные шарниры, немецкие кузнецы Средневековья изготовили кое-какие сходные с японскими поковками изделия более высокого качества. И их еще можно обнаружить на старых домах рядом с собором во Франкфурте-на-Майне.

Рис. 179

Без учета различия в составе используемых сплавов, а также способов, которыми металлам придается цвет, изготовление металлических изделий в Японии ведется точно так же, как во всех остальных странах.

Мы здесь находим настоящие шедевры в виде гравировки. Они получаются за счет нанесения насечки в виде «ласточкина хвоста» и вбивания в эту насечку проволоки нужного цвета. Такая работа выполняется в следующем порядке.

При помощи маленького, похожего на долото инструмента (рис. 179, 1), который вбивают в металл, делается углубление с практически вертикальными боками. Тем же самым инструментом с постукиванием по нему молотком сначала в одну сторону паза (рис. 179, 2), а потом в другую (рис. 179, 3) производится расширение паза, который книзу становится шире, чем он оказывается на поверхности (рис. 179, 4). В результате такой обработки поверхности металла край паза несколько приподнимается и загибается. Этот край теперь опускается и выглядит, как он показан в разрезе (рис. 179, 5), на поверхности намного уже, чем был первоначально. Проволока из золота, серебра или какого-то другого металла, более мягкого, чем корпус изделия, в который ее предстоит вставить, вколачивается в полученный паз формы «ласточкина хвоста». После этого проводится шлифовка поверхности, и вставленная в паз проволока выглядит как золотая линия, проведенная по поверхности изделия.

Таким способом наносятся самые красивые и сложные орнаменты, причем рисунки изображаются прямыми линиями, завитками и даже в виде цветов. Передо мной на письменном столе находится несколько образцов таких изделий, которые мне кажутся самыми тонкими и красивыми из всех вещей, что я видел в остальных странах мира.

Японцы к тому же знакомы с техникой изготовления тонких изделий в стиле так называемого куфтгари (кофтгари), который считается самым роскошным в индийском ювелирном производстве, и они обычно относятся к произведениям с насечкой из золота или серебра. Но тут дело обстоит несколько иначе, так как орнамент наносится в манере, в которой японцы производят изделия подешевле, и необходимый результат получается за счет тех частей поверхности металла, которые покрывают золотом. При этом на поверхность просто наносят царапины, а в эти царапины втирают позолоту из листового сусального золота толщиной с лист обычной писчей бумаги. Царапин на поверхности вполне хватает, чтобы на ней держалась такая позолота.

Линии, по толщине меньшие, чем кончик обычной булавки, этим методом требуется наносить с большой точностью. И те большие массы позолоты и серебра, которые мы часто встречаем на японских изделиях из бронзы и которые похожи на глыбы твердого металла, на самом деле представляют собой всего лишь детали из бронзы, покрытой листовым золотом или серебром, нанесенным именно таким способом.

Среди японских художественных изделий из металла весьма часто встречаются эмалированные таблички. Их изначально изготавливают, а потом крепят на предназначенное им место с помощью паза в форме «ласточкина хвоста».

Многие японские художественные изделия из металла изготавливаются путем вырезания форм или затей из большого куска или толстого листа металла, нужный вид которым придается после сотворения заготовки в бронзе. Однако отборные изделия получаются за счет применения исключительно ручной работы, а также благодаря сочетанию разнообразных металлов и сплавов в одном произведении мастера.

Передо мной находится своеобразная железная пуговица, на которой вырезана пара или тройка побегов бамбука, а также колышущаяся водная поверхность. Однако интерес к этой маленькой миниатюре значительно возрастает благодаря отражению луны, появляющемуся на водной глади, ведь оно изготовлено из серебряной вставки. А вот еще одна железная пуговица с инкрустацией золотыми линиями в виде нескольких побегов какого-то дерева с обвисшей кроной, а под этим деревом изображена нога аиста. Сам аист выступает за пределы железного диска пуговицы (изображен на барельефе), а его тело изготовлено из серебра, тогда как глаз (величиной с острие очень тонкой иглы) и ноги у него позолоченные. Пуговица снабжена застежкой, украшенной двадцатью двумя мелкими, напоминающими маргаритку цветками, сработанными из белого металла с позолотой по центру. Плотная масса мелких листочков под этими цветами отлита из какого-то черного сплава, а сами листочки, как кажется, мастер вытесал из слитка многочисленными ударами тонкого зубила. А вот небольшая отчеканенная бусина приблизительно около 1,5 см в поперечнике, украшенная цветами и жуком. Но особый интерес к ней объясняется легкой позолотой, нанесенной на грудку жука, и одним бутоном, изготовленным из желтого металла, тогда как все остальное – из белого металла. Переходим к броши, украшенной фруктом, напоминающим плод зимней вишни, рельефно высеченной из белого металла. А через небольшое отверстие в этом фрукте, представленное в виде гнильцы в теле, просматривается красная, как коралл, плоть. При этом часть листьев белого цвета, остальные листья черные (они сработаны из сплава, богатого сурьмой) или ярко-коричневого цвета самоварной бронзы.

