Меня трясло и знобило с утра. Я налепил на грудь горчичник и заново принялся прослушивать аудиофайл вчерашнего семинара. Он меня раздосадовал, этот семинар, я что-то перестал понимать, улавливать и, главное, видеть из того, что видел раньше, когда взялся реконструировать жизнь совершенно чужих мне людей. Их жизнь была заведомо больше моих возможностей ее описания. Кот говорил: «Не надо обо всем». А о чем – надо? Что существенно, а что – нет? Никакой фактологический анализ, никакое восстановление контекстов не поможет понять, какие силы в свернутом виде скрывали они в себе или – какие силы стояли за ними. Более того, все версии будут некорректными. Вот интересно – Кот говорит с пренебрежением, через губу: лав стори. Да, между прочим! Если не понимать это плоско и литературно. Мне кажется, что все их поступки были исполнены страсти. Они были наполнены, отчего каждое событие приобретало упругость. Может быть, Кот специально затеял этот семинар – чтобы у меня возникла здоровая злость? Но у меня не возникло здоровой злости, я начал утрачивать смысл, сдуваться. Мне надо было прослушать все это еще раз, с начала и до конца.
Кот: Сегодня 12 июня 2005 года. Очередной рабочий семинар в рамках анализа материалов Львовского конгресса. Но это для нас с Сергеем и Аллой очередной, а для вас первый. Итак, сегодня у нас на семинаре впервые присутствуют Рита Штейн и Саша Алексеев, поскольку, с моей точки зрения, возникла необходимость увеличения рабочей группы.
Алла: А ребята в курсе дела?
Кот: Не думаю. Поэтому мы должны попытаться заново и по возможности небанально для нас самих восстановить ту проблемную область, которая является предметом нашего исследования, или, точнее сказать, расследования.
Я: Но что-то они наверняка знают.
Саша: О Львовском конгрессе?
Я: Да.
Саша: Ну так… В общих чертах. Короче, это был Международный философский конгресс.
Кот: Слово «короче» тут лишнее.
Рита: Это был университетский Международный философский конгресс.
Саша: Восьмой по счету. Проходил он в мае 2000 года, по составу участников был немногочисленным. А еще: он был последним.
Рита: Что-то около двадцати человек.
Саша: Вот. Каждый год Конгресс публиковал тему, в рамках которой и проходил. В том году тема была: «Историческая фабула жизни и схемы развития». Но я не философ и…
Кот: Но и тема не философская.
Рита: Я вообще слышала о том, что этот Конгресс был сплошной мистификацией. Будто бы Вегенин, Ярич и Романовы…
Кот: Рита, спокойно. Дело в том, что я был на этом Конгрессе. Это не было мистификацией.
Саша: Насколько я знаю, там был довольно узкий круг участников. Вы что, были среди этих двадцати человек?
Кот: Нет. Я был среди слушателей. Двадцать человек – это были участники круглого стола. А слушатели приходили и слушали. Могли задавать вопросы. В том году было много представителей французской философской школы, было несколько австрийцев, среди них – младший Хесле. Была Анна Пиирайнен из Финляндии, Рам Бату из Филиппин, ну и наши – Марк Вегенин, Георгий Ярич и Евгения Романова. Андрей Романов был участником круглого стола, но не как философ – он представлял издательскую программу по публикации материалов Конгресса и книг его участников. И к тому же он частично финансировал Конгресс. Дальше, и это вы, наверное, знаете, было три доклада, которые как бы взорвали Конгресс изнутри и сделали его течение непредсказуемым. Это доклад Вегенина, он назывался «Мягкий мир», доклад Ярича «Новое Средневековье» и доклад Романовой «Эпос». Потом случилась беспрецедентная для таких мероприятий штука. Была объявлена закрытая дискуссия, она длилась четырнадцать часов, после чего в одну ночь Анна Пиирайнен выпила смертельную дозу снотворного, Рам Бату сошел с ума, а младший Хесле уничтожил все диктофонные записи дискуссии и срочно уехал в Вену, сославшись на семейные обстоятельства. Остальные тихо рассосались в течение суток.
Рита: А записи докладов сохранились?
Я: Да, но…
Саша: А что касается дискуссии, так ведь там были еще французы, немцы…
Кот: Все как один прислали письма, в которых в вежливой форме отказались сотрудничать с нами. Да, а Вегенин, Ярич и Романовы исчезли.
Рита: О! Куда?
Кот: Если бы я знал куда, я бы не говорил «исчезли». Они исчезли, не знала?
Рита: Ис-чез-ли. Не знала.
Кот: Далее. У нас есть гипотеза относительно смысла того, что произошло. Она состоит в том, что была построена настолько мощная м-м… мыслительная машина, что она тут же стала единственной… ну как сказать… черт… стала единственной актуальной реальностью и заработала, как божья мельница. Случилось то, что иногда называют материализацией мысли.
Саша: Нет, материализация мысли, как я понимаю…
Кот: Ну, это жаргон, Саша, это неточно. Положим, мысль о шашлыке может материализоваться в шашлык. В куски жареного мяса. А мысль о развитии? Представить это вообще можно?
Я: При чем здесь развитие?
Кот: Сережа, ну ты, блин…
Я: При чем здесь развитие? Что это за зверь такой: «мысль о развитии»? Они решали другую проблему. Воли и страсти было на десять жизней, а понимание исчерпало эту, единственную. Осталось полдороги до себя, но жизнь вместилась в первой половине. Не помню, кто сказал. Это стихи…
Кот: Погоди, не увлекайся.
Рита: И вы хотите узнать, как все было в точности?
Я: Да. И заодно оценить это событие соответственно его масштабам.
Саша: А дальше что?
Я: Слушайте, ребята. Пять лет назад случилось нечто. По ряду признаков – нечто существенное. Того же порядка, что и… Ну ладно…
Рита: Ну почему же «ладно»? Скажите. Интересно, какого порядка событие? Как, например, теория относительности? Идея квантового наблюдателя? Большой Символический Ряд Николича?
Я: У меня есть подозрение, что это не идет ни в какое сравнение… Давайте так. Если вы хотите работать, познакомьтесь с материалами Конгресса, с теми, что есть.
Рита: «Вопросы философии» публиковали «Мягкий мир». Я прочла.
Кот: И что, как вам?
Рита: По-моему, ничего особенного. Ну или я ничего не поняла.
Кот: Кстати, Сережа, дай ребятам свой текст.
Я: (неразборчиво)
Кот: Ну и что, что не до конца. Тем более насчет конца…
Я остановил запись, потому что позвонили. Это была Рита. Она, оказывается, прочла мой текст сегодня ночью, и ей понравилось. Ей кажется, что она многое поняла, но не стала сразу звонить, потому что ей нужно было додумать, а вот теперь она додумала.