Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
С той минуты, как брат-мертвец заглянул в душу Эльзе, явь сделалась обманной, а жизнь истинная переместилась в сновидение.
Это во сне черные собаки надрывались лаем, чужаки в милицейской форме обыскивали дом. Вот на столе – ключи, документы, молитвенник матери. Для чего-то здесь же офицерские ботинки Осе. Вещи из шкафа и сундука вытряхнуты на пол. Кружевной воротничок, в котором девочка встречала Первомай, затоптан грязными сапогами. За окном льет дождь. Сумерки, безвременье.
Ей чудится, что на весь мир упала мгла, время застыло, события стали обрывочны и непонятны. Так бывает только в сновидении. Окаменев от стыда, Эльзе в одной нижней сорочке сидит на стуле в незнакомой комнате – для чего, каким образом она попала сюда?
Женщина с грубым голосом и перекошенным набок лицом ощупывает швы ее одежды. Посторонние люди входят и выходят, хлопая дверью. Никто из них ей не знаком.
Допрос – тягучий, монотонный, будто засыпаешь и просыпаешься опять во сне. По-русски, по-эстонски ей задавали одни и те же вопросы – где находится бункер? Сколько бандитов в лесу? Какое оружие? Кто руководит отрядом?
Эльзе молчала. Иногда поднимала тяжелую голову и смотрела на чужаков глазами мертвого Осе. Тягостный сон!
Проснувшись, она вдруг оказывалась в лесу, на берегу ручья. Светило солнце, вода играла веселыми искрами. Ее окружали Эйнар, Вайдо, Вальтер и другие партизаны. Эльзе плела рубашки из кладбищенской крапивы. Знала, что, набросив рубашки, братья обратятся в диких лебедей и смогут улететь в дальние страны. Эту сказку девочка читала в школе.
Осе сидел с ней рядом и показывал, как лучше затягивать петли.
– Вяжи быстрее, Эльзе! Если ты не успеешь закончить работу в срок, чужаки найдут нас и убьют.
В тот же миг живая реальность обращалась в жуть сновидения. Ее брали за волосы, обливали водой.
Холеный, мордатый офицер кричал на Эльзе, бил ее резиновым жгутом по плечам, по голове – как будто черная змея жалила кожу. Он рвал ей косы, закручивая вокруг толстой руки. Ставил ее на колени, плевал ей в лицо и снова бил.
Эльзе молчала.
Она не слышала вопросов. Бандиты, бункер, рация, шпионы – слова летели мимо, не задевая сознания. Ей казалось, она уже умерла и бесы терзают ее в наказание за предательство, за отречение от правды и света. Она теряла сознание и снова просыпалась на берегу ручья, окруженная братьями.
– Торопись, сестрица! – умолял ее Осе. – Чужаки уже близко, нам не спастись!
Эльзе хватала крапиву, и всё ее тело обжигала боль.
Сколько длилась эта пытка? Несколько часов, может быть, дней? Эльзе не знала. Она не чувствовала голода, только всё время хотелось пить. Какая-то женщина поила ее из ковша. Вода отдавала железом. Девочка роняла голову на солому и торопилась заснуть – или проснуться?
– Пустите, пустите! Мне нужно вязать рубашки для братьев!..
Спать, спать, так хочется спать…
Наутро дверь открылась, ее позвали. Умыли, дали платье, телогрейку, обувь. Под конвоем по коридору, между железных дверей со смотровыми окошками. Вывели во двор, велели ждать.
Снова лаяли собаки, солдаты с автоматами садились в брезентовый кузов военной машины. Рядом переминалась сумасшедшая старуха с окровавленным ртом, в рваной телогрейке. Ее бормотанье мучило, досаждало.
О чем она всё шепчет? Эльзе прислушалась. Узнала имена и отшатнулась в страхе.
– Откуда ты знаешь моих братьев?
– Дура, не погань своим языком моих сыновей!
Обломанный круглый гребешок на затылке, отцовские сапоги. Нет, разве это может быть матушка? Что за колдовство обратило красивую гордую женщину в седую сгорбленную ведьму?! Что значат ее слова?
– Мама, это ты? – шепнула девочка.
