Украденное счастье

Всё вышло, как задумала Эльзе. Матушка записала ее на курсы домоводства, и Павлик приехал на Комбинат, чтобы провести у моря каникулы – до самого сентября.

После занятий в клубе, а иногда вместо них Эльзе садилась на раму велосипеда, и они с Павлом ехали вдоль побережья на дальние пляжи. Бродили по лесу, горстями ели поспевшую землянику, искали в прибрежном песке янтарь.

Сбивчиво и горячо Павел пересказывал прочитанные книги, фильмы про шпионов. Читал стихи. Особенно любил он большую поэму, герой которой, мальчик-пионер, был убит своими родными в русской деревне.

Эльзе понимала не все слова. Семейная драма Павлика Морозова казалась загадочной, как события древних сказок. Но воодушевление чтеца передавалось ей, заставляя замирать от предчувствия жуткой развязки.

 

Леса и леса… за Уралом,

Где зимы намного длинней,

Деревня в лесах затерялась.

Лишь звезды да вьюги над ней.

 

Павлик часто вспоминал Москву, своих дворовых приятелей, товарищей по спортивной секции. Все они разъехались на лето, но в сентябре соберутся снова и будут гонять в футбол, запускать воздушных змеев. Но больше всего Эльзе любила слушать про чудеса советской столицы. Павел рассказывал, как сносят древние халупы, а вместо них возводят самые прекрасные в мире дома, самые широкие дороги, самые веселые парки отдыха – и девочке виделось райское царство, где повсюду красота, простор и золотое сияние. Нет на свете вкуснее московского мороженого, а газировку разливают чудо-машины, а в закусочной-автомате Моснарпита комплексный обед сам собой выскакивает из витрины.

Павел заставил ее верить в существование метро и в будущее счастье человечества. Ей тоже захотелось, чтобы все народы планеты когда-нибудь объединились в планетарный Коминтерн. Все слова, которые мать называла лживыми речами чужаков, по-новому открылись Эльзе.

Юный комсомолец из Москвы говорил, что все республики Советского Союза равны и уважаемы одинаково, а все национальности – узбеки, татары, украинцы, эстонцы – должны вместе, общим трудом, строить справедливый мир. Захват Эстонии в 1940 году он называл освобождением от капиталистического гнета и совсем ничего не знал о людях, которые прятались от советской власти в лесах по всей Прибалтике.

Вспоминая своего отца, погибшего на Украинском фронте, юноша однажды спросил, как пережила войну семья Сеппов. Когда Эльзе ответила, что ее братья и отец ушли в партизаны, Павел улыбнулся и кивнул. В его голове и настоящее, и прошлое было устроено совсем иначе, чем в детских воспоминаниях Эльзе и в рассказах матери. Владельцы заводов и фабрик – угнетатели, красноармейцы и коммунисты – спасители народов мира, немцы – звери, палачи.

Павел увлекался химией и инженерным делом, мог часами рассказывать о футболе, но не знал самых простых вещей. Эльзе учила его отличать съедобную «заячью капусту» от несъедобной травы, вытягивать за колосок и прикусывать нежные концы травяных стеблей, отдирать и жевать ароматную смолку на вишневых деревьях. Он даже не знал, что можно выдергивать перышки клевера и высасывать сладкий сок – и ему очень понравилось это занятие.

Они купались в холодном море, лежали на песке и говорили, говорили обо всем на свете. Вернее, Павлик говорил, а Эльзе слушала и размышляла. Изредка она задавала вопросы.

Как-то решилась спросить, почему каждый народ не может жить отдельно, в независимой стране. Павел показал ладонь.

– Ты видишь каждый палец по отдельности? Его можно взять и сломать, это просто. Но ты не сломаешь кулак, – он сжал руку и ударил ей воздух. – Нам для защиты нужен крепкий кулак, которого боятся капиталисты.

– Но раньше Эстония жила отдельно, и многим людям так было лучше.

Павлик нахмурился.

– Не знаю, кому было лучше. Богатеям, кулакам? Это им выгодно делить людей по национальностям и сталкивать между собой. Как ты не понимаешь, в мире будущего совсем не будет границ! Как сейчас в СССР. Например, ты можешь приехать ко мне в Москву точно так же, как я приехал к тебе в Эстонию. Ты можешь учиться в Ленинграде, работать в Сибири, отдыхать в Крыму… У нас одна большая родина. Раньше каждый народ владел лишь малым клочком земли, а теперь мы вместе владеем огромными просторами.

