XVI

Майткон встретил Бессела Смита собачьим лаем, более походившим на вой, что оптимизма лейтенанту не прибавило. Вновь моросило. Над хребтами клубились тучи. Поселок прозябал в тени большой горы: два десятка домишек, деревянная церквушка поодаль, которую окружило смиренное кладбище, несколько моторных лодок на берегу Тэша, ряды пахнущих тиной и гниющей рыбой сетей (запах долетал даже до единственной улицы) – вот, пожалуй, и все, что видел любой, кого ненароком заносило в тот Богом забытый край. Да, был еще полицейский участок – в рубленой избе, судя по темным бревнам, древней и настолько низкой, что, входя в него, приходилось пригибать голову: Трипп со Смитом еще убереглись, а вот вконец расстроенный Корт треснулся о притолоку – настолько сильно, что потребовалось вмешательство дока.

Несмотря на низкие окна участка, церковь из них была хорошо видна, равно как и могильные кресты, среди которых попадались и каменные. Ребята из Гарвардского Национального географического общества, прочитавшие для сотрудников контрразведки курс лекций по истории края, в котором офицерам надлежало служить, недаром ели свой хлеб: так, благодаря добросовестности «ботанов», Бессел узнал, что еще в девятнадцатом веке нужда в людях заставила купцов Российско-американской компании переправить часть жителей побережья и островов во внутреннюю часть материка. Для каких целей алеуты и креолы – плоды греха туземных женщин и российских первопроходцев – оказались на Тэше, неизвестно (скорее всего, русским колонизаторам, не менее ушлым, чем их коллеги из Британии и США, требовалась рабочая сила), но именно так в землях, принадлежащих атапаскам, появился Васильевск (или, позднее, Майткон). Много воды утекло с тех пор; все смешалось: племена, одежда, обычаи, – однако кое-что оставалось незыблемым, в том числе алеутское поселение в самом центре Аляски, в котором наряду с потомками алеутов и креолов проживало некоторое количество атапасков и эскимосов, и недоверчивость обитателей Майткона к подобным Смиту пришельцам. Не обошло Майткон и золотое помешательство – Тэш оказался еще одной жилой, чуть менее плодоносной, чем Клондайк, а значит, на недолгое время поселок стал местом проживания для хлынувших сюда со всех сторон бедолаг, все имущество которых часто состояло из самодельных сит и лопат. Найденный в 1898 году возле Майткона одним таким бродягой внушительный самородок вызвал приступ повального сумасшествия, в результате чего случилась в тех местах история, о которой Бессел вспомнил лишь позднее, разбирая «полет» вместе с Хиггинсом в кабинете базы Лэдд-Филд.

В тот же злополучный день ему было не до воспоминаний. Местный коп Фрэнк Данилов, коренастый задумчивый старожил, слушая Неторопливого Бесси, немилосердно дымил трубкой: его нисколько не интересовало плохо скрываемое возмущение доктора, задыхавшегося от вонючего дыма. Всем – и клетчатой рубашкой, и заправленными в сапоги брюками, и широкополой войлочной шляпой, которую, войдя следом за гостями, Данилов бросил на дощатый стол, – он походил на своих соплеменников, встретивших «грумман» на берегу и попавшихся им в селении: выглядел хозяин здешней тайги обыкновенным местным охотником.

Заглянувшему в избу аборигену-помощнику полисмен что-то тихо сказал – тот послушно кивнул и скрылся.

– Еще раз покажите, где вы потеряли своего пилота? – попросил алеут, окутывая стол, на котором была развернута карта, дымными клубами.

Бессел, разгоняя рукой проклятый дым, показал.

– Мы обошли всю округу. Спустились к Тэшу. Прочесали ельник. Не осталось никаких следов. Ровным счетом ничего.

– А советский летчик? – поинтересовался Данилов.

– Он будет здесь дня через два-три, – сказал Бессел.

– Вы в этом уверены?

– Да. Русский соорудил себе плот.

– С чего вы взяли?

– Вырубленный внизу сосняк. Я нашел обрывки строп. Мы обнаружили бы его на реке, когда летели сюда, но помешала облачность.

– Значит, тело там, на делянке, обезглавлено? – продолжал спрашивать представитель закона. – Руки оторваны?

– Да. – Бессел был само спокойствие.

Помощник Данилова внес в избу медную бочку с краником. Парень держал ее за специальные ручки. Поставив странный предмет на стол, алеут бросился вон и вскоре вернулся с подносом, на котором позвякивали жестяные кружки, фарфоровый заварочный чайник и чашка с кусками сахара.

– Самовар, – не поднимая от карты головы, сказал Данилов.

Доктор удивленно поднял брови.

– Чай, – пояснил полисмен. – Думаю, чай не помешает.

– Я предпочел бы виски, – пробурчал себе под нос док.

– Есть водка местного приготовления.

– Увольте от этой бурды. Кстати, что значит «самовар»? – повернулся Трипп к Неторопливому Бесси.

Босс только пожал плечами. Данилов кивнул помощнику – тот ловко и быстро одну за другой подставлял кружки под отвернутый краник бочки, наполняя их кипятком. Все последовали примеру хозяина, с удовольствием сделавшему несколько глотков. Впрочем, ни Смит, ни доктор, ни безутешный Корт, самым нелепым образом потерявший друга, блаженство копа не разделили. Кирпичного цвета, густой, пахнущий дегтем чай отличался поистине лютой крепостью. Облегчением для гостей было хотя бы то, что хозяин, взяв кружку, на время позабыл о своей трубке, не преминув осчастливить вытряхнутым из нее пеплом цветочный горшок на подоконнике.

– Мы потеряли целый день, мистер Данилов, – вежливо сказал Смит.

– Зовите меня Фрэнк, – откликнулся тот.

– Хорошо, Фрэнк. Так вот: целый день мы потратили на поиски своего человека. Он как в воду канул. Испарился – ни крика, ни следов борьбы…

– Что вы предлагаете? – спросил алеут, шумно прихлебывая из кружки.

Чертов нацмен был явно не из тех, кто озабочен правилами этикета – хотя чего еще можно ожидать от этой глуши.

– Что предложите вы, Фрэнк? – четко и тихо ответил Бессел.

– А что мне вам предложить?

– Вы должны собрать людей. Я видел моторные лодки на берегу. Вы должны организовать поиски. Это ваша прямая обязанность. Заодно, поднимаясь по Тэшу, мы решим еще одну задачу, ради которой, собственно, здесь и оказались.

– Хм, – откликнулся на это полицейский Данилов. – Хм… Оторваны голова и руки?

– Я уже говорил об этом, – заметил Смит.

– Я соберу людей, – после некоторого раздумья кивнул алеут. – Но соберу их в участке.

– Зачем терять время? Попросите их собраться на берегу!

– Нужно выяснить кое-какие обстоятельства, – ответил алеут. – Так, значит, руки и голова?

Он без конца спрашивал про одно и то же. Смит уловил некую тенденцию в заинтересованности полицейского обезглавленным мертвецом. Судя по нательному кресту, покойный был местным жителем, и полицейский имел право задавать уточняющие вопросы, но Бессела волновало сейчас совсем другое. Смит вытащил из кармана куртки снятую с покойника кожаную нитку с крестиком, положил ее на стол и продолжил:

– В данный момент меня не интересуют останки того бедолаги, Фрэнк. В данный момент я крайне, подчеркиваю, крайне заинтересован обстоятельствами исчезновения Билла Ридли, своего второго пилота, и…

– И все-таки, лейтенант, прислушайтесь к моему совету. Я соберу людей здесь. – Алеут дал знак помощнику.

Затем, схватив шляпу, вышел вслед за ним.

Док подавленно барабанил пальцами по краю стола. Бессел нащупал в нагрудном кармане последнюю мятную пластину и медленно развернул обертку.

