Глава 11. Символы и сходства

Посредством изучения языка отчасти удалось проследить пути переселения народов и определить признаки родства рас. Но я не уверен в том, что ученые в какой-то значительной степени изобразительные формы использовали как средство приобретения знаний в данной важной сфере, хотя мне они кажутся большим подспорьем в подобных исследованиях.

Существование национальных стилей орнамента, определенно характерных для народов, сумевших их изобрести, считается практически бесспорной истиной. И я верю в то, что художественные формы и декоративная система, используемая тем или иным народом, представляют большую ценность для этнологов, чем особенности его архитектуры. А также что их можно использовать в качестве средства определения отношений между расами и маршруты их переселения точно так же, по крайней мере, как общие слова или совпадения в построении речи.

Для наглядности того, что я имею в виду, привожу несколько примеров. На многих глиняных блюдах, дошедших до нас из Персии, можно наблюдать чисто китайский орнамент в безошибочно китайском стиле. Стиль орнамента наряду с тем, что все эти блюда снабжены китайскими «клеймами», послужил причиной горячих споров среди коллекционеров. Зато «сырье», из которого изготовлены эти предметы обихода, откровенно не китайского происхождения. Отсюда напрашивается вывод о том, что китайские мастера создали эти произведения гончарного искусства в одной из зарубежных стран.

Когда до нас дошли свидетельства того, что данные блюда изготовили в Персии, ни малейших сомнений в том, что китайские гончары поселились там и возродили в стране шаха гончарное ремесло, ни у кого не осталось. Последующими исследованиями удалось подтвердить данный факт, и теперь у нас появилась возможность проследить большую часть истории персидской керамики с периода, когда это ремесло снова расцвело на персидской земле. У меня в распоряжении находится сине-белый кувшин, украшенный с боков исконным арабским орнаментом, зато его края разрисованы в китайском стиле. Причем само изделие снабжено китайским клеймом.

Данный предмет вполне могли изготовить представители второго или третьего поколения китайских гончаров, осевших на жительство в Персии. И его автор перенял ремесло у своих предков, научивших потомка нанесению традиционного китайского орнамента. А позже он приобрел навыки в стиле орнамента принявшего его народа новой страны. Но на более поздних изделиях мы находим все большее преобладание арабского по характеру стиля, а надписи на китайском языке уступают место персидской вязи.

Еще одно подтверждение моего вывода – ковры из Яркенда с нанесенным на них рисунком необычного наполовину татарского стиля, напоминающего одновременно ковровые изделия из Персии и Индии, с одной стороны, а также Китая – с другой. Художественные особенности этих ковров выглядят настолько отчетливо, что любой достаточно подробно знакомый с искусством орнамента разных народов человек может вполне уверенно сказать, в каком районе Азии их изготовили.

Точно так же, как персидская керамика более позднего исторического периода носит следы принадлежности китайским мастерам, посуда из Дамаска и с Родоса появилась благодаря трудам персидских гончаров. И конкретный класс орнамента, обнаруженный на керамических изделиях в Сирии и на греческом архипелаге, служит подтверждением этому факту.

Для всех народов характерными считаются еще и формы бытовых сосудов, и их исследование точно так же поможет нам разобраться в истории прошедших эпох. Однако в ходе проведения исследований в данной сфере требуется большое внимание, чтобы не перепутать подобие формы, возникшей из повторения природных предметов, характерных для конкретных стран, с подобием в формах полностью рукотворных. Так, поскольку форма тыквы-горлянки получила широкое распространение в керамике Японии, Китая и Марокко, отсюда никак не напрашивается вывод о налаженном общении между народами этих стран. Ведь в быту этих стран высушенная емкость горлянки широко применяется в качестве домашней посуды.

Рис. 148. Старинный скипетр или жезл с набалдашником в форме облака

Рис. 149. Гребень вокруг висячего фонаря из храма Тофуку-дзи в предместьях Киото. Состоит из шара (солнца), лежащего на облаках

Рис. 150. Персидский орнамент, с взятыми за основу формами облаков

Если мы теперь обратимся к Японии, чтобы установить происхождение декоративных форм ее народа, а также рассмотреть пути, по которым происходили переселения народов, общение между расами, налаживались их торговые связи, прибывали миссионеры или как некие происшествия оказывали свое заметное влияние на жизнь в нашем мире, нам придется обратить внимание на орнаменты с изображением облаков. А ведь их могли позаимствовать в Средней Азии.

Набалдашнику скипетра или жезла (рис. 148) придана форма, известная со старинных времен, так как в коллекции предметов старины в Наре мы находим два предмета сходного свойства. Одному из них двенадцать, а второму тринадцать столетий.

Рис. 151. Персидский орнамент, ведущий свое происхождение от очертаний облака

Эта конкретная форма находит широкое применение не только как набалдашник трости, но ее можно обнаружить в орнаменте окаемок многих китайских ваз, в бордюре ковров из Яркенда, в несколько измененном виде в подавляющем большинстве персидских изделий. Оно относится к категории сюжетов орнамента, созданного на основе вида облаков. Но для того чтобы проследить его происхождение, нам придется изучить множество образцов изделий, на которых появляется орнамент в виде облака (рис. 149–154). Персидский орнамент в его разнообразных вариациях предоставляет множество примеров форм, возникающих из предельной традиционности изображения очертаний облаков. Орнаменты такого рода, насколько я себе представляю, распространяются из Средней Азии в одном направлении через Китай в Японию и в другом направлении – через Индию в Испанию и Италию, а потом через эти страны – в Европу. Орнаменты в виде облаков можно встретить во всех уголках континентальной Европы, а также на старинных изделиях нашей собственной страны.

