Айтана угрюмо разглядывала поверхность небольшой пещеры, которая служила им временным прибежищем со вчерашнего дня. Скорее это была даже просто округлая ниша у подножия утеса. Скудная каменистая почва в этом месте сильно просела, а по краю углубления разросся колючий кустарник.

Айтана молча смотрела сквозь узкий промежуток в его зарослях на бледное небо, которое постепенно пропитывалось красками от лучей восходящего солнца. Его свет медленно расползался вокруг, и кривые ветки растущих вокруг сосен, которые напоминали по ночам скрюченные старушечьи пальцы, готовые в любую минуту схватить неосторожный серебристый диск луны, приобретали вполне безобидный и даже дружелюбный вид.

Невольно из глубин подсознания, где бережно хранились поблекшие воспоминания безоблачного детства, в голове у Айтаны всплыла картинка ее дома на горном перевале. Она представила себе, как, будучи маленькой девочкой, она часто просыпалась вместе с родителями еще до зари, чтобы успеть приготовить завтрак для постояльцев, которые обычно спешили отправиться в путь как можно раньше утром.

Пока ее мама хозяйничала на кухне, Айтана то и дело спускалась в погреб, чтобы принести оттуда всяческие разносолы или другие закончившиеся продукты. Когда Айтана оказывалась в тесном пространстве погреба, который был плотно заставлен многоярусными полками, сколоченными из грубых неотесанных досок, ей казалось, что она вступает в совершенно иной мир, где царят какие-то другие, непонятные ей законы.

Темнота в погребе была почти полной, и неровные силуэты банок, кадок, бочек и ящиков всех форм и размеров грудились перед ней размытыми рядами. Через крышку погреба вниз с трудом пробивался тусклый свет горевших на кухне керосиновых ламп.

В такие моменты Айтана часто представляла себя принцессой, заточенной в высокой башне на краю мира. Спустившись вниз, она обычно на несколько секунд замирала в ожидании, пока ее глаза привыкнут к темноте (или пока прекрасный принц, который спешил вызволить ее из заточения, не разгонит сгустившиеся над ней тучи).

В дальнем углу подвала была узкая щель, которая выходила на улицу. Она была забита паклей, однако неплотно. Из-за этого лучи восходящего солнца лишь на несколько минут пробивались через нее внутрь, освещая темное пространство погреба объемным дышащим светом, в котором медленно плавали в невесомости мелкие частички пыли (или сказочные феи, пробравшиеся в ее башню незаметно для охранявших ее демонов).

Айтана останавливалась, завороженно глядя на луч света. Тем временем солнце поднималось выше, и прямой светящийся луч, пронизывающий темное пространство погреба, превращался лишь в светлое пятно в щели между досками (феи радостно улетали прочь, чтобы как можно быстрее рассказать принцу, куда он должен был скакать во весь опор, чтобы найти и спасти свою любовь).

– Айтана, ну где ты ходишь? – доносился обычно голос ее матери откуда-то сверху.

И тогда Айтана поспешно искала то, за чем она, собственно, пришла сюда, и бежала к выходу (принцесса была спасена и, раскрыв объятия, неслась навстречу своему спасителю, темный силуэт которого был освещен лишь тонкой переливающейся кромкой света поднимавшегося солнца). Дверь в погреб громко хлопала за ее спиной, и на кухню начинали заглядывать первые постояльцы с заспанными лицами. В этот момент сказка встречалась с реальностью и заканчивалась.

– Айтана, с тобой все нормально? – донесся до нее голос Джада, который вот уже добрые полчаса пытался развести огонь, методично клацая двумя осколками кремня друг о друга, пытаясь высечь искру и зажечь сухую кучку веток в центре пещеры.

– Да, – робко ответила она, следя за резкими движениями его мускулистых рук, – просто задумалась. Как ты думаешь, они вернутся? – спросила она с надеждой после долгой паузы.

– Вернутся, никуда не денутся, – ответил вместо Джада Мигело, который сидел чуть поодаль, привалившись спиной к стенке пещеры. – Они не из таких передряг выходили. Я думаю, просто задержались и решили не рисковать, где-то заночевали.

Мигело повернулся в сторону Джада, и солнечные лучи выхватили из тени половину его лица. Длинный шрам, извивающийся, словно река, от лба до самого подбородка, заблестел на солнце толстой гладкой полоской.

– Уверен, что это хорошая идея костер сейчас разводить? – спросил он у Джада.

– Сейчас ребята должны вернуться, есть будем готовить, – с упрямой уверенностью ответил он. – А дыма не видно будет, он пока через эту щель и кустарник наружу выберется, развеется весь.

Айтана закашлялась, сотрясаясь всем телом, и невольно поежилась. Со времени атаки на их лагерь прошло несколько дней, однако она до сих пор не могла прийти в себя. Она всячески пыталась отогнать мрачные мысли, убеждая себя, что она выжила, что все закончилось хорошо. Однако каждый раз она вновь оказывалась там, на дне реки, окруженная ледяной водой. Тяжелый меч на ее груди обжигал ее кожу своим широким, раскаленным от холода лезвием. Она осторожно втягивала воздух через тонкую трубочку тростника, которая в тот момент была единственным хрупким звеном, которое соединяло ее с жизнью. Вместе с воздухом в рот то и дело заливалась вода, от которой ее зубы пронизывала острая боль.

Монотонный гул воды почти полностью скрывал звуки, которые доносились до нее с поверхности гудящей вибрацией. Она ощущала ее всем своим дрожащим телом, словно волны, накатывающиеся на берег. Когда гул усилился и земля вокруг задрожала, Айтана робко приоткрыла глаза. Отделенные от нее лишь холодной пеленой воды, перед ней проносились искаженные тени безумных, которые бежали сломя голову сквозь высокие заросли ведьминой травы.

Сердце Айтаны заколотилось с утроенной силой, и ей вдруг стало казаться, что воздух больше не доходит до нее через узкую трубочку. Ее легкие сжались, Айтана начала задыхаться и в панике сделала большой глоток. Вода обожгла ее внутренности, и она едва смогла подавить в себе рефлекторно возникшее в ней желание высунуть голову наружу и откашляться. Однако в последний момент нашла в себе силы и осталась лежать неподвижно. Айтана вновь закрыла глаза, и постепенно ее дыхание успокоилось, словно море после шторма, море, которого она никогда в жизни не видела, но всегда с удовольствием рисовала в своем воображении.

Айтана уже больше ничего не слышала и не ощущала. Ее тело онемело, а руки, крепко сжимающие меч, перестали чувствовать его рукоятку. Вода вокруг нее слилась с бесконечным течением времени, которое остановилось вокруг нее всеобъемлющей бесформенной массой, занявшей все свободное пространство. Шум в ее голове постепенно превратился в мерное гудение, а затем в едва слышную тишину.

Айтана медленно поплыла по волнам прошлого сквозь крики безумных. Хрупкая лодка ее сознания проплыла сквозь бушующее море окружающей ее бойни, миновала волнующуюся рябь озаренных грозовыми всполохами вод, на которых ее семья тщетно пыталась найти укрытие и спасение, и, чуть-чуть не добравшись до безопасной гавани детства, остановилась у причала того дня, когда на горизонте голубого неба только-только начали вырисовываться пузатые силуэты черных туч.

Это случилось за несколько месяцев до того дня, когда пал Ондар. Айтана, как обычно, встала рано, чтобы помочь матери с завтраком. Однако постояльцев у них в ту ночь было всего двое, поэтому и работы предстояло немного. Ее мать не особенно торопилась, а Айтана просто сидела на стуле в углу, поджав под себя ноги. Отца дома не было, он отправился накануне в город, чтобы купить там кое-какие инструменты, необходимые по хозяйству.

Мать Айтаны налила в крынку свежего молока и уже совсем собралась растапливать печь, как вдруг раздался стук в дверь. На дворе стояла ночь, и до рассвета оставалось еще добрых полчаса. Обычно путники никогда не приходили так рано, так как мало кто решался без надобности идти через перевал ночью.

– Не иначе как гонец пожаловал, – улыбнулась ей мама и пошла открывать дверь. Петли тихо скрипнули, и в комнату ворвался свежий утренний ветер. На пороге стоял приземистый старик с седой лохматой бородой и маленькими бегающими глазками. Он был одет в длинный черный плащ, который сливался с ночью за порогом комнаты.

Айтана с интересом уставилась на гостя, который к тому моменту успел пробормотать невнятное приветствие и втиснулся внутрь. Вид у него был совсем не как у обычного путника. Его плащ был сшит из лоснящейся дорогой ткани, которой место было скорее в придворных залах, нежели на горной дороге. Словно в доказательство своим мыслям, Айтана заметила несколько свежих дырок у подола, которые, видимо, появились недавно, от контакта нежной ткани с суровыми реалиями пешего пути.

– Лаяна, – представилась ее мать, слегка склонив голову. – А это моя дочь, Айтана.

Айтана приветливо кивнула.

– Чем мы можем служить вам? У нас есть свободные комнаты, и скоро будет готов завтрак, если желаете. Я тогда приготовлю побольше.

– Дебтера Аваки, – представился гость. – Нет, комнаты не надо, я тут же отправлюсь дальше в путь. Вообще-то я только собирался пополнить запасы, но и от завтрака не откажусь, если уж все почти готово.

Услышав ученый титул, мать Айтаны начала невольно суетиться больше обычного. Она придвинула гостю стул, протянула ему кружку молока, тут же решила, что пиво или эль были бы, наверное, более уместны, и совсем уже собралась спускаться в погреб, как гость вдруг остановил ее легким движением руки.

– Не надо, молоко – это то, что нужно, – сказал Аваки со спокойной учтивостью, разгадав ход ее мыслей. – И не волнуйтесь, я долго не буду вам надоедать.

– Да, конечно. Вернее, что вы такое говорите. Вы никому не надоедаете. Да и вообще, нечасто к нам заходят столь ученые люди. Вернее, никогда еще не заходили.

– А что такое «дебтера»? – спросила вдруг Айтана из своего угла.

– Я потом тебе объясню, – тут же ответила ей мать, прикрывая стыдливость застенчивой улыбкой.

– Ну зачем же потом, – сказал их гость и с жадностью отпил из стакана. – Дебтера – это, как правильно сказала твоя мама, такой ученый титул. Вернее, самый высокий из тех, что существуют сегодня, и, учитывая ситуацию, из тех, которые когда-либо будут существовать. Чтобы достичь его, нужно много и усердно учиться. После обычной монастырской школы, которая длится три-четыре года, большинство учеников бросают учебу, так как полученных знаний им обычно бывает достаточно, чтобы начать зарабатывать себе на хлеб. Ученики обычно становятся переписчиками или счетоводами. Немногие же идут дальше по тернистому пути знаний и продолжают свои занятия в коллегиях, которые есть только при самых больших монастырях королевства. Там они узнают многое об истории Гакруксии и других стран, а также государств, давно ушедших в небытие. Ученики в деталях узнают о творениях Алатфара, а также о том, как устроено мироздание. Они познают его законы. Кроме этого они научаются готовить лекарства и узнают многое о том, как устроен сам человек.

Он ненадолго задумался и продолжил:

– Обучение в коллегиях длится обычно десять – пятнадцать лет, в зависимости от способностей каждого. Жизнь учеников сложна и незавидна. Они изнуряют себя долгими занятиями и при этом должны трудиться на благо монастырей в свободное от учебы время. Однако их труды сполна окупаются, когда и, главное, если они сдают выпускные экзамены. Тогда они имеют право называться «ведунами» и обычно становятся советниками разных феодалов. Те же немногие, чья жажда знаний до сих пор остается неутоленной, продолжают свои научные поиски в университете. В Гакруксии университет всего один, и попасть туда очень сложно. Из сотни желающих вступительные испытания проходят обычно меньше десяти человек.

Эти счастливчики получают доступ к неограниченным истокам человеческой мудрости. Они проводят свои дни в библиотеках и беседах с лучшими умами королевства. И только тем, кого преподаватели признают достойным, присуждают звание «дебтера». Это означает, что ученик познал достаточно мудрости и способен делиться ею с другими.

Айтана слушала его, широко раскрыв глаза. Старик, который сидел перед ней, с каждым своим словом казался ей еще более важным.

– Так вы из университета? Далекий путь вы проделали, – прервала его рассказ мать Айтаны.

– Нет, и, признаться, никогда там не был. Я получил свое звание в далеких землях Пятой Гильдии. Мое обучение заняло гораздо дольше времени, чем обычно, однако я сумел довести его до конца, после чего вновь вернулся на родину.

Мать Айтаны поставила перед ним на стол небольшой мешок с продуктами.

– Вот, как вы и просили, запасы для дальнейшего пути. Сушеное мясо, козий сыр, свежий хлеб и немного молока в дорогу. Все сами делаем, можно сказать, для себя, так что все самого хорошего качества.

Аваки одобрительно кивнул и вытащил из кошелька серебряную монету. Он со стуком опустил ее на стол и начал убирать продукты в свою дорожную сумку.

