Глава 11

Усталость и вино усыпили Томаса слишком крепко. Он проснулся только тогда, когда ночной гость, пожаловавший в палатку, затеребил его за плечо.

Выдра дернулся, пытаясь вскочить, стукнулся головой о перекладину палатки, запутался в мешке и снова рухнул на матрас. Гость прижал его рукой, предупреждая дальнейшие панические действия, успокоительно похлопал ладонью и просвистел тихую трель.

В палатке пахло кислым потом никогда не мытого тела. И к этому примешивался уже знакомый аромат пережеванных листьев. К Выдре пожаловал деградант.

Выдра уже осведомлялся у Нортона: может ли он спать по ночам спокойно, не придут ли свистуны по его душу? Нортон заявил, что такого не случится никогда, потому что деграданты – исключительно дневные животные, по ночам спят как убитые, такова их физиология. Как видно, Нортон соврал в очередной раз, и удивляться этому уже не приходилось.

Деградант сидел рядом с Выдрой и насвистывал рулады, звучащие вполне дружелюбно. Дикобраз убит – стало быть, очередной мутант пришел налаживать с Выдрой межпланетный контакт? Похоже на то. В таком случае Выдре снова нужно отведать волшебных листиков – они, как выяснилось, существенно облегчают понимание.

– Эй, амиго, дай мне вашей травки, – сказал Выдра, протянув в темноте руку. – Листьев, понимаешь? Дикобраз давал мне их. Только, чур, жевать я буду сам. Давай сюда. Laphi, chuxlla.

– Лаффи, сюхссла, – деградант повторил последние слова Выдры, пытаясь вплести в свист непривычные для него согласные звуки. – Йуспаарамассси! – неожиданно добавил он.

Выдра не поверил своим ушам.

– Что, что ты сказал?

– Йуспаарамассси.

– Дикобраз, старина, уж не ты ли это? – хрипло спросил Выдра.

– Йуспаарамассси.

«Спасибо, друг» – вот что означали эти слова. И никак иначе.

Выдра вжикнул молнией, располовинил спальный мешок, нащупал на полу фонарик и включил его, прикрыв линзу ладонью, чтобы не испугать деграданта. Свистун не испугался – во мраке высветилось его физиономия, крайне довольная и даже улыбчивая. Дикобраз собственной персоной сидел на корточках в углу палатки – живой и невредимый. Трудно описать, до какой степени обрадовался Выдра. Он был уверен, что ублюдки из шоу пристрелили его нового друга.

– Ты жив, омбре, – прошептал Выдра, изумленно качая головой. – Kunjamaskatasa?

– Кунхамасскатасса, – почти без ошибки произнес Дикобраз.

Дикобраз упорно повторял лишь слова, сказанные на языке аймара. Испанские и английские слова не повторял. Почему? По зову генетической памяти? Или свист, при помощи которого общались новоандские деграданты, был прямым наследником индейского языка их предков?

– Дай мне пожевать листьев, – снова повторил Выдра. – Akullica laphi.

– Ахулихалаффи, – отозвался Дикобраз и протянул Выдре щедрую пригоршню листьев. Выдра отделил от нее треть, отправил в рот и осторожно приступил к пережевыванию. Рот заполнился вязкой слюной, язык онемел, словно его облили анестезином, в голове приятно зашумело.

– Забавная штука – эти листочки, – сказал Выдра. – Как они называются?

– Шияхаси, – ответил Дикобраз.

«Шияхаси» не было словом как таковым – скорее, шипением, произнесенным со слабой артикуляцией. Однако Выдра услышал его четко и сразу же запомнил. Более того, у него не было сомнения, что слово означает название этого растения.

Первой мыслью Выдры было просвистеть какую-нибудь музыкальную фразу и при этом мысленно проговорить то, что хочет сказать – в той же манере, в какой он уже общался с деградантом утром. Но неожиданно для себя свистеть он не стал, а просто сказал:

– И где это твое шияхаси растет?

– Там, – Дикобраз показал пальцем вверх, – оно высоко, вверху.

– Лиана? – Выдра изобразил руками нечто длинное, вьющееся.

– Да, длинное. Трудно достать.

– Я неплохо тебя понимаю, друг.

– Да. Шияхаси хороший. Он помогает слышать.

Выдра действительно понимал то, что хотел сказать ему Дикобраз, хотя тот не говорил ни слова, лишь посвистывал, словно скворец. Слов не было, но Выдра понимал деграданта отчетливо, и знал, почему. Алкалоид, содержащийся в шияхаси, начал проявлять свое действие. Каким-то образом он усиливал телепатические способности. Курандеро назвали бы такое растение «расширителем сознания». Андские шаманы отдали бы за драгоценные листья шияхаси любые деньги, узнай они о его существовании.

Томас никогда не имел дело с телепатией, да и не верил в нее до сих пор. Но он был прагматиком чистой воды, и потому спокойно воспринимал любое, самое экстраординарное явление, с которым сталкивался воочию. Телепатия? Ладно, пускай будет телепатия – лишь бы можно было ей пользоваться.