Старинный орнамент хранится в коллекции Нары. Его обнаружили на нахвостнике седла священной лошади (на протяжении многих веков хранившегося в храме, считавшемся настолько священным, что даже первосвященнику вход в него запрещался). Он представляет особый интерес. Здесь мы видим формы, повторенные с облака и с огня. Тогда как по центру пламени находится единственный предмет в форме луковицы, как правило изображаемый в лапах дракона, обозначающий конечный орнамент пагоды определенной конструкции. Он к тому же появляется на дароносицах, а также на подавляющем большинстве монументальных камней, найденных на буддистских кладбищах (см. рис. 38, 40, 50, 51).

Рис. 152. Орнамент с изображением солнца (шара), лежащего на облаке. Рисунок верхней части дверного проема гробницы на кладбище, расположенном с внешней стороны стены Кантона

Тут мы подходим к важному факту. По большому счету появлению орнамента человечество обязано поклонению огню. В случае с дароносицей (см. рис. 50, фрагмент «A»), а также орнаментом с седла священной лошади мы видим одновременно облако и пламя, изображенные в декоративном стиле. Причем во втором случае орнамент по большому счету состоит из плоских кусков меди, а «драгоценный камень» изготовлен из белого металла.

В настоящем труде не представляется возможным полноценное обсуждение фактов, которые мне хочется предъявить, но выработанные в результате умозаключения стали плодом самого тщательного на протяжении почти 30 лет исследования декоративного искусства. На протяжении всего этого времени я посетил практически все музеи Европы, а также ряда стран Востока. То есть посетил места, где можно было надеяться отыскать следы самого раннего орнамента. Но все-таки если те, кто интересуется этим делом, посетят индийский музей в Южном Кенсингтоне и впервые взглянут на изображения индийских богов с их яркими нимбами и затем полюбуются сиамским орнаментом (созданным по мотивам пламени во всех проявлениях), а потом спустятся к более современным образцам индийских произведений, как в металле, так и в тканях, они увидят, что изначальные «пламенные» сюжеты постепенно переродились в лиственные и что цветы в орнаменте появились позже, когда о его происхождении люди забыли. Орнамент в виде облака совершенно определенно возник не из растительных сюжетов, к которым кое-кто его относит (рис. 155).

Рис. 153. Облака и луна. Рисунок японского художника

Поспорив по этому поводу с таким проницательным специалистом, как доктор Дж. Лаудер Брантон, чьи познания в этнологии уступают только его же опыту в медицине и который со всей своею страстью обрушился с критикой на мою теорию, мы с ним отправились в Кенсингтон. На изучение образцов мы с ним потратили два часа, и после этого доктор Л. Брантон вытащил старомодные золотые часы с роскошной выгравированной каймой и, отметив правильность моих выводов, сказал: «И орнамент на корпусе этих часов тоже произошел от обряда огнепоклонства». Я не сразу ответил, что все современные формы орнамента произошли из обряда огнепоклонства, потому что на самом деле все обстоит не так. Но все равно настаивал на том, что все мои исследования привели меня к заключению о происхождении практически всех индийских и некоторых европейских видов орнамента, а также распространенных в Персии, Аравии и Японии стилей орнамента под влиянием данной древнейшей религии.

Рис. 154. Резная шкатулка с бамбуковой крышкой на шарнире, украшенной орнаментом в виде облаков

Рис. 155. Веточка с листьями

Первобытный человек вполне мог молиться явлениям природы, вызывающим у него безотчетный страх в силу того, что он не мог от них спастись. К ним относится ветер, налетавший мощным смерчем и разрушавший его жилище, вырывавший с корнем деревья, дававшие ему приют, и уничтожавший его посевы. И дождь, проливавшийся в чрезмерных количествах и вызывавший паводки. А также огонь, вырывавшийся на волю и порождавший громадные бедствия. С таким поклонением можно сравнить обожествление змеи в Индии; и по сей день существующее, если верить профессору Оуэну, поклонение народа, живущего в Габоне в Западной Африке, свирепой горилле, вызывающей трепет у всех местных жителей.

В Японии мы обнаруживаем все еще существующую религию, приверженцы которой поклоняются огню и солнцу; и они прекрасно сосуществуют с носителями современнейшей цивилизации и самым совершенным искусством.

Никто не сомневается в том, что в основу определенных декоративных форм легли изображения пламени и облака (или облака дыма); но когда подобная пламени форма впервые появилась вокруг головы человеческого изображения в виде нимба, доподлинно неизвестно. Кто-то считает, будто древние греки изображали нечто наподобие блюда или тарелки над головой своих рисованных героев ради предохранения их от непогоды и будто бы такой предмет со временем превратился в нимб. Существует несколько образцов нимба, дошедших до нас из IV века до Рождества Христова.

