Вокруг занавески

В Закамске есть заводы, торговые центры, кладбище кораблей и Стройгородок, где дома из фанеры и как бы Чернобыль. Если пройти Стройгородок насквозь, пересечь старые рельсы, а потом двинуть по глиняной дороге, усыпанной лужами, то минут через пятнадцать замаячит промзона. Вся она состоит из складов или баз. Одна из баз – овощная. Там есть всякие продукты, но есть и капуста, свекла, картошка, лук и морковь. Овощи нафасованы в сетки по тридцать пять килограмм. Я туда грузчиком-экспедитором устроился в 2014 году. Я не карьерист. Меня просто никуда не брали, вот я и устроился. На восьмом автобусе до Кировского завода доезжаешь, то есть до конечной, а дальше пешком. Я когда первый раз приехал – офигел. Другая Пермь. Через Стройгородок шел и все думал – вот если бытие определяет сознание, что тут вообще с людьми происходит? Хоть в дома заходи и спрашивай.

Не зашел. Головой только вертел и подмечал. Последний барак проходил, смотрю – занавеска висит красивая. А сентябрь. Бабье лето кругом. А занавеска белая-пребелая. И такая, знаете, ажурная. У меня мама вышивает, и я немного вышиваю, поэтому мастерство оценил. Узор таким образом исполнен, чтобы объем придавать. На фоне всеобщей копчености занавеска как туннель в лучший мир выглядит. Это как идти по свалке, и вдруг Матисс на ржавой раме висит. Я даже тормознул. Покурю, думаю, может, кто из этого дома выйдет. Женщина, может, какая, а я попробую по лицу угадать – она вышивала или нет. Две сигареты выкурил – никто не вышел. Это странно. День погожий, полдевятого утра, жизнь явно теплится, но где она? Такое чувство, будто ты по городу-призраку идешь, а призраки за тобой из окон наблюдают.

В Стройгородке водопровода нет. Вместо него колодец-журавль выкопан. Не в центре поселка выкопан, а в самом конце. Я такой колодец последний раз в Шанхае видел пятнадцать лет назад. Не в Китае, а в частном секторе на Пролетарке. Его кто-то Шанхаем назвал, вот и прилипло. Остановился. У колодца тоже никого не было, а следы были, потому что земля влажная. Попить думал. Чисто символически. Не попил. Опаздывал уже. Наддал. Рельсы пересек. Влево-вправо. Вышел на глиняную дорогу. Главное, дождя уже три дня не было, а лужи стоят. Замаешься обходить. Глина липнет. Обволакивает кроссовки, меняя их дизайн. Хочется каким-то образом лететь, лишь бы земли не касаться. Многие хотят летать. Вот бы, говорят, мне полететь, вот это было бы да. А я никогда не хотел, а тут захотел.

Еле добрел до овощебазы. Ворота черные. Дверь проходной. Лавка стоит. Сел, палочкой глину счистил. Прошел. Первая смена. У них отдел кадров на Водниках. Хитро придумано. А то человек приедет сюда и передумает работать. Хотя я бы все равно не передумал. Думать надо было раньше. В школе. Или когда в педунивер поступил, а учиться не стал.

Наша овощебаза, то есть сам склад, построена высоко. В советское время умные люди его специально так построили, чтобы грузовики к складу кузовами подъезжали и становились вровень с полом. Получается, что ты товар не подымаешь, а просто перетаскиваешь волоком. Спасибо им за это, потому что иначе я бы под мешком с картошкой помер. Работа на обощбазе простая и близких отношений не предполагает. Приезжаешь к девяти. Идешь к начальнику Ринату. Берешь накладную. Собираешь по накладной товар. Грузишь в «Газель». Развозишь по точкам. Возвращаешься на базу. Свободен. Пятидневка. Пятнадцать тысяч в месяц. Пятак авансом, чирик – окончаловка. У нас в основном школы, садики и столовые по всему Закамску. Мука, сахар, овощи, сухое молоко, сгущенка, чай и все такое. Мешками и коробками. Опт.

Меня к Серёге в экипаж поставили. Нормальный мужик. Двое детей. Бухнуть не дурак. Во Владике служил. Тигр с якорем на плече наколоты. Мы с ним легко сошлись на почве футбола. В футболе ведь как? Половина человечества любит Роналду, вторая половина – Месси. Мы с Серёгой любили Месси. Когда двое мужчин любят третьего – это сближает. Особенно когда этот третий недосягаем, как звезда Алголь. Он баранку крутит, точки все знает, а я товар таскаю и бумажки на подпись сую. Тяжело, конечно, но не так тяжело, как грузчиком, потому что пока от одной точки к другой едешь – отдыхаешь. Курить можно в форточку. И музыку слушать. Я сентябрь легко отработал. И половину октября тоже. А потом снежок лег и ветра колючие задули. Едем мы как-то с Серёгой, и вдруг он спрашивает:

– Ты как до базы добираешься?

– На восьмом до Кировского, а там пешком.

– Через Стройгородок?

– Да.

– Понятно. Собак видел?

– Каких собак?

– Бродячих. Пока тепло, их не видно. Они с холодами приходят. Большая свора.

– И чё?

– Ничё. В том году одного порвали. Мужики все на машинах приезжают. Они давно работают, у них договорено. Ты один, получается, пешком ходишь. Надо тебе с кем-нибудь договориться, чтобы тебя у завода забирали и до базы подкидывали. Я бы сам мог, но я выхожу не каждый день. Вернемся на базу – перетри с мужиками. Свора – дело серьезное. Их там штук сорок.

– Ладно. Спрошу. У меня шокер есть. Можно с ним ездить.

– Рискуешь, пацан. Вот если б у тебя был пистолет…

– Серёга, не нагнетай. Это всего лишь собаки.

