Книга: Эпоха завоеваний: Греческий мир от Александра до Адриана (336 г. до н.э. — 138 г. н.э.)
Назад: 1. Как все начиналось. От Македонии к ойкумене (356–323 гг. до н.э.)
Дальше: 3. «Старая» Греция в коротком III веке. Борьба за выживание, свободу и гегемонию (279–217 гг. до н.э.)
2

Преемники

Авантюристы и создатели царств (323–275 гг. до н.э.)

Проблема престолонаследия (323 г. до н.э.)

Македонские цари редко умирали в своей постели; они погибали в битве либо становились жертвами покушений. В традиционной македонской монархии новый царь приобретал легитимность через одобрение армией. Он был первым и главным военачальником. Как в полисах народное собрание избирало военных командиров и прочих должностных лиц, так и македонское собрание воинов выбирало человека, который поведет их в бой. Династический принцип наследования уважался, но новый царь необязательно должен был быть старшим сыном покойного — и даже необязательно должен был быть его сыном. Когда Филипп погиб от руки убийцы в 336 году до н.э., передача власти Александру не была самоочевидной. Племянник Филиппа Аминта, сын царя Пердикки III, все еще претендовал на престол; у Александра было два единокровных брата: старший Арридей, рожденный в 359 году до н.э., и Каран, новорожденный сын Филиппа от последней его жены. Арридей вследствие слабоумия не мог занять трон, зато права Карана на престол могли быть поддержаны родственниками его матери, принадлежавшими к македонской знати. И Аминта, и Каран были убиты сразу же после того, как армия провозгласила царем Александра. Кровопролитие 336 года до н.э. не было забыто ко времени смерти Александра 13 лет спустя. А старые командиры его армии видели также цареубийства и перевороты 369–359 годов до н.э. Этот опыт не давал сильных надежд на мирный переход власти.

Если в 359 и 336 годах до н.э. стоял вопрос о том, кто будет царем македонян, то в 323 году до н.э. все было намного сложнее. Большая часть македонской армии, ответственной за назначение нового царя, находилась в Македонии, за исключением примерно 6000 солдат, оставленных в Вавилоне. Кроме того, Александр был не просто македонским царем и главой Фессалийского союза. Он был военачальником Эллинского союза и, что более важно, правителем империи, которую сам завоевал. Усложняло ситуацию и то обстоятельство, что сам Александр не оставил распоряжений относительно престолонаследия.

Умирая, Александр отдал свой перстень с печатью одному из своих старших должностных лиц — хилиарху (визирю) Пердикке. Это не было завещание трона; Пердикке было лишь поручено осуществить передачу власти. В момент смерти Александра было невозможно предположить, что царем может стать человек не из династии Аргеадов. Выбор мог производиться лишь среди близких родственников: брат, сын или свояк. Почивший царь оставил двух вдов. Когда Александр скончался, Роксана, ставшая его женой в 327 году до н.э., была беременна. Дочь Дария III Статира вышла за него замуж всего за год до его смерти и не родила ему ребенка. Некоторые источники предполагают, что Александр мог иметь внебрачного сына от своей наложницы Барсины — мальчика по имени Геракл. Обе старшие сестры Александра, Кинана и Клеопатра, являлись вдовами; третью сестру Фессалонику, бывшую уже на середине третьего десятка, как ни странно, замуж так и не выдали. Для амбициозных представителей македонской знати все три женщины были бы хорошей партией, но ни одной из них не было в Вавилоне. Они находились в Македонии с матерью Александра Олимпиадой, до сих пор являвшейся влиятельной фигурой при дворе. В Вавилоне пребывал только единокровный брат Александра Арридей. Он сопровождал Александра в его походах, несмотря на слабоумие. Хотя армия и провозгласила Арридея царем, его правление должно было рассматриваться как временное до тех пор, пока не достигнет совершеннолетия нерожденный сын Александра или пока один из военачальников Александра не сумеет каким-либо образом легитимировать свою власть над Македонским царством или всей империей. Новый царь, который взял имя Филиппа III, находился под опекой Кратера, одного из ведущих военачальников, в то время как основные армейские руководители заняли ключевые должности в административном аппарате империи. Когда несколько месяцев спустя Роксана родила сына, он также был объявлен царем под именем Александра IV и передан на попечение тому же Кратеру.

Что думали старики, сражавшиеся за Филиппа и Александра? И — еще важнее! — что происходило в умах молодых людей, которые увидели, как друг их детства завоевал изведанный мир, стал правителем многонациональной империи, постепенно отстранился от большинства из них, перенял некоторые черты восточного деспота и даже приобрел статус божества? Все известные исторические сочинения рассматривают события этих лет, зная их исход — распад империи и создание трех крупных и нескольких более мелких царств. Но в 323 году до н.э. никто не мог сказать ни что случится в будущем, ни даже родит ли Роксана сына или дочь. Покорение Персидской державы заняло у Александра семь лет, но на то, чтобы кто-либо из его военачальников осмелился объявить себя царем, потребовалось 17 лет; это говорит об их неготовности порвать с традицией династии Аргеадов. Мы не знаем, рассматривалось ли вообще в качестве варианта в 323 году до н.э. разделение империи. Представление о едином правителе империи или хотя бы большей ее части сохранялось вплоть до 281 года до н.э., свыше 40 лет после смерти Александра.

Соратники Александра продолжали жить в его тени. Говорят, что когда один из них, Кассандр, видел статую Александра, то выказывал все физические симптомы страха — дрожь, трепет и головокружение. После своей смерти Александр вызывал не только страх: он пробуждал тщеславие и мог поддерживать притязания на власть. Его останки, его символы власти и члены его семьи явились важными средствами убеждения и подтверждения законности. По этой причине Птолемей, один из военачальников Александра, похитил его тело, чтобы похоронить его в своей провинции — Египте. Хотя древние источники недвусмысленно говорят о том, что захоронение состоялось в Александрии, это не мешает наделенным богатым воображением археологам искать гробницу в других местах. Привилегия опекать царей Филиппа III Арридея и Александра IV тоже яростно оспаривалась. Кассандр хотел получить права на престол, женившись на сестре Александра Фессалонике. Шло в ход все, хоть как-то связанное с Александром. Ярчайший пример тому — поведение одного из старших его военачальников, Эвмена, который во время войны в Малой Азии выставлял Александров трон на военных советах, имитируя присутствие умершего царя.

Говорят, что когда Александра на смертном одре спросили, кому он передаст свое царство, он ответил: «Лучшему; ибо предвижу я, что великий поединок между друзьями будет мне погребальными играми». Se non è vero, è ben trovato («Если это и неправда, то хорошо придумано»).

Его смерть открыла серию войн, которую можно считать поединком между честолюбивыми и могущественными мужчинами, а иногда и их женщинами, за высшую власть. Итогом этих войн стала не только совершенно новая политическая география, но и новая концепция монархической власти, изначально более тесно связанная с харизмой, нежели с династической легитимностью.