Большое количество тех японских изваяний, что мы встречаем в буддистских храмах, украшено нимбом, а в величественном Дайбуцу в Киото (где находится самое большое изваяние Будды в Японии) нимб составляет 80 футов (24 м) в поперечнике. Однако такой нимб представляет собой круглое и плоское украшение, тогда как большое количество фигур снабжаются «пламенным» контуром вокруг головы или всего туловища в виде Vesica Piscis – мандорлы (рис. 156).

Мои исследования в Японии и Китае не помогли мне пролить свет на происхождение круглого нимба, но в самых старинных храмах Нары посчастливилось обнаружить странные и занимательные варианты его формы. Один нимб по форме напоминал колесо, и он располагал центральной втулкой с восьмью спицами, соединяющими обод с осью колеса; но по краю имелось три языка пламени: один из них находился вверху посередине и два служили продолжением горизонтальных спиц. Положение четвертого языка пламени (если он существовал) скрывала бы фигура изваяния.

Еще один нимб состоял из кольца, смыкающегося вокруг цветка с восьмью лепестками, кончиками своими касающимися внешнего обода, а от центральной розетки отходило несколько тычинок и восемь строенных волосков. Эти волоски в три раза длиннее радиуса кольца.

Когда мне впервые показали этот нимб, я принял его соцветие за страстоцвет, и ведь у нас этот цветок изображают очень похоже. Расположение лучей у него настолько точно соответствует форме нимба, с которым мы знакомы, что само собой напрашивается заключение об общем происхождении нимба, изображаемого в нашем церковном искусстве, и нимба, часто встречающегося в Японии.

Буддизм на шесть веков старше христианства, и он получил распространение на более обширные территории, чем наша вера, так как его исповедует почти одна треть всего рода человеческого. Если ориентироваться на мнение американского востоковеда Уильяма Гриффиса, получается так, что буддистская литература превышает по объему литературу всех остальных религий, вместе взятых.

Я упоминаю эти факты, чтобы наглядно показать степень влияния данной религии на искусство Японии во всех его существующих формах. И в связи с этим позволяю себе утверждение о том, что большинство христианских символов было позаимствовано у более древних религий, что в стародавние времена существовала связь между народами, в наше время разделенными огромными расстояниями, и что эта связь стала результатом использования одинаковых для Востока и Запада художественных форм.

Рис. 156. Фигура с мандорлой. С кладбища храма Сеннитикана-буцу в Осаке

Я считаю, что буддисты использовали нимб и пламенную мандорлу прежде, чем они стали христианскими символами, по следующим причинам: они встречались мне на изображениях святых в храмах и на обочинах дороги повсюду, куда я только ни направлялся, и некоторые из этих изображений относятся к очень древнему периоду истории. Буддизм завезли в Японию, по всей вероятности, вскоре после наступления христианской эры, но особого распространения он не получил до XIII века, когда исповедовать эту веру вдруг стали по всей стране. Возраст старинных идолов в некоторых японских храмах определить невозможно, но многочисленные буддистские миссионеры прибыли, прихватив с собой из Кореи в 552 году математиков, астрономов и прочих ученых. Они поселились при японском дворе, и традиционно считается так: эти иноземцы привезли с собой несколько идолов, теперь хранящихся в Наре и Киото. Ответов на вопросы, привезли ли эти реликвии (многие из которых несут на себе несомненные черты мастерства индийских ваятелей) первые миссионеры или те, что прибыли позже, а также были ли те идолы уже старые или совсем новенькие на момент доставки в Японию, нам никто не даст. Зато совершенно определенно величественного Дайбуцу в Наре изначально соорудили в VIII веке, хотя во время гражданской войны мятежники это неугодное им изваяние разрушили, и его пришлось снова отливать в XII веке. Воссозданный образ конечно же снабжен нимбом, и существуют все основания полагать, что дошедший до нас Будда представляет собой точную копию изначального изваяния.

Рис. 157. Нимб буддистского святого, показанного мне в одном из старинных храмов Нары. Цветок изготовлен из кованого металла, а лучи – из жесткой проволоки

Христианство завезли в Японию в XVI веке иезуиты, высадившиеся на берег княжества Сацума; но их деятельность полностью прекратилась в 1637 году, когда японцы устроили на своей земле резню христиан. Считается, что тогда жизни лишилось 37 тысяч человек.

Получается, что нимб святых не мог попасть в Японию с христианскими миссионерами; хотя нельзя исключать вероятность того, что художественные произведения первых христиан нашли свой путь через Среднюю Азию в Китай, а из Китая через Корею в Японию. Однако такая вероятность представляется крайне низкой, так как при таком раскладе нам обязательно попались бы другие следы проникновения христианства, а не только нимб и пламенеющая мандорла. На деле же в Японию попали как раз только нимб и мандорла.

А Гриффис высказал непреложную истину в своей фразе о том, что «практически все, что отличается в римской христианской форме, можно отыскать в буддизме – в изображениях, картинах, фонарях, алтарях, благовониях, облачениях, литургиях, четках, придорожных святынях, мужских и женских монастырях, обете безбрачия, постах, бдениях, затворничестве, паломничестве, нищенствовании, пострижении, рукоположении, привычках, единообразии в одежде, чистилище, праведности и поповском заступничестве, отпущении грехов, сверхдолжных добрых делах, священниках и архиепископах». Так получается, что буддизм как старшая из этих двух религий унаследовал свою пышность, обиход, ритуал, молитву по четкам, нимб и мандорлу от еще более ранней формы поклонения богам. В поддержку такой теории найдется совсем немного доказательств, но что-то вселяет в меня уверенность в своей правоте. И исследователи все-таки обнаружат, что круглый нимб появился из поклонения огню и что он представляет собой ни много ни мало само солнце. Ведь на многих восточных рисунках мы находим нимб, представленный в виде солнца, и на императорском знамени Японии изображен красный шар, то есть само солнце, появившееся здесь в наследство от огнепоклонников. Такую же точку зрения разделяет мистер Френч, но мое собственное мнение сложилось на основе изучения религии и искусства народов Востока.

