Лена

– Останься.

Марк сидел на кровати и смотрел, как она собирается.

– Останься.

– Куда же я сунула зарядку, – растерянно говорила Лена. – И зарядку, и кошелек… А, кошелек вот…

– Лена! – сказал Марк. – Ты меня вообще слышишь?

Лена села рядом и уткнулась носом в его голое теплое плечо.

Он погладил ее по голове.

– Может, мне нужно было украсть ключи от машины? – спросил он. – Это помогло бы или все безнадежно и ты все равно уехала бы на автобусе?

– Я же вернусь, – сказала Лена. – Через пару дней я вернусь.

Когда они с Мариной выехали за черту города, она остановила машину и позвонила Марку.

– Ты что делаешь сейчас? – спросила она.

– Я нашел твою зарядку, – глухо сказал Марк. – Сижу, держу ее в руках…

Лена подняла голову, чтобы слезы закатились обратно. Но они не закатились, потекли по щекам, и Лена принялась утирать их тыльной стороной ладони.

Марина молча протянула ей бумажную салфетку.

– Извините, ради бога, – сказала Лена. – Я немного не в себе.

Спустя три часа, уже на Обуховской трассе, Лена вспоминала, как Марина вышла возле дома на Осокорках, как ее обнимал молодой красивый мальчик, он говорил: «Маро, Маро» – и она, уронив сумку, гладила его по волосам. Она думала о Марке, который написал ей: «У меня все хорошо, пошел с Пашкой на рыбалку, целую тебя», – и представляла, как они идут на речку с удочками и сачком, с бутербродами и яблоками в черном рюкзаке – старый да малый. Наловят дюжину карасей, Женя будет смеяться над рыбаками, предлагать накормить всех котов со Слободской улицы, но потом все же зажарит карасей в сметане, сварит картошки, и Григорий Аркадьич, плотоядно потирая руки, скажет: «Так надо за водочкой сгонять или как?» Парадоксальное чувство, что она уехала из дома, хотя уже почти подъехала к своему дому, заставит ее остановиться в двадцати метрах от ворот и написать Марку: «Скажи Жене, что я завтра поеду на Лукьяновский рынок, куплю нам грузинских специй, сациви, ткемали, целую тебя».

Она заехала в гараж, вышла на лужайку за домом и увидела брата Петечку в шезлонге возле бассейна. Он лежал в плавках, с оранжевым полотенцем на шее и пил пиво из банки. Початая упаковка стояла рядом.

Лена подкралась сзади и дунула ему в макушку.

– Привет служителям культа.

– Екарный бабай! – вскочил Петечка. – Нельзя же так пугать!

– А где Коля? – спросила Лена.

Петечка открыл ей банку темного «Крушовице».

– На работу поехал. Накормил меня яичницей с помидорами и поехал. Никто ему не готовит, бросила мужа…

Лена вздрогнула, пиво пролилось на футболку.

– Короче, мать, ты поняла, я тебя караулю. Чтобы ты мне первому все сказала, из первых, так сказать, рук…

Лена сбросила мокасины, подобрала юбку, села на край бассейна и опустила ноги в воду.

– Да, – сказала она через плечо.

– Что «да»?

– Ты же хочешь знать, да или нет? Да. Все правда. Они создают миры. Всем своим трудовым коллективом.

Петечка подошел и сел рядом.

Помолчал.

Покашлял.

Сделал глоток пива.

– Ты видела? – задал в общем-то ожидаемый вопрос.

Лена посмотрела на брата.

– Господь, Петя, создал человека по образу и подобию своему. Напрасно ты в этом сомневаешься. Я все видела, все слышала, все чувствовала и даже в одном из миров побывала. В нем живут удивительно хорошие люди, по вечерам они жарят мясо на мангале, смотрят на звезды и разговаривают о всяких вещах. А еще у них есть дракон.

– А еще ты сошла с ума.

– А еще я туда вернусь. И мы будем строить мосты. Я же всю жизнь строю мосты, ты же знаешь, я знатный мостостроитель. Это и есть моя работа. Ты не в курсе, где продаются лучшие грузинские специи, на Лукьяновке или на Бессарабке?