Дальше предлагаю вашему вниманию графин в форме тыквы-горлянки из железа, и корпус этого графина инкрустирован тонкими зигзагами и бессистемно нанесенными линиями из золота. На этом изделии отсутствует какой-либо рисунок, зато его поверхность покрыта интересным сочетанием металлов, нанесенных весьма занимательным способом. Обратите внимание на еще один графин в форме тыквы-горлянки из меди, ведь ее поверхности придана шероховатость в виде мелких неправильной формы округлых кусочков цинка или какого-то сходного с ним выступающего над поверхностью металла.

Мне к тому же показывали забавные поверхности изделий, сформированные из нескольких тонких слоев различных металлов, сплавленных вместе с получением в результате толстого листа. Затем его обработали, отстучав молотком с образованием выпячивания. Полученную поверхность проточили, и все металлы составного листа проявились на этой поверхности волнистыми линиями.

Рельефными работами очень активно занимались в прежние времена в городе Хиросима (рис. 180), но мастеров этого дела переселили в Осаку, где и теперь живут их потомки. Изделия с рельефной поверхностью изготавливают также в Киото и Токио.

Самые тонкие образцы именно таких изделий, которые мне пришлось увидеть, числятся собственностью господина Маунси. Примечательно то, что я больше никогда не видел образцов, даже похожих на них. Господину Маунси принадлежит чаша из белого металла, осмелюсь предположить, что из пакфонга (по-японски называется тутенагуэ), на внутренней поверхности которой отчеканено изображение дракона, выполненное с практически неподражаемой сноровкой. Эту чашу я бы назвал одним из самых прекрасных чеканных произведений из когда-либо виденных мною. В коллекции мистера Маунси находится также несколько ваз около 60 см высотой, украшенных по кругу святыми персонажами с нимбами вокруг головы, а одежды на них выполнены в свежей традиционной манере, не уступающей, если не превосходящей мастерством, произведения Средневековья или раннего Ренессанса, дошедшие до нас. Знак великого превосходства данных японских творений мастеров по металлу заслуженно присваивается по оценке таких качеств, как «широта» обращения с исходным материалом, внешняя простота исполнения художественного замысла и смелость эскиза, сочетающиеся с прекрасным владением метода составления такого эскиза.

Рис. 180. Бронзовый подсвечник из Хиросимы

Мне прекрасно известно о существовании «Щита Милтона», созданного нашими мастерами из фирмы «Элкингтон», изделий господина Кристофле и ювелирной компании «Тиффани» из Нью-Йорка, а также об экспонатах, находящихся на хранении в великих музеях Европы. Тем не менее в результате размышлений приходишь к выводу о том, что равных тем произведениям, которые принадлежат нашему счастливчику Маунси, в мире не существует. С тех пор как я впервые увидел эти изделия, мне постоянно говорят, будто мне принадлежат предметы подобного свойства и будто я приобрел подделки предметов коллекции мистера Маунси или сподобился, посмотрев на них, приобрести для себя лично такие же ценные сокровища. Отсюда произрастает еще один пример того, что преследует меня очень часто: так получается, что посторонние люди знают обо мне гораздо больше, чем известно мне самому. Если мне приходится говорить о вещах, прекрасно мне известных, и о том, во что свято верю, я утверждаю, что мистеру Маунси во время его пребывания в Японии посчастливилось собрать произведения, которые я считаю невиданно величественными и, возможно, не единственными в своем роде на нашей планете. Когда некие джентльмены заявляют, будто мне достались от друзей в Японии похожие изделия, мне приходится подозревать самого себя в слепоте, а упомянутые ими шедевры где-то затерялись среди образцов собранных мною предметов художественного искусства народов Востока. Совершенно определенно решаюсь заявить, что я их никогда не видел и что, насколько мне известно, мистер Маунси считается обладателем произведений чеканного металла, одновременно крайне редких и бесценных.