В орнаменте, снятом с нахвостника седла лошади в Наре, в центре пышных деталей находится «сокровище», и миссис Джеймсон обращает внимание на тот факт, что святой дух должен был источать светящиеся лучи.

Теперь японцы говорят об этом «сокровище» как о жемчужине огромной ценности – символе святого духа, своеобразном типичном образце человеческой души. Следовательно, представление, сформулированное миссис Джеймсон относительно древних людей, касается и японцев.

Легко представить, как невежественный и суеверный народ придумывает себе некое ядро как источник, из которого испускается пламя, ведь людям везде удается отыскать собственного духа, тем более в пламени, которому присваивают поглощающие способности. Но как бы то ни было, мы находим это ядро или «сокровище» в центре многих церковных орнаментов с изображением пламени.

На рис. 50 и 51 представлены предметы, связанные с буддистским религиозным обрядом, близко напоминающие дароносицу из римско-католической церкви. Одну из них (рис. 50) в начале VI века привез сын китайского императора, названный японским именем Мамайядо, из храма в Китае под названием Корю в качестве подарка японскому народу. Китайский наследник, привезший его, судя по имени, родился в конюшне. Второй же предмет (рис. 51), принадлежавший храму Исин в Киото, привез известный священник по имени Энко-Дайси тоже как подарок по случаю его посещения Японии.

Эти предметы теперь хранятся в старинном дворце микадо в Киото, и как раз там я удостоился чести взглянуть на них. Министру торговли Кавасе-сан я признателен за предоставленную мне возможность снять на фотоаппарат эти и прочие исключительно интересные экспонаты.

Данные произведения изготовлены из золота, и в коллекциях Киото хранится много предметов из этого драгоценного металла. Во всех случаях «сокровище» сотворено в виде полого стеклянного шара. В одном случае внутри у него находился зуб первосвященника, а в другом – кусочки металла, найденные в пепле после кремации жреца. Но что бы в них ни находилось, все они представляют для нас громадный интерес, так как мы находим на них орнамент в виде пламени, расположенный вокруг «сокровища», вставленного в произведение, изготовление которого относится к началу VII века. Но помимо интереса, вызываемого к себе этим предметом, лежащее перед нами творение служит свидетельством того, что в VII и XIII веках своим умением мастера совсем не уступали весьма дальним потомкам.

В городе Киото мне показали одну из таких дароносиц, в которой по центру плоским треугольником располагались «сокровища». То есть тремя углами символизировалось представление о Троице. Но такое расположение выглядело скорее исключением из общепринятого правила. А так как мне не сообщили ее возраст, от дальнейших рассуждений по поводу странной дароносицы я воздержусь. В геральдике Японии, однако, мы находим герб, состоящий из трех «сокровищ» с вырывающимися из них тремя языками пламени, и еще один герб из одного «сокровища» тоже с тремя языками пламени.

На всех буддистских алтарях мы находим три колокола. Ручка одного из них завершается тремя зубцами, второго – пятью зубцами, причем два боковых зубца перекрещиваются, третий колокол снабжен ручкой с одним (центральным) клинком. На таких алтарях находится еще три любопытных предмета длиной около 15 см. Один из них по краям снабжен тремя зубцами, второй клинками – центральным зубцом, а третий – имеет по пять зубцов с обеих сторон. Их жрец держит в руках во время вознесения молитвы у курильницы, и все выглядит так, будто они служат символом разрушительной мощи местного божества (рис. 158).

Рис. 158. Орудия, которые положено держать в руке буддистскому священнику во время вознесения молитвы перед курильницей

Если требуется проследить историю появления таких предметов, нам придется перенестись назад, в давно минувшие века, так как предметы наподобие данной дароносицы (см. рис. 51) дошли до нас не только из XIII столетия, когда появился трезубец, представленный в нижней части постамента, и клинок (или копье), положенный на его основание, но также из VII века, как трезубец (см. рис. 50) из нижней части такого же объекта. В коллекции города Нара находим предмет именно такого рода, только с прямыми зубцами, центральный снабжен двумя зубцами, а боковые – одним. В сокровищнице Киото нам показали старинное оружие в форме такого сдвоенного трезубца, только центральный его удлиненный зубец представляет собой лезвие меча.

Представители властей в Наре рассказали мне, что этот инструмент первоначально использовали жрецы для ловли психически нездоровых людей; но позже его вроде бы применяли при ведении вооруженных схваток вместо кастетов. Я видел его стиснутым в руках нескольких свирепых изваяний, очень часто устанавливаемых на страже ворот буддистских храмов.

