Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Всенародная любовь необъяснимая меня не устраивает. Потому что, когда всенародно любят какого-то исполнителя или исполнительницу, я не понимаю, откуда берется такая любовь, если человек не поет уже двадцать лет. Но всенародная любовь есть. Стопроцентно: есть. У меня нет такой всенародной любви, по крайней мере, я ее не ощущаю, но последнее время начинаю наблюдать нечто вроде благодарности за то, что я существую. Это выражается в каких-то странных словах, которые мне говорит кто-нибудь в аэропорту или на улице. Например, «Здоровья вам!» Я отвечаю: «Вот лажа какая, раньше никто не желал здоровья, как состарился, стали говорить – Здоровья вам! – с беспокойством, что вдруг со здоровьем что-то случится…»
Естественным образом человек стареет. Это весело. Но только теперь я понял Магомаева: однажды мы с ним об этом говорили. Я был сильно начинающий в то время. А он – ярчайшая звезда всесоюзного масштаба. И мы случайно встретились на каком-то концерте, в совместной гримерке, и Муслим сказал… Мне это тогда показалось кокетством: ох, как я устал, эти постоянные приставания на каждой улице, я никуда не могу выйти, это невозможно… то да се, пятое-десятое.
Я был молодым парнишкой и про себя подумал: «Ну, ну, мне бы такое! Как это он так устал от славы?..» Когда я это получил сам, то понял, что Магомаев имел в виду. Я проникся тем, как он это сказал, и запомнил надолго.
Еще о нем. Как-то на Али Пахмутовой юбилейном концерте в финале все выходят на сцену и поют «Надежду». Он никуда уже петь не ездит, дома, как я понял, сидит все время… но к Пахмутовой пришел и спел фантастично! В общем, в финале мы рядом стоим, а микрофоны нам обоим не достались. Иосиф Кобзон запевает, все остальные – кто подпевает, кто имитирует. Мне «изображать» лень – на октаву выше как «дал» в припеве! Вижу, Магометович чуть на пол со смеху не падает, подошли мы близко друг к другу и вдвоем без микрофонов так «врезали», что Давыдыч на нас оглянулся с глазом таким: «Вы что тут творите, мать вашу!..»
Но мы до самого конца «дотворили».
Была группа в Архангельске, которая играла рок-н-ролл, не очень здорово, во дворце культуры. И я от них получил письмо в начале 1982 года. Они играли свои какие-то вещи, на русском языке, делали обработки русских песен на манер моих работ, на манер того, что делал «Ариэль». И их гнобили за то, что они были лохматые, волосатые, в джинсах, играли на гитарах, в общем, рок.
К ним пришел какой-то человек, может, инструктор райкома комсомола, не знаю, какой-то средний, а может даже маленький начальник, начал их ругать, чуть ли не выгонять из дворца культуры, чтобы они не занимались больше такой музыкой. На что они вытащили мою пластинку «Русские песни»: с обратной стороны было написано: «Фирма "Мелодия", Министерство культуры СССР». Они показали ему это и сказали: «Вот, мы играем такую же музыку. Ты просто сидишь у себя здесь, в Архангельске, и ни хрена не знаешь, что в Москве уже давно дали добро на это. Поэтому иди отсюда».
И он ушел. Посмотрел пластинку – действительно, Министерство культуры СССР. И ушел. Смешно. Лейбл, полученный на этой музыке путем выпуска ее на фирме «Мелодия», давал людям иногда возможность им прикрыться и сказать: «Вот, все уже разрешено, вы тут опоздали со своим мнением».
Если группа один раз куда-то пролезала, это позволяло ей дальше работать…
Было гораздо легче, потому что следующий редактор мог сказать: «А вот там это было, а почему бы не поставить», – и так далее.
Ведь редакторы в основной своей массе были очень прогрессивные люди, но в силу того, что они работали в определенных системных условиях, не могли прыгнуть выше головы. История со словом «системный человек», известная нам с тобой: не буду ее расшифровывать.
Тот же Аркадий Петров, та же Таня Бодрова, те же Дина Берлин, Таня Зубова – они потихонечку протаскивали куда-то что-то.
«Вот здесь такой большой-большой концерт, в нем немножко – Градский». Или: «Вот такой большой-большой концерт на телевидении, огромный концерт на телевидении». Одно дерьмо, второе дерьмо, третье, четвертое, пятое, шестое… потом вдруг Макаревич поет песню про скворца. Вот так. А почему бы и нет? Ну, их немного причесали, костюмчики одели. Лучше показывать, но мало. Если тебя спросят: «А почему не показываете "Машину"?» – «Как?! Четыре месяца назад мы показали!» – «А почему не каждый день?» – «Ну, у нас много коллективов».
Я Володе Маркину подарил «Сиреневый туман».
Я ему сказал: «Слушай, Вова, вот есть песня старая, не знаю, кто автор. Тебе репертуар нужен, ты только "Я хочу целовать песок, по которому ты ходила" – и больше у тебя ничего нет. Давай, запиши эту песню. Я ее не буду записывать, а ты запишешь». И я ему спел «Сиреневый туман». Сидели Макар, я, Кутиков и, по-моему, даже Эрнст. И Володя Маркин завелся, записал текст, мелодию запомнил, потом на студии записал – и сделал карьеру на одной песне, на «Сиреневом тумане».
Эта история была на кухне у Андрея Макаревича. Весело…
Троицкий объявился в нашей тусовке, по-моему, в 1982 году и вообще ничего не знал про рок-н-ролл.
Потратил я, по-моему, двое суток, где все ему рассказывал, абсолютно, потом он все переиначил в книге «Back in the USSR», где вообще ни одного до конца точного факта нет, но есть его собственный взгляд на нашу действительность. После чего я понял, что больше ничего ему не буду рассказывать никогда.
На самом деле тогда Троицкий не был в рок-тусовке. Он возник сильно позже и стал одним из музыкальных критиков, которые пишут о рок-н-ролле.
Их было несколько: Илья Смирнов, Марина Тимашева, Артемий ессссс-те-сссно, «МК» в полном составе с Шавыриным на подхвате, а самый главный и мудрый был, конечно, Аркадий Евгеньевич Петров.
У Артемия всегда было стремление кого-то открывать и рекомендовать, но он никого не открыл, никого никому не рекомендовал и никого не угадал.
Квартирники в Питере и иногда в Москве, которые он организовывал, конечно, приносили пользу движению, но весьма скромную…
Но он очень торжественно и мудрено писал о роке везде и всюду… Башлачева все знали, кроме меня. Вот тут надо Теме отдать должное – именно он меня с ним познакомил. И мне Троицкий о Саше очень хорошо говорил, и я тоже о нем очень хорошо говорю, потому что очень люблю то, что делал Александр Башлачев. Все остальные ленинградские группы нам были доподлинно известны. И еще, как бы я сейчас к нему ни относился, но о «Русских песнях» именно Артемия рецензия была одной из самых-самых…
В середине 1980-х у меня была программа, хит-парад на радио, где практически все питерские группы в первый раз были прокручены: «Пикник», «Зоопарк», Шевчук, Башлачев – просто все. Кроме, естественно, Гребенщикова и Макаревича, которые до этого уже были на радио несколько раз. Все остальные прошли впервые через мою программу.
Потом была еще похожая программа на радио, «45 минут в воскресной студии», которую Валера Сауткин вел, – это уже спустя какое-то время. Но нас гнобили очень сильно. Мы около четырех лет продержались, и все это не нравилось начальству.
В конце концов, мне тоже надоело нервы себе трепать, и лавочка закрылась.
Войти с помощью соц. сетей: