Ксермет с усилием оторвал зубами кусок сушеного мяса и начал медленно и методично его пережевывать. Заходящее солнце роняло последние бархатные лучи на молчаливые горы. Воздух становился все свежее, и Ксермет невольно поежился. Несмотря на то что за весь день они не увидели ни одного безумного, костер разводить все же не решились.

Почти весь день они прочесывали поле брани в поисках выживших, но никого обнаружить не удалось. Ксермет даже немного сожалел о том, что поддался минутному импульсу и так быстро отправил короля к его предкам, возможно не выяснив важных подробностей. С другой стороны, он был уверен в том, что королю не о чем было рассказывать, из своего сундука он вряд ли многое увидел.

Все они, за исключением Макхэква, обзавелись лучшими походными доспехами и оружием, которые только имелись в наличии в гакрукской армии. Ксермет то и дело опускал руку на рукоятку меча, как будто проверяя, не исчез ли он куда-нибудь за это время. Меч был на месте, его матово-серое острие с древними рунами мирно покоилось в золоченых ножнах. С оружием на боку Ксермет чувствовал себя гораздо спокойнее, хотя в глубине души он прекрасно понимал, что никакой меч не спасет его от толпы безумных, которая за пару часов расправилась с целой армией легионеров.

Кроме великолепного короткого меча работы акамарских мастеров Азиз где-то раздобыл себе двуручный топор с зазубренным лезвием и острым наконечником. Топор был отлит из цельного куска металла и помимо грозного вида и большой ударной мощи обладал еще и внушительным весом. Однако Азизу он настолько пришелся по вкусу, что, несмотря на саркастические замечания Ксермета, он ни в какую не хотел с ним расставаться и приладил его себе за спину на кожаных ремнях.

Равван с некоторой грустью оставил на поле боя отцовский меч, с которым он все это время провел в Пурпурном легионе на южных границах королевства, так практически и не пустив его в ход. Меч был дорог ему как память, так как был единственной вещью, которая осталась у него из родной деревни. Тем не менее он ни в какое сравнение не шел с великолепным мечом какого-то растерзанного кэньазмача, который нашел свое последнее пристанище в горячей низине долины Омо.

Равван долго стоял в нерешительности, держа в одной руке свой старый, повидавший виды меч с потертой кожаной рукоятью, а в другой искусно выполненный меч кэньазмача. Ксермет, заметив его нерешительность, подбадривающе похлопал его по плечу и сказал, что сейчас не время для эмоций, нужно выживать. Равван осторожно опустил отцовский меч на землю, пробормотал молитву звездам и не поворачиваясь пошел дальше.

Макхэкв остался абсолютно глух к убеждениям Ксермета и Азиза и так и ушел с поля боя в своих грубых кожаных доспехах кочевника. В конце концов все махнули на него рукой и оставили в покое, в особенности после того, как он взвалил себе на плечи двойной запас провианта, который нашел в разбитой, однако не сгоревшей в пожаре телеге обоза.

День близился к своему завершению. Долина Омо опять осталась далеко внизу. Она медленно тускнела и исчезала из виду. Темнота почти полностью завладела небесным сводом и теперь быстро расползалась по долине, пожирая по пути бездыханные тела поверженных легионеров. Азиз стоял на карауле чуть поодаль, тогда как все остальные угрюмо сидели у большого осколка скалы, который лежал рядом с отвесным каменистым склоном, образуя таким образом некое подобие пещеры, закрытой с трех сторон.

Равван без аппетита заглотил последний кусок сушеного мяса и запил его холодной водой из фляги, все это время глядя куда-то в одну точку немигающими глазами.

– Шел бы ты спать, Равван, – тихо сказал Ксермет. – Лица на тебе нет. После Азиза я на караул, уже скоро совсем. А ты еще выспаться успеешь.

Равван встрепенулся и уставился на Ксермета, медленно приходя в себя.

– Да-да, конечно. Пойду я, – наконец пробормотал он, осознав сказанное.