Рис. 159. Фрагмент вышитого украшения одежды жреца, которую привезли из Китая в начале XIV века. Само изображение называют «токко»

Когда я разглядывал этот сдвоенный трезубец, само собой пришел вывод о его сходстве по форме с ударом молнии Юпитера, как его изображали римляне в свое время; и такое сходство объяснить мне пока что нечем.

В коллекции города Киото мне встретилось несколько образцов трезубца в виде креста. Мне рассказали, что раньше их применяли во время принесения молитвы Будде, но с тех пор о предназначении таких странных трезубцев все забыли. На украшенном вышивкой куске шелка от одежды, привезенной из Китая буддистским жрецом в начале XIV века, которую он оставил в дар храму Нондзен в Киото, мы видим такой же крестовидный орнамент (рис. 159).

При пристальном взгляде на данный образец вышитого узора и сравнении его с другими экспонатами музея города Киото и сокровищницы Нары, увенчанные подобным предметом, особенно колокол возрастом больше 1000 лет, бросается в глаза сходство формы этого трезубца с британской короной. Экспонат в коллекции Нары не только снабжен пятью зубцами (четыре из которых выглядят как зубцы британской короны), но и шаром, или державой, в месте схождения этих пяти зубцов. Я конечно же не настаиваю на общности происхождения формы британской короны и этого буддийского трезубца, хотя возможность такую тоже не отрицаю; однако как раз их близкое сходство объясняет мое внимание к японской реликвии. Такая форма изначально могла служить символом всеразрушающей власти монарха.

Рис. 160. Турецкая ложка, украшенная византийскими лилиями, лучами славы и рукой божества, благословляющего трапезу

Для того чтобы наглядно показать, как сохраняются формы еще долго после того, как исчезают причины, вызвавшие их появление, я собираюсь обратить внимание любезного читателя на деревянную ложку, до сих пор широко встречающуюся в Турции, держало которой украшено двумя византийскими лилиями, а венчается оно изображением руки. Средний палец этой руки прислонен к большому пальцу, то есть как будто изображена рука божества, благословляющего трапезу, потребляемую с помощью данной ложки. В месте схождения двух лилий располагается диск, испускающий лучи славы (рис. 160).

Забавно было обнаружить такого рода ложку в бытовом применении на территории Турции, так как изображенные на ней символы относятся к христианству, а по стилю она принадлежит Византии, хотя Константинополь на протяжении многих веков остается магометанским городом. Такая форма, однако, должна была появиться в старинной Византии или при еще более древней вере. Причем значение такой формы никто уже не помнит, и все равно она сохранилась до наших дней.

Еще один пример – орнамент на зубцах стен некоторых арабских зданий, который несколько изменился за долгие прошедшие эпохи, но пережил их. Такой орнамент не только можно проследить до его изначальной формы, но и его мавританское название означает огонь или пламя. Если бы название однозначно не указывало на его зубчатую форму, я вряд ли догадался бы только по его форме о выраженной в нем символике огнепоклонства.

Я привожу эти наглядные примеры исключительно ради того, чтобы показать, как формы, имевшие некое значение для народа, их создавшего, могут сохраняться в веках самым неожиданным образом, а потом еще становиться отличительными предметами в стране, где мы меньше всего рассчитывали их отыскать.

Мы говорили о трезубце как орудии разрушения; следовательно, требуется ссылка еще на один факт, представляющий определенный интерес. И в греческой, и в латинской церкви Спаситель во время акта благословения представляется с поднятой вверх рукой и пальцами в соответствующем положении; но приверженцы этих двух церквей складывают пальцы по-разному. В старом квартале города Нара, где находятся многочисленные изваяния, я заметил две статуи со сложенными пальцами в манере двух христианских церквей, а у остальных изваяний пальцы были сложены совсем иначе. Я попытался выяснить смысл расположения пальцев у этих изваяний, и жрец мне объяснил, что плотно сжатый кулак с большим пальцем внутри означает гнев и намерение уничтожить грешника. Сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем означает великий гнев, но без намерения полного уничтожения. Жрец не смог вспомнить точное значение всех положений пальцев, но он объяснил, что все они считаются символами различной степени раздражения богов. В случае, когда кулак сжимается с большим пальцем внутри, следует бояться наказания от божественного меча. Итак, здесь у нас появляется предположение, сходное с замыслом, изложенным в Книге Бытия в виде огненного меча у стража ворот Эдема.

Проблема происхождения форм, воплощенных в японском искусстве, связана с японской геральдикой. На многих их произведениях, особенно на тканях и утонченных фрагментах лакированных предметов, обнаруживаются определенные декоративные элементы, которые легко принять за детали обычного орнамента. На самом деле они представляют собой гербы или нагрудные знаки, дарованные родам за героические свершения или великие заслуги перед народом точно так же, как геральдическими знаками награждались заслуженные семьи в Англии.

Мне неизвестно о другой такой книге, которая содержит большее количество прекрасных орнаментов, чем маленький иллюстрированный том, содержащий изображения гербов дворян Японии. Следует отметить, что при всей своей простоте гербы японских дворян отличаются красотой эскиза, и многие из них поражают нас разнообразием простых элементов, заимствованных из элементарной формы, которую мы даже себе представить не могли в таком многообразии вариантов изображения.

