А тут и комплексная проверка подоспела. В нашей системе они проводятся раз в пять лет. Ближе к появлению московских оккупантов мы все буквально переселились на работу и целыми днями корпели над изготовлением бумаг, справок и отчётов полугодовой, годичной и даже трёхлетней давности.
Гришка, понятное дело, не принимал участия в общем ажиотаже. Его вообще в отпуск отправили, чтобы не попадался никому на глаза со своей, как выразился шеф, «сомнительной рожей». Толстые папки с судами чести были переданы в другие, более надёжные руки.
– Готовь себе замену, – посоветовал мне Мамонт. – На всякий случай.
И, вздохнув, добавил:
– Я вот готовлю…
Оптимистичнее не скажешь! Дескать, завалим проверку, выгонят нас – так хоть смену себе подготовим заранее.
Вскоре, однако, стало известно, что возглавляет комиссию психолог. И теперь все, в том числе Мамонт, возлагали надежды на меня.
– Смотри, – пригрозил шеф, – если вытянешь – все что хошь проси. Если же нет…
И перед самым моим носом образовался внушительный кулак с побелевшими от напряжения суставами.
– Разрешите идти? – спросила я сухо. И, не дожидаясь ответа, повернулась на каблуках и нарочито строевым шагом направилась к выходу из кабинета Мамонта.
– Помощь нужна? – спросил шеф вдогонку.
– Срочно командируйте к нам Фёдорова из ЛОВД на станции Великие Луки, – в той же «строевой» тональности отвечала я.
Витька Фёдоров, психолог из Великих Лук, известный своим лёгким нравом, исключительной работоспособностью и цветистыми рапортами, приехал на следующий же день и поселился в УЦ. Мы собрали питерских психологов и качественно отметили начало новой жизни.
Назавтра с чугунной головой вместе с другими кадровиками я встречала делегацию. Это были трое мужчин с непроницаемыми лицами. Двое из них – в штатских костюмах. Только на предводителе комиссии красовался китель подполковника милиции с шевроном департамента кадров на лацкане.
Нас тоже нарядили в форму, которую мы надевали только по праздникам.
Предводитель-психолог произнёс вступительную речь, лейтмотивом которой была следующая идея: мы – ваши друзья, мы приехали помогать, а не наказывать, эта проверка не отразится на вашей жизни, вы будете работать в обычном режиме и т. д. Некоторые кадровики неуверенно заулыбались… Я же вспомнила о том, что предводитель – мой персональный проверяющий, Мамонт отдал его мне на откуп, то есть он считает, что коллективная оценка работы зависит от меня процентов на восемьдесят…
Задавив в груди зачатки паники, я отправилась на своё рабочее место. Через пятнадцать минут прибежал подполковник Козяев, или Козя, – заместитель Мамонта.
– Что ты тут расселась! – воскликнул Козя. – Он тебя ждёт в своём кабинете!
В действительности то был кабинет Кози, которого временно выселили. Козя переместился за мой рабочий стол, а нам с Витькой пришлось устраиваться за тумбочкой, на которой прежде стоял телевизор. А телевизор вообще убрали: дескать, мы не развлекаться на работу приходим!
Предводитель, А. Д. Хитров, ждал меня в Козином кабинете. Он восседал за средним из трёх столов, выстроенных буквой «П», а слева и справа сидели его помощники: худощавый майор Герасимов и упитанный подполковник Карягин.
– Садитесь! Я вам рад! – вскричал Хитров, порывисто срываясь с места. Я опешила. А он выскочил из-за стола и бросился пожимать мне руку. Помощники, как истуканы, остались на своих местах.
– Здравствуйте, здравствуйте… как вы напряжены… ладошка потная… Успокойтесь, я приехал помочь вам, – фразы мельтешили, беглые, с проглоченными окончаниями.
Я кивала и улыбалась, очевидно, довольно глупой улыбкой.
– Да-да, не наказать, а помочь моя задача, – повторил Хитров, – поскольку, если я начну придираться, всем вам придётся искать другую работу… А зачем?
– Уважаемый А. Д., мы рады вас приветствовать в Северной столице, – поспешно произнесла я заученную фразу, чтобы как-то разрядить атмосферу.
– Столица одна, – отмахнулся Хитров, – всё остальное – провинция. Представляю себе ваше положение. Запустение… Отсутствие методических средств… Поэтому, чтобы не тратить времени, давайте начнём с главного. Вы честно расскажете о своих проблемах. Итак, – он сел за стол, взял ручку и открыл свой ежедневник, – начнём с психологов, которые плохо работают. Фамилии, отделы… рекомендуемые меры воздействия – от снижения финансовой надбавки до увольнения.
