Помрачение

Максим Максимыч, обычно скептически воспринимавший любого рода общественные инициативы, поддержал идею проведать ветеранов перед 9 Мая и лично взял на себя семь адресов. Роману досталось два. От молодого специалиста требовалось вручить ветеранам приглашения на школьный концерт и предложить услуги по хозяйству.

– Скажите, что ученики могут у них прибраться или сходить за продуктами, – проинструктировала Элина Фаритовна.

Ветераны от помощи отказались. Юрий Владимирович, высокий стройный старик, с благодарностью принял приглашение и объяснил, что ему помогают дочери. Морщинистое лицо ветерана не утратило мужественности, а взгляд был ласков, почти кроток. Дверь квартиры Урсулы Нуриевны из соседнего дома открыла колючая старушка, назвавшаяся племянницей. Она коротко дала понять, что концерт им неинтересен, что в уборке и продуктах они не нуждаются и что Урсуле Нуриевне зимой отрезали ногу. Роман сунул племяннице клочок бумаги с номером своего телефона и побрел обратно, до самой школы не поднимая опущенной от стыда головы.

Вспоминают стариков накануне праздника и удивляются, почему у тех не загораются глаза при виде пестрых открыток и стандартных добрых слов.

На уроке по «Василию Теркину» в 8 «А» Аксенов полюбопытствовал:

– Правда, что в Германии Девятое мая – это день траура?

– Кто тебе это наплел? – сказал Роман.

– Ну, я слышал.

– Неправда. В Германии тоже отмечают победу над нацизмом. К твоему сведению, Дима, в Берлине стоит огромный памятник советскому воину-освободителю.

Аксенов, чуть смущенный, попытался отыграть позиции.

– То есть немцы против фашистов сражались, получается? Против самих себя?

– Все чуть сложнее. – Роман вздохнул. Напрашивался исторический ликбез. – Когда Гитлер пришел к власти, в Германии далеко не все его приветствовали. Кто-то им восхищался, кто-то смеялся над ним, а кто-то пил пиво, ел сосиски и не следил за политикой. Чтобы вы представляли себе тип личности Гитлера, вспомните Жириновского.

Раздались смешки.

– Типа Жирик – это как Гитлер? – отозвался Хидиятуллин.

– Не в том смысле. Они близки не поступками, а поведением на публике. Жириновский красиво говорит, жестикулирует, делает громкие заявления. Позволю себе выразиться, жжет напалмом. Теперь вообразите, что Гитлер в десять раз импульсивнее, ярче, что на его стороне пропаганда, армия, что ему отдают честь генералы, спортсмены, ученые. Многие немцы поверили своему фюреру и двинулись за ним. Конечно, кто-то выступал и против. Например, в Германии существовала крупная коммунистическая партия. Коммунистам Гитлер уж точно не нравился.

– И что случилось с коммунистами? – отозвалась Хафизова.

– Кого-то расстреляли, кого-то рассадили по концлагерям. Вообще, с несогласными тогда поступали как с врагами. Большинство немцев подчинялось Гитлеру потому, что его боялось, а не из-за великой любви. В результате, когда советская армия с союзниками победила в войне, те из немцев, кто уцелел, долго раскаивались, что позволили фюреру управлять собой и совершать жуткие злодейства. Потомки уцелевших до сих пор чувствуют вину за нацистские преступления. Поэтому для Германии Девятое мая – это тоже праздник.

– А сейчас там фашисты есть? – спросил Аксенов.

– Они везде есть, – ответил Роман. – Их, наверное, только в Антарктиде нет и в племенах, которые живут вне цивилизации. Даже в Израиле они есть. Даже в России. Вообще, фашизм – это детская болезнь. Корь человечества, как утверждал Альберт Эйнштейн. Фашист – тот, кто считает себя лучше человека из другой нации. Ты, например, уверен, что умнее и красивее, чем Хасбулатов. Хотя это не так.

Приниженный Аксенов хмуро уткнулся в книгу. Он не выучил отрывок из «Василия Теркина». Роман подумал, что моральная пощечина не изменит восьмиклассника. Дима, читавший по слогам и писавший «поцолнечник» и «ни какие», не выкинет слово «хач» из речи и продолжит гордиться русским происхождением и смеяться над бедным киргизом.

В 8 «Б» также потребовался исторический экскурс.

– Роман Павлович, а почему с нашими пленными обращались хуже, чем с американскими? – поинтересовалась Мингазина. – Я смотрела кино «Война Харта» с Брюсом Уиллисом, там американцев так не мучили, как наших. Вовремя кормили, не обливали холодной водой на морозе.

Роман, как мог, растолковал Женевскую конвенцию о военнопленных, которую Советский Союз не подписал. Молодой специалист добавил, что, несмотря на запрет издеваться над узниками, и немцы, и американцы его часто нарушали, так что в плену любому приходилось несладко.

При проверке сочинений Роман пожалел, что упомянул Женевскую конвенцию, а также эпизод, о котором узнал у Даниила Гранина: морозной зимой мать в блокадном Ленинграде кормила двенадцатилетнюю дочь мясом ее скончавшегося братика.

Марютин выдал следующее:

Какие испытания пережил человек в военое время?

В великую Отчественную войну люди повергли суровым испытаниям. Большенство людей голодали многие умирали от голода, было очень страшно, им было холодно, они даже съедали людей которые были при смерти.

На фронте тоже было очень холодно, был голод.

А кто был в плену им было тоже не хорошо, потому что немцы наших не долюбливали, из-за того что мы не подписали контракт.

В плену заставляли девушек, женщин и детей работать. А военных мужиков пытали, чтобы они расказали, где наши сидят, сколько техники и т. д.

Немецкие войска сжигали наши дома, и семьи убивали кто не успел убижать.

Вывод: это война была самая трудная как и для солдат так и для мирных жителей.

Очень много людей погибло, но мы отстояли за свою родину проливая за нее кровь!

Слова «голод» и «холод» встречались чуть ли не в каждом сочинении.

Перед концертом в актовом зале долго не настраивалась аппаратура. Чтобы собравшиеся не скучали, Андрюха поставил музыку. Из дребезжащих колонок шесть раз прозвучал «Туман» группы «Сектор Газа». Исполнение военных стихов и песен от школьников предварил показ документального фильма о бое в Аргунском ущелье, а между концертными номерами с краткими речами выступили имам и батюшка, в котором Роман узнал проводника по поездке на остров-град Свияжск. Священники говорили о воинском долге и о веротерпимости.

То были дни коллективного помрачения, дни своих и чужих.

Казанские водители оклеивали автомобили патриотическими лозунгами, преимущественно в оранжево-черных тонах. В магазинах по бросовой цене выкидывали на прилавки залежалые сгущенку, тушенку и печенье, объявив ветеранские акции. Роман старался не открывать интернет лишний раз, потому что тревожные вести долетали со всех уголков страны. В одном из областных центров с одобрения городской администрации развесили плакаты «Сегодня – Крым, завтра – Рим!». В другом областном центре тюленей из нерпинария облачили в каски и в униформу и заставили «маршировать» с автоматами в воде.

Роман сомневался, что ветеранам это нравилось, и сбегал от таких новостей на сайты дикой природы и российских заповедников.

Уж лучше эскапизм.

9 мая Роман пожертвовал ужином. Вместо него молодой учитель накупил картошки, яблок, печенья, чая и, разложив по двум пакетам, отнес угощение Юрию Владимировичу и Урсуле Нуриевне.

После праздников Максим Максимыч крепко повздорил с Маратом Тулпаровичем и, объявив тому бойкот, перестал появляться в школе. По слухам, спор вышел то ли из-за премий учителям, то ли из-за поломанного школьного ноутбука, который англичанин отказался чинить за свои деньги, так как ему давно полагался новый компьютер. Утверждали, будто Максим Максимыч намерен перебраться в гимназию.