Книга: Бансу
Назад: XVIII
Дальше: XXII

XX

Просто удивительно, как Вася Чиваркин не замерз той мучительной ночью. Укрывшись за валуном, прижав к себе сидор, словно мешок мог его согреть, выбивая дробь зубами, он временами приводил в движение спусковой механизм ТТ. Вырывающееся из ствола пламя и прыгающий эхом грохот успокаивали ненадолго. У страха глаза велики, тем более в темноте. Чиваркину постоянно казалось, что медведь совсем рядом. Подобная уверенность заставила продержать открытыми глаза почти до утра. И не удивительно, что охватившая его на рассвете полудрема была похожа на бред: привиделось, майор трясет его за шиворот, требуя встать, затем, по всем классическим законам сна, особист превратился в озабоченную Богдановну. «Я говорила, лететь надо на базу, – строго сказала Васе серьезная маленькая женщина. – Марь Ивановна готова!» – «Как же мы полетим? – не поверил Чиваркин. – Мы же оставили тебя на озере рядом с этим хламом. Подлецы мы». – «Ничего, что подлецы, – сказала ему Богдановна, нараспев произнеся сакраментальное русское слово ничего. – Я к вам, мужикам, привычная. И ничего, что хлам. Как-нибудь полетим». – «А как же медведь?» – почему-то спросил Чиваркин. «Возьмем с собой и медведя». – «А Лешка Демьянов?» – испуганно вспомнил Вася. Здесь Чиваркину показалось, что гризли сопит чуть ли не над его ухом, и Вася проснулся. Машинально он выстрелил еще раз.

Утро оказалось исключительно ясным: тучи растаяли. Взору измученного летчика открылась бесконечная пустыня Аляски, состоящая из лысых хребтов, одинокого пика «пятнадцать-шестнадцать», хорошо отсюда видного, и пятен темного леса на склонах. Эта земля подавляла Чиваркина мощью своих угрюмых скал, близких и дальних гор, синеющих за десятки километров от него давно заснувших вулканов. И повсюду от Васи – на восток, на север, на юг, на запад – простирались земли, заселенные зверьми и птицами, чрезвычайно редко встречающими на своем пути таких странных существ, как люди. И Чиваркин все-таки психанул. Чертова Аляска! Невыносимая Аляска! Гнусная Аляска! Будь прокляты ее дожди и туманы, ее бесчисленная мошкара, ее дикая дневная жара и ледяные ночи! Будь прокляты ее обитатели, способные одним сжатием своих челюстей отправить на тот свет оказавшихся здесь недотеп! Задрав голову, Вася пришел в отчаяние: до вершины хребта, как до луны, а силы уже на исходе. Единственным утешением было то, что, пока он пребывал в забвении, его согрело солнце, и озноб как будто отступил.

Зато не отступал медведь.

Чиваркин забил рот остатками мокрого, липкого, безвкусного хлеба, стараясь прожевывать пищу как можно более медленнее.

Где-то в стороне раздался знакомый гул – высоко над горной пустыней гудели моторами два «Жучка». Вскоре в обратном направлении, тарахтя, пролетел родной Ли-2: на этой отечественной копии «дугласа» пилоты 1-й авиаперегоночной возвращались в Фэрбанкс за новыми «бостонами». Провожая неторопливого «лисенка» глазами, капитан Чиваркин чуть было не завыл от тоски. Если бы не это дурацкое ЧП с Алешкой, дремал бы сейчас он, сытый и одетый, на жесткой скамье в чреве транспортника, временами просыпаясь и выглядывая в иллюминатор, или думал бы о чем-нибудь хорошем: например, о возможности в очередной раз хорошо поесть и вдосталь выспаться в американской казарме. И горя было бы ему мало!

Близкие сопение и фырканье вернули Васю с небес. В обойме осталось три патрона. Вне всякого сомнения, выстрелы заставляли зверя держаться на расстоянии, однако гризли не собирался сдаваться – стоило только летчику начать движение, преследование продолжилось. Плохо было то, что гарантированно завалить эту злобную гору, состоящую из меха, мяса и смертоносных когтей, не представлялось возможным – из ТТ такого крупного гризли можно было только ранить, тем самым подписав себе смертный приговор. Оглядываясь, Чиваркин видел: с клыков медведя стекает мутновато-желтая слюна.

На одном из привалов Вася использовал остатки строп, подвязав ими уже совсем отваливающиеся подошвы. Гризли, остановившись внизу, в метрах тридцати, поднял голову и заворчал, дескать: «Ничего, брат! Осталось немного. И патроны твои кончатся. И ты совсем ослабнешь».

Глазки зверя не обещали летчику ничего хорошего.

