Однажды Гришка всё-таки пришёл нас навестить.
Младший сын спал, старшего забрали на выходные родители. Когда я посмотрела в глазок и увидела там Гришку, моё сердце отозвалось забытым чувством: то была смесь радости, предвкушения праздника и беспричинного смеха…
Оказалось, что Гришка пришёл не один. Из-за его широкой спины, стесняясь и жеманничая, выступила завитая, как овечка, Галка. Вот это был сюрприз! Значит, Гришка с Галкой не смогли друг без друга. Помучившись год, они сошлись снова – теперь, по-видимому, навсегда.
Гришка рассказал, что он развёлся с Нинкой и привёл Галку к себе. Нинке ничего не оставалось, как уйти и оставить квартиру им. Я понимала, что Нинка ещё вернётся, как Карлсон. В квартире ведь есть её доля! Однако влюблённых, по-видимому, не огорчали подобные мелочи.
Алексей встретил гостей без энтузиазма, хотя поначалу сдержанно.
– Как живёте? – спросила я у Гришки и Галки.
– «Как же я вместе с нею живу? Да как сволочь, глаза б не глядели», – процитировал Гришка, переврав Геннадия Григорьева. И засмеялся своим фирменным булькающим смехом.
Алексей ещё больше помрачнел.
– Α-a… мы уже притёрлись, – проговорила Галка. И, вздохнув, махнула рукой.
Ну и слава богу!
Я накрыла на стол. У нас с Алексеем в серванте стояла бутылочка вина. Однако Гришка с Галкой, как выяснилось, принесли с собой литр водки. Я хотела воспротестовать… и тут заметила, что Алексей, в общем-то, не возражает против «тяжелой артиллерии». Подумав, поставила на стол четыре стопки.
Вообще-то у меня были нехорошие предчувствия насчёт этого вечера. Еще в самом его начале проглядывала концовка, зловещая, как развязка триллера. Однако я решила не поддаваться дурным предчувствиям.
Мы с Гришкой и Галкой обсуждали общих знакомых. Я, как могла, пыталась выглядеть оживлённой. А Алексей… Явно лишний в нашей компании, он мрачно нависал над нами, неодобрительно слушая смех и с отвращением покоряясь уделу пассивного курильщика, да изредка косился на искалеченный косяк двери, словно прикидывая, не угрожает ли ему очередное увечье. Разумеется, Алексею было неинтересно, ведь говорили мы с Гришкой и Галкой о людях, которых он даже не знал. И я начала «переводить стрелки» на друзей семьи. Рассказала про Димку, Лёшкиного старого приятеля, и его жену Ленку.
– …Представляете, когда Димка в третий раз был в Грозном, он под Новый год пошёл к чеченцам играть в карты! Да нет, какой там отморозок, дурачок скорее…
– Ничего себе – дурачок, – живо откликнулся Гришка. – Представляю, как из-за этого «дурачка» натянули руководство… И что было дальше?
– А дальше… Димку на обратном пути чуть не пристрелили! Свои! Задремавший на посту сержант проснулся от хруста ветки и пальнул. Тут же с десяток сотрудников вывалились из вагона, в одних подштанниках, и открыли стрельбу из всех видов оружия… Хорошо, что никто не попал. Позже Ленка, чтобы покрыть Димкин карточный долг, выслала ему тысячу долларов.
Галка хмыкнула. Гришка слушал очень заинтересованно. Смотреть на Алексея я избегала.
– …Так вот, Ленка на развод подала! Её можно понять: хоть мужик и десять лет в угрозыске, и три командировки в горячие точки… Но продать ёлку накануне Нового года! Он тогда так напился на вырученные деньги, что, забрав из яслей ребёнка, исчез в неизвестном направлении и пробыл там (никто не знает где) три дня. Ребёнка она нашла и забрала, всё нормально…
Тут Алексей встал и демонстративно включил видик. На экране появились кадры порнофильма с участием Рокко Сиффреди.
Пару минут все ошарашенно смотрели в телевизор. Потом Гришка – не то смущённо, не то возмущённо – проговорил:
– Слышь, Лёха! А нельзя ли эти… картинки убрать? Ну, чтобы их не было?
– А что такое? Я у себя дома, – заявил Алексей и прибавил звук.
Гришка подумал и пожал плечами: дескать, дело твоё…
Было очевидно, что Алексей всячески пытается выгнать гостей. Следующим этапом может оказаться битьё морд.
Однако Гришка, видимо, решил не вестись на провокации.
– А знаете, друзья, – начал он миролюбиво, – на днях…
Но тут Алексею позвонили на мобильник.
В начале нулевых звонки на мобильные номера с городских номеров предполагали оплату разговора владельцем трубки. На этот раз Алексею звонил с городского номера приятель Ян, недотёпа и зануда, предмет шуток в нашей семье.
Алексей секунд десять раздумывал, прежде чем ответил на звонок.
– Да, – отозвался он неприязненно.
Затем, после короткой паузы, последовала его злобно-саркастическая тирада:
– Ну, Лесбиян, я охреневаю! Это из-за такой фигни ты меня на бабки опускаешь? Ладно, ишак тебя понюхал… Сообщу.
– Ну что же, друзья, – произнёс Алексей, возвращаясь за стол, – давайте выпьем за вас!
Только простачок не уловил бы сарказма в его голосе. Однако гости выпили, как ни в чём не бывало.
– Ты хотел что-то рассказать, – напомнила я Гришке.
– Ах, да, – спохватился тот. – На днях в баре с мужиком повздорил. Я ему объясняю: «Тебе извиниться следует, чудак на букву „м“…»
– А что он сделал? – поинтересовалась я.
Из угла неприязненно сопел Алексей.
– Да это неважно… А вот то, что он начал орать: «Я – семёра!» – его и сгубило!
– А что такое «семёра»? – спросила я.
– Управление ГУВД по спецмероприятиям, – объяснила Галка. Видя, что мне это ни о чём не говорит, Алексей пренебрежительно фыркнул и налил себе водки.
– Ну, те, которые нас типа курируют… Но я на эти понты ложил, ты же понимаешь. Я ему в ответ спокойно так: «Ах, ты – семёра? А я – валет!» И давай его воспитывать…
– Ой, – вмешалась Галка, – нашёл, чем хвастаться! Хоть бы помолчал…
– Он на четвереньках выбегает на улицу, – продолжал Гришка, не обращая на Галку внимания. – Я не спеша иду за ним. Он врывается в отдел милиции. Я – следом.
Дежурный только головой крутит: туда-сюда. Он с пола показывает ксиву, вползает в «обезьянник», за решётку, и кричит: «Закройте меня!»
И Гришка расхохотался.
– Ну, рассказывай дальше, – взъерепенилась Галка. – Расскажи, как вы, дураки, полночи в этой клетке просидели!
Я покосилась на Алексея. Тот пустым взглядом смотрел на экран. Потом вдруг схватил пульт и выключил Рокко Сиффреди.
– А как вы встретили Новый год? – спросила Галка, героически решив всё-таки превратить это безобразие в «светский вечер».
– Как, как… Да никак!
Новый, 2003 год мы встретили без электричества, зато с семейным скандалом. Лёшка, хорошо отметивший праздник в коллективе (и по этой причине, как обычно, злой), полез в подвал чинить пробки и наткнулся на свору собак. Замёрзший, с порванной штаниной, зато протрезвевший, он вернулся домой. И мы, так и не дозвонившись до аварийной службы, в одиннадцатом часу бурно помирились и легли спать. Лазаревы звали «посидеть при свечах», но уже ничего не хотелось…
Поскольку я боюсь темноты, свет в нашем коридоре никогда не гаснет. Тем непривычнее было засыпать на Новый год в кромешной темноте, под стуки и стенания мужика, застрявшего в лифте на нашем этаже.
Зато в третьем часу ночи свет зажёгся везде! Заплакали разбуженные дети, зачертыхался Алексей. Наступил новый год.
– А у нас полдома вырубило, – подхватил Гришка, – но сосед-умелец присоединил провода к патрону лампочки на лестнице, и мы смотрели телевизор! В этом году ведь полгорода без лепестричества оставили, потому что телебашню, как новогоднюю ёлочку, огнями нарядили. Интересно, откуда Гришка знает, в чём причина отключения электроэнергии?
– А где мой тёзка? – вдруг вспомнил Гришка, оглянувшись на дверь детской. – Можно с ним поздороваться?
– Не надо, Гришка, – ответила я. – Спит и пусть спит.
Алексей угрюмо сопел. Я вдруг заметила, что кончик носа у него – набрякший и красный, в лучших традициях запойных пьяниц. Плохой признак!
– Эй, а где водка? – вопросил вдруг Гришка. И привстал, осматривая стол.
Оказывается, пока мы тут болтали, Алексей всё выпил.
– Хочешь водки – иди в магазин, – невнятно проговорил Алексей.
И Гришка с Галкой пошли. Я увязалась с ними, чтобы не оставаться с мужем.
…Мы обернулись быстро. Ещё на первом этаже, у лифта, я услышала странные звуки, идущие сверху. Звуки, не похожие ни на что (рёв? хрип?), непостижимым образом связывались в моём сознании с мужем. Я бросилась наверх пешком, Гришка с Галкой топали следом за мной. С каждым лестничным пролётом звук усиливался, и вот уже было понятно, что всё-таки это – человеческий голос.
На седьмом этаже двое перепуганных юных гопников и их общая девочка жались друг к другу, с ужасом глядя на огромную всклокоченную фигуру, изготовившуюся к прыжку. «Предъявите документы! – орал Алексей, разбавляя смысловой блок сообщения матом. – Ах так, ну всё, вам кобздец!» Рядом с вытаращенными глазами стояли наши соседи Лазаревы. Где-то за приоткрытой дверью женский голос причитал: «Ох, ну что же это делается?». – а сонный мужской голос бубнил: «Успокойся, мать, наверное, это кошки…»
Я успела подумать: где же Гришка со своими спецназовскими приёмами? Но Гришка, видимо, растерялся. Зато не растерялась Галка, и когда Алексей прыгнул вперёд, Галка тоже прыгнула. Гопников словно втянуло в квартиру, и Лёшкины кулаки лишь скользнули по железной обшивке. В тот же момент Галка схватила его за загривок и, согнув в три погибели, поволокла от злополучной двери вверх по лестнице. Мы с Гришкой плелись следом, и всюду на нашем пути защёлкивались дверные замки.
Дома Алексея запихали в ванную, а Гришка с Галкой, посидев минут двадцать, засобирались домой.
Вечер был испорчен. Я провожала гостей. На улице кочками лежал снег. Весной, когда он сойдёт, все увидят разбросанный по двору мусор, который не будет убран никем и никогда, и так продолжается с тех самых пор, как отменены ленинские субботники.
А впрочем, может быть, это и есть наша нормальная жизнь и для того, чтобы всё было нормально, просто не нужно приглашать гостей? Никогда. Никаких.