Преемники: портретная галерея тщеславия

Многочисленные герои этого периода известны как диадохи (преемники), и по этой причине эпоха непрерывных войн между смертью Александра и окончательным разделом империи в 281 году до н.э. известна как «время диадохов». Некоторые из них были старыми представителями македонской аристократии, принадлежавшими к поколению Филиппа. Семидесятипятилетний Антипатр, бывший регентом Македонии с 334 года до н.э., олицетворял преемственность и авторитет. Шестидесятилетний Антигон Монофтальм (Одноглазый), командовавший греческими союзниками во время походов, теперь правил Великой Фригией — одной из главных провинций Малой Азии (см. карту 3).

Пусть и старики, они были отцами честолюбивых сыновей. Сын Антипатра Кассандр, родившийся ок. 350 года до н.э., находился в Вавилоне, когда умер отец, и, должно быть, надеялся наследовать своему отцу. Сыну Антигона Одноглазого Деметрию было всего 14 лет, но скоро он станет одним из самых важных диадохов и со временем получил прозвище Полиоркет («Осаждающий города»).

Из многочисленных военачальников, вовлеченных в разгоревшийся после смерти Александра конфликт, в грядущие 40 лет на политической сцене будут господствовать трое. Это друзья Александра с детства и члены узкого круга «телохранителей»: 44-летний Птолемей был назначен сатрапом важной провинции — Египта; Лисимах, которому было около 39 лет, стал правителем Фракии — провинции, соединявшей Европу с Азией; 35-летний Селевк сменил Пердикку на должности хилиарха. Наконец, важную позицию в административном аппарате занимал личный секретарь Александра Эвмен.

Сколько бы грез и желаний ни вызывал у этих людей действительный вакуум власти, при дворе Александра они привыкли считать друг друга ровней. Как могли они теперь принять, что один из них поднимется на место умершего царя? Следовало ожидать, что, если один из них попытается захватить слишком много власти, остальные объединятся против него. Эта угроза не помешала главным игрокам попытаться укрепить свое могущество, пример чего подавал им Александр на протяжении более чем десятилетия. Противоборство их тщеславий превратило политическую историю этой эпохи в запутанную последовательность войн и renversments des alliances (разрушений союзов), обычно сопровождаемых недолговременными браками между одним из диадохов и сестрой или дочерью другого.

Многие детали, относящиеся к событиям этого периода (см. хронологический указатель, до сих пор неясны, и время от времени находки новых надписей дают новые сведения. Здесь кратко изложены лишь несколько главных событий, лучше всего характеризующих природу этих противостояний, а также планы и ожидания его главных участников.

Ламийская, или Эллинская, война (323–322 гг. до н.э.)

Говорят, что, когда весть о смерти Александра достигла Афин, оратор Демад сказал: «Будь это так, запах тления давно наполнил бы уже вселенную». Когда новость подтвердилась, Демосфен призвал соотечественников освободиться от македонской гегемонии. У них имелись веские основания последовать этому призыву. Указ об изгнанниках вызвал сильное недовольство; кроме того, афиняне были способны финансировать войну против Антипатра — по иронии судьбы деньгами Александра. В 324 году до н.э. предавший царя казначей Гарпал прибыл в их город с огромной суммой, как сообщается, в 5000 талантов и небольшой армией из 6000 наемников. Теперь эти деньги можно было использовать для найма солдат. Тысячи их, уволенных Александром, покинули армии сатрапов и ожидали нанимателя на мысе Тенарон. Афины нашли союзников из числа греческих государств, имевших причины воспротивиться македонскому господству. Современники назвали эту войну Эллинской, то есть войной союза эллинов: греческие города и федерации, объединившие силы с Афинами, преподносили свою борьбу как борьбу греческих государств против македонского господства. Одна надпись характеризует эту войну как «войну афинского народа за свободу эллинов».

После некоторого первоначального успеха эллинов Антипатр был вынужден отступить к фессалийскому городу Ламии, где он находился в осаде с зимы 323-го до весны 322 года до н.э.; отсюда война и была названа Ламийской. Но тут судьба отвернулась от эллинов. После победы македонян при Кранноне в сентябре 322 года до н.э. греки безоговорочно капитулировали. Демосфен, осужденный вместе с прочими антимакедонскими лидерами афинским народным собранием, совершил паломничество в святилище Посейдона в Калаврии и покончил с собой, дабы избежать ареста. Для ученых XIX — начала XX века смерть Демосфена означала конец истории свободных греческих государств.

Итогом поражения эллинов стало установление олигархических режимов и размещение в городах гарнизонов. Но мечты о свободе остались. Обещания свободы (eleutheria), самостоятельности (autonomia) и освобождения от гарнизонов стали важным средством пропаганды, использовавшимся некоторыми из диадохов для обеспечения поддержки греческих городов в борьбе с врагами. Хотя обещания раз за разом нарушались, греки не переставали надеяться на них вплоть до образования Римской империи.

От полководцев к царям (322–306 гг. до н.э.)

Восстание в Греции было не единственной угрозой, вставшей перед диадохами сразу после смерти Александра. Значительная часть Малой Азии в действительности не контролировалась их сатрапами, и неудачные войны диадохов в следующие десятилетия привели к образованию мелких царств (см. карту 5). В Каппадокии в 322 году до н.э. был распят мятежный царь Ариарат I. Но усыновленный им племянник Ариарат II в 301 году до н.э. нанес поражение македонскому сатрапу и основал династию, существовавшую более двух веков. В Вифинии местный правитель Зипойт успешно защитил свои владения от македонских армий (326–301 гг. до н.э.) и, приняв титул царя в 297 году до н.э., основал одно из наиболее важных царств периферии великих империй, возникших в войнах этого времени.

Как только завершились войны в Греции и Малой Азии, разразилась война между диадохами. В первые годы, пока живы были законные наследники Александра, основные игроки направляли свои усилия на приобретение военной силы. Они достигли этого путем заключения союзов с греческими городами и установления контроля над провинциями, которые платили подать и служили базой для набора наемников. Стратегии разнились в зависимости от средств, имевшихся у каждого из диадохов (см. карту 3). Очевидное преимущество Птолемея заключалось в том, что он контролировал Египет — однородную территорию, обладавшую огромными ресурсами и вековой традицией монархической власти. Кассандр основывал свое могущество на владении Македонией и большей частью Фессалии, равно как и на контроле над некоторыми важными городами, включая Афины, где находились гарнизоны и поддерживались олигархические и тиранические режимы. Базой Лисимаха являлась стратегически важная провинция Фракия. После 312 года до н.э. Селевк контролировал центральные районы империи — Вавилонию и Месопотамию, что открывало ему доступ к несметным богатствам и имперской армии. Антигон, на самых ранних порах демонстрировавший стремление к объединению всей империи под своей властью, действовал на различных фронтах от Вавилонии до Сирии и от Греции до Малой Азии. Его главной опорой были флот, контроль над портами и поддержка греков, поверивших его обещаниям освободить их города.

Когда один из диадохов оказывался слишком могущественным, прочие объединялись против него. Вслед за его поражением заключались договоры — однако лишь с тем, чтобы быть разорванными, как только один из союзников получит шанс увеличить свои владения или даже захватить контроль над всей империей. Тогда союзники его покидали и заключали новый союз, пока слишком уж честолюбивый полководец не будет повержен. Это было время амбиций, надежд и предательства, авантюр, внезапных поворотов судьбы. Неудивительно, что различные исторические сочинения этой эпохи сосредоточивали внимание на стремительных переменах рока (peripeteiai) и неожиданных происшествиях (paradoxa); большинство деятелей того времени один за другим были убиты: их предавали свои же подчиненные или уничтожали недавние союзники; в лучшем случае они погибали в бою. К 309 году до н.э. род Аргеадов был истреблен, и путь к царскому титулу открылся для представителей македонской знати, не входивших в старую династическую линию.

Первым поворотным событием этого периода стала война коалиции большинства диадохов против Пердикки, вторгшегося в Египет в 320 год до н.э. Именно там, в Александрии, местный сатрап Птолемей захоронил похищенное тело Александра осенью 321 года до н.э., обеспечив себе таким образом один из важнейших символов преемственности по отношению к династии Аргеадов. Пердикка был убит своими командирами, а царский телохранитель Кратер пал в бою в Малой Азии. Оставшиеся диадохи летом 320 года до н.э. заключили в Трипарадисе, что на севере Сирии, соглашение, которое признавало Антипатра регентом в Европе и опекуном обоих царей. Место начальника армии, которое прежде занимал Пердикка, перешло Антигону Одноглазому. Этот пост и женитьба его сына Деметрия на дочери Антипатра Филе сделали его одним из наиболее могущественных людей в империи. Также ему было поручено вести войну против оставшихся сторонников Пердикки в Малой Азии. Хотя задача и была обременительной, она предоставила ему в командование крупные армии. Среди прочих диадохов свою провинцию Египет сохранил Птолемей, Лисимах удерживал Фракию, а Селевк — один из командиров, предавших Пердикку, — получил Вавилонию, обладавшую огромными богатствами. В 320 году до н.э. никто не мог предвидеть, что этот раздел в Трипарадисе будет почти полностью соответствовать разделу империи, состоявшемуся через 40 лет.

Антипатр умер год спустя, назначив высокопоставленного македонянина опекуном царей в обход собственного сына Кассандра Полиперхона. Кассандр, расстроенный решением отца, заключил с Антигоном и другими диадохами союз против Полиперхона, единственным сторонником которого в Малой Азии был Эвмен, верный законным правителям из рода Аргеадов. Четыре года войны, за которые Олимпиада убила царя Филиппа III и погиб Эвмен (315 г. до н.э.), приблизили Кассандра к македонскому престолу. Устроив похороны убитого царя и его семьи на царском кладбище в Эгах, он выполнил традиционную обязанность наследника трона. В дополнение к этому он являлся попечителем оставшегося царя Александра IV, последнего из Аргеадов, и женился на сестре Александра Фессалонике, назвав в ее честь новый город. Препятствиями на его пути к трону оставались только семилетний мальчик — законный царь Александр IV — и претензии оставшихся диадохов. Старший из них, Антигон Одноглазый, становился теперь самым могущественным человеком разваливающейся империи. Младшим из диадохов был его сын Деметрий, рожденный в 337 году до н.э.; благодаря юности, красоте, стратегическим навыкам и амбициям он казался новым Александром. Антигон объединил под своей властью значительную часть азиатской территории. Даже правитель Вавилонии Селевк под его давлением вынужден был искать убежища в Египте.

Но тогда самый сильный диадох столкнулся с противодействием всех остальных. В 314 году до н.э. Кассандр, Птолемей, Селевк и Лисимах образовали новую коалицию и выдвинули Антигону ультиматум с требованием нового разделения провинций. Антигон ответил тщательно срежиссированной сценой: он собрал в Тире армию, которая по традиции Македонского царства была источником легитимности важных решений; криками она поддержала документ, объявлявший Кассандра врагом империи и требовавший от него освободить Александра IV, убрать гарнизоны из греческих городов и предоставить им свободу. С одной стороны, Антигон обращался к лояльности армии по отношению к легитимному царю из рода Аргеадов, с другой же — к желанию греческих городов сохранить свободу и автономию. К Антигону присоединились Полиперхон и его сын Александр, контролировавшие часть Южной Греции, и началась новая война. Антигон и его союзники добились некоторых успехов в Греции, но в 312 году до н.э. Селевку удалось вернуть контроль над Вавилонией. Мирный договор 311 года до н.э. восстановил status quo 314 года до н.э., но было ясно, что затишье не будет долгим. В 310 году до н.э. Кассандр уничтожил последний элемент преемственности, приказав убить Александра IV. Геракл — юноша, считавшийся внебрачным сыном Александра от персидской аристократки, а следовательно, следующим в очереди престолонаследия, — тоже был казнен.

Физическое уничтожение династии Аргеадов означало, что титул царя (basileus) более не мог принадлежать члену дома Александра; теперь на него мог претендовать любой. Как ни странно, никто не стал этого делать. Можно было ожидать, что коронацию устроит Кассандр — единственный из диадохов, который через брак с сестрой Александра был связан с династией Аргеадов. Но триумфы достаются царям, а не детоубийцам. Победа еще не пришла, и она ожидала другого диадоха.

Освобождение престола было понято большинством диадохов как приглашение укрепить раздел империи и попытаться прибрать к своим землям столько, сколько они смогут. Антигону оно давало возможность объединить империю под его единоличной властью. Первоначальные успехи впечатляли. В 307 году до н.э. его сын Деметрий освободил Афины от гарнизона Кассандра — событие большого символического значения для свободолюбивых греков. Вскоре после этого Деметрий сокрушил флот Птолемея при Саламине на Кипре (см. илл. 3). Со стратегической точки зрения морская победа при Саламине не была столь важна, как одноименная более ранняя — победа, которую в 478 году до н.э. одержали греки над персами в бою при Саламине близ Афин, — но она обозначила решительный поворот в истории данного периода, окончательно избавив диадохов от тени Александра. Говорят, что Деметрий отправил к отцу гонца, чтобы возвестить о победе. Посланник — возможно, следуя инструкциям Деметрия, о котором мы знаем, что он был мастером постановки, — сперва держал Антигона и собравшуюся армию в неведении относительно исхода сражения. Плутарх, опираясь на историческое повествование современника событий, описывает эту драматическую сцену так:

Аристодем «не отвечал никому ни слова и шаг за шагом, нахмуривши лоб, храня глубокое молчание, подвигался вперед, так что в конце концов Антигон, в полном смятении, не выдержал и встретил Аристодема у дверей, меж тем как следом за вестником шла уже целая толпа и новые толпы сбегались ко дворцу. Подойдя совсем близко, Аристодем вытянул правую руку и громко воскликнул: “Радуйся и славься, царь Антигон, мы победили Птолемея в морском бою, в наших руках Кипр и шестнадцать тысяч восемьсот пленных!”».

Весть Аристодема отдавала театральным представлением. Движениями, выражением лица и жестикуляцией он имитировал гонца в том виде, в каком эту роль люди многократно видели на сцене. Лишь овладев вниманием слушателей и возбудив тревожные ожидания, он объявил о победе. Но еще важнее было приветствие: «Радуйся и славься, царь Антигон!» Одобрительные крики командиров и солдат при «дворе» Антигона напоминали одобрение царей македонской армией, а потому придавали царскому титулу Антигона оттенок легитимности. Новый царь основал на реке Оронт новый город, назвав его Антигонией, и там возложил на себя диадему в знак своего новоприобретенного статуса. Другую диадему он отправил своему сыну.

Вскоре после того как титул царей приняли Антигон и Деметрий, за ними последовали остальные диадохи, и в 306 году до н.э. царями объявили себя Птолемей, Селевк, Лисимах и Кассандр. Но царями чего и кого? Наследовали ли они в качестве царей Александру? Или были царями региональных государств? Титулатура этих царей и их преемников не содержала никаких этнических или географических уточнений, имеющихся, к примеру, в титуле царя эпирцев. Отсутствие этнических и географических определений предполагало, что диадохи будут царями любых земель, которые они смогут завоевать и удержать. Но, по крайней мере двое из них, Антигон и его сын Деметрий, кажется, имели претензии достигнуть «вселенской» власти. «Год царей», как называют 306 год до н.э., не решил вопрос наследования Александру; он стал лишь началом нового этапа войны.

Мечты об империи (306–281 гг. до н.э.)

На протяжении почти пяти лет (310–306 гг. до н.э.) Македония и империя не имели царя. Теперь внезапно их оказалось шестеро, и число царей росло. В 297 году до н.э. правитель Вифинии Зипойт стал первым негреческим властителем Малой Азии, принявшим титул царя. На Сицилии в 304 году до н.э. царем объявил себя, следуя примеру диадохов, Агафокл. Намеренная неопределенность царского титула побуждала его обладателей прибавлять к своим владениям столько земель, сколько они могли. Это они и пытались сделать на протяжении нового этапа войны, который не может быть описан здесь сколько-нибудь полно.

Его наиболее примечательным эпизодом стала проведенная Деметрием в 305–304 годах до н.э. осада союзного Птолемею I Родоса. Хотя Деметрий не смог взять город, изобретательность, выказанная им при этой осаде, принесла ему прозвище Полиоркет. Его инженеры построили передвижное осадное устройство — элеполис. Оно представляло собой похожую на башню деревянную конструкцию, которая состояла из девяти ярусов, передвигалась на колесах и была снабжена приспособлениями для тушения огня и бойницами; длинный выдающийся вперед брус заканчивался конусом, украшенным бараньей головой. Деньгами, полученными с продажи огромных осадных машин, выстроенных инженерами Деметрия, победители-родосцы оплатили возведение 30-метровой статуи их бога-покровителя Гелиоса — Солнца. Статуя была установлена в гавани 12 лет спустя в качестве военного памятника. В 226 году до н.э. ее разрушило землетрясение, но слава монумента как одного из семи античных чудес света жива, и воссоздание его облика питает воображение историков искусства. Таков уж Колосс Родосский (см. илл. 4).

Антигон и Деметрий, воодушевленные военным успехом, продемонстрировали размах своих претензий, возродив Эллинский союз. В качестве главнокомандующего этого союза Александр повел греков в свой азиатский поход. Воскрешение его в 302 году до н.э. Антигоном и Деметрием, объединившими под своим руководством множество греческих городов, было сознательной попыткой занять место Александра в качестве гегемона эллинов. Их решение подкрепляет предположение, что к этому моменту они уже вынашивали планы унаследовать единоличную власть Александра над империей. Конечно, такое решение подразумевало и риск прямого столкновения с объединенными силами прочих диадохов, которые отреагировали так, как следовало ожидать: Селевк, Лисимах и Птолемей I объединили силы против явной и реальной опасности.

Простирались ли амбиции остальных диадохов так же далеко, как устремления Антигона, неясно, хотя в случае Селевка I это вероятнее всего. Установив свою власть в Месопотамии и на востоке Ирана, он тоже незадолго до описываемых событий, подражая деяниям Александра, начал поход в Индию. Хотя он и не преуспел в учреждении постоянной власти к востоку от Инда, его кампания имела прямое военное значение и косвенные идеологические и культурные последствия. Она привела Селевка к конфликту с царством, образовавшимся в результате походов Александра. Авантюрист и полководец Чандрагупта (Sandrakottos в греческом варианте), использовав военную силу, основал державу Маурьев на равнинах Ганга и постепенно расширил свои владения от Ганга к Инду. Не сумев подчинить его, Селевк в 303 году до н.э. подписал договор, по которому уступал все территории между Паропамисадами и Индом в обмен на признание его суверенитета и 500 боевых слонов — грозное оружие, которое дало Селевку неожиданный военный перевес над его противниками. С точки зрения идеологии кампания представила Селевка как второго Александра. Его достижениям век спустя подражал его потомок Антиох III. Договор имел непредвиденные культурные последствия: посол Селевка Мегасфен составил отчет о своих путешествиях и об устройстве двора Маурьев, и этот документ оказался одним из наиболее важных источников по ранней истории Индии. Теперь Селевк, укрепив свою армию боевыми слонами и обезопасив восточные рубежи, направился в Малую Азию, чтобы объединить силы с Лисимахом.

Решающая битва произошла при Ипсе во Фригии в 301 году до н.э. Деметрий, поставленный во главе конницы, повторил отчаянную атаку Александра и сокрушил врага, стоявшего непосредственно перед его отрядом. Однако он совершил фатальную ошибку: кинулся в погоню за врагом, не заметив разрыва, образовавшегося в армии отца. Селевк использовал этот шанс. Его слоны проникли в брешь и разгромили войска Антигона, а 81-летний царь пал в бою, до конца надеясь на то, что сын успеет его спасти.

Деметрий сохранил значение важного игрока, контролировавшего ряд прибрежных малоазийских городов, остров Кипр и важные морские базы Тир и Сидон. Кроме того, как и следовало ожидать, союз победителей распался сразу же после победы. Так, Лисимах осуществил значительные территориальные приращения в Малой Азии, покончив с надеждами Селевка на расширение его владений к западу. Птолемей I, не участвовавший в битве, не упустил возможности покорить Келесирию («Полую Сирию»), которая в общих чертах совпадает с нынешними Южной Сирией, Ливаном и Палестиной; власть над этой территорией станет причиной шести так называемых Сирийских войн между потомками Птолемея I и Селевка в течение следующих 100 лет. Когда дочь Птолемея Арсиноя, умная и честолюбивая женщина, вышла замуж за Лисимаха, Селевк понял, что соперники прощупывают степень его притязаний. Вновь происходит renversement des alliances (разрушение союзов). Всего два года спустя после битвы при Ипсе Деметрий заключил союз с Селевком, которому предстояло быть таким же недолговечным, как и предыдущие. Однако в данный момент Деметрий мог, по крайней мере, рассчитывать на снисходительность Селевка к его попыткам расширить свои владения.

Деметрий имел много преимуществ: он был еще молод, знаменит благодаря своим изобретениям при осаде Родоса и считался одним из самых красивых мужчин своего времени; также он коварен, безжалостен и честолюбив. Его слабость состояла в том, что, в отличие от своих соперников, он контролировал географически разрозненные территории. Вскоре представилась возможность исправить это, приобретя Македонию — родину всех диадохов. В 298/297 году до н.э. умер Кассандр, правивший как царь в Македонии, а его сын Филипп IV умер всего год спустя; два его младших брата, Антипатр и Александр, стали бороться за трон. Деметрий, поджидая верный момент для того, чтобы вмешаться в борьбу, укреплялся в Греции и готовил свое возвращение.

Деметрию для того, чтобы осуществить свой план, было необходимо установить контроль над Афинами — традиционным центром греческих полисов. Именно в Афинах он и его отец одержали первую значительную победу и удостоились почестей, приравнивавших их к местночтимым героям; после Ипса этот город их предал. Весной 295 года до н.э. Деметрий захватил Афины, но не просто не покарал жителей, а еще и одарил их зерном. В это время династический конфликт в Македонии достиг апогея. Один из претендентов на престол, Александр, совершил фатальную ошибку: позвал на помощь Деметрия. Тот понял это приглашение как знак самой судьбы и охотно согласился. Осенью 294 года до н.э. он организовал убийство Александра и был одобрен армией в качестве царя. Теперь, находясь в зените своего могущества, он продолжал режиссировать свое правление как спектакль, забыв, что любая драма кончается наказанием гордыни.

В 291 году до н.э. Деметрий женился на Ланассе — как сообщают, одной из самых красивых женщин своего времени. Сразу после свадьбы он отправился в Афины, чтобы прибыть ко времени проведения Элевсинских мистерий. Афиняне праздновали его прибытие как пришествие бога: воскуряли благовония, увенчивали статуи и алтари, совершали возлияния, танцевали на улицах и пели гимн, в котором его земная власть уподоблялась могуществу богов:

идет… он, встречаемый как бог, в радости, справедливый

и улыбающийся.

Как величаво он выглядит, все его друзья вокруг него,

а сам он среди них,

Его друзья — как звезды, а сам он словно Солнце.

О, сын могущественнейшего Посейдона и Афродиты,

здравствуй!

Все прочие боги далеки или не имеют ушей, или их нет,

И они не заботятся о нас.

Тебя же мы можем действительно видеть рядом,

Не из дерева или камня, а настоящего.

Деметрий изображал Диониса, сменив символы царской власти на элементы убранства божества — венец из плюща и жезл из стебля ферулы (thyrsos). Примерно в это же время он распорядился соткать плащ, которому суждено было остаться незавершенным; он изображал звезды и знаки зодиака — намек на власть над годичным циклом, временами года и самим временем. Пропаганда изображала его Солнцем, окруженным звездами — друзьями. Следуя примеру прочих диадохов и Александра, он основал новый город Деметриаду в Фессалии, в месте, стратегически важном как с военной точки зрения, так и для контроля над плаваниями по Эгейскому морю в Малую Азию и далее. Деметриада располагалась на южной стороне залива Пагассы, в северной части которого находился Иолк — легендарное место высадки аргонавтов. То обстоятельство, что он понял важность флота и наличия безопасных портов для сохранения своей власти, свидетельствует о его военном гении; большинство его преемников продолжали эту морскую политику. Неслучайно афиняне в своем гимне обращались к нему как к сыну Посейдона. Действия Деметрия показывают, что его целью было расширение власти за пределы Македонии: сперва на Грецию, а затем — за пределы Эгеиды.

В ответ на просьбы афинян, страдавших от нападений этолийских пиратов, Деметрий начал войну против Этолийского федеративного государства. В Западной Греции могущество этолийцев росло, и они контролировали Дельфы — один из важнейших греческих культовых центров. Эта война дала Деметрию возможность продемонстрировать искренность его намерений защитить греков. Но ему не удалось победить этолийцев, и в 289 году до н.э. он заключил с ними мирный договор. Его звезда опустилась так же стремительно, как и взошла. Воздаяние пришло к нему в облике другого авантюриста, многочисленные повороты судьбы которого напоминают жизненный путь Деметрия, — Пирра Эпирского (см. илл. 5).

Пирр был членом царского дома, который правил молоссами — греческим племенем Эпира, что в Северо-Западной Греции, и в таком качестве он был дальним родственником Александра Великого, чья мать была молосской царевной. Он взошел на трон в 306 году до н.э., когда ему было 12 или 13 лет, но вскоре покинул царство в результате династического конфликта. В 302 году до н.э. он нашел прибежище при дворе Деметрия. В 298 году до н.э. он был отправлен к Птолемею I в качестве заложника. В 297 году до н.э. он вернулся в Эпир царем и, вдохновленный успехами Александра, искал возможности расширить свои владения. Почти 30 лет спустя после смерти завоевателя он, как утверждает Плутарх, казался современникам новым Александром: «имя Пирра пользовалось в Македонии громкою славой, и многие говорили, что среди всех царей лишь в нем одном виден образ Александровой отваги, остальные же — и в первую очередь Деметрий, — словно на сцене перед зрителями, пытаются подражать лишь величию и надменности умершего государя».

В 288 году до н.э., когда Деметрий готовил крупную кампанию по отвоеванию Малой Азии, которая должна была включать, как сообщается, 98 000 пеших воинов, 12 000 всадников и 500 кораблей, Пирр, Лисимах, Птолемей и Селевк опять образовали сиюминутный союз, чтобы остановить его. Пирр вторгся в Македонию с востока, а Лисимах — с запада, вызвав страх и ярость в войсках Деметрия и вынудив многих воинов дезертировать. Прежде чем состоялось решающее сражение против Пирра, некоторые из них стали убеждать Деметрия оставить трон и Македонию. Так он и поступил. Кавафис отражает атмосферу событий в своем стихотворении «Царь Деметрий», вдохновленном рассказом Плутарха:

Он золотые снял с себя одежды

и сбросил башмаки пурпурные. Потом

в простое платье быстро облачился

и удалился. Поступил он, как актер,

что, роль свою сыграв,

когда спектакль окончен,

меняет облаченье и уходит.

Это было начало конца для царя, жизнь которого до сих пор ожидает своего кинорежиссера. Хотя Деметрий столкнулся с наступлением Птолемея I в Греции, на Эгейском море и Финикии, потерял бóльшую часть своей армии и два самых ценных своих владения, Сидон и Тир, он все еще стремился захватить Малую Азию, но кампания была проиграна. Он вынужденно отступил в Киликию, на юге Малой Азии, и, перейдя через горы Тавра, вошел во владения Селевка. Здесь он оказался в западне. Не имея возможности добраться до моря, он решил сдаться Селевку в 285 году до н.э. Деметрий, подобно отцу, не смог создать империю, сравнимую размерами с империей Александра. Он умер пленником Селевка два года спустя.

Не надо быть пророком, чтобы предвидеть дальнейшие события: кратковременный союз соперников Деметрия распался, и два диадоха, Лисимах и Селевк, попытались преуспеть в том, в чем потерпел неудачу Деметрий. Лисимах вывел своего младшего союзника Пирра из Македонии, став таким образом единоличным царем македонян; теперь он владел не только Фракией, но и Малой Азией. Селевк, в свою очередь, контролировал большую часть восточных провинций Александра. Столкновение двух престарелых царей, последних оставшихся в живых из поколения Александра после смерти Птолемея I в 283/282 году до н.э., было лишь вопросом времени.

Как часто бывало в это время, войну спровоцировали честолюбивые женщины и династические конфликты. Последней женой Лисимаха, моложе его на 44 года, была дочь Птолемея I Арсиноя — самая влиятельная женщина в истории эллинизма до Клеопатры. Арсиноя начала борьбу против Агафокла, старшего сына Лисимаха и правителя Малой Азии. Вероятно, она поняла, что ее собственные дети смогут претендовать на престол только в том случае, если она избавится от Агафокла. В 283 году до н.э. Лисимах, поверивший, что сын намеревается его отравить, приказал его убить. Сторонники Агафокла, в том числе Птолемей Керавн (Молния), бежали к Селевку. Керавн был старшим сыном Птолемея I и, следовательно, единокровным братом Арсинои. Он бежал к Лисимаху в 285 году до н.э., когда отец решил назначить своим преемником сына от другой жены. Уже почти 80-летний Селевк увидел в мести за убийство Агафокла предлог для расширения своей империи на Запад.

Теперь Лисимах оказался в затруднительном положении. Во-первых, имелась постоянная угроза нападения варварских племен на северные рубежи его царства. Во-вторых, он столкнулся с восстанием в Малой Азии, вызванным убийством Агафокла; в Пергаме, важной цитадели на северо-западе Малой Азии, взбунтовался полководец Филетер. И вот в его владения в Малой Азии вторгся Селевк. На протяжении большей части своей жизни Селевк уделял основное внимание Востоку. На закате своей жизни он, совершив два похода в Индию и назначив своего сына Антиоха I регентом восточных частей своего царства в 293 году до н.э., имел наконец шанс вернуться на родину, в Македонию, которую не видел с тех пор, как покинул ее более 50 лет назад молодым командиром, чтобы следовать за Александром. Два старых царя встретились в 281 году до н.э. у Курупедиона во Фригии. Лисимах погиб в бою и открыл Селевку возможность осуществить мечту, которую некогда лелеяли все диадохи: объединить насколько возможно большую часть империи Александра от Македонии до Ирана. Однако он не выучил урока, который за 40 последних лет должны были вызубрить все участники этого действа: никогда не доверять союзнику после уничтожения общего врага. Птолемей Керавн убил Селевка I в столице Фракии Лисимахии в сентябре 281 года до н.э. и женился на вдове Лисимаха и своей единокровной сестре Арсиное, обещав пощадить жизнь ее детей. Так он смог объявить себя царем Македонии и Фракии. Как только предприятие было завершено, он убил двух сыновей Арсинои (старший сумел бежать), вынудив ее вернуться в Египет, где ее с распростертыми объятиями ожидал брат — царь Птолемей II. Он станет ее третьим и последним мужем, и вместе они укрепят Египетское царство Птолемеев.

Сицилийские авантюры

Районы греческого расселения на западе (Южная Италия и Сицилия) и на севере (западное и восточное побережье Черного моря) были затронуты войнами диадохов лишь косвенно. Наглядным примером развития параллельных процессов на Востоке и на Западе служит политическая история Сицилии (см. карту 4). Хотя греки в Италии и Сицилии жили в городах-государствах, они имели долгую традицию автократического правления тиранов. Честолюбцы неоднократно использовали кризисы для утверждения собственных режимов. Возможностей для этого было вдоволь благодаря трем извечным проблемам: попыткам карфагенян расширить свою территорию на Сицилии за счет греческих колоний; угрозе, исходившей от негреческих народов Италии (бруттиев, луканов и мамертинцев); и политическим конфликтам между сторонниками демократии и олигархическими группировками.

Одновременно с войнами диадохов сходная борьба за единоличное господство разворачивалась в Сицилии. В 322 году до н.э. политический кризис в Сиракузах, крупнейшем городе острова, достиг своей кульминации. Гражданская война между демократами и олигархами угрожала самой независимости города, так как олигархи искали поддержки у худшего врага сиракузцев — карфагенян. В 319/318 году до н.э. предводитель радикального крыла демократов Агафокл — искусный стратег и популистский политик — сумел обеспечить себе поддержку большинства граждан, пообещав покончить с расколом и защитить политические институты. Народное собрание избрало его на традиционную должность стратега, прибавив к названию его должности титул «защитник мира». Верить ему следует в той же степени, что и названиям оруэлловских министерств Правды, Мира и Изобилия: он убил 4000 противников; еще 6000 бежали в Акрагас. Заявив, что хочет вернуться к жизни частного лица, он лишь побудил назначить его на другой чрезвычайный пост в 317 году до н.э. — пост стратега-автократора (военачальника с неограниченной властью), которому вверена «забота о городе» (epimeleia tes poleos). С помощью популистских методов — отмены долгов и раздачи земли бедным — он приобрел общественную поддержку, необходимую для самовластного правления. В 314 году до н.э. гегемонию Сиракуз признали города Акрагас, Гела и Мессина, однако прочие сицилийские города образовали союз против сиракузского господства. При поддержке Карфагена, успешно проводившего политику divide et impera (разделяй и властвуй), враги Сиракуз осадили город. Агафокл ответил на эту угрозу нападением на Карфаген, заставив карфагенян отвести свою армию от Сиракуз в 310 году до н.э.

