Глава 18

Столичный благодетель

Назавтра, после изнуряющего дня, проведённого в борьбе с многотонным бумажным чудовищем, прибежал Козя и порадовал известием, что нас с Витькой опять кличет к себе «дорогой гость».

– Садитесь, друзья! – воскликнул Хитров (очевидно, изображая любимую им картину «Ходоки у Ленина»). – Чайку? Кофейку?

Мы с Витькой, деликатно пропустив «чайку-кофейку» мимо ушей, сели и замерли в неудобных позах. Преданно взирая на Хитрова, мы переглядывались друг с другом, как товарищи по мятежу незадолго до расстрела.

– Подождите, я просмотрю документики, которые вы принесли. – И Хитров углубился в чтение, периодически бросая нам: – Чудненько, чудненько… Ой! А вот это плоховато, надобно бы исправить… Так как там у вас, понимаешь, жизнь личная, семейная?

Витька, целый месяц не видавший семьи, злобно скрипнул зубами. Я издала неопределённый звук, разновидность зевка. Моя «личная, семейная» жизнь в последнее время оставляла желать лучшего.

– Так переписывать всё, что ли? – мрачно спросил Витька.

– Да-да, перепишите, дорогие друзья, – лучась нежностью, прощебетал Хитров, возвращая отчёт. – Формализм в нашей работе недопустим! Мы работаем на благо человека! И завтра, пожалуйста, к десяти утра…

Мы с Витькой отчаянно переглянулись: уже был десятый час вечера, время для вожделенного сна, а к десяти утра от нас ждали переработанного отчёта. Уловив замешательство, Хитров состроил сочувственную гримасу и, пробормотав что-то о том, как наша халатность задаёт такие жёсткие рамки, разрешил всё же оттянуть «момент истины» до одиннадцати.

– Ах! Попейте чайку, – спохватился он вдруг. Мы огляделись: «чайку» поблизости не было.

– Спасибо, не беспокойтесь, – вежливо отказалась я.

– Что вы, что вы. Только вот… чем бы мне вас угостить? – Хитров нервно забегал по кабинету. Найдя наконец нечто подходящее – почти пустую коробку из-под «ёжиков» (мини-пирожных с шоколадной глазурью), где их уцелело два из дюжины, он широко улыбнулся и картинным движением протянул её мне. Тупо приняв подарок, я открыла коробку, машинально взяла «ёжик» и положила его в рот.

– Ай-ай! – в ужасе закричал Хитров; я поперхнулась. – Вы их съесть хотите?

– Хочу, – призналась я. И добавила: – Жрать охота, сил больше нет!

Витька в своём углу вдруг подозрительно засопел. Подполковник Карягин надул и без того пышные красные щеки и, сдерживая смех, крякнул.

Хитров посмотрел на меня с ласковой укоризной.

– А я думал, что это детишкам, – сокрушённо объяснил он. – Как компенсация, что ли, за отсутствие мамы…

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Что же мне передать вашим детишкам? – озабоченно спросил Хитров, продолжая бегать по кабинету.

– Спасибо, не надо, у них всё есть… Уже поздно, можно, мы, с вашего позволения, пойдём?

– Нет, подождите.

Хитров порылся в Козином шкафу, извлёк оттуда пачку дорогого печенья, посыпанного пудрой, и две ватрушки в целлофановых обёртках, схватил со стола мою сумку, открыл и начал запихивать туда всё это, бормоча:

– Вот… пусть побалуются…

Тут он оглянулся и увидел Витьку, который, забывшись, смотрел на него с улыбкой во весь рот. Хитров нахмурился, как будто припоминая, кто это, потом вдруг просиял.

– А вот вам я обязательно должен что-нибудь подарить! – воскликнул он радостно и принялся озираться по сторонам. Его руки, импульсивно двигаясь по столу, загребли пару каких-то брошюрок из тех, которые ему были преподнесены Мамонтом: сборники статей о подвигах сотрудников нашего ведомства, патрульных и оперов. С поклоном Хитров вручил их Витьке, недоумённо принявшим этот знак внимания.

– И это тоже вам, – Хитров совал Витьке в руки новенький канцелярский набор, выданный ему Мамонтом для работы. – Берите, берите! У вас ведь ничего нет! Вы же бедствуете, возьмите потихоньку, а начальнику скажете, что спёр гадкий проверяющий. Вот ещё ножнички, вот ещё скрепочки… всё отсюда, из набора… А! Тут ручка не пишет, возьмите мою, – выхватив из кармана пиджака авторучку, Хитров тоже вручил её Витьке. Тот вяло поблагодарил. За нашими спинами утробно ухал подполковник Карягин.

Когда мы оказались за дверью, на меня напал приступ смеха. Пока я хохотала, почти сгибаясь пополам, Витька стоял рядом, не выражая эмоций.

– Меня никогда ещё так не оскорбляли, – наконец произнёс он; впрочем, без обиды, скорее недоумённо. Канцелярский набор, однако, Витька аккуратно сложил в большую спортивную сумку. В ЛОВД на станции Великие Луки не то чтобы бедствовали, но не баловали сотрудников даже лишней пачкой писчей бумаги.