– Хрен тебе, сволочь! – сказал Чиваркин, чувствуя, как внутри закипает справедливая злость. – Большой тебе хрен…

Они медленно и неуклонно поднимались к вершине недостижимого, зловеще чернеющего хребта – две точки на фоне поблескивающих камней и начавшего попадаться снега: человек и упрямо тянущийся за ним медведь.

Острые камни сделали дело: правая подошва окончательно расползлась. Вася с тоской вспомнил свою ссору со штурманом из-за отличных, надежных, новеньких американских ботинок. Те ботинки действительно были качественные: сюда бы их! Чиваркин впал в отчаяние. И почему он так уверился, что босой на одну ногу Демьянов полезет именно на вершину, а не направится к жилью по берегу Тэша, как и полагается любому здравомыслящему человеку? «Нет, все-таки полезет, – подумал Вася, приказывая себе не раскисать на виду у медведя. – Обязательно полезет. Здравомыслия в Алешке ни на грош: чего только стоит его выходка в Фэрбанксе. Одно слово – дурак».

XXI

Неторопливый Бесси развернул лодку в обратном направлении, как только они с доком оказались на ее борту. Трипп приветствовал решение босса – после всего увиденного он не горел желанием оставаться в этих местах на ночлег. Риск, разумеется, был – луна служила довольно слабым фонарем: довольно часто лодка оказывалась в полном тумане. Каким-то чудом Бессел провел ее по самой узкой и быстрой части Тэша. Гудение мотора поднимало расположившихся в плавнях на ночлег бесчисленных гусей и уток: недовольный гогот и кряканье служили пусть ненадежным, но ориентиром, однако риск натолкнуться на отмель все-таки был. Тем не менее Смит не сбавлял хода, торопясь вернуться как можно скорее. Замерзший, обеспокоенный доктор добросовестно вглядывался в ночь, но мало чем мог помочь рулевому: тому приходилось полагаться на интуицию, которая вновь не подвела. Янки вернулись в Майткон под утро. Они едва не проскочили поселок – вовремя залаяли собаки; целая их стая сбежалась встречать вернувшихся. Данилов словно бы и не ложился: вместе с помощником полисмен явился на место высадки. Бессел попросил Триппа не распространяться об увиденном, однако алеут-полисмен вопросов не задавал. Фрэнк помог вытащить лодку, препроводил их в участок и пожелал хорошо выспаться.

Несколько часов рваного сна на жестком матрасе под пропахшим псиной одеялом скорее утомили доктора, чем взбодрили его. Смит же вообще не ложился. Керосиновая лампа пришлась весьма кстати. Вытащив из захваченного с собой вещмешка блокнот и рвущуюся на изгибах карту русского, разложив их на столе, лейтенант предался размышлениям. Блокнот ничего не дал: записи в нем велись шифром. А вот карта…

Лейтенант отправился к сетям и лодкам.

Невыспавшийся Трипп обнаружил начальника расхаживающим взад-вперед по вдающимся в реку мосткам, которые под его шагами немилосердно скрипели. Пожалуй, впервые со дня знакомства с представителем контрразведки доктор увидел на лице Бессела некоторое волнение. Впрочем, на этот раз Смит не собирался скрывать его; давно он так не маялся, как в те тянущиеся подобно жевательной резинке часы. Смит ожидал прилета «груммана», умоляя небеса, чтобы гидроплан вернулся как можно скорее. И небо не подкачало. Корт оказался исключительно пунктуален – полчаса задержки не в счет.

Майткон услышал стрекотание самолета в 13.30 по местному времени, а уже через пять минут, привлекая своим появлением жителей, «грумман» коснулся воды и, пробежавшись перед собаками и людьми, закачался возле мостков. На месте Ридли сидел новый пилот. При виде самолета возбуждение охватило доктора Триппа – все говорило о том, что, оставив внизу этот дремучий поселок с его средневековыми верованиями, они вот-вот возьмут курс на цивилизацию: всего два часа полета отделяли страдальца от горячей ванны и похрустывающих, девственно чистых простыней. У доктора закружилась голова при воспоминании о запахе ароматизированного мыла Lassu. Сейчас он готов был всучить полцарства за пижаму, мягкие тапочки и возможность наконец-то выспаться в тишине отдельного номера плохонькой гостиницы «Северный Форт», который вот уже второй год оплачивало ему военное ведомство.

– Прикажете собирать имущество, босс? – крикнул Корт, высовываясь из кабины.

– Заводи моторы, Дэвис, – отвечал ему Бессел, еще более усилив нетерпение эскулапа.

– Возвращаемся в Найт-Филд? – с надеждой спросил доктор.

– Боюсь, что нет! – откликнулся на преждевременную радость Триппа Неторопливый Бесси. – Нам еще придется какое-то время побыть в этих благословенных краях. Полезайте в кабину, док. Да – и не забудьте аптечку!

Назад: XVIII
Дальше: XXII