В Северной Африке Агафокл преследовал мечту о небольшой империи — мечту, вызванную завоеваниями Александра. Македонянин Офелл, близкий друг Александра, правил Киреной, самой крупной греческой колонией в Ливии. Вскоре после прибытия в 308 году до н.э. Агафокл убил Офелла и возглавил его армию. В конце концов африканская экспедиция провалилась, потому что карфагенский флот оказался сильнее, а два сына Агафокла были убиты собственными наемниками. Но Агафокл удержал власть на Сицилии, а в 306 году до н.э. заключил мирный договор с Карфагеном, по которому был признан единственным правителем греческой части острова. Следуя примеру диадохов, в 304 году до н.э. он объявил себя царем, стал чеканить монету со своим профилем и установил связь с другими эллинистическими царями, женившись на одной из дочерей Птолемея I. Неутомимый правитель распространил свое влияние за пределы Сицилии, оказав помощь грекам Южной Италии в борьбе против соседей-варваров и заняв Керкиру. Агафокл умер в 289/288 году до н.э., готовясь к новому вторжению в Африку.

Его отправным пунктом была гражданская война в одном сицилийском городе, но за три десятилетия авантюры привели его в Северную Африку, а политическое влияние и связи распространились от Египта до Южной Италии и от Македонии до Сицилии. Подобно Александру, он противостоял традиционному врагу-варвару греческих городов Карфагену и впервые перенес войну на территорию противника. Он использовал ту же тактику, что и современные ему цари, — война, династические браки, союзы, предательство и убийство — и никогда не устанавливал географических пределов для своих устремлений. Хотя ему и не удалось основать династию, он приучил западных греков к мысли о том, что в качестве предводителя в войне против враждебных варваров, Рима или Карфагена, им необходим монарх. Новый предводитель появился в облике эпирского царя Пирра.

Последний авантюрист: Пирр

«Пиррова победа» — одно из самых часто употребляемых выражений, доставшихся потомкам от эллинистического мира. Истоки его коренятся в авантюрах Пирра (ок. 318–272 гг.), царя Эпира сначала в 306–302 годах до н.э. и затем — в 297–272 годах до н.э. (см. илл. 5). Мы уже сталкивались с ним как с одним из наиболее харизматичных преемников Александра и победоносным противником Деметрия Полиоркета. Следуя примеру прочих диадохов, он осуществлял свою власть на любой территории, которую мог заполучить. В 288 году до н.э. он вытеснил Деметрия из Македонии, но его правление здесь было кратковременным, так как в 284 году до н.э. он был изгнан Лисимахом. В качестве царя Эпира он обладал крупнейшей военной силой в Восточной Адриатике. Поэтому совершенно естественно, что именно к Пирру обратились греки Италии и Сицилии, ощутив давление римской экспансии.

С середины IV века и далее римская знать, контролировавшая сенат, осуществляла политику экспансии. Этому процессу способствовало противоборство в среде аристократии, так как члены правящего класса стремились занять полководческие должности и укрепить военными победами как собственный авторитет, так и престиж всего своего рода. К концу столетия экспансия Рима достигла Южной Италии, начав угрожать местным греческим колониям. Граждане Тарента (современный Таранто) были уверены в поражении в случае столкновения с Римом без внешней поддержки. Если бы угроза пришла на век раньше, их естественным союзником и защитником стала бы Спарта — метрополия Тарента. Но времена изменились, и в 281 году до н.э. они позвали на помощь Пирра. Мотивацию Пирра, принявшего приглашение ввязаться в войну, понять легко: Лисимах покончил с его надеждами расширить владения на восток; возможность распространить свою власть на западе во время, когда царское достоинство зависело от успешного ведения войны и захвата новых территорий, была благоприятна. Передают, что философ Киней, выслушав планы Пирра о высадке в Италии, завел с ним такой разговор:

«“Говорят, что римляне народ доблестный, и к тому же им подвластно много воинственных племен. Если бог пошлет нам победу над ними, что даст она нам?” Пирр отвечал: “Ты, Киней, спрашиваешь о вещах, которые сами собой понятны. Если мы победим римлян, то ни один варварский или греческий город в Италии не сможет нам сопротивляться, и мы быстро овладеем всей страной; а уж кому, как не тебе, знать, сколь она обширна, богата и сильна!” Выждав немного, Киней продолжал: “А что мы будем делать, царь, когда завладеем Италией?” Не разгадав еще, куда он клонит, Пирр отвечал: “Совсем рядом лежит Сицилия, цветущий и многолюдный остров, она простирает к нам руки, и взять ее ничего не стоит: ведь теперь, после смерти Агафокла, там все охвачено восстанием и в городах безначалие и буйство вожаков толпы”. “Что же, это справедливо, — продолжал Киней. — Значит, взяв Сицилию, мы закончим поход?” Но Пирр возразил: “Если бог пошлет нам успех и победу, это будет только приступом к великим делам. Как же нам не пойти на Африку, на Карфаген, если до них оттуда рукой подать? Ведь Агафокл, тайком ускользнув из Сиракуз и переправившись с ничтожным флотом через море, чуть было их не захватил! А если мы ими овладеем, никакой враг, ныне оскорбляющий нас, не в силах будет нам сопротивляться, — не так ли?” “Так, — отвечал Киней. — Ясно, что с такими силами можно будет и вернуть Македонию, и упрочить власть над Грецией. Но когда все это сбудется, что мы тогда станем делать?” И Пирр сказал с улыбкой: “Будет у нас, почтеннейший, полный досуг, ежедневные пиры и приятные беседы”. Тут Киней прервал его, спросив: “Что же мешает нам теперь, если захотим, пировать и на досуге беседовать друг с другом? Ведь у нас и так есть уже то, чего мы стремимся достичь ценой многих лишений, опасностей и обильного кровопролития и ради чего нам придется самим испытать и причинить другим множество бедствий”».

История мира могла бы сложиться по-другому, если бы политики и цари могли бы поговорить с Кинеем и понять его точку зрения. Сомнительно, чтобы этот разговор когда-либо имел место, но он хорошо описывает экспансионистские устремления той эпохи.

Пирр переправился в Италию в 280 году до н.э. Его преимущество коренилось в собственном военном гении, мощной кавалерии и использовании боевых слонов. Беда же его состояла в том, что кампания началась победами (см. карту 4). Но эти победы — в 280 году до н.э. при Гераклее и в 279 году до н.э. при Аускуле — принесли его войску тяжелые потери, не решив исхода войны. После Аускула, как сообщают, Пирр произнес: «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем». Если бы ему повезло потерпеть поражение сразу, в начале похода, он не оставил бы потомкам выражения «пиррова победа»; напротив, у него был бы шанс закончить жизнь, развлекаясь приятной беседой с бокалом в руке.

