Глава восьмая
Новая глава
Ни одно действие человека не остается без каких-либо последствий. Ничего не происходит — это значит, что уже было, но совсем незаметно, или еще будет. В любом случае, событие всегда имеет предтечу.
Два здоровяка-телохранителя депутата городской думы, приобрётшего разумную уверенность в том, что он настоящее животное, в чем естественно не ошибался, были из ряда тех спортсменов, которые так и остаются, с самого начала занятий спортом в раннем детстве, на том же самом умственном уровне развития.
Их разыскали и допросили. То, что произошло с «Диснеем» дошло до сознания людей, полностью от него зависящих, одновременно с прочтением официального письма с полным описанием постигшего Владлена Павловича несчастья. Диагноз, с лишь приблизительной формулировкой, испугал ровно настолько, насколько казался фантастикой.
Виктор Дмитриевич намеренно не стал звонить, послав документ с нарочным, конечно, предупредив кого следует из «курирующей» организации.
Быстро сформированная комиссия явилась, имея на руках все необходимые постановления, с одной целью — забрать жизненно важного для них человека и перевести в место, где бы он быстро был вразумлен, если действительно имело место быть помешательство, либо, хотя бы, подконтролен.
Шумной гурьбой ввалились бизнесмены, депутаты, чиновники, авторитеты и прочая публика, на деле — еле прикрывшаяся официозом криминальная масса людей, мало чем друг от друга отличавшаяся. Кабинет был тот же. Место, послужившее сценой невероятного превращения в обычного пса и совершенно отсутствующий взгляд, проходящий то ли мимо, то ли сквозь ворвавшихся, остановил рвение и охладил пыл. Самый дерзкий, тряся стопкой бумаг, гневно, но не очень громко, скороговоркой произнес:
— Объясните нам здесь и сейчас… нам, избранникам и слугам народа… каким образом люди приходят к вам людьми, а становятся… животными… Мы требуем немедленного отчета. И скажите спасибо, что мы не вызвали вас в думу!
— Добрый день, господа! Я польщен… понимаю ваше беспокойство, но и вы должны понять мое безвыходное положение…
— К чертям собачим…
— Именно к ним и ушел ваш коллега…
— Вы что, шутите или вздумали издеваться? А ну-ка, встать! Перед вами главные люди города!
— Ну я же не собака, что бы выполнять подобные команды. А вот вам бы успокоиться нужно… Господа, помогите ему, иначе я ничего не смогу вам объяснить, хотя, видит Бог, очень желаю этого. Дайте мне всего две минуты вашего драгоценного времени…
— Они у вас есть, но дальше…
— Что посчитаете необходимым — вы же власть! Итак, сейчас я могу лишь поверхностно высказать свое мнение по поводу диагноза… — ликантропия, знаете ли… иии… причина не в моем непрофессионализме или непонимании, но в том, что подобную экспертизу обязаны делать несколько человек. Я знаю, что с ним, но… Процесс этот необратимый…
— Да вы что, охренели, что ли?! У нас проекты… эти, как их… законопроекты, планы, деньги…
— Прошу вас, уважаемые… Видимо по-другому никак не получится вам объяснить… — Главврач прошел по образовавшемуся коридору мимо гневающегося строя и, увлекая всех за собой, раздавая приказания направо и налево санитарам и охране, направился к боксу, где нашел себе пристанище «Дисней».
— Кстати, друзья мои, выыы неее повееерите, но отзывается он на кличку «Дисней»… — В углу камеры на полу, лежа на боку, подогнув ноги под себя, точь-в-точь как это делают кошачьи и собачьи, расположился очень полный человек, сжимающий в руках здоровенную обглоданную кость. С опаской посматривая на пришедших и моментально, от одного его вида замолчавших важных особ, в которых не узнал никого, кроме «хозяина», он начал порыкивать и, нервничая, скалил зубы.
— Владлен Павлович… дорогой… — Жирное тело неожиданно подскочило и бросилось на решетку, с силой ударив головой в металлический прут, почти по-настоящему загавкало. Стоящие ближе всех шарахнулись испуганно и настолько резко, что некоторые из сзади находящихся, оступившись, попадали с воплями, вызванными непониманием.
Испуг был настолько проникновенным до самых внутренностей, что старые, давно не крашенные пошарпанные стены, зло глядящие в голубоватых халатах санитары и полицейские, охранявшие больницу, воспринялись как ад и его демоны, собирающиеся заключить их в свои кандалы навечно.
Несколько незваных гостей, что-то бормоча себе под нос, удалилась, нашедшие в себе силы и мужество, продолжали стоять, пока не понимая, чем продолжить.
Видя растерянность и желая «добить» ситуацию, Стражник подошел вплотную к решетки, попросил открыть ее, приказав сразу же за ним закрыть, но быть наготове. Депутат-собака завилял обширным тазом, стоя на четвереньках, в той же позе, опустился на локти, положив предплечья на пол, как у Сфинкса и совсем не свойственно для человека, которым был раньше, заскулил, радуясь посещению.
Человек подошел и, чуть наклонившись, начал трепать пальцами за ушами, под подбородком, постукивать по бокам.
— Лапу… — «Лапа» авторитета послушно легла в руку психиатра. Еще с минуту продолжалось представление, после чего, доктор, выходя из бокса, попросил подготовить пациента к перевозке, обязательно надев на него намордник.
Кабинет погрузился в тишину. Понурив взгляды, озабоченны сильные мира сего с трудом пытались воспринять создавшуюся ситуацию и видя, что подвоха нет, все равно никак не могли поверить в такое преображение.
— Виктор Дмитриевич, мы все равно должны что-то предпринять…
— Ну, вы же сказали, что есть соответствующие бумаги… я не могу не подчиниться — закон есть закон! Только помните, чем больше будете затягивать с лечением, тем… хотя он совсем бесперспективный в плане выздоровления и возврата в прежнее разумное состояние — этот процесс невозвратный.
— Мы предполагали его в «Серпы»… в смысле, в институт имени Сербского…
— Ууу… слава Богу, тогда я спокоен… Передавайте привет коллегам… моим коллегам, естественно…
Понимая, что пройдет и несколько недель и пациент вернется постройневшим, уже полностью с сознанием животного, которым заставил его чувствовать сам же главврач спецбольницы, он на прощание с интонацией крайней заботы и переживания попросил:
— Очень вас прошу… «Диснею» будет комфортнее, если вы, да все, ну психиатры то это понимают… будете воспринимать его действительно собакой, а не человеком. В его положении — это единственное нормальное не нервирующее состояние.
В середине этой фразы из-за угла вышли два санитара, ведущие «под уздцы» высокого человека в годах, с интеллигентной внешностью, красивыми голубыми глазами, имеющего внешность генерала, им когда-то и бывшим — до тех пор, пока ему вдруг не почудилось, что он конь.
Походка ведомого полностью повторяла движения ног, шеи, всего корпуса, даже чем-то наполовину согнутых и почти прижатых к груди рук. Проходя мимо «Диснея», находящегося в положении «сидя» у правой ноги санитара, держащего поводок, «конь» мотнул головой, заржал и, осмотрев с макушки до подушечек лап этого «пса», фыркнул.
«Собака» же потянулась носом к заднице медленно гарцующего жеребца и втянула воздух. Что-то не понравилось и, сначала, фыркнув, потом помотав головой, будто пытаясь стряхнуть ошейник, «друг только нам известного человека» довольно ловко поднял ногу и очень четким движением, присущим только собакам, почесал за ухом.
— Да ну! Не может быть! Ну, это уже слишком! Да это не он! Ну не может такого быть!.. — Поразившая гостей сцена встречи, совсем внешне ничем не отличающихся от них самих людей, на деле очень четко повторяющих повадки животных, пробила брешь в их стройном мировоззрении и мировосприятии.
— Извините, ради Бога, у нас все же не институт благородных девиц. «Конь» — бывший генерал, очень известный летчик, если вы не воспримете его животным, убьет вас, даже не задумываясь. Подобное, очень похожее, поймите это, и с вашим дорогим товарищем произошло. Вот у полковника довольно известное заболевание — шизофрения с параноидальным синдромом — это один из типов шизофрений, характеризующийся доминированием галлюцинаций и (или) бреда. Мняяя… так же расстройство множественной личности, ранее называвшееся «раздвоением личности»… представляет собой состояние, когда человек попеременно ощущает себя то одной, то другой личностью. Иногда, как в нашем случае, одна из личностей занимает прочную главенствующую позицию… У нас — конь! А мог быть и диплодок, и вообще кто угодно!.. Если углубляться… Облик, так сказать, оригинальной личности полностью исчезает из памяти в тот период, когда доминирует другая…
Будьте осторожнее, и ни в коем случае не снимайте намордник. Если что, я здесь, хотя я и не сомневаюсь, что пациента нам же и вернут… Прощайте!
Пациента вернули через месяц с небольшим, действительно похудевшим, вполне освоившимся, очень спокойным, поскольку он был признан собакой. Его водрузили в тот же бокс и дали несколько дней прийти в себя.
Нечего удивляться тому, что по милости Божией многое в наших жизнях происходят вовремя, ведь все заранее известно и запланировано Создателем. Мы и сами, думая о завтрашнем дне, все предполагаем сделать рационально, совмещая более удобно и своевременно, правда, в отличии от Бога, мы, чада Его, далеко не всегда, способны воплотить все именно так, как запланировали…
После встречи, о которой попросил сам Евсей Ротов, на которой Дмитрич развеял последние сомнения, которым, казалось, не будет конца, Стражник отправился в больницу, желая закончить дело с «Диснеем». Этот опыт, начавшийся, можно сказать спонтанно, выглядел на фоне нескольких других самым удачным. Он мог гордиться собой, как в свое время доктор Менгель, с той только разницей, что подобные тогдашним условиям, созданным для гениального врача, страшные и бесчеловечные, сегодня были необходимыми шагами на пользу общества с любой стороны.
«Странный этот Ротов! Ну почему он не может сам до всего дойти, а дойдя убедиться, что это железные не опровергаемые факты. И ведь все всех устраивает… Может, этот «Дисней» ему остался должным? То-то он интересовался — нельзя ли добраться, как-нибудь до его счетов. Хм… Хорошая мысль! Сейчас и попробуем… Нет, ну каков! Видите ли, не нравится ему, что машина, в которой были найдены якобы Марина и этот… Зигфрид, оборудована дистанционным управлением. Но ведь без него немыслимо было вырвать с «мясом» решетку. Не нравится ему, что машина найдена именно в этом болоте, которое расположено далеко от трассы. А то на трассе их не ждали и не ловили. Понятно же, что можно предположить, что пытались в объезд, спешили…, к тому же машина шла по явному следу, оставленному другими машинами, приезжающими туда на пикники или что там еще… — может быть, помыть свою машину. Нет, ну я-то знаю, что это не так, просто говорю… Ну это же моя ученица! Ну, она не может быть не талантлива во всем! Не скромно? Да потому, что это факт!» — последняя мысль понравилась особенно, и промелькнула как раз в момент, когда колеса автомобиля застыли на стоянке перед больницей…
— Так, принесите мне дубинку… этого, который пес, приведите сюда, пристегните к шесту. Я буду с ним работать… — Через несколько минут все было исполнено. Исполнившие приказания удалились, оставив Виктора Дмитриевича наедине с пациентом. Такое иногда бывало, особенно, когда дело касалось, государственных секретов или мистических тайн.
Подчиненные и сами были рады, что не присутствуют при непонятном, побаивались главврача и совсем не удивлялись, видя, что так же к нему относится большая часть посетителей.
— Ну что… Что с тобой делать? Возвращать тебе к нормальной жизни нельзя, ты же половину города перевалишь… Зла от тебя больше, чем отходов от твоей жизнедеятельности… Что с тобой делать, собака ты страшная?.. — Влад смотрел злыми глазами, не совсем понимая, что с ним произошло. Только что вынутый из своего подсознания, где провел уйму времени, и совсем ничего не помнил. Все его воспоминания останавливались на том моменте, произошедшем больше месяца назад, когда главврач приказал ему «Сидеть!». На том запись памяти и остановилась…
— Сука, ты что сделал со мной?! Я тебя разорву! Я тебя…
— Ну ты наверное не знаешь, что и институт имени Сербского и еще несколько светил признали тебя… нет не скажу кем, а то совсем плохо станет… Слушай меня внимательно.
— Яяяя… аааа!..
— Или ты будешь слушать, или станешь снова псом… — Только теперь, первый раз в жизни, почувствовал этот головорез, что чувствовали его жертвы, со счета которых он сбился. Ужас, безвыходность, понимание, что это последние минуты жизни и что за следующую, хотя бы одну ее минуту, он согласен платить сколько угодно, вот что охватило его. Не имея мужества, потеряв самоконтроль под тяжелым взглядом, который не только подчинял, но и разбивал остатки его личности на мелкие кусочки, толстяк простонал:
— Сколько?
— Все! Все и сейчас! — Через двадцать минут вызванные санитары увели, довольно виляющего задницей, «Диснея», бодро перебирающего «лапами» и несущего во рту огромную сахарную кость.
Виктор Дмитриевич тоже был вполне доволен. Перебирая пальцами четыре клочка бумажки с набором цифр и слов, он встал, достал из висящего на вешалке пиджака телефон и, позвонив по первому номеру, интонацией довольного собой и жизнью ребенка, произнес:
— Владыко, благословите! У меня вам большой подарок, хотя относитесь к этому, как посчитаете нужным… Нет, нет, это пожертвования одного хорошего человека. Нееет, что вы, благодарность и вообще ничего ему не нужны… Он очень увлечен миром собак…
Встретившись с Архиепископом, он попросил передать еще две бумажки. Одну для онкофонда лично в руки Татьяне, а вторую — родителям Марины Сосненко, как сумма, возмещающая все причиненные неудобства и неприятности. В последний момент он добавил:
— Нууу… вы же понимаете, этооо… для молодоженов, надеюсь, они уже муж и жена…
— Как… Неужели и вы в этой упряжке?!
— Что же тут удивительного? Это же не только приключение и доброе дело, это же огромный научный эксперимент и, заметьте, прошедший весьма удачно!
— Да уж, теперь, судя по тому, что было включено в этот… эксперимент, отмаливать придется долго.
— Ну совсем плохого-то особенно ничего, воздали каждому по заслугам… А что же вы, отче, не интересуетесь суммами…
— А за толику малую да воздастся как за большую. Да воздаст Господь этому человеку сторицей!
— Воздаст… уже воздает… И все же…
— Да ведь…
— По сто миллионов…
— Что… Сто миллионов рублей? Слава Богу за все! Теперь мы ведь воплотим наши плану по возрождению…
— Долларов, Владыко, долларов… — Проглатываемая слюна в этот момент то ли быстро пересохла, то ли стала твердым предметом, в любом случае, проглотить священник ее смог только после того, как перекрестился…
— На втором счете столько же… Так что очень добрый человек… Ооочень!..
Виктор Дмитриевич не стал говорить о четвертом счете, хотя надо признать, что большую сумму он пустит на приведение своей больницы в должное состояние, ведь выделенные средства, как это обычно принято, почти в полном составе испаряются где-то раньше больничных счетов, наверное в расчете как раз вот на таких частных инвесторов. Дай Бог им по-настоящему крепкого собачьего здоровья и каждый день по вкусной сахарной косточке!
* * *
Через месяц после встречи с пограничниками или, если хотите, окончания перипетий Марины и Алексея, наконец, документы были готовы. Еще два месяца потребовалось, что бы решить, где произойдет венчание и кто тайно на него будет приглашен. Конечно, это должен был быть православный храм и, разумеется, обряд Таинства Венчание будет проводить Владыко Матфей. Остановились на городе Барри и церкви святителя Николая Угодника. Гостей оповести за день, прислав информацию о бронированных билетах и местах в гостиницах. Длинные лимузины свозили отца и маму Марины, ее бабушку Александру Ивановну, недавно праздновавшую свое 105-летие, сестренку Ольгу, Виктора Дмитрича, Еремея Бобра с уже оправившейся дочерью, Юру Болотова и Андрея Валерьяновича, ставшего «супругами», и Татьяну Ермакову, основателя онкофонда.
Волнение охватывало собравшихся гостей, чего нельзя было сказать о самих виновниках торжественного события. Не то чтобы долгожданное не трогало их души, такого не могло быть! Очевидное слияние в одно целое, произошедшее гораздо раньше — осознание этого сыграло роль главного события в их жизнях. Именно это дало уверенность в уже благословенном Богом союзе, его крепости и долговременности до скончания их века, о чем молились супруги вместе, никогда уже не разлучаясь.