– У них нет электричества, – сказал Корт, поднимая глаза на потолок. – Вы умеете обращаться с керосиновой лампой, босс?

– Надеюсь, ночь мы встретим на реке, – ответил ему контрразведчик.

– Откуда такая странная фамилия? – в свою очередь, спросил Трипп Неторопливого Бесси.

– Вы имеете в виду местного Пинкертона? Некоторые алеуты носят русские фамилии и имена. Странно, что вы этого не знаете.

– Да нет. Знаю, конечно, – пробормотал тот, – а они забавные.

– Кто?

– Они. Я имею в виду русских, – сказал доктор. – Я видел их в Анкоридже. Они немного ненормальные. Совсем немного. Видно, им хорошо промыли мозги… А вам они не кажутся забавными, лейтенант?

– Забавными? – переспросил доктора Смит. – Нет, мне они не кажутся забавными. Совершенно не кажутся.

Бессел жевал резинку, глядя в окно на растворяемые липким мелким дождем жилища аборигенов.

– Они какие угодно, но только не забавные, док, – добавил он. – И, боюсь, мы с ними еще наплачемся…

Интуиция Смита сработала и на этот раз – худшие его предположения оправдались. Через полчаса в избу набилось, как показалось Бесселу, все взрослое мужское население поселка. Местные, не сговариваясь, закусили мундштуки своих трубок, намереваясь чуть ли не одновременно зажечь их. Поняв, что дело принимает скверный оборот, доктор умоляюще оглянулся на полицейского. Фрэнк сказал что-то на алеутском своим соотечественникам, и те со вздохами спрятали трубки в карманы рубах и штанов. Бессел внимательно разглядывал рассевшихся по принесенным стульям обитателей этой дыры. Лица собравшихся никак нельзя было назвать испитыми, скорее, их старила некая присущая северным народам специфическая усталость от жизни в стране ледяных гор и безлюдных пространств, но, несомненно, и к бутылке они частенько прикладывались. Их руки, привыкшие к сетям и веслам, послушно лежали на коленях. В участке, как и там, на берегу, сразу запахло рыбой. За стенами избы изредка лаяли псы, прибежавшие следом за своими хозяевами. Покружив вокруг участка, собаки успокоились и лежали теперь возле окон серыми холмиками. Вновь послушавшись представителя власти, люди перестали перешептываться и обратили на Фрэнка самое пристальное внимание. Тот, опять-таки к неудовольствию Смита, говорил с ними по-алеутски, изредка в его неторопливой речи Бессел улавливал и славянские слова: видно, язык был хорошо знаком присутствующим индейцам, что уж говорить об эскимосах. Конечно, Данилову следовало бы все-таки употребить английский, однако контрразведчик не сделал полисмену замечание. Он наблюдал за лицами, полагая, что их выражение скажет ему нечто большее, чем последующий перевод. Бессела ждало самое настоящее разочарование – лица собравшихся ничего не выражали. Люди, несомненно, слышали каждое слово Фрэнка, но вместе с этим, как говорится, ушли в себя.

После того, как полицейский закончил речь, молчание собравшихся не посмели прервать ни доктор, ни раздраженный Корт, ни сам Смит. Несмотря на внешнее спокойствие аборигенов, в воздухе явно повисло что-то гнетущее: гости чувствовали поселившуюся здесь тревогу.

Наконец поднял руку сидящий позади всех бесцветный и, казалось, совершенно безучастный ко всему, что происходит вокруг, старик. Встав со своего места и встретившись взглядом с Бесселом, седой ветеран Аляски затем обратил внимание на Данилова и что-то негромко сказал ему.

– Его ответ – «нет»? – понял Смит, обернувшись к полицейскому.

– Он говорит, люди никуда не пойдут, – помедлив, ответил Фрэнк.

– Почему? – спросил лейтенант старика.

– Бансу, – сказал тот.

– Говорите по-английски, – попросил Смит.