– Sulgeda, kibuvits! Заткнись, мерзавка! – с клекотом в горле, будто коршун, кружащий над полем, крикнула мать.
Подскочил пожилой сердитый надзиратель с висячими усами.
– Не разговаривать! Разойтись!..
Глядя на мать, первый раз за всё это время Эльзе захотелось плакать. Но слез не было, лишь горький ком собрался в горле, мешая вздохнуть.
Подъехала машина, вышел крупный немолодой военный в фуражке с красным околышем, в накинутом поверх мундира кожаном плаще. С ним другой, лет тридцати, в черной униформе с орденскими планками. Начальник местной милиции Лозовой выбежал им навстречу, отрапортовал, отдал честь.
– Товарищ полковник, докладываю о готовности операции…
Говорили негромко, быстро, Эльзе разбирала лишь отдельные фразы: «вооруженные националистические бандформирования», «служили в немецкой добровольческой дивизии», «замечены в Лондоне», «под контролем иностранных спецслужб»…
С ними был и директор Комбината Гаков. Хмурил густые брови, смотрел в землю.
Павел, о котором Эльзе почему-то совсем не думала в эти дни, вдруг явственно представился ей – открытый ворот белой рубашки, загорелая крепкая шея. Синие, прохладные, как апрельское небо, глаза.
Их разговоры, блуждание по песчаным дюнам, мечты о будущем – теперь всё казалось ужасно далеким, будто рассказ из книжки. Верно, Павлик уже вернулся в Москву, пошел в институт на занятия. Так лучше. Ему не надо видеть, какой она стала сейчас, как безобразно раздулись от побоев и отяжелели ее ноги, как распухло лицо.
Эльзе уже понимала, что ее судьба решена и помочь ей не сможет ни Павел, ни сам Гаков, даже если бы захотел. Главное, чтобы спаслись ее братья – только об этом девочка молилась в тюремном дворе.
Грузовая машина заехала в ворота. Дверь в кузове, как старый сундук, закрывалась на железный засов с висячим замком. Надзиратель загремел ключами. Их с матерью завели в кузов, велели сесть на лавку. Эльзе слышала, как снаружи запирают замок.
Куда везут – в другую тюрьму? На расстрел? Мать не глядела на дочку, только всё раскачивалась, потирая висок кончиками пальцев. Напевала старинную песню:
– Мы вышли в море в большой рыбачьей лодке… В час, когда солнышко поднимается в синее небо…
Эльзе шепнула:
– Матушка, я ничего им не сказала…
– Мне что за дело?.. Я тебя не знаю!
Ком в горле, будто колючая солома набилась в рот. Мать тоже били. Нужно не думать об этом. Нужно молиться, чтоб Эйнар, Вайдо, Арво, Вальтер и Юрген спаслись.
Машина остановилась. Пожилой охранник с висячими усами – тот, что замахнулся на мать прикладом, – велел им выходить.
Военные грузовики стояли у кромки леса. Между деревьями Эльзе видела солдат в брезентовых плащах. Из личного автомобиля выбрался полковник. На его ногах были высокие и блестящие хромовые сапоги.
Пошли через лес. Эльзе уже поняла, что их ведут к бункеру. Откуда узнали место? Неужто матушка, обезумев от горя, невольно выдала тайну? Или, может быть, Вайдо тоже был схвачен, не выдержал пыток?
Эльзе закричала лебединым кличем – условный знак, предупреждающий братьев об опасности. Надзиратель наставил на нее автомат. Мордатый лейтенант подбежал, вытаращился в самое лицо, зашипел:
– Еще закричишь – придушу!
Мать хрипло засмеялась.
– Не кричи, дура! Мальчиков там нет. Они ушли… На рыбачьей лодке в море. В час, когда солнышко поднимается в синее небо…
В сотне шагов от входа в бункер надсмотрщики остановились. Эльзе видела, как солдаты окружают поляну широким кольцом, ложатся на землю. На их касках покачивались привязанные ветки.
Мордатый офицер Савельев, который бил девочку на допросах, подбежал, приказал:
– Ты, сейчас пойдешь ко входу в землянку. Скажешь, что здесь ваша мать. Скажешь, что они окружены, сопротивление бесполезно. Пускай выходят. По одному, без оружия.