– Нет, Вано, это свора. Они друг друга подзуживают и летят. Поговори с мужиками.

– Да поговорю, поговорю. Ты видел, как Месси «Реал» в Лиге чемпионов накрутил?

– А то! Инопланетянин. Я охренел. Это как чудо, только футбол.

– Ваще. Песня, а не человек.

Я специально про Месси заговорил, чтобы Серёга отстал со своими собаками. Не боюсь я их. А на занавеску белую уже два месяца каждое утро смотрю. Ну, кроме выходных. Стою, курю и смотрю. За эти два месяца из дома так никто и не вышел. Я сам думаю зайти. Неделю уже думаю. Вот зайду, постучусь, мне откроют, а я скажу… Фиг его знает, что я скажу. У вас очень красивая занавеска? Меня зовут Вано, давайте знакомиться? Я сто рублей нашел у вашего дома, не вы ли обронили? Чешуя какая-то. Нет причин для визита. Письмо, может, написать?

Не знаю, чё меня эта занавеска перепахала. Голум и кольцо намба ту. Вы бы видели этот Строй-городок и эту занавеску. Тоже бы, наверное… А может, и нет. Интересно, где они воду будут брать, когда колодец перемерзнет? Скважина зимняя есть? На Каме? У знакомых с водопроводом двадцатилитровки набирать? Засада.

Короче, не стал я с мужиками перетирать. Положил утром шокер в карман и поехал на смену. Вот ведь, думаю, смехота. Путь на работу и с работы стал для меня важнее самой работы, но не в практическом смысле, а как бы… хрен пойми в каком.

Была среда. Я вылез из пустой восьмерки и пошел к Стройгородку. Шокер у меня мощный – 10 Вт. Но я о нем не думал. И о своре не думал. Я думал о занавеске и почему-то о прошлом. Чудную штуку стал за собой замечать. Будто у меня силенок не осталось. Могу целый день в потолок просмотреть. Атрофия какая-то. Всё неинтересно: книги, фильмы, бабы, водка. Может, потому, что горячего в свое время хапнул. Может, витамина D не хватает. А может, к психотерапевту пора.

Только психотерапевты не для грузчиков-экспедиторов придуманы. Для грузчиков-экспедиторов придуманы самоубийства от цирроза печени. Инфаркты. Инсульты. Финские ножи. Никогда не понимал, почему в Петербурге залив называется Финским, а вокзал – Финляндским. Такая вот галиматья в голове крутилась, пока шел, представляете? Пришел. К занавеске. Висит. Закурил. Традиция уже. Два красных «LM» – и вперед. Вторую уже курил, когда дверь скрипнула. Баба вышла с ведром. Пригляделся. Щекастая. То ли по природе, то ли от водки. Мимо прошла. Руки-крюки. Не могла такая занавеску вышить. Девушка ее вышила. Красивая. С тонкими длинными пальцами. Белоснежными. Нет, я понимаю, что такой здесь взяться неоткуда. Но лучше о ней мечтать, чем пустоту в башке окучивать. Вздохнул. Двинул на овощебазу. Обогнал бабу с ведром по дороге.

Полпути прошел, когда лай услышал. Веселый такой, злой. Там поворот, они из-за поворота и вылетели. Не сорок штук, конечно, но штук двадцать точно. А у меня обед с собой. Ну, кулек черный. Поставил на обочину. Бежать бесполезно. На двух ногах от четырех не убежишь. Достал шокер. Нажал кнопку. Пашет. Кровь заиграла. Финал не финал, а хорошо. Почему-то «Форреста Тампа» захотел пересмотреть. Не хотел, а щас захотел. Впереди вожак бежал. Крепкий, лобастый, рыжей масти. Двортерьер. Еще раз шокером вжикнул. Думал – испугаются. Какой там! Припустили. Встал в стойку. Руку левую вперед выставил. Положил палец на кнопку. Тридцать метров. Двадцать. Десять. Пять. Изготовился, аж живот скрутило. Сейчас! Не сейчас. Мимо пробежали. Я офигел. Вообще их маневра не понял. Оборачиваюсь, а там баба с ведром стоит. Свора к ней подбежала, и давай вокруг прыгать. А баба из ведра жратву достает и собакам швыряет. За ухом чешет. А псы ластятся, играют. Один на спину лег, брюхо подставляет.

У меня от напряжения веко левое задергалось. Сунул шокер в карман. Подошел.

– Здравствуйте. А я уж думал, сожрут меня.

– Привет. В том годе подрали парня, щас вот кормлю. Я в столовке поварихой, отходов дополна, не жалко.

– Понятно. Я видел, вы из дома выходили…

– Я тебя тоже видела.

– Да. Там занавеска на первом этаже. Вы не знаете, кто там живет?

– А тебе зачем?

– Низачем. Занавеска красивая.

– Там никто не живет. С августа. Мать от водки померла, а дочку в детдом отдали. Ей пятнадцать всего. Мария.

– Почему вы сказали Мария, а не Машка?

– Мария сказала?

– Мария.

– Хм… Она занавеску вышила. Мать, пока мало пила, научила, а у ей Божий дар. Знаешь чего?

– Чего?

– Я тебе ее продам за пятьсот рублей. Хочешь?

– Нет. Пусть висит. Не снимайте только.

– Не сниму. Ты собак чем стращал?

– Шокером.

– Котлету лучше бери. Надежнее.

Попрощались. Баба с ведром ушла к себе, а я на овощебазу. Свора растворилась в кустах. Всю зиму занавеска провисела в окне, а весной исчезла. Я зашел в квартиру, а там погром. Обломки, стекло битое. Может, бомжи натворили, а может, Марию удочерили, она занавеску забрала, а уже потом бомжи пришли.