Чужие голоса

В ночь совершения акции боевики отряда «Орион» проникли на территорию Комбината со стороны отстойников. Агент U-235 составил план закладок динамита и подготовил запалы. По завершении мероприятий отряду было приказано вернуться в бункер и ждать дальнейших инструкций.

Эйнар Сепп хотел получить гарантии эвакуации в Лондон, требовал связаться с Центром, угрожал оружием. Пришлось применять методику активного психического воздействия. U-235 переключил внимание объекта. Несложными манипуляциями внедрил в сознание подопытных необходимость исполнять приказ – отряду оставаться в бункере еще три дня, ждать прибытия связного.

Поджог административных зданий в центре города должен был осуществить надежный и управляемый помощник. Распределив задачи, около десяти часов вечера U-235 захватил рацию, взял удочки – для маскировки, на случай встречи со случайными прохожими – и скрылся в лесу. Он шел в направлении поселка Тойла. Ему показалось, что около полуночи со стороны Комбината послышался отзвук отдаленного взрыва.

Двигаясь в лесополосе вдоль береговой линии, во втором часу ночи он достиг схрона. Отбил радиограмму в Центр. Получил ответное сообщение, что информация принята.

Съел консервы с хлебом. Подготовил лодку.

Около трех часов ночи в районе координат 59.47 – 27.62 его должна была подобрать шлюпка со шведского торгового судна. Агент рассчитывал, что моряки доставят его в Стокгольм, где он сможет лично встретиться с человеком по имени Герберт, ведущим аналитиком британской МИ-6. Этот план эвакуации агенту передали через связного в Таллине.

Конец одной игры обозначал лишь начало новой, еще более увлекательной.

Полчаса он отвел на сон – такая же необходимость для восстановления человеческих сил, как пища и вода. Агент прилег на мох, прикрыл глаза.

Память его была очищена от воспоминаний детства – никаких подробностей, личных привязанностей, полная дистилляция. Так много лет назад он наблюдал, как по приказу командующего освобождают сейфы и ящики столов сотрудники Geheime Staatspolizei перед немецким отступлением. Горы папок с документами были сложены в тюремном дворе, облиты керосином и уничтожены в огне. Ту же операцию он мысленно произвел со своей прежней жизнью, поступая в разведывательную школу при управлении Abteilung Abwehr II Sonderdienst.

Но теперь, лежа на поросшей мхом поляне, пытаясь расслабить мышцы тела и лица для погружения в недолгий сон, он вдруг обнаружил, как в голове мелькают, сменяя друг друга, яркие картины прошлого. Он будто заново проходил весь путь, приведший его в данную точку мира, вспоминая даже то, чего не видел, но знал по рассказам других.

Ночью с оружием вошли, подняли спящих, вытряхнули из постели малолетних ребят. Взять разрешили только самое необходимое.

С хутора в Псковской области, где жили поколениями предки, смешиваясь кровным родством с немцами, шведами, литвинами, ингерманландцами, всесильный росчерк чернил на отпечатанном листке постановления бросил их на другой край света, на спецпоселение, в далекую Сибирь.

В пути, в пропахшем махоркой и человеческим страданием вагоне, родился Ваня, шестой ребенок в семье Кнутовых.

После отец за рюмкой сочинил, что Ванятку тянули из мамкиного живота сразу сто человек, будто в сказке о репке. А мальчик думал, как хорошо бы снова поселиться в теплом животе под передником, свернуться клубком и более не выходить наружу.

Мать смущенно отворачивалась, вспоминая внезапные роды, которые развлекли и подбодрили полумертвых людей, едущих навстречу неизвестности в вагонах для перевозки скота.

В Сибири первый год Кнутовы устроились в наспех вырытой, обшитой лесом и выстеленной ветками землянке. После уж отец, знавший и печное, и плотницкое ремесло, поднял единоличное хозяйство на хуторе, отстроил дом, женил двух старших сыновей. Младшие сызмальства ходили за скотиной, пахали, бортничали, охотились на пушного зверя. Чтению, письму и языкам их обучала дома мать, сама получившая хорошее образование в псковской гимназии.

Ваня помнил раннее детство, когда его брали на пашню и сажали под дерево, сунув в руки глиняную свистульку. Он с любопытным страхом глядел на недавно купленную лошадь Гапку, фыркающую ноздрями, казавшуюся огромной и горячей, сродни пылающему солнцу.