Он отошел чуть поодаль и развязал слегка трясущимися то ли от холода, то ли от волнения руками свою сумку. Равван извлек оттуда походный спальный мешок из овечьей шкуры, расправил его на земле и быстро завернулся в него с головой.

– Спасибо тебе, Ксермет, – тихо добавил он.

– За что?

Ксермет непонимающе поднял на него глаза. Вместо ответа через пару секунд до него донеслись прерывистые звуки неровного дыхания.

Ксермет опустил голову и лихорадочно растер виски.

– Ты тоже ложиться спать, если хотеть, – нарушил тишину Макхэкв.

– Нет, Макхэкв, мне сегодня не до сна.

Ксермет вгляделся в морщинистое лицо кочевника. Солнце почти полностью закатилось за горизонт и грозило совсем исчезнуть в любую минуту. Ксермет почувствовал, что чем темнее и неразборчивее делался силуэт его собеседника, тем легче ему становилось высказать все, что накопилось у него на душе за последние дни.

– Знаешь, Макхэкв, когда я сегодня смотрел на разбитую армию, я вдруг вспомнил старое дерево в замке моего отца. Оно росло на утесе близ старой арены, на самом краю каменистого выступа. Когда мы с Джадом были маленькими, мы часто влезали к нему по стене утеса и подолгу сидели на его раскидистых ветвях. Однажды, во время занятий с моим учителем Аваки я увидел одну иллюстрацию в хронике моего прадеда, на которой был изображен рыцарский турнир. В те далекие времена старая арена не была еще старой и вовсю блистала великолепием. К своему немалому удивлению, я обнаружил на рисунке на том самом месте то самое дерево, но тогда еще совсем молодое. Через несколько лет я тренировался на той арене с Рейнаром и вдруг услышал за спиной оглушительный грохот. Я остановился и обернулся назад. Рейнар тут же отвесил мне удар по плечу, у меня от него потом несколько недель руку ломило. В общем, дерево упало. Как сейчас помню, оно лежало внизу в облаке пыли и неуклюже топорщило вверх старые корни, которым не за что больше было цепляться.

Ксермет помолчал.

– После этого я еще несколько раз возвращался на то место и подолгу сидел рядом с тем деревом, словно со старым другом. Мне было почему-то очень грустно от того, что у него столько сил ушло на то, чтобы выжить на этом узком каменистом уступе, чтобы победить утес, добраться корнями до далекой почвы. И вот когда оно наконец разрослось в полную силу, набралось уверенности в том, что ему больше ничто не угрожает, старый утес не выдержал его веса и осыпался. Так и наша армия, со всей своей общей мощью, в один день потеряла почву под ногами. А дерево то цвело, я помню, всю весну. Отцвело и засохло.

– Я понимать, что ты иметь в виду, – отозвался Макхэкв. – Ты говорить дальше.

– Макхэкв, я ведь уже пятнадцать лет в этом легионе. Я постоянно с кем-то воюю, за кем-то бегу, от кого-то убегаю, бьюсь с кем-то… А ничего ведь не меняется. Вот ты, сын степей, смотришь на меня и видишь, наверное, перед собой прямолинейного вояку, для которого война – это смысл жизни. А я ведь не всегда был таким, Макхэкв. Веришь или нет, я лет до тринадцати и меч-то толком держать не умел. Скрепя сердце шел на тренировки на арену, плакать хотелось. А еще больше хотелось читать и узнавать новое, хотелось назад, в башню к моему учителю, Аваки его звали, хотелось так же все про все знать, как и он, а то и лучше него. Я хотел стать мудрым правителем, просвещенным, как тогда модно было говорить. А меч, битвы – это все не мое было. Я ведь и тренироваться-то серьезно начал то ли от юношеской глупости, то ли от гордости. Хотелось быть лучше Джада, хотелось доказать Алансе, что именно я ее достоин, а не он.

Ксермет замолчал, тихо проклиная себя самого за малодушие. Что я ему все это рассказываю, этому степному шаману? Он ведь ни жизни нашей толком не знает, да и вообще… Аваки, Джад, Аланса – для него это просто имена. А для меня – вся жизнь.