Я наблюдал за работой серебряных дел мастера императора (микадо), выстукивавшего молотком прекрасные узоры на заварном чайнике; но больше всего меня поразило в облике этого мастера его довольное лицо вполне счастливого пожилого человека (ведь пребывал он в весьма преклонном возрасте) и очки (рис. 181).

Художественные произведения из бронзы мастеров города Хиросима пользуются великой славой, которую они вполне заслужили, и со временем она будет только расти. Слава пришла к ним благодаря умелой работе молотком и незатейливому способу инкрустации. Сами сосуды, будь то шкатулка, тацца (плоская, широкая чаша на ножке) или блюдо, в Хиросиме изготавливаются из бронзы медно-красного цвета, и на всех изделиях сохраняются отметины от молотка. Серебряная инкрустация в виде бутоньерок, окантованная утопленными отметинами, придает поверхности рельефный вид (рис. 182). Но изделия из Хиросимы к тому же отличаются наличием миниатюрных рельефных металлических пряжек, прикрывающих все трещины, рукоятки или швы на металле (рис. 182, a а). Бронзовые изделия из Хиросимы служат наглядным отражением индивидуальности исполнителя заказа и утонченности его художественного восприятия. И школы чеканки, более совершенной, чем в Хиросиме, я себе не представляю.

Рис. 181. Очки старого мастера-чеканщика

Рис. 182. Бронзовая тацца из Хиросимы, инкрустированная серебром

Только на перечисление выдающихся качеств и диковинок японских художественных изделий из металла потребуется множество страниц печатного текста, и такая задача не стоит даже попытки ее выполнения. Своего места в моем труде в равной степени заслужили японские резчик по дереву, живописец по эмали, ткач, печатник и прочие мастера, и остающееся пространство я должен поделить между ними.

Великое очарование художественных изделий из металла японских мастеров, как и практически всего прикладного искусства Японии в целом, заключается в многообразии и изяществе, поэтическом вдохновении и одновременной дерзновенности в его воплощении. Я опять положил перед собой металлическое нэцке, на котором нахожу неисчислимые изображения бабочки, стрекозы, комара, жука, пчелы, травы, листвы и цветов. Таким способом мастер передал свое ощущение лета, жизни и красоты. В толковании к уже приведенному выше произведению я говорил о бамбуке, свисающем к воде, в которой отражается лунный диск, и здесь центром композиции выступает блеск отраженного ночного светила. А тем временем изваяние аиста, стоящего под свисающими ветвями куста плакучей ивы, самой своей позой лишает нас восприятия нэцке как плода простого механического труда. Нам кажется, что эта птица о чем-то глубоко задумалась, и ее мысли совсем несложно прочитать. Очевидно, что с момента предыдущей кормежки этой птицы прошло некоторое время, и теперь ее уже посетила мысль о том, что совсем скоро ей опять придется искать пропитание. Аист поджал одну ногу, размышляя о том, чем бы ему поживиться, и в настоящий момент он едва ли решил про себя, которое из водоплавающих существ, обитающих в смежных водоемах, выбрать себе на вечернюю трапезу.

Ни один народ не понимает важности цвета в композиции художественного изделия из металла, как его понимают японцы. Мы изготавливаем стальные отражатели, медные ведерки для угля, оловянные чайники и железные решетки, но нам не удалось до конца осознать того факта, что через изготовление металлических сплавов и сочетание их с чистыми металлами открывается новый мир цвета. О значении отраженного от композиций цветных металлов света мы тоже ничего до сих пор не знали. Если свет несколько раз отражается от одного листа меди на другой лист такого же металла, то он приобретает насыщенный красный цвет, если от одной пластины из олова на другую – естественный зеленый цвет (terra vert). А когда наблюдаешь за всеми эффектами, производимыми отраженным от поверхностей различных металлов светом, то тебе открывается бесконечный источник цветовой гармонии.