Десяти лет мальчик сам выучился направлять смирную кобылу, пока за плугом шел пятнадцатилетний Михалка, затейник и песенник. Отец веревкой, подвязанной к колышкам, педантично ровнял борозду.

«Дядя, глянь, сзади упало и пар пошел!» – кричали соседские парни, проходя вдоль хуторских полей. И всякий раз тугой на одно ухо Никодим Глебович простодушно оглядывался, и над пашней слышался хохот.

За год до войны лес уродил прорву орехов. Отец наклонял ветки, приближая к лицам ребят шершавые листья, сверху зеленые, с изнанки серебристые. В листве виднелись полные гроздья, дети за час набирали мешок. И орехи, и зерно, сбереженное для посева, прятали на дальней охотничьей заимке.

Парни из колхозной голытьбы выследили их, прячущих от реквизиции собственное добро, донесли. Отца повесткой вызвали в райцентр, домой он больше не вернулся. Ночью пришли люди с оружием из сельсовета, угнали скотину. На телегу погрузили мебель, зимние тулупы и механическую крупорушку, которую Никодим Глебович недавно приобрел по программе кооперации на паях с другим зажиточным соседом, арестованным в тот же день.

Старшие братья подписали отказ от отца и завербовались вместе с женами в Кузнецк, строить завод. В начале зимы к ним уехал Михалка. А мать с младшими Ванькой, Марией и Анной сельсовет переселил в отдаленную часть района, на неосвоенные земли.

Снова пришлось вернуться в землянку, есть траву и кору с деревьев, попрошайничать по соседним селам.

С тех дней Ваня Кнутов тайно и крепко возненавидел советскую власть, которая отняла его дом, отца и братьев, а после обеих сестренок, которые той же зимой опухли и умерли от голода.

В отчаянии мать с плачущим Ванькой легла на пороге сельсовета, и ей каким-то чудом исправили бумаги, собрали денег на билет. Весной сорок первого года они вдвоем вернулись в Псковскую область, на реку Великую, к родне.

Дядя, счетовод при колхозном правлении, принял гостей неласково. Его толстая рябая жена поначалу вовсе не хотела брать дальних родичей в дом. Всё же их поселили в кухне, в углу, приставили к работе, но каждый день попрекали куском. Мать уж договорилась с сентября переехать учительствовать в соседнее село, где ей обещали освободить квартиру. Но тут объявили войну.

Дядя сложил ценные пожитки на подводу и, забрав свою семью, уехал в эвакуацию. Ваня с матерью остались сторожить избу.

Над лесом загудели самолеты, начались бомбардировки. Всё ближе грохали взрывы, придвигалась линия фронта. Несколько дней гнали по улицам большое стадо коров и прочей скотины – чтобы не доставалась немцам. Дороги были запружены людьми, повозками, машинами.

В начале июля советские войска оставили Псков, был взорван мост через реку Великую. В поселок, где жили Кнутовы, вошел механизированный корпус четвертой танковой группы под командованием генерал-полковника Эриха Гёпнера. Два немецких офицера-связиста, молодые веселые парни, заселились к ним в избу. Во дворе они поставили необыкновенную машину – блестящий, пахнущий горячим маслом гусеничный мотоцикл Kettenkrad.

Поначалу тринадцатилетний Ваня боялся их лающих голосов, громкого смеха, выбритых лиц. Шоколад, которым его угостили, не сразу решился взять в рот. Чернущий, ну как умрешь? Но после, распробовав вкус, пристрастился к шоколаду и до сладкой судороги полюбил шуршание тонкой фольги, сухой хруст разламываемой плитки, солнечную сладость во рту.

Связисты на прощание прокатили его на мотоцикле и отправились дальше, на Москву. Но им на смену пришли новые немцы, уже на легких быстроходных мотоциклах, за ними – другие, в машинах.

Ваня начал помогать денщикам в хозяйственной работе, чистил сапоги и мундиры, обслуживал офицеров за столом, бегал с поручениями в комендатуру. Мать потихоньку вспоминала подзабытый немецкий, учила сына. Ему дарили мелкие подарки – губную гармошку, флакон с остатками одеколона, давали пострелять из револьвера. Немцы стали его любовью, заменой потерянной семьи.

Мать оформилась переводчицей при новой власти, запросила из архива метрические книги, по которым значилось, что их род ведется от шведа Олафа Кнутсена, принявшего русское подданство при царице Екатерине. По рекомендации коменданта Ваню принял в услужение офицер айнзацгруппы А, оберштурмфюрер СС Август Вильге. Подразделение было расквартировано в центре Пскова, туда переехал Ваня с матерью, которую тоже взяли на работу в команду.

По берегам Псковского озера пленные и заключенные строили под руководством немцев оборонительную линию «Пантера» – огневые точки, минные поля. Вильге инспектировал строительство и пару раз брал с собой молодого денщика Ганса Кнутсена – так звучало новое имя Вани.

Когда Красная армия развернула наступление, Вильде, отправляясь на фронт, дал своему смышленому помощнику рекомендацию и оформил пропуск в немецкий тыл. Так летом 1943 года Ганс оказался в секретной разведывательной школе Абвера, которая дислоцировалась в местечке Нойгоф, недалеко от станции Гроос-Раум, в двенадцати километрах от Кенигсберга.

Около года вместе с русскими, латвийскими, эстонскими парнями 14–17 лет Ганс изучал основы топографии, ориентирование на местности, умение пользоваться картами и компасом. Занимался гимнастикой и аутотренингом, стрелял по мишеням, изучал свойства взрывчатых веществ и правила их закладки, самостоятельно готовил зажигательные средства и простейшие взрывные устройства, разрабатывал планы диверсий.

Их группа из пяти человек специализировалась на промышленной разведке и диверсионной деятельности в глубоком тылу. Их учили добывать нужные сведения – входить в доверие к самым разным людям, подслушивать разговоры, выпивать, не пьянея, а также использовать для своих целей женщин, имевших связи с руководящими работниками советских учреждений и промышленных предприятий.

Курсантов инструктировали, как нужно вести себя на допросах в случае задержания, как перекладывать вину на других. Они допрашивали друг друга, меняясь ролями, следили за товарищами и доносили руководству школы о каждом сомнительном слове или поступке.

Помимо общих дисциплин Ганс Кнутсен, получивший кличку Вильде Кляйн в честь своего покровителя, изучал радиодело, работу на ключе на слух, правила шифровки и дешифровки радиограмм. У школы была неплохая учебная база: своя радиостанция, фотолаборатория, химический кабинет, стрельбище и мастерские по изготовлению фиктивных документов. Под конец обучения Гансу было разрешено выходить за охраняемую территорию школы. Его познакомили с женщиной-радисткой, назначенной для совместной работы – она должна была изображать его мать.

Они стали любовниками. Наталья научила его не только сексуальной практике, но и навыкам соблазнения, унижения, шантажа, подчинения женщин.

Шестнадцатилетний комсомолец Велиор Ремчуков и сорокалетняя Наталья Ремчукова, вдова офицера-подводника, через Львов, Воронеж, Саратов прибыли в город Киров, где женщина устроилась на службу в местный военкомат. В Кирове Велиор окончил десятилетку, поступил на курсы подготовки комсомольских секретарей при партийной школе. Был направлен в Ленинград, работал на объектах химической промышленности, затем сам попросился занять должность освобожденного комсорга на Комбинате № 7 на территории Эстонии, куда по семейным обстоятельствам не смог поехать инструктор облисполкома.

Просьбу удовлетворили, вошли в положение парня, который незадолго до этого потерял невесту – молодая девушка, дочь крупного партийного работника, погибла при пожаре в дачном домике.

Почему теперь, как эхо далекого взрыва, в сердце толкнулось воспоминание о прежней жизни? Понимал – его земная, человеческая сущность не может не испытывать тревоги, подходя к Рубикону, за которым ждет неизвестность.

Он вожделел обновления – к чему скрывать? Мечтал, разглядывал фотографии Лондона в старом путеводителе. Представлял, как сам пройдет по этим улицам.

Ботинки ручной выделки, тонкой шерсти костюм. Сигара, обязательно личный автомобиль. Серый, немецкой марки. Дом – ему обязаны предоставить дом с камином, с собственным садом в пригороде Лондона. Пусть небольшой, но уютно обставленный. Лестница в спальню, гостиная внизу. Служба? Что ж, он может преподавать. Консультант, вербовщик, разработчик новых операций – ему интересно любое направление. Он заготовил эффектную фразу для приветствия. При помощи словаря перевел на английский.