Я молчала. Небо за окном казалось пасмурным, как моё будущее.
– Что такое? – визгливо спросил Хитров. Он почему-то нервничал.
– У нас все хорошо работают, – чётко, по-военному отрапортовала я. – А некоторые даже очень хорошо. Я надеюсь с вашей помощью пробить им премии.
– Ну, премии надо заслужить, – скроив кислую гримасу, произнёс Хитров. – Вы мне сначала покажите результаты своей работы хотя бы на бумаге…
Когда я выходила из кабинета, то обернулась на истуканов в поисках поддержки. Мне показалось, что их бесстрастные лица выражают еле уловимое сочувствие…
…И посыпались задания: подготовить кучу справок, отчётов и обзоров, и всё – в срочном порядке; казённо выражаясь, срок – вчера. К концу второго дня у нас с Витькой были красные глаза и почему-то красные уши – вероятно, от стыда.
Нет, это неправда, что миром правит «телец златой». Истинный хозяин мира – обыкновенная бумажка, исписанная значками, выстроенными в символы зачастую бредового содержания.
Мы были бы рады использовать убитое время на что-то полезное. Но от нас требовали – бумаг!
Хитров был строен и невелик ростом, даже миниатюрен. Слабостей за ним не водилось: он не курил, не пил, не обедал и морщился, когда по громкой связи объявляли, что прибыл микроавтобус для доставки проверяющих на обед.
Приходил Хитров в управу ни свет ни заря, увозили его в гостиницу ближе к полуночи.
С собою Хитров привёз двух секретарш, которые однажды пожаловались мне, что бегают на обед строго поочерёдно, работают с 08:00 до 23:00, а посмотреть Питер – их детская мечта, которая вряд ли осуществится: выходные в их графике не предусмотрены…
Хитров был личностью экспрессивной. Настроение его менялось, как у беременной женщины, в зависимости от погоды и лунных фаз. То он злобно шипел на нас, как чайник в момент закипания, то принимался ласково расспрашивать «о личном, о семейном». Никогда, впрочем, не запоминая, сколько нам лет, сколько у нас детей, с кем мы состоим в браке и какие у нас планы «вообще». Поэтому он интересовался этими интимными подробностями снова и снова.
Две недели подряд Хитров объезжал наши подразделения, по одному в день, и проверял работу психологов. Мы с Витькой «держали кулаки», переживая за «наших» так, как будто психолог в это время рожал в роддоме или – что точнее – его пытали в застенке. Сидя на многочасовых совещаниях, мы записывали перлы Хитрова, на время примирявшие нас с действительностью. Вот некоторые из них:
«Психологи! Вы должны устраивать скандалы по каждому поводу!» (Это относилось к отсутствию материальной базы, которую нам следовало выдирать из глотки у начальства.)
«Любой психолог должен уметь кадровику очки втереть».
«Не умеете работать – умейте хоть создать видимость».
«Не каждый полковник подпустит к себе лейтенанта на близкое расстояние». (У большинства психологов потолок по званию был – старлей; Хитров хотел сказать, что, конечно, начальник отмахнётся от такого подчинённого, даже если тот говорит дельные вещи.)
«Психолог в коллективе должен быть сверху – и всецело отдаться».
«Нечего мне рака за камень заводить!»
И, наконец, коронная фраза Хитрова, ставшая его визитной карточкой:
«Я вам дам пинка, чтобы дальше летели».
И ведь дал, ей-богу! Заставил всех нас не только попотеть, но и полетать.
Маленькое отступление: однажды мне довелось побывать в Москве на семинаре, организованном департаментом кадров. Помню экскурсию на Петровку, 38. В дежурной части за многочисленными конторками, уставленными ультрасовременными компьютерами, сидели красивые девушки в милицейской форме, похожие на стюардесс международных рейсов. Улыбчивый колобок-дежурный охотно рассказывал о современных технологиях, используемых в работе московской милиции. Особенно впечатляла движущаяся карта Москвы во всю стену, на которой можно было увеличить любой фрагмент, вплоть до подворотни, где грабитель, выхватив сумочку у старушки, пытается удрать.
Полуобморочное молчание экскурсантов, руководителей «провинциальных» психологических служб, нависло над просторным залом. Вдруг раздался чей-то голос:
– А у нас в Нижнепупинске в дежурке печка дровами топится…
Иногда Хитров заточал нас с Витькой в кабинете, и мы сидели и обрабатывали данные его исследований. Москву интересовало, не являемся ли мы все дебилами, а то, может, пора вообще разгонять нашу контору? Мы с Витькой осуществляли тупую работу «набивщиков» цифр в таблицы. К программе, позволявшей получить содержательные выводы, нас и близко не подпускали, а запирали для того, чтобы никто не попытался «помочь» нам изобрести такую программу. И мы часами набивали циферки и терпеливо ждали, когда же нас выпустят.