Наступил день подведения итогов. В отделе кадров этот «день» не заканчивался до глубокой ночи. С шести вечера мы торчали в коридоре возле кабинета Мамонта, ожидая справки, которая вот-вот должна была родиться «из-под пера Хитрова».

Время ползло медленно. Иногда Мамонт выходил в коридор, перебрасывался парой фраз со своими замами; нервно хохотал, запрокидывая голову, чего обычно за ним не водилось. Рассказал анекдот: «Беседуют два друга, один спрашивает другого: ты когда-нибудь имел гея? Нет, отвечает тот, а ты? Тоже нет, но вчера я имел мужика, который имел гея!»

– Го-го-го, – расхохотался над своим анекдотом Мамонт. Мы опешили; иные подобострастно захихикали, кто-то слегка испугался за шефа, у меня же его поведение вызвало светлое чувство, близкое к состраданию. Мамонту явно требовалась помощь психолога.

После двух часов ожидания меня делегировали к Хитрову. Тот сидел перед компьютером, глядя в монитор воспалёнными глазами. Меня он не сразу заметил.

– Как ваши дела? – спросила я с надеждой.

– Плохо, – пожаловался он, – пять часов тружусь, как папа Карло, и всего семнадцать страниц написал.

– А разве этого мало? – воскликнула я.

– Конечно, мало, должно быть не менее тридцати! А я не знаю, ну хоть убейте, не знаю, что ещё можно написать про вашу, с позволения сказать, работу… Разве что вы подскажете ещё какие-нибудь недостатки…

Я спешно ретировалась.

Справка была готова к десяти часам вечера. Чтение состоялось в кабинете Мамонта (и, что важно, в отсутствие Хитрова). Внимая раскатистому голосу Мамонта, читавшего вслух текст, наиболее слабонервные периодически впадали в обморочное состояние. Хитров, не постеснявшись, оценил работу нашего кадрового аппарата на 2,3 балла. Единственными, кого он, можно сказать, пощадил, были мы с Витькой и пятнадцать наших коллег. Работа психологов удостоилась оценки 3,5, то есть удовлетворительно.

Повисла тишина.

– Нет, – наконец загремел Мамонт, – терпение лопнуло! Каков… подлюка! А ну подать его сюда!

Я побежала за Хитровым.

– Голубчик, это ещё что такое? – спросил Мамонт тихо, но зловеще. – Разве мы не договорились, какие недостатки отразим в справке, а какие устраним в ходе проверки?

– А что, что я такого написал? – юлил Хитров, моргая глазками. – Я же ваш друг, товарищи! Я желал вам добра, пытался научить работать…

– Так, дорогой мой, – Мамонт взял несколько страниц справки, свернул их самолётиком и запустил в Хитрова, – садись-ка да переписывай этот пасквиль! А то, понимаешь… отберу подарки и поставлю в угол! Ясно?

Драма в кабинете Мамонта затянулась до полуночи. Я успела сбежать домой до того, как закрылось метро. Утром рассказывали, что Хитров всю ночь переписывал злополучную справку. Кадры получили общую оценку 3.

Хитров уезжал. Мы с психологами организовали для него скромное чаепитие. Все чувствовали себя бойцами, вернувшимися с фронта без потерь и даже с медалями.

– Главное, – вещал Хитров, по обыкновению потирая руки, – не забывайте, что мы с вами, психологи, трудимся на благо человека! Бюрократизм, понимаете ли, не для нас с вами, психологов! Повышайте свой уровень, приезжайте учиться в Москву…

– Мне жаль расставаться с вами! – восклицал он, раздавая нам на память авторучки и экземпляры собственного автореферата. – Прощайте, друзья! Не поминайте лихом!

Хитров порывисто обнимал и целовал меня и других женщин. А Витьке он долго тряс руку, проникновенно бормоча, что «чертовски счастлив, очень рад…». С его лица не сходила улыбка, глаза блестели. Мы растроганно произносили слова благодарности. Уже было известно, что Хитров пробил для нас специальное оборудование, «продвинул» мои статьи в научные журналы. И что Витька поедет учиться в московскую академию! У него ведь нет диплома психолога…

Тёплые чувства, захлестнувшие всех в тот момент, вытеснили наши тяжёлые воспоминания.

– Не позволяйте зажимать вас. Обращайтесь, – говорил Хитров. – Звоните, всегда рад помочь.

Мы кивали и обнимали нашего куратора, которого больше не боялись и даже считали старшим братом своим.

– Возьми, возьми, – Хитров совал мне в руки полиэтиленовый пакет. – Вы же голодаете, это вам, друзья.

Я заглянула в пакет. Там были супы «Доширак», консервы и кофе в пакетиках. Мы с Витькой хихикнули, но тут же состроили серьёзные и почтительные мины…

Сказать по правде, больше всего нам хотелось успеть выпить до отхода поезда, который должен был доставить Витьку к жене и заметно подросшему за это время сыну. Мы подсуетились и всё успели. Кривая жизни стремительно рвалась вверх, и впереди нас ожидали годы безбедного существования…

До следующей проверки.