– Ты продолжать. Просто говорить, это помогать тебе.

Кочевник положил руку Ксермету на плечо. Ксермет почувствовал, как к его глазам изнутри жгучей стеной подступили слезы. Чтоб тебя демоны побрали, кочевник. Умеешь же ты как-то сразу убеждать. Ксермет медленно моргнул, закатывая под закрытыми веками глаза кверху, пытаясь незаметно загнать слезы обратно.

– Понимаешь, Макхэкв, я просто устал, – грустно улыбнулся в темноту Ксермет. – Когда все это началось… Если честно, Макхэкв, я сам не знаю, когда все это началось. Наверное, это всегда было в нашем мире, и ничего, собственно, не начиналось. Покуда были люди, были и войны. Но если подумать, то для меня лично все это началось незадолго до высадки акамарской армии во владениях моего отца, началось с моего бегства, с убийства матери акамарскими гвардейцами, с казни отца по приказу Аниго. И много лет после этого для меня все было предельно ясно. Есть Аниго и акамарцы, наши враги, мои кровные враги, все до единого. И есть Джад, Рейнар и Каса, и все подданные Гакруксии, мои друзья, тоже все до единого. Черное и белое, все. – Ксермет резко хлопнул в ладоши, подчеркивая сказанное. – И несколько лет я бился с ними, одержимый жаждой мести. Сколько раз я представлял по ночам, что в следующей битве все сложится так, что в пылу боя я окажусь с Аниго один на один, лицом к лицу… – Ксермет слегка поморщился, внезапно вспомнив что-то из прошлого. – Аниго, кстати, надо отдать ему должное, хоть и был порядочной сволочью, но сам всегда был в гуще сражений, а не отсиживался, как наш доблестный король Бекрус, по сундукам.

Ксермет запнулся и прикусил язык. Болтаю, как базарная баба. Хоть за измену меня больше никто не накажет, но знать об этом ему все же незачем. Однако Макхэкв не подал виду и, казалось, ничего странного в рассказе не заметил. Внимания не обратил. А может, чего и не понял просто. Хотя говорит он по-нашему в целом сносно, кто его знает, как хорошо он все понимает. Эх…

– Так вот, сколько раз я засыпал, вспоминая родителей и Алансу, думая, что со смертью Аниго все будет кончено и моя цель будет достигнута. А потом, в один прекрасный день, пришли они. Хотя что я говорю, какой там «прекрасный». Это у нас фигура речи такая, понимаешь? «В один прекрасный день» – это как бы «однажды», просто красиво сказано. Я совсем не имел в виду, что тот день был прекрасным.

Макхэкв молчаливо кивнул, призывая Ксермета продолжать.

– В общем, в тот день появились они. Этот день был не то что прекрасным, он скорее был похож на описание апокалипсиса из девятикнижия Алатфара. Я тогда не был еще сотником, был просто обычным легионером в отряде деджа Касы, мы тогда готовились к большому сражению. Основные силы армии Аниго были совсем недалеко, и у короля был план напасть сразу с нескольких сторон. Вернее, у его советников был план, сам он вряд ли что-то дельное когда-то планировал, но это теперь не так важно. В общем, разведка донесла, что в их армии ночью было много движения, они перегруппировывались, но как-то странно, без особой логики. И несколько отрядов двигались в нашу сторону. Мы отправились навстречу, так как у нас было большое численное преимущество. Представь наше удивление, когда мы встретили добрых две сотни акамарских солдат на дороге, белых от ужаса, которые сами готовы были сдаться в плен, лишь бы мы их защитили и помогли убраться оттуда подальше. Падали перед нами на колени, умоляли, твердили что-то невразумительное про каких-то безумных. Рассказывали, что несколько дней назад Аниго вместе со своей личной гвардией, то есть с несколькими сотнями отборных солдат, вдруг исчез. Адмирал Бранаго, один из членов высшего командования, вдруг заявил, что они все отправились на какую-то секретную миссию. Дескать, он сам больше ничего не знает, но командование Аниго якобы ему передал, перед тем как уйти.

Ксермет помолчал.

– Часовые не могли подтвердить его слов, так как они все были найдены неподалеку мертвыми. Все это вызвало немало подозрений. Армия была, по сути, парализована. Так вот просто взять и потерять собственного императора посреди ночи на вражеской территории! Генералы провели весь день за спорами друг с другом. Они арестовали Бранаго за измену и даже собирались его пытать, чтобы выяснить правду. Но до этого не дошло. На следующий день Аниго со своей гвардией появился так же неожиданно, как и исчез. Никто не знал, что произошло, где они все это время были и почему, но факт оставался фактом. Все они как один сошли с ума, одичали. Превратились в диких зверей. Так говорили нам эти бледные от ужаса акамарские солдаты, которых мы встретили на дороге. Они рассказывали, что Аниго и его гвардейцы побросали оружие и начали кидаться на остальных словно хищные волки, раздирали их зубами. Много чего они говорили, да только мало кто их слушал. Да и как было тогда в такое поверить? Мы думали, это ловушка какая-то. Начали мы этих акамарцев вязать, ждали атаки, засады. Солдаты эти, здоровые мужики, рыдают в голос, вы только нас не связывайте, мы с вами биться будем, мол, уходить надо. Дескать, вся их армия в разные стороны разбежалась, они вот на нас напоролись… Тогда мы безумных так и не встретили. Еще какое-то время были в неведении, думали, байки это все.

Ксермет усмехнулся.

– Но теперь, когда я об этом думаю, именно с того-то самого дня все в корне и изменилось. Не стало больше наших и ваших, гакруксов и акамарцев. Остались только безумные и все остальные. А все остальные – это была очень разрозненная масса людей. Это и отряды акамарцев, которые на себе испытали всю безумную мощь одичавшей гвардии Аниго. Они уже ни с кем не хотели воевать, они просто хотели остаться в живых и поскорее убраться восвояси. Другие отряды акамарцев, которые безумных не видели и, разумеется, не верили этим рассказам. Они решили, что в армии был бунт и император схвачен или даже убит, а перед ними просто дезертиры. Это и отряды гакруксов вроде нашего, которые были готовы биться бок о бок с кем угодно, даже с акамарцами, лишь бы стереть с лица земли непонятно откуда взявшихся демонов. Ну и, разумеется, другие отряды гакруксов, которые были ближе к столице и дальше от передовой и тоже ничему не верили, считая, что Аниго подкупил несколько крупных гакрукских военачальников и те предали короля и перешли на сторону императора. В общем, не знаю, как у вас там в степи, а здесь в то время несколько лет царила такая неразбериха, что в конце концов уже никто не знал, кто с кем вступил в сговор, кто с кем воюет и существуют ли безумные на самом деле или же все это выдумки и хитрые происки врагов.

Ксермет задумался.

– Страшное было время. Безумных из гвардии Аниго в конце концов всех поубивали, но постоянно со всех сторон королевства ползли слухи про новые случаи этого бешенства. Кто-то говорил про болезнь, кто-то про гнев Алатфара. Самого Аниго в итоге схватили и казнили. Я даже сам при этом присутствовал. Да только легче после этого не стало. То, что я все время представлял себе как благородную месть, на деле оказалось страшной мясорубкой. Когда мы его брали, немало человек полегло. Но нам все-таки удалось заломать и связать его. По чистой случайности, можно сказать. Да только не человек это был больше. Взять живым, – усмехнулся Ксермет, – какая ирония. Да если хочешь знать, он уже давно был мертв. Не человек это был. Да и все они не люди, эти безумные… Сначала огрызался и кусался не хуже волкодавов из своей псарни, а потом, когда уже в клетке сидел, вдруг затих и из зверя в один миг превратился в умалишенного, в траву.

Ксермет помолчал.

– Ну не мне тебе рассказывать, как это с ними бывает, когда наездников поблизости нет. Но это я сейчас знаю. А тогда ведь никто ничего не понимал, что происходит. Я вот иногда думаю, Макхэкв, если бы тогда, в тот самый день, мы наверняка знали, что к чему, объединились бы тогда сразу с акамарцами, ведь могли бы это зло на корню задушить. А пока мы несколько лет друг другу глотки продолжали грызть, по нашему королевству уже расхаживала третья армия, армия безумных, в которых так долго все отказывались верить. Наверное, до самого момента, когда они взяли Ондар. А сколько еще потом ушло времени, чтобы разобраться, что эти наездники в треугольных масках – и есть настоящее зло. – Ксермет передернул плечами, вспоминая свою недавнюю битву бок о бок с Джадом. – И ведь я до сих пор не знаю – кто они, откуда пришли, чего хотят? И нексус этот. Есть ли он вообще, тот нексус? Или все это тоже байки? Я его лично не видел. Если он есть, то что это конкретно? Крепость? А кто там внутри? Кто-то же должен всем этим управлять? А теперь все окончательно пропало. Армии больше нет, мы им ничего больше не можем противопоставить.

Ксермет с силой ударил кулаком по земле. На костяшках его пальцев выступило несколько капель крови.

– Макхэкв, понимаешь, у меня все это время была цель в жизни. Сначала акамарцы, потом эти безумные и их наездники. А теперь что? Я не знаю, что дальше делать. Вот я ребятам сказал, ищите, дескать, себе хорошее оружие. По инерции сказал, потому что знаю, что так надо, что надо всегда быть готовым к новым сражениям. А на что оно им теперь, то оружие? Чтобы мы все вместе забрались в какую-нибудь дыру в горах и отсиживались там всю жизнь в надежде, что нас не найдут? Да только все равно найдут, как тех несчастных в деревне.

Ксермет замолчал, вспоминая того крестьянина у дерева с выпущенными кишками. И мухи, мухи везде. И смрад. И безумные в хижинах. И он, раззявив рот и не распознав ловушку…

– А знаешь что, – осенило вдруг Ксермета, – раз уж мы так далеко забрались, скажу завтра Азизу и Раввану, что командам моим они подчиняться больше не обязаны, потому что собственно армии больше нет. Они пусть дальше живут как знают, а я пойду через пустыню к этому нексусу. Уничтожить я его, конечно, не смогу, но если этот червь Бекрус все-таки был прав и этот нексус действительно там, то я хоть посмотрю на эту обитель зла перед смертью. И перебью столько этих безумных, сколько сумею. А повезет – так и наездника какого-нибудь прикончу.

Ксермет заулыбался и довольно потер руки. Вокруг стало совсем темно, и где-то неподалеку проснулись невидимые ночные насекомые, которые бесцеремонно нарушали тишину мерными потрескивающими звуками.

– Нет, – тихо, но уверенно произнес вдруг Макхэкв.

Ксермет вздрогнул. Он настолько увлекся своим монологом и новой идеей геройской смерти, что почти забыл, что он разговаривает с живым человеком, а не с самим собой.

– В смысле, «нет»? – Ксермет нахмурил брови, не в состоянии решить, как ему реагировать на столь категоричный запрет, исходящий от степного шамана.

Наконец, когда изначальная волна внутреннего возмущения прошла, Ксермет глубоко вздохнул и взял себя в руки.

– Поясни, – выдавил он наконец после долгой паузы, – ты мне, что ли, это запретишь?

– Я ничего не мочь тебе запрещать, – сказал кочевник. – Но я мочь тебе помогать. И не только тебе, всему этому миру. Я знать, как его спасти и как все еще можно исправить.

– И как же? – спросил Ксермет с нескрываемой насмешкой в голосе. – Завтра вместе нексус камнями закидаем, если найдем его, конечно, вообще?

– Завтра мы его не искать. Сначала нам нужно найти хранителя из другого мира. У него есть то, чего нам так не хватать, чтобы уничтожить нексус.