Японцы ближе остальных народов подошли к достижению рукотворной цветовой гармонии в металлах. И во многих их изделиях мы наблюдаем совместное использование золота, серебра, меди, цинка, черного металла, самоварной, зеленой бронзы и других металлов и сплавов. Но они не просто сочетаются, а сочетаются в соответствии с творческим замыслом таким манером, чтобы их цвета играли в лучах отраженного света и вносили гармонию через свое соприкосновение друг с другом.

Мы, европейцы, безусловно, находимся в самом начале пути познания искусства художественной обработки металлов. Чаши Бенвенуто Челлини считаются шедеврами рукотворного совершенства, и их художественные достоинства никто не решится ставить под сомнение, однако цветовая гармония в произведениях Челлини отсутствует. Что золото и серебро для этого мастера, кроме как средство отображения прекрасного? А сумеет ли он передать мягкость образа, изящество формы и тщательность обращения с материалом еще в меди, железе, олове и свинце? Разве тогда они не могут послужить средством передачи прекрасного замысла и утонченного размышления? Конечно же могут. И одни только японцы из всех цивилизованных народов понимают, как сочетать металлы в целях выражения формы и одновременного взаимодействия ради достижения цветовой гармонии. Сочетанием различных металлов они демонстрируют свое понимание дела и знание возможностей материалов в большей степени, чем это доступно всем европейским народам.

Существует еще один фактор, связанный с художественной обработкой металлов в Японии и заслуживающий самого внимательного рассмотрения. Речь идет о разнообразных приемах детализации поверхности изделий из металла. Европейцы все-таки предпочитают полированные поверхности, а гармония зачастую игнорируется. Зато японцы считают блеск признаком мещанства. Мне они рассказали притчу о прислуге, прибывшей из сельской глубинки в Токио, где ее приняли работницей в дом одной благородной семьи. В своем новом доме она обнаружила серебряный заварной чайник, прекрасный своим оксидированным видом и приглушенным цветом, который она сразу же принялась натирать до блеска. В этой притче японцы видят смысл, не сразу доходящий до европейского сознания, так как в их понимании прислуга своим рвением по наведению порядка и блеска на утварь погубила всю видимость приличия попавшего ей на глаза предмета, а ее заслуживающий похвалы труд превратился в показатель непроходимого мещанства.

Я уверен в правоте японцев, стремящихся придать своим изделиям из металла такой вид, при котором их форма выглядит естественной, а орнамент они наносят с таким расчетом, чтобы он проявлялся на контрасте с фоном. Поверхность многих их изделий смотрится «зазубренной» или покрытой частицами, напоминающими оружейный порох, и на таком фоне зачастую проступает более гладкая поверхность. И разнообразие всевозможных рельефов, придаваемых поверхности металлов японцами, кажется практически бесконечным.

Японцев можно назвать единственными совершенными мастерами по обработке металлов, существующими на нашей планете, так как они представляют единственный в мире народ, не думающий о самом металле, а считают главным в работе полученный образ, независимо от примененного материала. В железе, цинке, висмуте, золоте, серебре и меди они видят всего лишь многочисленные материалы, из которых можно изготовить замечательные предметы. Причем все они одинаково приемлемы в деле, если они видят материал приемлемым в намеченном произведении и если ожидаемый результат видится достойным и красивым. До тех пор, пока мы, европейцы, больше ценим материал, а не искусство, а предметы искусства покупаем на вес, нам недоступно истинное знание прекрасного. Ведь никто не наслаждается музыкой в зависимости от продолжительности ее звучания. Представьте себе чудака, расплачивающегося за ораторию по отрезку времени ее исполнения или покупающего картину метрами! Однако при покупке серебряного заварного чайника покупатель интересуется его весом, как будто материал играет какую-то значительную роль по сравнению со знаниями и умениями, потраченными на его изготовление. Если заварной чайник изготовил ремесленник, понятия не имеющий о творческом подходе к делу, но зато потративший много часов на его изготовление, то совершенно справедливо попытаться определить одновременно стоимость затраченного труда и цену израсходованного материала. Но если работа выполнена красиво и если мастер передал в ней утонченность, присущую образованному художнику, то смешно оценивать ее стоимость, как будто материал, из которого она сделана, обладает большей ценностью, чем объем жизненной силы, мысли и кропотливого труда, израсходованного на производство понравившегося изделия.