Айтана удивленно смотрела на новенькую серебристую монету. Ее мать стояла напротив стола с открытым ртом, пытаясь сообразить, сколько медяков нужно дать ему сдачи. Это был первый раз, когда кто-то пытался заплатить им серебром.

– Нет-нет, сдачи не надо, – прервал молчание гость, увидев ее замешательство.

Аваки немного поколебался, очевидно не зная, стоит ли продолжать.

– Если быть честным, – добавил он наконец, – то вряд ли деньги будут иметь хоть какое-то значение через несколько месяцев. Так что мой вам совет: пока еще возможно, пополните свои запасы продовольствия, а также всего того, что необходимо для его производства собственными силами. И уходите. Бросайте все и уходите подальше в горы. Быть может, там они вас не найдут.

Дебтера смотрел поочередно на Айтану и на ее мать с кривой улыбкой на лице, смысл которой невозможно было уловить. В этой улыбке тщеславие сливалось с гордостью, причиной которой было некое тайное знание, доступное только ему. Больше того, он был сам частью этого знания, которое было слишком ужасным и всеобъемлющим даже для него, отчего в его улыбке сочетались страх и обреченность. Поверх всего этого в ней виднелся легкий налет сострадания, соседствующий с презрением к мелким проблемам и бессмысленным жизням обычных людей.

Мать Айтаны не знала, что ответить. Они конечно же слышали про войну с Акамарской империей, но эта война была так далеко от столицы и так далеко от их хижины на горном перевале, что она казалась им не совсем реальной, она была для них просто частью рассказов путников. Они никогда не принимали всерьез возможность того, что акамарцы когда-либо дойдут до столицы.

– А что, акамарцы уже так близко? – неуверенно спросила она наконец.

– В эти дни не акамарцев надо бояться, – сказал дебтера, вставая со стула и перекидывая через плечо полную сумку с дорожными припасами. – Знаете, я передумал, я не стану оставаться на завтрак. Надо идти.

Не сказав больше ни слова, загадочный гость открыл дверь, через которую в этот раз протиснулись первые робкие лучи восходящего солнца, и быстрым шагом отправился вверх по горной тропе. Айтана обеспокоенно посмотрела на мать, которая стояла посреди кухни с тем неприятным выражением тревоги на лице, которое возникает тогда, когда источник этой тревоги плохо поддается описанию или даже осознанию, когда трудно сказать, реальна эта тревога или нет.

В конце концов она пришла в себя, быстро спрятала серебряную монету, пока не проснулись другие постояльцы, и с удвоенной силой принялась готовить завтрак. Подсознательно она надеялась, что повседневные хлопоты очень скоро вытеснят из ее сознания неуверенность и страх, рожденные визитом этого странного гостя.

Теперь, через много лет, Айтана знала наверняка, что он имел тогда в виду. Вернее, кого. Она чувствовала всем своим онемевшим телом сквозь закрытые глаза, как толпа безумных пронеслась мимо нее назад. Зеленая долина, повидавшая за несколько последних дней больше смертей, чем за всю свою долгую тихую вечность меж высоких гор, облегченно вздохнула.

Через несколько бесконечных минут Айтана все-таки решилась выбраться на берег. Она осторожно высунула голову из воды и долго вглядывалась в высокую траву. Убедившись, что никого поблизости нет, она медленно, стараясь не шуметь, подползла к берегу, волоча за собой по илистому дну тяжелый меч.

Оставив его лежать рядом с рекой (и не переставая надеяться, что его хозяин вернется за ним и, главное, за ней), Айтана медленно прошла сквозь заросли, раздвинула высокие стебли и с ужасом посмотрела туда, где еще несколько часов назад стоял лагерь легиона. Разрушение было полным, поле усеяно истерзанными трупами, а от поваленных палаток и разбитых телег в небо поднимался черный дым.

Наконец эмоции прорвались наружу. Все это время они оставались внутри по той лишь простой причине, что ей некогда было про них думать. Теперь Айтана бессильно опустилась на землю и тихо заплакала. Она оплакивала свое ушедшее детство и украденную юность, оплакивала своих родителей и друзей, оплакивала вновь утраченное чувство безопасности и веры в будущее, на несколько дней дарованное ей присутствием легиона, оплакивала их мир, который стоял на пороге конца, оплакивала себя в этом мире и свою неспособность на что-то повлиять и что-то изменить.

Когда Джад и его спасители вернулись за ней, она не заметила их приближения. Когда Джад обнял ее, она дернулась, пытаясь вырваться, и вскрикнула, прощаясь с жизнью. Когда поняла, что произошло, она крепко сжала Джада своими дрожащими руками и начала рыдать еще сильнее, больше не сдерживая себя.

Джад уловил в лесу какое-то движение и замер, прислушиваясь. Издалека до него донесся голос Пареса, и он про себя поблагодарил Алатфара, что Парес и Ралло все-таки вернулись: он не был уверен, сколько он еще смог бы изображать спокойствие перед Айтаной, притворяясь, что пытается развести огонь. Джад расслабился и чиркнул кремнем так, что хворост перед ним сразу загорелся.

Айтана улыбнулась, увидев, что Джад наконец высек искру, которая удачно упала на сухие ветки, и в них начало тлеть пламя зарождающегося костра. Джад улыбнулся в ответ. Робкий огонек, сначала едва заметно дрожащий на краю, разгорался все сильнее и сильнее, охватывая все новые территории, пока наконец не запылал весь хворост. Как и вся наша страна, мрачно подумал про себя Джад.

Дым от костра потянулся к потолку пещеры и начал растекаться по ее поверхности тонким, постоянно меняющим форму покрывалом. Выбираясь наружу, он разлетался в разные стороны, стелясь по лесу и окутывая близлежащие деревья туманными струями.

В лесу послышалось движение. Мигело напрягся и взялся за рукоятку меча. Айтана еще сильнее сжалась в комок, обхватив руками колени. Ее глаза не отрываясь глядели на костер со смешанным чувством страха и надежды.

– Свои, – тихо шепнул Джад. – Вернулись.

– Свои идут, расслабьтесь, – раздался веселый голос Пареса, который продирался через колючий кустарник. – О, и костер уже готов, замечательно! Сейчас пожрем как люди, мы двух зайцев заловили!

Он протиснулся в пещеру и бросил добычу к костру. Ралло последовал за ним, громко ругаясь и злобно поглядывая на колючие заросли у входа. Его одежда была оборвана, а лицо и руки все покрыты глубокими царапинами.

– Вы представляете, – сказал Парес, безуспешно пытаясь подавить в себе смех, – вот этот вот гениальный человек, – тут он кивнул в сторону Ралло, – ему и безумных никаких не нужно, он сам себя убьет без их помощи. Идем это мы, значит, по лесу, добычу высматриваем, не шуметь пытаемся.

Парес подсел к костру и устроился поудобнее, игнорируя злобные взгляды Ралло, который молча потирал распухшую руку.

– И тут он запинается о какую-то корягу и летит мордой вниз в единственную яму во всем этом лесу.

Парес зашелся громким смехом, не в силах больше сдерживать себя.

– И представляете, что самое интересное в этой истории?

Мигело, уже привыкший к характеру своего товарища, только поднял вверх брови и слегка закатил глаза, настроившись на рассказ, полный преувеличений и приукрашенный сомнительными подробностями. Джад выпрямился и с интересом уставился на него. На его лице начала вырисовываться улыбка. За те несколько дней, что они были вместе, между Паресом и Джадом развились те особые приятельские отношения, которые возникают иногда между совсем разными людьми, которые каким-то иррациональным образом проникаются друг к другу крепкой симпатией, как будто они знали друг друга всю жизнь.

– И в этой яме, короче, вот эта колючая дрянь, которая растет здесь кругом, просто вот таким вот слоем все покрывает.

Парес широко развел руки в стороны.

– Я напрягся, думал, ловушка, приготовился отбиваться. А Ралло там с колючками внизу борется. – Тут он прыснул от смеха и утер рот рукавом. – В общем, я его еле вытащил. Сам чуть там же не оказался, пока эти долбаные колючки обрубал. Ну а потом стемнело, не видно ни черта в этом лесу. Рядом с той ямой и ночевать пришлось. В компании вот этого замечательного человека.

– Давайте лучше есть уже готовить, – мрачно пробурчал Ралло, пытаясь перевести разговор в другое русло. Джад взял одного из зайцев и начал методично его разделывать. Он широко улыбался, однако при этом старался не смеяться и никак не комментировать ситуацию, чтобы не накалять обстановку.

Пока разделанные тушки зайцев висели над костром, аппетитно капая жиром в шипящее пламя, все сидели молча и завороженно глядели на них, предвкушая вкусный плотный завтрак. Каждый из них думал о своем, но при этом все они думали об одном и том же. Каждый из них прокручивал в голове события последних дней, однако со своей собственной перспективы, исходя из своей собственной роли в них.