Венчание становилось актом принятия одного венка на двоих, с которым венчанные предстают пред Господом на Страшном суде.
За день до этих событий Владыко, бывший не только духовным отцом Марины, но и принявший на себя обязанности молитвенника за обоих чад, принял их совместную исповедь, длившуюся несколько часов и впечатлившую всех участников. Волею, данной ему Господом, Архиепископ объявил о прощении грехов, строго предупредив, что вся последующая жизнь не может быть хоть сколько-нибудь повторением предыдущей.
Нисколько не сомневаясь в покаянии своих чад, отче наставлял оставлять мщение на волю Божию, блюсти чистоту союза, не преставая благодарить Создателя за чудеса, позволившие обоим прийти вместе к сегодняшнему дню и иметь возможность предстать пред ним в таинстве Венчания живыми, здоровыми, свободными и любящими.
«Все, в чем покаялись вы сегодня, предстоя пред Ликом Спасителя, надобно, искупляя до самого последнего дня, более не допускать, чтобы не переполнилась чаша грехов, отпущенная как каждому из вас, так и совместно. Завтра ваше единство и целостность, дарованные Господом, получат благословение и единый венец. Он будет легким и приятным с Богом и с истинной любовью друг к другу, и невыносимо тяжелым без всего этого.
Дети, никогда я не видел такого света в глазах венчающихся, храните его, помня — где Господь, там и благодать! Запомните завтрашний день, сохраните завтрашние ощущения этой благодати, лелейте дарованное вам и не забывайте цену сегодняшнему дню, а прежде цену вашего спасения, вкушайте Тело и Кровь Господни, принесенные в жертву ради вашей жизни вечной. Аминь!»
Молча стояли Алексей и Марина пред иконой святителя Николая Мирликийского, держась за руки, произнося про себя своими, пусть и различными словами, но по сути одинаковые молитвы.
Входящие гости и прихожане, нечаянно сразу обращали на них внимание и, застывая в изумлении, наблюдали за этим общением, не в силах оттолкнуть от себя вполне физически осязаемую мысли — эти трое говорят о Боге, прося и сразу же получая: мужчина, женщина и святой Божий Угодник…
Свет мощным пучком ударил в круг, центр которого составляла эта пара, в момент произнесения, Владыкой: «Господи Боже наш, славою и честию венчаю их». Венцы, как положено не убрали и еще держали над головами венчающихся. Разделившись на спектр свет воспылал радугой, отражаясь от блестящего металла, будто данный Владыкой Небесным завет: «Ни муж без жены, ни жена без мужа. Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Спасайте друг друга!»
Таинство так и осталось бы тайной, унесенной ее очевидцами в свои могилы. Долгое время никто не знал прошлого этих мужчины и женщины. Оставшаяся их жизнь проходила в уединении вне Родины, без которой оба существовать не могли.
Немолодая пара всегда притягивала взгляды редких соседей, умиляя нескрываемой ими любви и взаимного обожания. Больше всех о них мог рассказать почтальон, поскольку знал имена, фамилии, видел он и большое количество извещений о переводах финансовых средств, но не назначения, ни сумм назвать не мог. Все, что он мог сказать, имело окраску благотворительности, что подтверждала переписка с различными фондами, в основном находящимися в России, в которой, по слухам, оба имели корни.
Настал день, когда супруги, покинув свой небольшой, но уютный домик со странными скульптурами в саду, больше не вернулись. Через год их временное пристанище заняла молодая пара, ждущая рождения ребенка. Появившуюся на свет двойню, о чем было известно заранее, девочку и мальчика, назвали именами исчезнувших стариков: Алексем и Мариной. Молодые родители объяснили это единственным имевшимся условием перехода в их полное и безвозмездное владение этого особняка.
Это стало единственным доказательством благополучного пребывания наших героев, которое, впрочем, никого не заинтересовало и вскоре забылось, на время тронув сердца наиболее сентиментальных.
На этом и можно закончить повествование, прибавив пожелание этой пары, обращенное всем, решившим соединить свои судьбы в одну: «ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА!».