– Я думал, на тебя можно положиться, – тяжело вздохнул брат и вытер полотенцем лицо и шею. – Я думал, у тебя есть рациональное мышление, аналитичность, трезвый взгляд на вещи.

– У Чеслава Милоша, – сказала Лена, – есть поэма «Дитя Европы». Там есть слова «Жертвуй голосом разума ради голоса страсти, ибо первый на ход истории не влияет».

– Что ты можешь сказать о Вегенине? – не сдавался Петечка.

Лена смотрела на воду. Пора чистить бассейн. Пора стричь лужайку. Пора готовить ужин. Что она может сказать о Вегенине? Она ничего не может сказать. У нее совершенно нет слов.

– Понятно, – сказал брат. – Я поехал.

И ушел в дом.

«Грузинские специи – это здорово. Спроси еще тклапи – это такие тонкие как бумага листы из алычи. Похожи на пастилу. Мы уже поймали трех карасей. Жду тебя», – написал Марк.

Марк

Когда нужно успокоиться – иди к воде и смотри на нее, думал Марк. Карасей уже полное ведерко, несколько плотвичек, с десяток бычков, и еще маленький сом попался на донку, но его нужно отпустить – пусть подрастет еще, сказал Марк насупившемуся Пашке. Тот строил планы забрать сома домой и пустить его плавать в ванне.

– Будь человеком, – сказал Марк. – Он у тебя в ванне все равно помрет, и мама выбросит его в мусорный контейнер. Зато смотри, какие нам бычки попались. Целых два вида. Вот этот желтый – бычок-гонец, а серый – это бычок-цуцик.

– Цуцик! – развеселился Пашка, повалился на траву и радостно дрыгал ногами. – Цуцик! Так наша соседка баба Валя свою собаку зовет! Дед, слышал? «Цуцик, паразит, где ты валандаешься, иди жрать уже, кому сказала!»

– Слышал, слышал, – сказал дед. – Надо отпускать сомика, а то заснет.

– Я сам! – загорелся Пашка. – Я сам отпущу. Я его с мостка сброшу, чтобы он сразу на глубину пошел.

– Давай, – сказал Марк.

И Пашка, схватив сомика и звонко шлепая желтыми кроксами, умчался к деревянному мостку.

…Просто сидеть и смотреть на воду. В какой-то момент мозговые колебания замедляются и приобретают рисунок плавной речной ряби.

– Ну чего ты там? – очнулся Марк. – Пашка! Отпустил?

– Отпустил! – крикнул Пашка. – Пошел как миленький!

Он стоял на краю мостков, согнувшись, и смотрел вниз. – Деда, тут какая-то коробка красная плывет!

Пашка нагнулся еще ниже, и Марк услышал треск доски. Внук взмахнул руками и упал вниз.

Пока Марк мчался к берегу, на одну секунду Пашкина голова появилась над водой и снова исчезла.

Ему понадобилось секунд десять, чтобы доплыть до этого места. Нырнул и ничего не увидел в мутной речной воде. Вслепую шарил руками, вынырнул, набрал воздух, снова нырнул и схватил мокрую ткань футболки.

Бестолковый пятиклассник Пашка, у которого мозгов, как у бычка-цуцика, не успел наглотаться. На берегу он со свистом дышал, кашлял, Марк стучал по его спине в районе лопаток, чтобы вся вода вышла из дыхательных путей.

Наконец Пашка задышал ровнее, порозовел и сказал:

– Кроксы утонули. Мама ругаться будет…

Марк тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Резь в глазах не утихла, сквозь эту резь, сквозь черные и красные пятна он увидел картинку – как слайд на простыне. Детство, диапроектор, на картинке дорога среди сосен, другая картинка – на ней высокая трава и яркие птицы, и маленький мальчик с мамой бегут к большому далекому дереву, и дальше слайд за слайдом с людьми, озерами, старыми деревянными лодками с ржавыми уключинами, огнем в камине и плюшевым медвежонком с разорванным животом.

– Дед! – сквозь стук в ушах услышал он голос внука. – Ты чего, дед?