Полковник подошел, чуть пригибаясь возле кустов.
– Кто говорит по-эстонски? Есть переводчики?
Подбежал человек в гимнастерке с красными ромбами. Стал повторять по-эстонски всё то, что говорил мордатый лейтенант. Мать снова засмеялась.
– Вы, глупые солдаты, ступайте домой! Мальчиков там нет! Мои сыновья плывут в лодке, в большой рыбачьей лодке…
Савельев вынул черный пистолет, толкнул Эльзе в спину стволом.
– Давай, шевелись!
Девочка посмотрела вокруг. Далеко, на тропинке, за оцеплением вооруженных людей, стоял директор Гаков, он прикуривал папиросу. Рядом с ним Эльзе увидела Павлика. Прохладные глаза смотрели спокойно и прямо. Не может быть, это не он – показалось. Нет, это он.
Эльзе медленно направилась ко входу в бункер. Остановилась. Оттягивала время. Савельев махнул пистолетом.
Приблизившись, девочка сложила руки возле рта, как учил ее Вальтер, и снова три раза простонала лебедем-кликуном. Упала, приникла ухом к земле. Мысленно обратилась к деревьям, окружавшим поляну: «Дядюшка-ясень, бабушка-ель, спасите моих братьев, спрячьте под своими ветками! Мать-земля, открой свои недра и тайные пещеры. Позволь моим братьям скрыться от врагов!»
Лес молчал. Мать права, они ушли. Сердце Эльзе наполнилось радостью, она засмеялась, запела:
– Братья-лебеди вышли в море! У них большая рыбачья лодка…
Вдруг на расстоянии двух шагов от ее лица приподнялся дерн, покрывавший крышу землянки. Будто черная змея показала голову. Воздух затрещал, как разрываемое полотно.
Девочка прикрыла голову руками.
Пулемет строчил, сбивая ветки и листья. Вскрикнул человек.
– Назад, назад! – кричали ей по-эстонски. Она поползла. Ее подняли.
После грохота пулеметной очереди тишина в лесу казалась особенно нежной. Замолчавшие было кузнечики – сначала один, после другой и третий – начали свой мелодичный стрекот.
Военные что-то обсуждали на тропинке. Раненому солдату перевязывали руку.
Мать сидела у старой лиственницы, раскачиваясь вперед и назад, невнятно тянула мелодию песни.
«Эльзе, где твои рубашки из крапивы? – шепнул беззвучный голос. – Набрось нам на плечи, исполни обещанье!»
«Нет у меня ничего, милый братец! Не стать вам лебедями, не спастись от чужаков!»…
– Я выхожу! – крикнул из-под земли голос Вайдо.
Солдаты замерли. Открылась дощатая крышка. Вскинув руки над головой, Вайдо поднялся из бункера.
– Не стреляйте! Я сдаюсь!
Полковник вскинул руку, солдаты замерли.
И тут пулемет застрочил за спиной младшего братца. Вайдо упал.
– E-e-e-i! – вскрикнула мать и побежала через поляну. Ее не успели остановить. Мелькнули ноги в стоптанных отцовских сапогах, крылом взлетела широкая шерстяная юбка.
Будто наткнувшись на протянутую между деревьев веревку, мать качнулась назад, запрокинулась. Взметнулись седые космы. Треск пулемета оборвался.
Пожилой усатый надзиратель, тот самый, что сердито кричал в тюремном дворе, схватил Эльзе за плечи, широкой ладонью прикрыл ей глаза.
– Не смотри, дочка! Лучше поплачь. Отойди от сердца.
Эльзе оттолкнула его. Она смотрела, как на поляне мать билась в агонии, словно большая сказочная птица, подстреленная охотником.
Наконец движение замерло. Ноги, руки, а вслед за ними всё тело Эльзе сделались ватными, она потеряла сознание.
Гаков стоял в стороне, но слышал, о чем совещались Лозовой, капитан стрелковой роты и командир операции, начальник особого отдела при управлении Прибалтийским военным округом. Возможно, в землянке засели еще пять или шесть бандитов. Вооруженные пулеметом, они могли держать оборону до темноты, а там попытаться совершить прорыв.
– Терять им нечего, товарищ полковник. Могут пострадать наши люди.