– Парни, я тут опять долго думал, – прервал молчание Мигело, – и хочу вам всем еще раз сказать, что если вы передумали и готовы дальше сражаться, то только скажите мне. И тогда я с вами. Вы только скажите, что я смалодушничал. Скажите мне это в лицо, и я не буду спорить. Я снова возьму оружие, и мы все вместе отправимся в долину Омо, навстречу армии короля. И будем сражаться за мир, будем сражаться против этих отродий. Скажите мне, ребята, что я ошибался, что это была минутная слабость. Страх при виде этих огромных чудовищ, страх неизвестного. Скажите, что это была ошибка, что не надо было убегать.

Мигело с надеждой посмотрел на собравшихся. Парес впервые за вечер не нашелся, что ответить, и опустил глаза в пол. Ралло виновато отвернулся в сторону. Айтана посмотрела на него своими большими испуганными глазами.

– Мигело, как мне это ни печально говорить, – тихо сказал Джад, – но ты был тогда абсолютно прав, когда увел этих двоих от того монстра и вы пересидели всю эту бойню на скале. И ты был снова прав, когда сказал, что мы вчетвером, – тут он посмотрел на Айтану и осекся, – что мы впятером что-то можем изменить. Я на этой войне провел уже лет десять, день за днем. Сначала с вашим доблестным императором… – Джад немного помолчал, подбирая слова, и беззлобно добавил: – Чтобы ему пусто было, сволочи. Потом с наездниками и их безумными. Я прошел эту войну от начала и до конца, с того самого дня, когда Аниго высадился в Саифии. Вы сейчас в чужой стране, я же у себя на родине, и мне грустно до боли видеть ее в руинах. И звезды знают, что я сражался до последнего. Они видели, что я сделал все, что мог. Но пойми, Мигело, эта война закончена. И мы ее проиграли. Нет больше легиона, нет больше армии короля. Они же со стороны Омо к нам пришли. Я думаю, что бойня там мало чем отличалась от нашей.

Джад немного подумал и продолжил:

– Нет больше вашего императора и великих батальонов империи. В Гакрукском королевстве больше не осталось сил, способных противостоять демонам. Сколько нас выжило в этой битве? Пятеро. Сколько, ты думаешь, могло остаться от армии короля? Ну пусть пара сотен, в чем я сильно сомневаюсь. Ты видел армию демонов? Мы не можем бороться с ними. И тут у нас только два пути: погибнуть или бежать. И я не хочу идти в бой, если точно знаю, что это бессмысленно. Я не против того, чтобы погибнуть в бою, как настоящий воин. Но я против того, чтобы отдавать свою жизнь просто так, без смысла. Поэтому ты не смалодушничал, Мигело, ты все правильно тогда сказал. Нам надо уходить. Кто знает, может, в Цефейском княжестве остались еще воины. Тогда я буду биться с ними бок о бок и почту за честь умереть вместе с ними. Я легионер, но я не самоубийца. Если в Цефейском княжестве все так же плохо, то мы можем попробовать переправиться на Акамарский архипелаг. Или даже к землям Пятой Гильдии. В любое место, где мы можем кому-то помочь, где мы можем сражаться и надеяться победить. Гакруксия лежит в руинах, и мы не можем ей помочь. Поэтому мы уходим.

Айтана молча смотрела на него, и ей казалось, что она физически чувствует его горечь и грусть. В ее собственном сердце ко всему этому примешивалось еще одно чувство: страха. Страха перед будущим.

Мигело посмотрел на Пареса и Ралло.

– Ну что, если вы тоже не передумали, то мы продолжаем наше отступление. По моим прикидкам, через месяц мы доберемся до границы с Цефейским княжеством.

– Есть более короткий путь, – сказал Джад, что-то прикидывая в уме. – Старая дорога, ею и в хорошие времена мало кто пользовался. Но я думаю, пройдем. Я имею в виду дорогу через Арар. Город уже несколько десятков лет как заброшен после эпидемии и пожара. Все-таки проклятое место, что ни говори. Я слышал, что в стародавние времена этот город уже несколько раз оставляли, но память у людей короткая, и люди там опять селились. Да только место гиблое, не приживается там никто. Но нам-то там и не жить. Мы срежем так большой кусок пути. Я думаю, недели за две доберемся.

Едва зайцы были готовы, Джад сразу же затушил костер. За время завтрака никто больше не сказал ни слова. Впереди их ждал долгий неизвестный путь, а за спиной они явственно ощущали холодное дыхание демонов.