– Бансу, – повторил старый алеут, доставая трубку. – Люди никуда не пойдут.

И чиркнул спичкой о коробок.

Следом за ним все полезли в карманы и, шумно вставая, зажигая трубки, один за другим принялись покидать участок, унося стулья с собой.

Собачий лай затихал вдали. Фрэнк, не менее невозмутимый, чем Бессел, подсел к столу и вновь попросил помощника приготовить samovare. Когда полицейский ополовинил кружку невыносимого по крепости пойла, Смит все-таки задал неизбежный вопрос:

– Что все это значит, Фрэнк?

– Бансу, – сказал местный полицейский. – Бансу опять вернулся. Так что разговаривать с ними бесполезно.

– Кто такой бансу?

– Дух, – буднично ответил Фрэнк и, предупредительным жестом останавливая открывшего было рот доктора, продолжил: – Бансу вновь вернулся, лейтенант. Они никуда не пойдут. Один из них видел Бансу.

– Когда видел? – спросил Смит.

– Три дня назад.

– Где?

– Там, откуда вы только что прибыли.

– И где этот очевидец?

– За дверью, лейтенант. Я попросил его подождать – так, на всякий случай. Михаил, заходи! – крикнул полицейский.

Смуглый малый в традиционных для тех мест рубахе, штанах и сапогах, волосы которого были стянуты в пучок на затылке, действительно топтался за дверью и появился мгновенно. От парня, впрочем, как и от всех здешних, несло рыбой – отшатнувшийся Корт не сдержался и зажал себе нос.

– Здесь, – ткнул Михаил в карту.

Бессел почувствовал напряжение свидетеля, хотя, обводя указательным пальцем квадрат, в котором совершенно неожиданно для доктора и Смита как в воду канул Ридли, алеут старался не выказывать страха.

– Он был здесь.

– Кто?

– Бансу, – сказал Михаил.

– Опишите его, – беспристрастно попросил Смит.

Михаил оглянулся на Данилова. Тот перешел на алеутский. Очевидец кивнул и объяснил:

– Это медведь с человеческой головой. Большой мохнатый медведь. Он отрывает у людей головы и руки и поедает их. Он убил Топака. Топак хотел убить его, но промахнулся. Зря стрелял! Бансу нельзя убить. Я бежал к лодке. Я сел в лодку и завел мотор. Я не оглядывался. Нельзя оглядываться.

– Час от часу не легче! – простонал доктор.

– Там, где ходит Бансу, пропадают люди. Вот почему, когда он появляется, мы не охотимся, – сказал Михаил.

– И часто он появляется? – спросил Бессел Фрэнка.

– Последний раз был в тех местах лет тридцать назад, – совершенно серьезно ответил тот. – Бансу спускается с неба. Он не уйдет, пока не насытится. Там, где он побывал раньше, мы обычно строим кирусу – маленький деревянный домик на столбах с плоской крышей: туда помещаем пару-другую хорошо выделанных медвежьих шкур. Когда шкуры сгнивают – заменяем их.

– Зачем?

– Предки так делали, лейтенант, – сказал Фрэнк.

– И помогало?

– Судя по тому, что его давно здесь не было, – да, – сказал Фрэнк.

– Черт подери, вы же христиане! – не выдержал доктор.

– Никто не пойдет, – спокойно сказал Фрэнк, – бесполезно их уговаривать. Должно пройти какое-то время, прежде чем он уберется.

– И сколько ждать? – подал голос молчавший до этого Корт.

– Минимум, неделю.

– Значит, люди с места не сдвинутся, – подытожил контрразведчик.

Полицейский кивнул утвердительно.

– А вы, Фрэнк? – в упор спросил его Бессел. – Вы?

Фрэнк посмотрел на него, как на маленького несмышленыша, который не понимает того, что ему только что объяснили, и просто, ясно и спокойно, словно учитель, за которым в споре с учеником всегда остается последнее слово, ответил:

– Пойду ли я? Конечно же, нет.