– Что предлагаете? – Полковник направил бинокль в сторону бункера.
Капитан понизил голос, что-то объясняя. Арсений Яковлевич мельком посмотрел на Павла.
С того момента, когда вскрылось участие племенника в этом деле, Гаков чувствовал беспомощную досаду. Всех подозревал, приглядывался к инженерам, к заезжим химикам и бухгалтеру из комиссии райисполкома, а у себя под носом, в соседней комнате, не замечал ничего необычного. Не придавал значения встречам Павла с эстонской девчонкой, не заглянул ни разу в его блокнот. Теперь Арсений чувствовал неловкость рядом с этим вдруг ставшим чужим, незнакомым юношей. Не знал, как себя вести с ним, отводил глаза.
Молодой солдат в оцеплении обстругивал длинный березовый прут, кивал, слушая указания капитана. Что они там задумали?
Лозовой приблизился с папиросой, Гаков зажег спичку.
– Придумали штуку. Говорят, надо подальше отойти.
– А что решили?
– Поглядим.
Молодой солдат с березовым прутом в руке, согнувшись, пробежал за кустами, прилег и пополз с тыльной стороны от входа в бункер. Подобрался довольно близко, залег. Полковник, капитан, сам Гаков и остальные следили за рядовым с напряженным вниманием.
Пошевелив руками, солдат что-то прицепил к пруту и выставил вперед, будто закидывал удочку. Дальше, дальше вытягивал прут и – раз, встряхнул над черной щелью входа в бункер. «Граната», – догадался Гаков, когда уже грохнул взрыв и под ногами будто сдвинулась земля – прошла ударная волна.
Боец выждал пару минут, подполз ближе к бункеру и кинул уже без всяких приспособлений вторую гранату.
Со стороны поляны потянуло едким дымом, запахом горелой плоти. Капитан побежал обнимать улыбающегося исполнителя операции.
– Отставить нежности! – прикрикнул полковник. – Малость переждем.
Гаков обернулся к Павлу. Тот наблюдал за происходящим с серьезным и внимательным видом, как обычно смотрел на шахматную доску. В эту минуту Арсений вспомнил документ, который вчера прочел своими собственными глазами.
Начальнику отдела милиции Лозовому А. В.
от комсомольца Павла Агеева
Начиная с мая текущего года по заданию секретаря местной комсомольской ячейки Ремчукова я вел наблюдение за некоторыми сотрудниками Комбината № 7 и связанными с ними лицами. Ремчуков В. Н. пояснил мне, что проводит операцию особой важности под руководством органов государственной безопасности и лично товарищей Никольского и Мешика, которые докладывают обо всем товарищу Берии.
Под нашим наблюдением находились фотограф Кудимов (который повесился), главный инженер Бутко, доктор Циммерман Лев Аронович, инженер Воронцов, рабочие Комбината Осе и Вайдо Сепп, их сестра Эльзе, а также некоторые представители органов милиции.
Все полученные наблюдения я передавал непосредственно Ремчукову в устном и письменном виде. Я также делал фотографические снимки людей и объектов на свой личный фотоаппарат марки «Зоркий», который мне подарила мама по окончании школы.
При наблюдении мной была установлена причастность эстонской семьи Сепп к бандитской организации «лесных братьев». Я выследил их тайное убежище в лесу и неоднократно хотел сообщить эти сведения в милицию. Но Ремчуков убеждал меня в необходимости секретности, так как в милиции может находиться информатор врага. Он сообщил о прибытии английского диверсанта и что нужно установить все его связи, чтобы выявить шпионов и предателей на местах.
Наблюдение за Эльзе Сепп, ученицей школы № 3 поселка Ору, подтвердило, что она является пособницей бандитов и носила им в укрытие еду. Вероятно, она тоже принимала участие в акциях устрашения, таких как убийство шофера Ищенко и почтальонши.
Ремчуков сообщил, что ликвидация банды назначена на 31 августа. Он обещал выдать мне личное оружие для участия в захвате и сообщить в институт, что я пропущу начало занятий по уважительной причине. О готовящейся диверсии на Комбинате я не знал.
Павел Андреевич Агеев, 17 лет
Войти с помощью соц. сетей: