XXIII

А после случилось обыкновенное чудо, которое и спасло капитана 1-й авиаперегоночной дивизии от верной гибели именно в тот момент, когда последняя пистолетная обойма опустела уже наполовину, а силы истаяли настолько, что летчик с трудом различал в наплывающей на глаза темноте зверя. И явилось к Чиваркину это самое что ни на есть обыкновенное чудо в образе маленькой злой Богдановны.

Есть женщины в русских селеньях: забытая из-за мужских игр на озере Кэрбиш, облепленная комарами «трактористка» при помощи веревок и примитивных по исполнению, но хитроумных по замыслу рычагов умудрилась не только выправить «Марью» но и дотянуть ее до воды, поставить на поплавки, заклеить фанеру фюзеляжа приготовленным в ведре дегтем и, наконец, употребить все свое оставшееся упрямство на очередную реанимацию мотора. Гризли ее так и не навестили – скорее всего, их отпугивали запахи бензина и машинного масла. Несмотря на то, что майор не особо расщедрился на паек, бескормица Богдановне не грозила: во время работы «амазонка» питалась тушенкой и хлебом, а после починки распутала взятую с собой леску с крючком и грузилом и, закинув уду, наловила гольцов. Ничего не стоило затем Богдановне очистить рыбу, водрузить над костром котелок, посолить, поперчить варево, кинуть в него луковицу и подкрепиться наваристой, вкусной ухой. Оставшийся бульон, покрытый янтарной пленкой, она перелила в предусмотрительно взятый бидончик и отнесла в самолет (как оказалось, совсем не напрасно). Благодаря техническому таланту некрасовской героини, а также ее слезам и мольбам (не обошлось и без отчаянной ругани!) возродившийся гидроплан зачихал, закашлял, окутался дымом, затрясся по волнам, накренился, чуть не прочертив верхним крылом по воде, затем выправился, подскочил, взлетел и отправился бороздить вымытые небеса. Женщина и не думала о возвращении в Ном: она искала трех дураков.

Прочесав северную сторону злополучного хребта и не обнаружив там никого, кроме стада оленей и все тех же медведей (полутораплан здорово напугал собравшихся на склоне самку с тремя детенышами), неудержимая Богдановна перелетела на южную и вот здесь-то, повиснув над более пологой стороной, ясно увидела внизу две отбрасывающие тени фигурки: двуногую, ковыляющую по направлению к недалекой Хашибе, и следом четвероногую, явно преследующую добычу.

На шум гидроплана зверь задрал тяжелую неповоротливую башку и угрожающе, хрипло рычал, словно предчувствуя тщету всех своих усилий. Клыки его были видны даже из разбитой, без бортовых стекол, кабины Ш-2.

Женщина, развернув полутораплан и пойдя на бреющем, дотянулась до ракетницы – выпущенная по гризли дымная ярко-красная струя настолько испугала медведя, что он впервые отбежал на значительное расстояние. До галечной отмели Чиваркину оставалось совсем ничего. Летчик отбросил жердину и, умоляя Бога, чтобы тот не оставлял его, рванул к реке, несмотря на кровавившуюся лодыжку. Гризли поскакал следом со скоростью полного сил жеребца. Расстояние трагически сокращалось, однако Господь, непонятно за какие Васины добродетели, вновь помог несчастному летуну: «Марь Ивановна», милая, дорогая, драгоценная «Марь Ивановна», дав по гризли еще один впечатляющий залп из ракетницы, уже садилась на воду.

– Радуйся! – проворчала Богдановна, с такой силой втягивая Чиваркина за шиворот в лодку, что окончательно «сдувшийся» Вася почувствовал себя беспомощным малым ребенком. – Топтыгин тебя едва за жопу не цапнул! Что не убрал его?

– Боялся, не свалю. Боялся: напрыгнет он на меня, раненый.

– Нож на что? – крикнула женщина.

Вася промолчал.

– Слабо! – ответила за него Богдановна.

И, выруливая на середину реки, не преминула сплюнуть:

– Мужики называются… Тьфу!

Провожая гидроплан с ускользнувшей добычей, гризли встал на задние лапы – даже сверху он выглядел истинным великаном: страшным, злобным, с красной открытой пастью. Как и оставшийся на вершине одинокий, словно вечность, столб-тотем, он был сам символ, сам дух Аляски: впрочем, и летчик, и техник на него уже не смотрели.

– Прости, что мы тебя там… того… оставили, – хрипел Чиваркин, испытывая скорее стыд, чем радость от встречи со своим озабоченным ангелом-спасителем (стыд был не только за себя, но и за конченого эгоиста майора).

– Да вы всегда баб бросаете, – отмахнулась та. – Ничего. Мы привычные…

«Ничего», – вспомнился Чиваркину пророческий сон. И Вася, отвернувшись, заплакал, впрочем, «трактористка» на сопли горе-летчика уже не обращала внимания.

Ш-2 вновь стрекотал над пустыней. Им невероятно свезло – не прошло и пяти минут полета вдоль речной дуги, как пришедший в себя Чиваркин заметил в прибрежных камышах серый дым, а затем, когда Ш-2 приблизился, лежащего ничком рядом с дымящимися головешками человека. Но не успела Богдановна, убедившись в том, что перед ними именно тот, кого они ищут – изможденный, вымотанный, с трудом поднявшийся от костерка советский штурман Демьянов, – повернуть на снижение, как с противоположной закатному солнцу стороны появилась и принялась увеличиваться черная точка.

Почти одновременно с «Марь Ивановной» приводнился на гладь Хашибы лакированный пятнистый «грумман».

XXIV

Два гидроплана – латаный, битый-перебитый, с едва читаемой «звездой» на хвосте и новенький, свежевыкрашенный, массивный по сравнению с допотопной советской «лодкой» американец – покачивались недалеко друг от друга. Моторы «груммана», издавая густой ровный звук, говорящий об их отменном здоровье, еще какое-то время гнали рябь по реке. Надсадный кашель двигателя «Ивановны», с которым тот прекратил свою нервную, перебиваемую постоянными вздохами работу, они снисходительно заглушили.

– Что теперь будем делать, босс?

Вопрос Корта, как и обращенный на него взгляд доктора, не застали Бессела врасплох.

– Остаемся на своих местах, джентльмены.

Неторопливый Бесси прильнул к биноклю. Русский летчик стоял теперь уже на отмели по колено в воде: за ним в камышах дымил костер. Штурман был явно растерян. Бинокль приблизил к Смиту измазанное копотью, опухшее от укусов, разодранное лицо русского, его не менее опухшую шею, заляпанный пятнами грязи комбинезон. Левый бок штурмана здорово кровоточил: кровь промочила повязку из парашютной ткани, перетянутую ремнем. Левая штанина почти до бедра закатана, и по синеватой багровости колена было видно – с ногой также не все в порядке. Но главное – летчик держал за сделанные из строп лямки превращенную им в рюкзак парашютную сумку.

– Вам не кажется, лейтенант, что парню необходимо помочь? – нарушил тишину Трипп, не отрываясь от своего бинокля.

– Терпение, док. Терпение…

Соскучившийся по жевательной резинке Бессел был благодарен Дэвису Корту за то, что тот доставил ему из Найт-Филда заветные полоски, и теперь, сняв обертку с одной из них, с наслаждением ощутил любимый им вкус мяты, хорошо освежающей десны и ум. Он мог расслабиться.

«А это забавно, – сказал сам себе Бессел. – Забавно. Мы чуть было не опоздали».

Наступил момент истины. С одной стороны от найденного штурмана приходил в себя ветхий советский гидроплан (что касается его экипажа, у Васи Чиваркина пропал голос, от волнения он мог только что-то едва слышно сипеть, а Богдановна орать и не собиралась). С другой – готов был принять на борт живого и относительно невредимого Алешку Демьянова вальяжный двухмоторный «грумман».

Не отрываясь от окуляров, Бессел смотрел теперь на сумку. Он смотрел только на парашютную сумку, которая вот-вот должна была оказаться в его руках. Вне всякого сомнения, он, Бессел Смит, сотрудник ФБР, офицер с большим служебным будущим, заслужил этот почетный приз.

– Посмотрите-ка, босс, – присвистнул первый пилот.

Смит вышел из раздумий.

Он давно научился держать удар: вот почему не выругался. Бессел продолжал машинально жевать резинку.

– Кажется, моя помощь не понадобится, – обрадовался ни о чем не догадывающийся доктор.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Бессел Смит. – Ничего не понимаю…

– Что тут понимать? Неудивительно, что парень отправился к своим, – откликнулся Трипп. – Летим домой, лейтенант. Мы и так достаточно намучились. Слава богу, все кончено. Они его забирают.

Все действительно было кончено. Лейтенант Бессел Смит видел, как медленно, теперь уже по пояс в воде, добрел до Ш-2 человек, из-за которого завертелась вся эта история, как он взобрался на борт советской летающей лодки, как передал кому-то сумку, как втиснулся в кабину. Бессел видел, как мелко затряслась перед разбегом окутавшаяся дымом русская «этажерка». Он видел, как, покачиваясь, словно пьяная, прочертила она воду, оставляя за собой две глубокие борозды, и, помахав крыльями, прилаживаясь к ветру, даже не полетела, а словно побрела по воздуху, стрекоча своим дурацким моторчиком.

– Доберутся или нет? – озвучил пилот Дэвис Корт вопрос, который одновременно задали себе все, кто был на борту «груммана».

– Доберутся, – ответил второй пилот. – Они даже на табуретках летают.

Доктор настроился на философский лад:

– Этому парню здорово досталось. У него вполне может начаться гангрена. И тем не менее он предпочел лететь со своими, Бессел!

– Русские через одного зомбированы, – откликнулся второй пилот.

– Я видел их там, в Анкоридже, – продолжал философствовать Трипп. – Серьезные ребята. Черт возьми, вдруг они возьмут и построят свой коммунизм?

Принявший два года назад предложение учтивых джентльменов из контрразведки бывший юрист Бессел Смит поистине являлся для ФБР находкой – он был сделан из железа. У лейтенанта хватило выдержки процедить, пусть и с усилием, пусть и сквозь зубы:

– Не беспокойтесь, док. Коммунизм им не грозит.

– Вы думаете, Советам не создать такой техники, которая есть у нас? – лез ничего не понимающий Трипп.

В выдержке Бессел превзошел сам себя.

– Коммунизм не будет построен не потому, что они не способны создать такую же технику, – четко, словно диктуя, ответил он, провожая взглядом медленно удаляющуюся «Марь Ивановну». – Коммунизм не будет построен потому, что такова человеческая природа, док. А мы знаем человеческую природу. Мы хорошо ее знаем…

У него хватило сил улыбнуться Триппу и закончить:

– Вот почему мы всегда будем выигрывать гонки.