– Верю, вы найдете применение моим талантам. Столь ценного специалиста в своей области мечтает иметь разведка каждой страны.

Его принадлежность к ордену избранных Lux Astralis – об этом, пожалуй, пока не следует сообщать.

Ельчин, бывший корниловский офицер, преподаватель агентурной разведки, дал юному Гансу книги Гурджиева, Блаватской, Владимира Шмакова. Так Ване Кнутову открылось учение тайных философов, готовящих всемирную реформацию человечества. Мистические практики Древнего Востока, взаимосвязь энергий мироздания, понимание природы видимой вселенной как отражения высшего духовного царства – слова учителя легли в благодатную почву.

Позже, в СССР, Ремчуков искал и находил всё новые пути постижения эзотерических истин, скрытых от заурядной человеческой массы. Он освоил методы трансформации сознания. Через симбиоз живых существ, связанных единой энергией, научился проникать в чужие мысли и управлять ими извне. Путем ежедневных упражнений он достиг умения расщеплять свое сознание на несколько самостоятельных частей.

Он овладел искусством мимикрии. Его физическое тело могло вмещать одновременно несколько субъектов, каждый из которых действовал независимо от прочих. По мере исполнения того или иного плана симулякры подлежали уничтожению.

Ваня Кнутов, он же Ганс Кнутсен и Велиор Ремчуков, полюбил давать своим недолговечным симулякрам имена древних богов.

Он породил Эриний, духов неотвратимости. Зависть Мегеры, возмездие Тизифоны, память Алекто служили целям устранения свидетелей.

Уран, первый правитель вселенной, ведущий вечную борьбу за власть, подпитывал тщеславие соучастников.

Медуза – невидимый щит от враждебных энергий.

Египетские боги Озирис, Анубис и Гарпократ…

Сон оборвался. Голос шепнул Ремчукову:

– Пора!

Ремчуков посмотрел на часы.

Погода была тихая, безветренная. В три часа ночи агент U-235 вышел на лодке в море и двинулся на северо-запад. Здесь его должна была подобрать шлюпка со шведского торгового судна.

Кругом была темнота. Шепот в голове Ремчукова сливался с пением воды.

– Греби, повелитель богов, дарующий душам венцы, существенность и бытие…

Он греб интенсивно. В темноте показались огни – далеко по фарватеру проходил торговый корабль. Это за ним!

Волны пели. Велиор почувствовал, как его сущность помимо воли начинает раздваиваться. Анубис и Осирис спорили с Гарпократом.

– Шлюпка? Почему они не спускают на воду шлюпку?

– Они идут!

– Их приближение скрыто в темноте!

Ремчуков изо всех сил поворачивал весла, но легкую лодку сносило течением. Он не видел ни шлюпки, ни катера.

– Смотри, вот они! Уже близко!

– Где, где?

– Взгляни наверх!

Погребальная лодка из древней гробницы двигалась по воздуху. Деревянные фигурки в белых набедренных повязках неспешно поворачивали руль. Они окликали друг друга:

– Скорей!

– Поднажми!..

Ремчуков стряхнул наваждение. Рискуя привлечь внимание патрульного катера, включил фонарик.

Торговое судно удалялось. Нет, ошибки быть не могло. Велиор замер, еще надеясь услышать в темноте плеск весел. Но море издавало лишь однообразный ропот.

Со всей неотвратимостью агент осознал, что был обманут. За ним никто не придет.

Несколько минут, бросив весла, он сидел неподвижно. Голоса в его голове тоже смолкли. В море он был один.

Вдруг светлое пятно мелькнуло в воде. Камень? Утопленник?

Ремчуков склонился над водой. Услышал странный звук.

Светилось существо, ужаснее которого не видел. Рыба?

Медуза? Нет, он сам смотрел сквозь толщу вод. Его отделенная от туловища голова колыхалась в морском течении, глаза таращились, в рот набились водоросли.

Ремчуков закричал от ужаса. Он звал кого-то в отчаянии, обращаясь к небу, морю, к отрубленной голове. Крик его затих. И в ту же минуту со всех сторон отразился хохотом множества неизвестных существ.