– На вашей планете есть такое растение? – спросил Выдра.

– Где? – недоуменно просвистел Дикобраз. – Я не понимаю.

Ах да, откуда деграданту знать о планетах? В разговоре с ним нужно использовать как можно более простые понятия.

– Раньше ты жил в другом лесу, так ведь? – уточнил Выдра.

– Да! – Дикобраз яростно затряс головой. – Другой лес, хороший!

– А этот лес плохой?

– Плохой, плохой!

– Как ты сюда попал?

– Жуки принесли.

– Жуки? – переспросил Выдра.

– Жуки, – повторил Дикобраз. – Жуки с огнем.

Выдра увидел мысленную картину, посланную свистуном, и понял, что тот имел в виду. Зрелище было жутким, Выдра всеми фибрами души почувствовал, какой страх вызывают эти воспоминания у Дикобраза. По джунглям – неземным, новоандским, – бежали люди в скафандрах и шлемах, вооруженные автоматами и дальнобойными плазменными шокерами. Они преследовали свистунов, стреляли в них, убивали их, а тех, кого не убили, опутывали сетями, связывали, грузили в клетки и увозили с собой на летающих машинах. Дикобраз называл жуками людей в скафандрах.

– А меня ты как называешь?

– Ты – анчанчу. Тоже как жук, но голый. Внутри жуков были анчанчу.

Слово «анчанчу» Дикобраз послал не только мысленно, но и прошипел. Стало быть, так называются земные люди на языке свистунов. Анчанчу… Словечко знакомое, и, следует признать, не слишком лестное для людей.

– Anchanchu – так зовут злых духов в моем племени, – сказал Выдра. – Ты знаешь, что у нас с тобой были общие предки?

– Не понимаю, – Дикобраз с отчаяньем замотал головой, физиономия его виновато перекосилась. – Ты трудно говоришь, я не знаю твоих слов! Думай так, словно ты видишь глазами, и я пойму, увижу сам.

– Ладно, проехали, – сказал Выдра. – Мы – анчанчу. А себя как вы называете?

– Мы – яхи, – деградант ткнул себя в грудь длинным когтем. – Яхи.

– Jaqi, – Выдра сразу же уловил искаженное аймарское слово. – На нашем языке так звучит слово «люди».

Деграданты называли себя людьми. Они не были животными, хотя биологически перестали принадлежать к виду Homo sapiens. Новая разумная раса – вот кем они стали. У них имелся своеобразный, далеко не примитивный язык, состоящий из сложных в музыкальном отношении свистов и шипящих слов. Язык, усиленный телепатией. И язык этот имел происхождение от индейского языка.

Неужели Томас Уанапаку был первым, кто обнаружил этот факт?

Вряд ли. Выдра готов был дать голову на отсечение, что Клопски прекрасно осведомлен о том, кого выставляет на своем шоу в качестве зверей. И в том, что об этом знает профессор Веллингтон, можно не сомневаться. То, что творила компания «Солар Тревел ТВ», было далеко не рядовым преступлением – по Земному Кодексу это тянуло на безоговорочную элиминацию для главных организаторов шоу.

– Я знаю, что в вашем лесу мужчины убивают друг друга, – сказал Выдра.

– Убивают? – недоуменно переспросил Дикобраз.

– Да, убивают каждый раз, как увидят друг друга.

Для того, чтобы донести мысль до собеседника, Выдра представил сцену из телерелиза: Варан рвет зубами глотку противника. И Дикобраз понял его – брезгливо сморщил физиономию и замахал руками.

– Этот яхи – шусу, больной, – заявил он. – Здоровый яхи так не делает.

– Значит, вы не убиваете яхи?

– Нет. Только когда яхи больной, он убивает других яхи.

– А отчего можно заболеть?

– В нашем лесу есть плохие места, там плохой воздух. Если яхи живет там, то становится шусу, бешеный – навсегда. Он убивает мужчин, пока не умрет сам. Женщин не убивает.

– Много таких плохих мест в вашем лесу?

– Много. Но больше хороших. Лес большой, есть где жить, только нужно быть осторожным.

– Понятно. А здесь, в чужом лесу, много больных яхи?

– Только один – тот, которого ты показал.

– Вначале он убивал других яхи, а теперь тоже перестал. Почему?

– Не знаю, – Дикобраз пожал плечами. – Обычно так не бывает.

– Расскажи мне о вашей жизни. О жизни в вашем лесу.

– Это трудно. Мы мало говорили. Ты мало понимаешь меня, я мало понимаю тебя.

– Я пойму тебя, – сказал Выдра. – Пойму, друг. Давай, постарайся.

– Хорошо, я покажу тебе. Я хочу, чтобы ты понял. Это важно для тебя и меня.

Выдра лег на матрас, закрыл глаза и сразу же увидел лес, совсем не похожий на земной. Увидел его глазами яхи. Свистун не спеша шел по синему лесу, вдыхал вкусный, напоенный ароматами цветов воздух, смотрел по сторонам, и Выдра чувствовал, насколько это место привычно, мило и приятно Дикобразу – настолько же, насколько Выдре были приятны сухие и холодные предгорья Анд, в которых он родился и вырос. Лес действительно был синим – листья деревьев, и кусты, и трава под ногами были цвета летного безоблачного неба. А небо, виднеющееся между верхушками высоких деревьев – нежно-розовым, словно земная высь, окрашенная восходом солнца. Лес можно было назвать джунглями – извитые белые стволы уходили вверх на десятки метров, лианы причудливо оплетали их, кустарники раскинули пышные перистые листья внизу над землей. Но это ни в коей мере не было сырой сельвой – света здесь хватало в избытке, почва была сухой и теплой, шелковистая трава, ровная, словно подстриженная газонокосилкой, приятно пружинила под босыми ногами, пестрые россыпи цветов напоминали заботливо выращенные клумбы. У Выдры защемило сердце – он понял, из какого замечательного места увезли Дикобраза и других яхи, чтобы ввергнуть в ад болотистой Амазонии.

Дикобраз нес длинную тростниковую трубку и пучок тонких коротких стрелок. Вот тебе и животные… Охотничье снаряжение индейцев из джунглей – духовая трубка, из которой выдуваются стрелы, обычно отравленные. Конечно, ни аймара, ни кечуа никогда такими не пользовались, но яхи – те, кого Выдра отныне не смел называть деградантами, – уже не были ни аймара, ни кечуа. И все у них было по-другому.

У ног Дикобраза бежала забавная зверушка – совершенно неземная, но вполне четвероногая. Блестящая зеленая чешуя, красный гребень на спине, длинный, раздвоенный на конце хвост. Голова – крупная, квадратная, бугристая, почти жабья, с тремя маленькими рожками. Выдра почувствовал дружеские флюиды, исходящие от твари. Тварь обожала Дикобраза, а Дикобраз был ее хозяином.

– Это моя ану, – пояснил Дикобраз. – Мы не едим ану, они умные, помогают нам охотиться. А еще у нас есть уиха, вот их мы едим. Растим их для еды. Они глупые, но вкусные.

«Anu» на языке аймара означает собака, а «uwija» – овца. Понятно… Значит, у них еще и домашние животные есть. Интересно, как выглядят их «овцы»? Как гигантские тритоны? Выдра не удивится, если на Новых Андах обнаружатся еще и коровы – какие-нибудь дойные динозаврихи молочной породы.

Сегодня Дикобраз удачно поохотился, и нес на плече добычу – нечто вроде толстой восьминогой ящерицы, длиной почти в метр. Дикобраз возвращался домой радостный и довольный. Его ждали жены и дети.

Дом Дикобраза появился скоро, но Выдра не сразу понял, что это такое. Он лишь увидел на поляне дерево с двумя десятками тонких стволов и единой раскидистой кроной, подобное земному баньяну. Только стволы, в отличие от баньяна, не были голыми – их покрывали листья, длинные ветки сплелись между собой, и все это напоминало мохнатый синий цилиндр метров десяти в диаметре. На поляне мирно паслись овцы, привязанные длинными веревками к кольям. На поляне играли дети.

Овцы! Настоящие овцы! И не менее настоящие дети! Выдра распахнул глаза и потер пальцами веки. Видение дрогнуло, стало полупрозрачным, но не пропало. Выдра цапнул пальцами новую порцию листьев, отправил ее в рот, и снова закрыл глаза.

Дети радостно бежали к нему со всех сторон, протягивая ручонки и издавая восторженные птичьи трели. Их чумазые рожицы были не вполне человеческими, но все же более земными, чем лица взрослых яхи. В сущности, дети как дети. И овцы как овцы.

– Ты знаешь, что эти ваши уиха – животные с Земли, с нашей планеты? – спросил Выдра. – То есть они из нашего леса, а не из вашего.

– Я не видел уиха в вашем лесу, – ответил голос Дикобраза. – Но ты прав: уиха не такие, как все остальные звери. Когда первые яхи пришли в лес, они привели уиха с собой, чтобы есть их. Тогда с яхи были и другие животные, не только уиха. Но другие умерли, а уиха остались, потому что им понравилась наша трава, а остальным – нет.

– Когда первые яхи пришли в ваш лес?

– Давно. Очень давно. Даже самые древние старики не помнят этого.

– Откуда пришли яхи?

– С неба. Раньше яхи жили на небе, но там было плохо – не было леса, был грязный воздух, было много шума и мало радости. На небе правили жестокие анчанчу, они кричали с утра до вечера, они не любили яхи и жгли их огнем. Поэтому яхи сбежали с неба – ночью, когда было темно. Они стали жить в лесу и вспомнили, что такое радость. Яхи сказали, что никогда больше не будут жечь огонь и есть соль, как на небе. Лес не сразу полюбил яхи, он послал нам шусу и другие болезни, и многие яхи умерли. Но прошло время, и яхи нашли хорошие места, и поняли, что лес – добрый, и научились жить в нем. И стало яхи радостно, и стало у них много детей, и стали они здоровыми. Но злое небо не забыло об яхи. Оно послало жуков с огнем, и те упали с неба, и охотились на нас как на зверей, и убивали, и забрали многих мужчин с собой. Меня тоже.

– Как ты думаешь, где ты находишься сейчас? – спросил Выдра.

– В плохом лесу. А лес – на небе. Анчанчу вернули меня на небо, чтобы убить. Анчанчу плохие. Плохие все, кроме тебя. Поэтому я не убил тебя, Выдра. Я понял, что ты будешь мне другом.

– Откуда ты знаешь, что меня зовут Выдра?

– Ты сам себя так зовешь. Я слышу это.

– А как ты себя зовешь? У тебя есть имя?

– Конечно, есть. У всех яхи есть имя. Меня зовут Хилати.

– Хилати? На нашем языке «хилата» означает «брат».

– На нашем языке тоже. Наши языки похожи. Я понимаю тебя все лучше и лучше.

– Покажи мне свой дом, Хилати.

– Смотри, Выдра.

Дикобраз, которого Выдра отныне стал называть Хилати, скинул добычу с плеча, подошел к дому, раздвинул ветви, открыл вход и шагнул внутрь. Теперь Выдра мог разглядеть устройство жилища. Внутренние стволы были вырублены, остались только стены из внешних стволов и переплетенных ветвей. Света внутрь дома попадало немного, но свистуна это нисколько не смущало – похоже, он видел в темноте куда лучше, чем обычные люди. Пол был застлан толстым плетеным матом, и на нем сидели две весьма очаровательных женщины. Они улыбнулись, радостно защебетали, и Выдра оторопел в очередной раз.

Глаза у женщин были желтыми, деградантскими, с вертикальными щелями зрачков. Но у них не было клыков. Зубы их выглядели вполне обычно, по-человечески.

– Эй, Хилати, – спросил он Дикобраза почему-то шепотом, словно боясь, что женщины услышат его и обидятся. – А что у них с зубами? Почему они не такие длинные и острые, как у тебя? Они что, не яхи?

– Они мои жены, – не без гордости сказал Хилати. – Красивые, да? Я сам очень красивый, и жены у меня красивые, и дети красивые. А у женщин не бывает таких зубов, как у мужчин. У женщин зубы маленькие – как у анчанчу.

«Половой диморфизм», – подумал Выдра, вспомнив курс биологии. Почему-то в голову его пришли мандрилы – самки у них тоже выглядят скромнее и миролюбивее, чем самцы.

Самки яхи выглядели что надо. Две миниатюрные индейские девушки лет двадцати пяти, с коротко обрезанными волосами, совершенно голые, поднялись на ноги и с веселыми трелями бросились Дикобразу на шею, прижались к нему стройными горячими телами спереди и сзади. Мужской орган Выдры немедленно вскочил по стойке смирно. Выдра почувствовал, что еще минута, и он испачкает новый спальник…

– Хилати, брат, – едва не заорал он, – пойдем наружу, что-то мне жарко!

– Ты боишься излить семя? – простодушно спросил Дикобраз.

– Да, боюсь!

– Не бойся. Ты не сможешь излить семя в моих жен, и я не смогу. Потому что моих жен больше нет. Их убили. Когда анчанчу забирали меня, жены кричали и дрались, и их сожгли огнем, и четверых моих детей тоже сожгли, и овец тоже. Вот, смотри, что с ними стало.

Картинка сменилась, Хилати оказался на краю поляны Связанный, он катался по траве и бился в судорогах, пытаясь освободиться от пут. Метрах в пяти от него пятеро анчанчу в синих скафандрах методично, хладнокровно избивали ногами двух женщин. Четыре окровавленных детских тела распластались неподалеку – они казались мертвыми. Один из «жуков» направил ствол черной трубы на жилище Хилати и выстрелил. Пламя охватило живой дом-дерево, взвилось до небес, взметнулись клубы дыма. Анчанчу схватили женщин, избитых до полусмерти, но еще живых, поволокли их к костру и швырнули в огонь. Один из детей пришел в себя, приподнялся и громко застонал…

– Хватит! – умоляюще зашептал Выдра. – Хватит, Хилати, не показывай мне это! Я не могу это видеть!

– Почему же? – холодно просвистел Дикобраз, сворачивая душераздирающую картину. – Ты ведь сам анчанчу, Выдра, и ты любишь убивать. Ты пришел сюда, чтобы убить всех яхи, и уже убил одного из нас, задушил его, и убил бы меня, если бы я не поймал тебя первым и не дал тебе листьев. А еще я слышал твои мысли, и знаю, что ты убил многих анчанчу…

– Я не убью больше ни одного яхи. И не все анчанчу плохие. То, что делают с вами – неправильно. Нам нужно вырваться отсюда, найти хороших людей и рассказать им обо всем. И тогда все будет хорошо.

– Мы не сможем уйти отсюда, все умрем здесь. Отсюда нельзя уйти, потому что это место сторожит синий огонь – он сжег двоих яхи, когда они хотели уйти. И ты умрешь, Выдра, потому что ты хороший человек. А анчанчу убивают хороших – так им велит небо.

– Смерть – лишь ворота, за которыми открываются тайны, – вспомнил Томас слова отца. – Не страшно умереть, Хилати. Страшно, если плохие анчанчу будут дальше убивать вас и жечь огнем ваших жен и детей. Мы должны делать то, что нам нужно делать – таков наш путь.

– Я опять не понимаю тебя, ты думаешь странно, – Хилати раздраженно стукнул кулаком по полу. – Я могу взять тебя с собой, увести и спрятать. И может быть, плохие анчанчу не найдут нас. Они не любят лес, плохо понимают его. Ваш лес большой, мы будем долго прятаться от анчанчу, а потом они уйдут.

– Меня не спрячешь, – Выдра постучал ногтем по телетранслятору на предплечье. – Эта штука покажет плохим людям, где я нахожусь. Она кричит и анчанчу слышат ее голос.

– Тогда я не знаю, что делать.

– Я тоже, – признался Выдра. – Но еще раз обещаю, что больше не убью ни одного яхи. Я сделал выбор, брат.

– Йуспаарамассси, – прошепелявил Дикобраз в ответ.

Утро началось как обычно: голос Нортона громко скомандовал подъем, Выдра проснулся и обнаружил, что, мягко говоря, нездоров. Он плохо выспался (полночи проговорил со свистуном), его раны и ушибы и не думали заживать. Бутылка вина, выпитая вечером, тоже не добавила здоровья. Вряд ли Выдра смог бы победить сейчас свистуна обычным образом, в бою без оружия. Но это не имело особого значения, потому что Томас больше не собирался убивать свистунов – ни одного в своей жизни.

– Шеф, я плохо себя чувствую, – сообщил Выдра. – Думаю, сегодня я не смогу пойти на работу. Дайте мне больничный на недельку… нет, лучше на две. Кстати, я не возражаю против госпитализации. Оплата больницы – за мой счет, я не привередливый.

– Уанапаку, сукин сын, вставай немедленно! – рявкнул Нортон так громко, что голову Выдры прошил кинжальный импульс боли. – Ты задолбал меня, Уанапаку, мать твою, своими дурацкими шутками! Неужели ты еще не понял, что отлынивать здесь бесполезно? Мы дали тебе все, что ты просил, ты живешь как у Христа за пазухой, спишь в хорошей палатке, жрешь и пьешь вволю, доктор к тебе приезжал, деньги тебе каждый день капают приличные, а ты все выпендриваешься, треплешь мне нервы! Хочешь всего лишиться? Я тебе это устрою. Даю пять минут на то, чтобы встать и приступить к завтраку, иначе приеду сам, набью морду и выкину тебя на хрен в ближайшую лужу – живи там. Ты понял?

– Понял, – сказал Выдра, повернулся на бок, положил руку под щеку и смежил веки. Блаженствовать ему оставалось совсем недолго, так почему бы не поваляться в свое удовольствие в последние минуты перед очередными большими неприятностями?

Ровно через пять минут Нортон гаркнул снова:

– Почему лежишь, Уанапаку, мать твою? Человеческих слов не понимаешь? Я наказываю тебя – сегодня пойдешь работать без завтрака!

– Слушай, Джонни, а откуда ты знаешь, что я лежу? – не открывая глаз, спросил Выдра. – В моей палатке, смею заметить, нет ваших шпионских вертолетиков. Может быть, я давно уже наяриваю ветчину с рисом и дрожу от желания пришибить очередную внеземную обезьяну?

– Ты валяешься, скотина, и ведешь себя как саботажник. Я вижу тебя так же ясно, как свой член в сортире, а каким образом я это делаю – не твоего ума дело. Ты достал меня, Выдра, и когда сегодня вернешься на это место, то не увидишь ни палатки, ни матраса, ни спальника. Значит так, отдаю приказ: иди и убей деграданта. Повторяю: иди и убей деграданта. Немедленно!

В ушах Томаса прозвучала серия ритмичных щелчков. На этом все и закончилось – никакого желания пойти и убить деграданта у Выдры не возникло. Собственно говоря, Выдра в этом не сомневался – ночью он принял порцию шияхаси вполне достаточную, чтобы послать к чертям собачьим Нортона и весь «Солар Тревел ТВ».

На минуту установилась недоуменная тишина. А потом Нортон прокашлялся и осведомился:

– Эй, Выдра, ты там жив?

– Жив, сплю, – сообщил Выдра. – Слушай, Джонни, в конце концов, ты дашь мне поспать? Поверь, Джонни, ты начинаешь раздражать, ты уже не кажешься приличным парнем, ты кажешься придурком и занудой. По моим подсчетам, сегодня воскресенье, и поэтому работать я не буду. Я ни разу не работал в воскресенье с тех пор, как вышел на пенсию. Впрочем, в остальные дни я тоже не работал – такая вот жизнь у нас, старичков-пенсионеров. Hasta luego, cabron! Besame en culo!

– Что, что ты сказал, скотина?

– То, что ты слышал. Ваша хитрая аппаратура не работает – ты больше не можешь заставлять меня выполнять свои приказы. И поэтому иди к черту, Нортон. Делайте со мной что хотите, но никого из свистунов я больше не убью. Они больше похожи на людей, чем вы, холодные бездушные твари.

Нортон, видимо, пришел в полную растерянность. Он молчал некоторое время, потом заговорил, сменив гнев на притворную дружественность:

– Томас, давай обсудим все по-хорошему. Да, мы использовали некоторые принудительные меры. Да, теперь они не работают, но дело вовсе не в них. Куда важнее наша договоренность: ты делаешь свою работу, мы платим тебе деньги и обеспечиваем хорошие условия. Ты заканчиваешь работу и мы отпускаем тебя на волю – само собой, с условием, что никто и никогда о нашем сотрудничестве не узнает. Вот и все, Выдра. До сих пор все шло по плану, а теперь ты снова ставишь все с ног на голову. Я не вижу причины, по которой ты опять начал нервничать…

– А я не нервничаю, – спокойно сказал Выдра. – Это ты нервничаешь. А еще ты лжешь на каждом шагу, Джонни. Вы привезли меня сюда насильно и заставляете убивать людей, называя их животными. С какой стати я должен верить, что вы заплатите мне деньги, или хотя бы оставите в живых? Кто может дать мне в этом гарантию?

– А, я понял, – с облегчением сказал Нортон. – Гарантии тебе нужны, вот оно что. Ну что ж, законное требование, можно с ним согласиться. Давай сделаем так: через полчаса я приеду к тебе, в твоем присутствии мы оформим твой счет в банке и переведем на него деньги? Пойдет?

– Ничего ты не понял, – заявил Выдра. – Не нужны мне ваши деньги. Я не буду убивать свистунов, воспринимай это как свершившийся факт. Все, разговор окончен. Пошел вон и не мешай мне спать.

Нортон замолк.

Через двадцать минут появился Клопски – в виде голографической проекции. На этот раз он не фиглярничал, был серьезен и непривычно краток.

– Значит, у нас забастовка? – осведомился он.

– Значит, да, – согласился Выдра.

– Понятно. Ты отказываешься работать категорически?

– Категорически.

– Ладно, пришлем тебе замену. Жди гостя к вечеру.

– Замену?

– Именно так. Думаешь, ты настолько уникален, что мы будем плясать перед тобой на задних лапках и упрашивать? У нас есть другой работник – мы держали его в качестве резерва. В отличие от тебя, тупого гордеца, он сотрудничает с нами добровольно и понимает, что к чему, и где его выгода. Сейчас мы его срочно готовим. Ближе к вечеру он сменит тебя.

– А меня куда – в расход?

– Условно. Вы изобразите драку – надеюсь, хоть от этого ты не станешь отбрыкиваться. Этот человек станет деградантом по имени Людоед. Вы немножко подеретесь, в релизе мы изобразим, что он убил тебя, в смысле Молота, и твоя миссия закончена, дальнейшее действо продолжит новый человек. Это, кстати, неплохо для нас – все, кто поставил на тебя бабки в тотализаторе, пролетят со свистом, потому что никто не ожидал, что активность проявит скромный доселе Людоед. Мы заберем тебя с острова, слегка почистим память и отпустим на все четыре стороны – ты нам больше не нужен. Денег не заплатим, извини – ты просто не поймешь, откуда они взялись на твоем счете. Мне кажется, ты не будешь возражать, если мы сотрем твои воспоминания о всех последних приключениях и о контакте с нами.

– Не буду, – Выдра усмехнулся. – Понимаю, что иного выхода у меня нет.

– Хорошо, что понимаешь.

– И с какого же момента я не буду ничего помнить?

– С того, как Оса отлупила тебя в бильярдной. Когда ты очухаешься, то будешь помнить, что получил-таки сотрясение мозга, вырубился и попал в больницу. Пролежал в больнице неделю, а потом благополучно покинул Ганимед и вернулся на Землю. Устроит тебя такая легенда?

– Более чем.

– Ну и славно. Отдыхай до вечера.

Рано было отдыхать. Выдра получил фору во времени, и использовать ее нужно было с толком. Он перекусил остатками провианта, взял свою верную дубину, выбрался из палатки под проливной дождь и отправился обследовать ближайшие окрестности.

Выдра давно предполагал, что в случае необходимости ему найдут замену. Он не сомневался, что у телекомпании есть запасной подставной человек – может быть, не столь эффектный как Выдра, но куда более лояльный. Был ли он, как и Выдра, отставным элиминатором? Вполне вероятно. С уверенностью можно было сказать одно: этот человек был профессиональным убийцей, искусным в боевых единоборствах – потому что только такой мог выжить в схватке со свистунами и победить их. Да, яхи оказались далеко не теми исчадиями ада, какими представляло их шоу, но обычному человеку нечего было против них соваться.

Стало быть, сегодня все неприятности закончатся. Пусть и с подчищенными мозгами, Томас снова обретет свободу? Это было бы отличным, идеальным вариантом, но Выдра абсолютно не верил в него. Зачем возиться с Выдрой, тратить кучу денег и времени на мнемокоррекцию, если проще его убить? Тем более, что официально он давно уже убит Осой. Выдру убьют – вот как будет. Вопрос только в том, где они это сделают – прямо здесь, в джунглях, или там, в своей штаб-квартире, предварительно увезя отсюда?

На их месте Выдра избрал бы второй вариант, потому что он легче поддавался контролю. В самом деле: убить Выдру в сельве нелегко, пусть даже с этой целью придет целый взвод вооруженных людей. Велика вероятность, что Выдра почувствует опасность и удерет в лес – разыскивай его потом, гоняйся за ним. Вариант второй: все проходит гладко, они со сменщиком четко отрабатывают задание, изображают драку, затем Выдру вежливо, с улыбочками препровождают в вертолет – мол, спасибо за службу, старина Томас, дальше все будет супер-трупер… Вот тут, как только он попадет в руки службы безопасности, его песенка спета. Вряд ли с ним станут церемониться, снова сажать в клетку и давать хоть малый шанс на непредусмотренные действия. Скорее всего, сразу шарахнут из шокера, вкатят какую-нибудь инъекцию для гарантии, обездвиженного привезут в штаб, там окончательно лишат жизни, а тело сожгут.

Вот на какие проблемы нарвался Выдра, отказавшись убивать свистунов. Фактически он подписал себе смертный приговор. Однако он чувствовал не страх, а безмерное облегчение – пусть на несколько часов, но он снова обрел свободу действий. И приговор, подписанный ему, еще нужно было привести в исполнение. Выдра сомневался, что это легко получится у его врагов. Так просто сдаваться он не собирался.

Наконец-то Выдра делал то, что должен был делать. Это радовало душу и давало надежду.

Через час блужданий по лесу он нашел то, что искал – реку.

В сухой сезон, вероятно, она была ненамного шире ручья. Но сейчас, в сезон дождей, речка разлилась и превратилась в бурлящий поток. Шириной в двадцать метров, она несла на своих мутных водах листья и ветки, с шумом ударялась о деревья, захваченные ею в плен, и обтекала их. Она образовывала пороги, сваливаясь с валунов, перехлестывала белопенными волнами коряги и поваленные стволы. Рыбы высоко выскакивали из воды и ловили насекомых, извивались в воздухе длинными плоскими телами и с громким плеском падали обратно. Выдра даже вспомнил, как они называются – араваны, «водяные обезьяны». Весьма вкусное блюдо – только попробуй поймай его голыми руками.

По щиколотку утопая в прибрежной грязи, Выдра добрался до реки, поскользнулся и шлепнулся в воду. Его сразу же потащило течением, он едва успел зацепиться за сук, нависающий над потоком. Поднялся, брезгливо фыркая – тянуло гнилью, плесенью, тухлятиной. Пробрел пять метров, осторожно нащупывая ногами неровное дно, с трудом удерживаясь от того, чтобы не упасть снова. Когда уровень воды дошел Выдре до шеи, он удовлетворенно кивнул – то, что надо.

Стоя в воде, Выдра надеялся, что под ноги не подвернется электрический угорь (разряд в 500 вольт – слишком острые ощущения) или скат с длинным хлестким хвостом, усеянным колючками. Рыбы сновали между ног Выдры, касались кожи слизистыми холодными телами – для них этот поток был привычной средой обитания. Одной рукой Выдра прикрывал гениталии – на всякий случай. Точнее, на случай появления пираний – слухи о их кровожадности преувеличены, но Выдра все-таки собирался еще нарожать детей.

Как ни странно, ни одна камера-стрекоза не последовала за ним. Более того, и на поляне около палатки их осталась всего парочка, остальные улетели. Почему? Клопски, Нортон и компания отпустили Выдру, он больше не интересует их до вечера? Вряд ли. Скорее всего, те, кому Выдра интересен, пеленгуют его при помощи телепередатчика на предплечье. Знают, что никуда он не денется. И в этом они правы – пока Томас несет на себе электронную метку, вычислить его местонахождение легче легкого.

Выдра вылез из воды, встряхнулся как вымокшая до последней шерстинки собака, счистил руками с тела налипший сор. Внимательно осмотрел матовый серый экран на руке. Шпионская штука. «Она кричит и анчанчу слышат ее голос». И еще: «Сам отодрать не пробуй, не получится».

Не стоит и пробовать отдирать – закончится такая затея плохо. Штуковина знакомая – биоимплантат «Crespy-XZ 112». Приборчик далеко не обычный, не бытовой, в магазине такой не купишь. Электронное устройство из арсенала спецслужб, часто применяется при боевых операциях, в том числе и Службой элиминации. Интересно, команда, готовившая Томаса к шоу, в курсе того, что Выдра знает это устройство как свои пять пальцев? Наверняка в курсе. Это даже им на руку – они рассчитывают на то, что бывший агент Уанапаку ни в коем случае не станет отковыривать его самостоятельно, выдирать биооснову, заменившую кожу, приросшую к мясу и подсоединившуюся к нервным окончаниям. Теоретически, выдрать возможно, но дырища в руке останется огромная, и в этом гнилом воздухе, в тухлой влажности, нашпигованной бактериями, паразитами и спорами грибов, гарантировано массивное нагноение, а то и заражение крови. Кому это надо? Не Выдре – всяко.

Выдра направился вниз по течению, прошел около километра и обнаружил широкий, около сотни метров, разлив. Течение здесь ослабевало, река мелела и превращалось в болото, заросшее тростником. На краю болота лежала и мощно, удушливо разлагалась туша какого-то крупного животного. Выдра улыбнулся, покачал головой еще удовлетвореннее, чем прежде, и повернул обратно. Здешние места начали ему нравиться. Жаль, что до сих пор не было возможности исследовать их надлежащим образом.

Он вернулся в палатку, застегнул вход на молнию и извлек пилку, спрятанную в дубине. В углу лежали стебли высохшего тростника – Выдра заготовил их еще вчера, и за ночь они более или менее избавились от лишней влаги. Выдра долго перебирал тростины, пока не нашел подходящую. Обрезал ее пилкой с двух сторон, тонким стеблем прочистил сердцевину и аккуратно просверлил вдоль хода шесть дырок. Потом отщепил от дубины кусочек дерева и выпилил небольшой мундштук – на это ушло около получаса. Вставил мундштук в тростинку, приложил к губам и выдул нехитрую мелодию.

«Помнишь ли дорогу, и цветы на ней,

Как мы целовались с тобой среди полей?»

Флейта-пинкилья, сделанная Выдрой, слегка фальшивила. Слегка, вполне терпимо для дудочки, сделанной в такой сырости и столь неподходящим инструментом. Выдра чуть расширил четыре из шести отверстий, снова проверил звук и остался доволен. Потом выпустил воздух из надувного матраса, скатал его вместе со спальным мешком в тугой валик и перевязал обрезком лианы. Упаковал фонарик, пилку, винную бутылку и медикаменты в пакет, оставшийся от продовольственного пайка. Взял ношу и вышел под дождь.

Спустя некоторое время Выдра снова стоял у берега реки – теперь, когда он знал прямой путь, расстояние оказалось совсем коротким, бегом его можно было преодолеть за три минуты. Выдра воровато оглянулся – нет ли подсматривающих стрекоз, – и положил свои драгоценности в дупло старого трухлявого дерева. Оставил только пинкилью, спрятал ее подмышку, чтобы не намокла. Дождь слегка утих, сжалился над бедным Томасом, совсем уже раскисшим от падающих с неба бесконечных струй. Выдра пошел вниз по реке, добрался до разлива, сел под деревом на корточки и начал играть на пинкилье.

Он не просто играл, он звал. И Дикобраз услышал его, пришел очень скоро. Появился бесшумно, неожиданно – в тот момент, когда Хилати выдвинулся из-за ствола акажу, Выдра подумал, что будь у свистуна желание, он свернул бы ему шею в долю секунды, и никакие элиминаторские навыки не помогли бы… Ни о каком желании свистуна свернуть шею Выдре речи не было – Хилати улыбался во всю пасть, во все длинные павианьи клыки, и видно было: он рад видеть Выдру, рад от всей души.

Дикобраз просвистел что-то, но Выдра не понял его. Зато понял намерения яхи – тот протягивал Выдре полную горсть листьев шияхаси. Пора, мол, освежиться, принять дозу, чтобы снова слышать друг друга. Выдра отправил в рот порцию листьев, начал жевать. На этот раз откровенная эйфория не пришла – видимо, организм начал привыкать к алкалоиду, но понимание речи свистуна проявилось быстро и четко.

– Привет, брат Выдра.

– Привет, брат Хилати.

– Как дела, брат Выдра?

– Отлично. Сегодня анчанчу придут меня убивать.

– Убивать? – Дикобраз недоуменно заморгал. – Но это совсем плохо! Почему ты говоришь, что это хорошо? Ты хочешь умереть?

Выдра пожал плечами, хмыкнул. Пожалуй, использовать юмор в разговорах со свистуном было пока рановато. Проще надо быть, проще.

– Я выразился неправильно. На самом деле так: я сказал своим хозяевам-анчанчу, что больше не буду убивать яхи. И они сказали, что пришлют вместо меня другого анчанчу, чтобы он притворился яхи и убивал вас дальше. А еще сказали, что увезут меня отсюда и отпустят на свободу. Но на самом деле они убьют меня.

– Да, убьют, – согласился Хилати, кивнул лохматой головой. – Потому что ты хороший, а они плохие. И я снова говорю тебе: уходи со мной, я тебя спрячу. А эту штуку, – он ткнул когтем в экран, – мы оторвем и кинем в реку. Она захлебнется и перестанет кричать. И никто тебя не найдет.

– Нет, мы сделаем по-другому, – сказал Выдра.

– Как?

– Сейчас расскажу.

И Выдра рассказал.