Первоначально слабость римлян подтолкнула присоединиться к нему местные народности луканов и бруттиев, а также греческие города Кротон и Локры. Пирр, опьяненный успехом, не вернулся на восток, чтобы воспользоваться смертью Лисимаха и вызванным вторжением кельтов хаосом в Македонии. Вместо того чтобы защитить Македонию от варваров и потребовать ее престола, он обратил внимание на варваров Запада: карфагенян в Сицилии. Это была ошибка: он позволил предстать в образе защитника греков Антигону Гонату, сыну Деметрия Полиоркета.

Сперва Пирр побеждал и был объявлен царем Сицилии. Но когда ему не удалось взять карфагенскую крепость Лилибей и он заключил с Карфагеном мирный договор, Пирр потерял поддержку греков. Монарха они считали добрым царем, когда он мог их защитить, и тираном — когда ему это не удавалось. Восстание греков вынудило его вернуться в Италию, где он в последний раз столкнулся с римлянами у Малевента в 275 году до н.э. Исход битвы был неоднозначен, но, так как его армия понесла тяжелые потери, а финансы истощились, он покончил со своими итальянскими авантюрами и вернулся в Македонию.

Здесь Пирр продолжил военные мероприятия. Он победил Антигона Гоната и на непродолжительное время вернул себе македонский трон, не захватив у Антигона лишь прибрежные города. Но его правление стало вызывать ропот, особенно после того, как наемники-галлы осквернили царские гробницы в Эгах. В 272 году до н.э. он согласился помочь находившемуся в изгнании спартанскому царю Клеониму вернуть его трон, надеясь, вероятно, установить контроль над Южной Грецией. Однако нападение на Спарту провалилось, а в нападении был убит его сын. Он тут же отправился на север, чтобы вмешаться в конфликт в Аргосе — одном из важнейших городов Пелопоннеса. Там его жизнь и военные авантюры оборвал кусок черепицы, сброшенный некоей женщиной во время уличного боя.

Пирру не удалось создать царство и основать династию. Он не добился ничего, кроме славы великого полководца. Рассказывают, что, когда Ганнибал и победивший его римский военачальник Сципион заговорили о великих полководцах, Ганнибал назвал Александра первым, Пирра — вторым, а себя — третьим. Ирония заключается в том, что ни один из них не создал сколь-нибудь долговечной империи.

Новый мир на Востоке и на Западе: разделенный, но связанный

Разделом наследия Александра и смертью Пирра отмечено начало примерно столетнего (до 188 г. до н.э.) периода, в который политическая география эллинистического мира оставалась в общих чертах неизменной (см. карту 3). До первого прямого столкновения между эллинистическим царством и Римом в 215 году до н.э. эллинистические государства представляли собой почти полностью закрытую общность, которую лишь время от времени тревожили вторжения варваров. После войн диадохов возникло несколько царств. Каждое из них имело относительно четко определенное географическое ядро. Прилагавшиеся к нему внешние территории часто оспаривались, иногда утрачивались, иногда увеличивались, но ядро в целом оставалось прежним.

Птолемей I обустроил свое царство в Египте, и, хотя и он, и его преемники имели значительные владения за пределами Египта — Кипр, Келесирию, ряд Эгейских островов и прибрежных городов Греции и Малой Азии, — земля по Нилу и Киренаика составляли ядро их государства. Птолемей I мирно скончался в 282/283 году до н.э., оставив спокойное царство своим детям Птолемею II и Арсиное II. Его династия Птолемеев, или Лагидов (Лаг — отец Птолемея I), будет править Египтом до 30 года до н.э.

По смерти Селевка в 281 году до н.э. его преемник Антиох I продолжил защищать азиатские территории — Месопотамию, Сирию и большую часть Малой Азии, — оставив мечту о троне македонского царя. Один из его потомков, Антиох III, обосновывал территориальные притязания победой Селевка при Курупедионе, но его надежды на экспансию за пределы Азии были сломлены римлянами. Династия Селевкидов контролировала обширную, разнообразную с культурной точки зрения и постоянно подвергавшуюся угрозам территорию. Народности прежней державы Ахеменидов были привычны к монархической власти, но греческие города в Малой Азии для общения с селевкидскими царями должны были освоить новый дипломатический стиль. Границы этого царства менялись чаще рубежей остальных государств вплоть до его окончательного распада в 63 году до н.э.

На северо-западе Малой Азии усиливалась новая держава — владения Филетера и его преемников в Пергаме; они не были еще царями, но тем не менее являлись могущественными правителями. Эта династия Атталидов — названная по имени Аттала I, первого пергамского властителя, принявшего царский титул, — пережила расцвет своей славы в конце III — начале II века до н.э. Рядом с землями Атталидов под властью Зипойта (297–278 гг. до н.э.) окрепло небольшое Вифинское царство, просуществовавшее до 74 года до н.э. В Каппадокии, граничившей с владениями Селевкидов в Малой Азии и Сирии, Ариарат II унаследовал власть от дяди, носившего такое же имя, и создал еще одно небольшое царство; династия правила до 95 года до н.э. И наконец, вследствие битвы при Курупедионе и дальнейших событий было образовано Понтийское царство, которым с 281 до 47 года до н.э. правила иранская по происхождению, но близкая греческой культуре династия Митридатов.

То, что не удалось осуществить в Сицилии Агафоклу и Пирру, совершил сиракузский политик. В 275 году благодаря народной поддержке Гиерон Сиракузский, назначенный стратегом, установил режим личной власти и был признан царем в 269 году до н.э. В годы его правления, продолжавшегося до 215 года до н.э., греческая часть Сицилии развивалась в том же направлении, что и эллинистические царства. На периферии существовали и другие царства. На Западе после смерти Пирра независимым царством оставался Эпир, хотя жившее по соседству от него племя афаманов управлялось собственным царем. В Далмации цари правили племенами иллирийцев. Спартокиды управляли северо-восточным Причерноморьем.

После Курупедиона лишь одна из ведущих эллинистических династий не имела власти — Антигониды в Македонии, потомки Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета. После Курупедиона Македонское царство, включавшее также Фессалию и Фракию, попало в руки Птолемея Керавна. Однако его правление было недолгим. Лишь год спустя после своего вероломства он столкнулся с вторжением варварских племен, пришедших далеко с Запада, — галлов. Он был разгромлен, схвачен и обезглавлен, что многие современники, безусловно, должны были счесть карой божьей. В 277 году до н.э. это царство сумел консолидировать сын Деметрия Антигон Гонат, основавший династию Антигонидов. Его приход к власти обусловило галльское вторжение — одно из наиболее травматичных событий греческой истории.

Назад: 1. Как все начиналось. От Македонии к ойкумене (356–323 гг. до н.э.)
Дальше: 3. «Старая» Греция в коротком III веке. Борьба за выживание, свободу и гегемонию (279–217 гг. до н.э.)

Alexeymi