Однажды Хитров отправился в ГУВД. С собой он прихватил меня.
ГУВД отличалось от СЗУВДТ примерно так же, как Москва от Петербурга. Для них мы всегда были «провинцией». Бедные родственники, выклянчивавшие устаревшие методики и приглашения на научные семинары.
«Старшие братья» встретили меня тепло (если сравнивать с их обычным снобизмом по отношению к нашей слаборазвитой службе). Мы пили чай в просторном кабинете. Все нервничали, поскольку Хитров, поручив разработать план совместных с ГУВД мероприятий, запер кабинет на ключ и ушёл на совещание. «Старшие братья» не привыкли к такому обращению и переживали сильнейший стресс.
– Ладно, давайте работать, – наконец сказал «самый старший брат», Сергей, и нервно почесал усы. Ему хотелось курить, но в кабинете находилась астматичка, к тому же имелась противопожарная сигнализация. Мы вяло сели за круглый стол, однако дело не клеилось. Оказалось, что наши аналитические способности не раскрываются в неволе. После часа сидения взаперти кто-то опять заикнулся о чае.
– Всё выпили, – отрезал Сергей. – Воды нет.
– А вон там, в графине?
– В графине хватит на две чашки.
– Давайте их разыграем, – предложила астматичка.
– Чай – для девушек, – вздохнул молоденький стажёр, – мы перебьёмся.
Воду вскипятили в электрическом чайнике. Три женщины разделили две чашки чая. Потом повисла пауза: курильщики переживали никотиновые ломки.
– Нет, это безобразие, – нарушила паузу астматичка. – А в туалет нас тоже не выпустят?
– Мир забыл о нас! – пафосно произнёс Сергей.
Стажёр хихикнул. Мы понимали друг друга без слов.
– Кто первый писает? – съязвил Сергей, снимая с полки графин.
– У меня спина болит, – пожаловалась полненькая Оля и легла на диван. Стажёр пристроился рядом. Мы с астматичкой заняли второй диван. Сергей улёгся прямо на столе…
Время тянулось медленно и мучительно. Мне даже удалось покемарить. В десятом часу вечера Сергей вдруг подскочил, посмотрел на часы и кинулся к компьютеру. За пятнадцать минут мы накидали пресловутый план. И тут же вошёл Хитров.
– Не скучали? – ласково поинтересовался он. Народ безмолвствовал.
– Что ж, посмотрим, что вы там написали. – Хитров, близоруко сощурившись, уставился в монитор.
– Можно на перекур? – нервно выкрикнул Сергей.
– Курить – здоровью вредить, – вздохнул Хитров, – но сходите, ребята, сходите.
Все бросились к выходу – в дверях образовалась пробка.
– Пять минут! – донеслось нам вслед.
В полночь мы, пошатывающиеся от усталости красноглазые зомби, во главе с бодрым предводителем, потирающим руки и рассуждающим о бюрократизме нашей питерской системы, спускались по ступеням широкой лестницы, выходящей на Суворовский проспект. Тёплая белая ночь раскинулась над городом, словно приглашая покататься на кораблике по рекам и каналам, попить пивка в ночном клубе, погулять по городу с мужчиной моей мечты… издеваясь, короче говоря. Хотелось одного: уткнуться в подушку и затихнуть. Навсегда.
– Кого подвезти? – приветливо спросил Хитров, открывая дверцу белоснежной «Волги» рядом с водителем. – Три человека поместятся. А, милые дамы?
«Милые дамы» не ответили. Бормоча сквозь зубы ругательства, словно по свистку, мы кинулись бежать и через мгновение растеклись по широкому Суворовскому. Скользящие в ночь чёрные точки, ничтожные насекомые на теле величественного и равнодушного к человеческому абсурду города.
…Огромная кипа картонных папок, устрашающе открывших пасти, издающих запах склада и затхлости, надвигалась на меня, и уже полетели, плавно кружась, отдельные листки…
Я проснулась и, только вскочив на ноги, сообразила, что это был кошмарный сон.
Задремала повторно уже под утро. На этот раз мне приснилось, что мы с Витькой стоим у деревянного столба, а Хитров, резво бегая вокруг, приматывает нас к нему закатанной в рулон длинной бумажной лентой…