Они стояли на высоком берегу над морем, и Павел обвел рукой все окружающее пространство.

– Эстония, Латвия и Литва, Бурятия и Краснодар, Москва и Якутия – всё это одна большая Россия. Наша с тобой земля.

Эльзе видела, что его слова идут из глубины души. Но как совместить эти мысли с тем, что думала и чувствовала она? В такие минуты ее сердце разрывалось. Она знала, что нарушает свои клятвы, предает семью, мать и братьев, когда слушает чужака.

По ночам, лежа в постели без сна, Эльзе вспоминала руки Павла, запястья с широкими косточками, всю его стройную широкоплечую фигуру в плавках с золотым якорем. Представляла его лицо с пухлыми по-детски губами, пшеничными бровями и чуть раскосым разрезом голубых, как ясное море, глаз.

 

Парнишка русоволосый,

Очень похожий на мать…

 

Павел был чужак, исконный враг ее народа, такой же, как шофер Ищенко, напавший на девочку в лесу. Но Эльзе отбрасывала эту мысль. Любовь распускалась в ее душе, будто нежный цветок, внушая неизвестные прежде надежды.

Она продолжала носить еду в бункер, но вместо радости встречи с братьями теперь испытывала лишь чувство вины и тревоги. Ей всё меньше верилось, что откуда-то с Запада к ним придут помощь и освобождение.

Разве другим далеким народам есть до них дело? А русские в Эстонии строили города, заводы, военные части. Они готовились жить на этой земле, защищать ее вместе с теми эстонцами, кто перешел на сторону коммунистов. А таких становилось всё больше в поселках и городах.

Братья не могли не видеть этого. Осе тайком рассказал, что два партизанских отряда из соседней волости сдались властям и успели попасть под амнистию.

– Разве это жизнь – сидеть в лесу, гнить заживо? Сталин умер, заключенных выпускают. Если бы мы сдались раньше, нас бы простили. Но теперь, конечно, другое дело.

Еще зимой они ограбили почту, убили женщину-почтальона. Мешки с деньгами хранятся в бункере под столом. Худой сказал, что тратить их пока опасно – номера купюр переписаны в банке. Нужно переждать хотя бы год.

В марте Худой по приказу из центра заставил их убить семью коммуниста, председателя колхоза в дальнем уезде. Погубили пять человек, вместе с детьми. Вальтер оставил на месте знак «Ориона» и табличку с угрозами.

– За это дадут большой срок, – сокрушался Осе. – Но лучше уж отсидеть и выйти на волю свободными людьми.

Сам Осе не участвовал в тех убийствах. Правда, он вместе со всеми казнил шофера Ищенко, но это была месть за сестру.

Осе признался, что встречается с девушкой с Комбината, хочет жениться и уехать из этих мест. Бежать в Россию, взять фамилию жены – может, так его не найдут. Он знал, что это разобьет сердце матери, но еще больше боялся Худого. Говорил, что тот не оставит их в покое, пока все они не погибнут.

Разговор с братом случился у большого ясеня, Saar, где когда-то на Эльзе напал шофер. Девочка всей кожей чувствовала страх и отчаяние Осе и ужасалась за Вайдо, Арво и других братьев. Ей вспомнились стихи про детей, убитых в лесу:

 

А листья, краснее меди,

На мертвых летят и летят.

Уже не придется Феде

Вступать в пионерский отряд.

 

Смысла этой поэмы Эльзе так и не поняла до конца, но чувствовала, что история пионера Морозова как-то связана с ней, с ее братьями в лесном бункере и неизбежностью выбора между ними и Павлом, который становился ей все ближе.

Сердце ее томилось посреди безмятежного лета и словно украденного счастья.

Однажды ей стало по-настоящему страшно. Проезжая по городу вместе с Павлом, на велосипедной раме, она увидела Худого. Тот стоял на другой стороне улицы и ждал, пока они подъедут ближе.

Оборотень смотрел на девочку внимательным и бесстрастным взглядом. Как из пойманной рыбы вынимают крючок вместе с внутренностями, так этот взгляд доставал из ее груди все тайные мысли. Эльзе быстро отвернула лицо, но чувствовала спиной взгляд чужака, пока велосипед не повернул на лесную тропинку.