На рис. 116 гербы, обозначенные буквами от а до х составлены из листьев дерева гинкго двулопастного. Но этим совсем не ограничивается применение данной лиственной формы, ведь кроме этих гербов ее значение можно оценить по множеству прочих параметров. На рис. 116ф изображен герб в виде деревянного сруба, устанавливаемого на землю вокруг отверстия японского колодца. Герб на рис. 116у составлен из пяти якорей; на рис. 116х – из двух парусов джонки; на рис. 116л – из гохеи с бумажными полосами, используемой в качестве символа синтоистской религии; на рис. 116 м – из своего рода гонга. Герб на рис. 52 состоит из четырех ножей, которые метали воительницы в своих врагов в древние времена. Герб на рис. 116п составлен из трех перьев ястреба. Соколиная охота, как мы видели, считалась любимым времяпрепровождением в Японии (внедренным в моду при дворе корейским послом в начале III века) точно так же, как рыбалка с помощью большого баклана. Герб на рис. 116о представляет собой пятикратное повторение молотка бога Дайкоку; на рис. 116 т – простейший вид сзади трех сидящих кроликов с виднеющимися из-за спины головами и ушами; герб на рис. 116с состоит из трех свернутых листов бумаги, которые служат в Японии указанием на то, что предмет преподносится в подарок; обозначенный на рис. 116р – из тележного колеса; на рис. 116н – из трех наконечников стрелы, применяемой в древности в войне для рассечения веревок. Но помимо таких гербов существуют гербы в форме камней с указателем расстояния, колотушек, веток ели, сосновых шишек, кораблей, горных вершин, вееров всех видов (в том числе веера судьи на состязании по борьбе), птиц, цветов, барабанов, корней, шлемов, раковин, шляп, зонтиков, судовых рулей, бабочек, рогов, потоков воды, облаков, многоножек и сотен прочих предметов. Герб известного сёгуна (герб рода Токугавы) состоит из расположенных по кругу трех листьев авои (разновидность мальвы). Гербы составляют не только из разнообразных предметов, многие из них представляют собой просто видоизмененные варианты одного предмета. Так, на рис. 116а – х, как мы уже отмечали, составлены из листьев гинкго двулопастного. И таких гербов можно привести множество.

Во время моего пребывания в Японии наибольшее впечатление на меня произвело мощное ощущение того, что многие старинные японские художественные произведения носят следы египетского происхождения. Египетские черты проступали в них настолько убедительно, что постоянно приходилось бороться с искушением отнести показанные мне экспонаты к произведениям старинных египетских мастеров.

На отдельных буддистских алтарях мы находим изображение ветки лотоса, увенчанной цветком и листом, тогда как на ее стебле висят чешуйки, молодой лист и бутон (см. рис. 19). Говорят, что такой предмет приносил сам Будда, когда он молился о благополучии своей матери. Лишним было бы упоминание о странном сходстве приведенного на иллюстрации предмета со старинным египетским изделием. Бросается в глаза внешняя объемность его деталей, характерная простота и одновременно достоинство в их воспроизведении, а также строгая традиционность в изображении цветка, которая практически убеждает нас в том, что данный предмет изготовили во времена правления египетских фараонов. На двух рисунках, украшающих дарохранительницу (см. рис. 50 и 51), нам тоже предлагается типичное изображение лотоса с его одинаково рельефным начертанием, также многие изваяния Будды в Японии располагаются на основаниях из этого цветка, выполненного в такой же традиционной манере. В своих храмах японцы используют в качестве орнамента букеты по пять бутонов лилии, связанных вместе (рис. 161), тоже по стилю мало отличающихся от египетского орнамента. Следует тем не менее обратить внимание на то, что почитаемая у буддистов лилия относится совсем к другому виду, чем египетская лилия. Ведь белая водяная лилия вида nymphaea отличается от лотоса орехоносного nelumbium. Разные народы просто использовали тот цветок, который растет на территории их страны. Зато в обоих случаях свою собственную лилию, знакомую народу, мастера изображали с одинаковой условностью. На изображении некоторых японских форм лотоса наблюдаются два продольных выпуклых рубчика на лепестках, причем таких же, что мы находим на египетских и греческих лепных украшениях из листвы (рис. 162).

Рис. 161. Букет из бутонов лотоса для украшения буддистского алтаря

Если уж речь зашла об изображениях лотоса, следует отметить, что обычный орнамент, имеющий отношение к китайскому орнаменту в виде завитков, напоминает греческий антемий (цветочный орнамент), и их происхождение восходит к данному цветку (рис. 163).

Рис. 162. Литой бронзовый лотос, хранящийся в сокровищнице микадо в городе Нара

В очередной раз обратим внимание на то, что национальным символом Японии считается золотой шар на красном фоне или красный шар на белом фоне. Другими словами, изображение солнца. Древние египтяне использовали точно такой же символ, и на цветной иллюстрации V из «Грамматики орнамента» Оуэна Джонса мы можем увидеть образцы произведений египетских мастеров, на которых появляется этот красный шар. Так, он располагается на лотосе, установленном на носу лодки, он венчает ахтерштевень, его изображение украшает перо для обрядовых мероприятий, и он появляется в виде короны на голове аспида. Тем временем в орнаментах, нанесенных над дверными и оконными проемами в Египте, по центру располагается солнце с крыльями и аспидами по обе стороны от него. На старом фонаре, висящем в храме Тофуку-дзи рядом с городом Киото, который жрец, присматривающий за этим заведением, любезно разрешил мне сфотографировать, я обнаружил в виде герба несколько шаров или солнц, купающихся в облаках (см. рис. 149). И притом что египтяне, насколько мне известно, никогда не использовали облако в качестве элемента орнамента, манера, в какой этот шар здесь располагается на небесных массах пара, безоговорочно напоминает о способах нанесения и использования орнамента древними египтянами. К тому же мне в Китае показывали подобные орнаменты над входами в гробницы (см. рис. 152).

Рис. 163. Китайский антемий. В основе орнамента изображение цветка буддийского лотоса (nelumbium) и листвы вокруг него на фоне облаков

Продолжаем исследование и на старинных японских рисунках находим изображение воды в виде завитушек волн, совершенно точно нарисованных в манере, присущей египтянам; ключевой шаблон встречается в многочисленных вариантах, и прежде всего в упрощенном виде, характерном для старинной египетской художественной школы. Вспомним к тому же об изображениях птиц как любимом потолочном орнаменте в обеих этих странах. Причем в том и другом случае обращает на себя внимание безоговорочная традиционность рисунка. А в изображениях некоторых птиц обнаруживается поразительное сходство в работе мастеров этих двух стран. К тому же просматривается простое, но достойное изваяние фигуры Будды в Японии и богов с фараонами в Египте. Изображение листьев лотоса используется в лепных украшениях, и напомним о наклоне стен в японских строениях (см. рис. 70 и 45). Тем временем опять же считалось, что божество Нила должно обитать в цветке лотоса, а Будда восседает в его соцветии, как на троне. Помимо всего этого мы находим, что жрицы в Наре во время исполнения ими священного танца пользовались систрами, или погремушками, точно так же, как жрицы, служившие богине Изиде. И в обеих этих странах систры (как и ёни у индуистов) считаются символом звездного целомудрия.

Далее, японские подушки схожи по форме с подушками Древнего Египта. Использование металлического зеркала общепринято у обоих народов, и предпочтение отдается зеркалам округлой формы. Египтяне поклоняются ибису, а японцы – аисту, то есть оба народа выбрали себе похожих священных птиц. Лев в Фивах изображен с орнаментом в виде кругов на плече, напоминающим тот, что можно обнаружить на многих старинных сказочных зверях в Японии. В обеих странах нередко встречаются орнаменты в виде птичьих голов, выстроенных в линейный ряд. В обеих же странах на гранитных колонках мы находим своего рода капители в виде художественного орнамента. Многие небольшие шкатулки, изготовленные египтянами и предназначенные для хранения предметов личной гигиены, имеют большое сходство с небольшими контейнерами, которые в Японии полагается ставить на письменный стол. И в обоих случаях их крышка сдвигается в сторону на шарнире. Ложка стандартной формы в Японии снабжена ковшиком наподобие раковины с лепестком держала, а в Египте мы находим схожий ковшик с держалом в форме человеческой руки. В обеих странах для переноса тяжестей использовали «коромысло», и в обоих случаях его форма совпадала; и там и там пользовались паланкином для доставки на место августейших особ; оба народа изобрели складную табуретку; и в обеих странах створки больших ворот подвешивали на поворотные шарниры одинаковой конструкции. Короче говоря, в обеих странах использовали одинаковое шарнирное навешивание дверей, и народы обеих стран отличаются собственным раскосым расположением глаз, считающимся отличительным признаком японской и китайской расы. Оба народа к тому же верили в астрологию (японцы никогда не пойдут войной, если звезды в хвосте созвездия Большой Медведицы не укажут на их врага), и оба народа признают мистический смысл чисел три и семь.

Еще к тому же японцы используют прием резьбы по дереву, при котором «поле» вокруг барельефа оставляют нетронутым, чтобы скульптурная поверхность не выступала над поверхностью, в которой она вырезана. До сих пор, насколько я осведомлен, такую технику изготовления так называемого утопленного барельефа применяли только два народа – египтяне и японцы. Отметим, что храмы в Египте украшены именно такими барельефами, тогда как в Японии они встречаются только на маленьких предметах.

Следует также обратить внимание на то, что религия Древнего Египта имеет некоторую аналогию с верой в синто (путь богов) в Японии. Таким образом, в обеих странах в качестве объекта поклонения мы находим солнце, а также замечаем одинаковое пристрастие к фаллическим символам. В Египте суверен имел во многом такое же отношение к своей церкви, как микадо к синтоизму. Пример тому – скульптурная группа из двух фигур на одном из древних египетских монументов (в одной фигуре увековечен образ высшего бога солнца по имени Ра, а во второй – фараона Амонмай-Анемнеба). Отметим, что на троне этих обожествленных существ высечено имя и титул фараона: «Жрец, Господин Мира, Сын Солнца, Властелин Сражений, Амонмай-Анемнеб, пользующийся любовью Амона Ра, Дарующего Жизнь». В обеих странах существовало многобожие.

Но это не все. Существует еще одно совпадение, которое мне хотелось бы рассмотреть отдельно от всех остальных. На некоторых рисунках растения папируса, обнаруженных, если я правильно помню, на стенах храма Филса, просматриваются капельки, свисающие с верхнего яруса соцветия. И на цветной вклейке V в «Грамматике орнамента» на рис. 9 можно увидеть такую же самую особенность, причем она обнаруживается на капители колонны, отмеченной на рис. 7 цветной вклейки VI из того же труда. Происхождение этих капель никому убедительно до сих пор объяснить не удалось.

В небольшом труде под названием «Египетский двор», написанном Оуэном Джонсом и Самюэлем Шарпом, среди прочих эскизов открываем иллюстрацию с видом колонны (рис. 50) и настенной росписью (рис. 52), обладающих такой же особенностью. А теперь читаем комментарии: «Рис. 50 выглядит еще более сложным: на нем изображено несколько ярусов полностью распустившихся цветов, уменьшающихся в размере по мере приближения к основанию капители. Капли, свисающие с лепестков цветов, простому объяснению не поддаются», «Рис. 52 представляет собой фрагмент еще одного вида заросшего папирусом поля, на котором все цветы выглядят полностью распустившимися, а на лепестках опять появляются капли» (рис. 164).

Рис. 164. Египетский рисунок участка заросшего папирусом поля

Рис. 165. Лепесток цветка лотоса, на котором восседает Будда, с сокровищем, свисающим из точки рядом с его вершиной. Этот лотос хранится в одном из древних храмов Нары, и такое «сокровище» свисает со всех внешних лепестков цветка

Во время посещения старинных храмов Нары я осмотрел несколько изваяний Буды, восседающего на цветках лотоса, со всех лепестков которых свисали мелкие «сокровища» или капли. А в коллекции предметов старины, хранящихся там, мне показали старинный лотос с зелеными лепестками, у которых загнутые края, и на их кончиках висели мелкие кристаллы в виде капель в медной оправе (рис. 165). Можно предположить, что этими драгоценностями обозначаются капли росы или они выступают символами воды, в которой растет цветок, что они представляют собой? Возможно, это подношение драгоценностей лилии, а возможно, существует какое-то иное их предназначение, узнать которое нам не дано, но несомненным остается тот факт, что такие же украшения изображали египетские мастера. И очень удивительно осознавать, что в Японии мы находим пути к пониманию происхождения художественных форм, изобретенных египтянами несколько тысяч лет тому назад. На некоторых лепестках лотоса я к тому же заметил любопытную художественную подвеску (рис. 166).

Уже перечисленных фактов может показаться достаточно для того, чтобы утверждать, будто в древности японцы как-то общались с египтянами. Существует некое «чувство», с которым определенные произведения исполнены, и суть его невозможно описать. Зато оно выглядит более веским доказательством, чем все внешние сходства формы, наличие оригинала, вдохновлявшего мастеров на изготовление такого произведения. Но как случилось общение между народами стран, настолько удаленных друг от друга, сказать нельзя. В древние века нашей эры постоянное общение происходило между Китаем и Японией, а ту же Японию посетили многочисленные буддистские жрецы из Сиама и Индии. В VIII–XII веках такое общение заметно активизируется. Не следует к тому же забывать, что сын Кира Великого по имени Камбис покорил Египет, ставший в 523 году до н. э. персидской провинцией. Существовала ли связь с Египтом через континентальную Азию или нет, я сказать не могу. Но безоговорочно отрицать такую вероятность не хотелось бы.

Рис. 166. Украшение, подвешенное ко всем лепесткам цветка лотоса в старинном храме города Нара

Существует крест определенной формы, на который стоит сделать ссылку, так как в Японии он часто попадается на глаза. Кое-кто называет его буддийским крестом. Но немцы знают его как гаммированный крест. Мы же дали ему название свастика. В своей книге «Искусство керамики древних времен» (Ceramic Arts in Remote Ages) Уоринг отслеживает эту форму креста в различных странах и приводит его примеры из Малой Азии, с монеты Сиракуз, с одеяния статуи в катакомбах Рима, со старинной греческой погребальной урны, а также его изображений, обнаруженных на территории Индии, Дании, Северной Германии и на старинных предметах обихода народов Американского континента.

Доктор Т. Инман считает свастику архаичным символом, дошедшим до нас от ранней формы поклонения сверхъестественным силам, а Уоринг полагает, что греческий меандр получился из этого же креста. Т. Инман дальше утверждает, будто этот конкретный стиль меандра служил символом черепахи одновременно в Ассирии и Греции.

Поскольку историю эволюции этой формы креста удалось настолько подробно проследить, мне остается только привлечь внимание любезного читателя к широкому распространению свастики в Японии, где она появляется на многих предметах, связанных с буддистским культом, и на гербах благородных семей.

Можно добавить, что я нашел на рукоятке старинного меча местного изготовления рисунок, инкрустированный серебром по темному сплаву явно кельтского происхождения (рис. 167). Многие декоративные гвозди с крупной шляпкой, обнаруженные на воротах старинных храмов Японии, ничем не отличаются от гвоздей мавританского изготовления, все еще попадающихся в Испании. И форма подвесного фонаря с двумя или тремя поддонами, расположенными один над другим, который использовали евреи в Марокко, тоже часто встречается в буддистских храмах Японии.

В этой главе я привел несколько фактов просто для того, чтобы показать вероятное происхождение некоторых особенностей, характерных для старинного японского искусства.

Рис. 167. Рукоять меча старинной японской работы. Орнамент в виде насечки напоминает кельтский рисунок