Макхэкв протянул руку к своей дорожной сумке.

– Знаешь что, Макхэкв, ты либо волшебник, либо сумасшедший. Либо и то, и другое. Но в любом случае не говори загадками.

– Не торопи, Ксермет. Ты обо всем узнавать в свое время. Если, конечно, помогать мне. Ты уже очень сильно мне помогать, хоть ты сам и не знать об этом. Вот, смотри.

Макхэкв придвинул свою сумку поближе к Ксермету и развязал бечевку. Он извлек из нее средних размеров ящик, на крышке которого слабо мерцали древние руны. Ксермет придвинулся ближе. Руны были вырезаны на поверхности тонкими ровными линиями и непонятным образом светились ярким голубым светом. Ксермет попробовал прочитать надпись, но руны были начертаны древним шрифтом. Хотя Ксермет смог разобрать несколько знаков, все вместе они не имели для него абсолютно никакого смысла.

Макхэкв быстро коснулся пальцами нескольких рун. При каждом прикосновении поверхность вокруг той или иной руны на короткий миг загоралась слабым голубым светом и почти сразу же угасала. Когда Макхэкв закончил, странный ящик вдруг издал пыхтящий звук, и крышка его медленно сдвинулась в сторону, а затем резко открылась.

Ксермет инстинктивно отпрянул назад, но любопытство взяло верх, и он вновь наклонился над ящиком. В темноту ночи полился мягкий зеленый свет. Ксермет раскрыл глаза от удивления. Внутри лежали две идеально гладкие сферы, в которых медленно плавали зеленые искрящиеся облака. Сферы находились в округлых выемках. Пять из них пустовали.

– Это же такие же сферы, как та, что мы нашли в горном храме? Которые, ты тогда говорил, для перемещения между мирами можно использовать.

Ксермет продолжал завороженно смотреть на зеленое мерцание.

– Что это вообще за магия такая? – спросил наконец он, когда вновь обрел дар речи.

– Та сфера, которую мы находить в храме, сейчас здесь.

Макхэкв указал на одну из сфер в ящике.

– Она быть очень приятной неожиданностью. Ты думать, почему там было столько безумных? Они эту сферу искать. Они знать, что где-то в этих горах есть древний храм. А эта магия, – кочевник криво усмехнулся, – это магия самих алиотов.

Эти сферы содержать энергию. С помощью этой энергии многое можно делать, например, поддерживать открытым Великий Тоннель. Если эти две сферы попадать в руки к последователям Эль-Ната, Великий Тоннель в нижний мир открываться, и тогда всем в этом мире несдобровать. Так что то, что ты сейчас видеть в этом ящике, это либо спасение, либо погибель этого мира. А этот мир и так на грани своего падения. Гакруксия лежать в руинах. От кочевых племен больших равнин никого не оставаться. Акамарская империя – это теперь история. Это мертвые острова, на которых все жители быть убитыми. Богатейшие земли Пятой Гильдии, этой просвещеннейшей цивилизации на Огме, теперь пребывать в запустении. Пятая Гильдия быть торговой империей, их сила быть в деньгах, а не в умении сражаться. А деньги против безумных плохая помощь…

Макхэкв удрученно развел руками и сощурил глаза, вглядываясь в освещенное слабым зеленым свечением лицо Ксермета.

– Откуда тебе известно про Акамарскую империю и Пятую Гильдию? Ты же всю жизнь провел в своих степях, к вам туда новости-то по несколько лет, наверное, идут, – недоверчиво спросил его Ксермет, так до конца и не решив, чего ожидать от своего собеседника. – А последние десять лет и к нам-то корабли не заходили.

– Поверь мне, Ксермет, я знаю. Я видеть эти земли, каковы они сейчас, хоть и не бывать там. – Макхэкв выдержал многозначительную паузу и загадочно добавил: – Магия на многое способна.

При этих словах Макхэкв покосился на браслет на запястье Ксермета, последний подарок умирающего легионера.

– Если все эти всадники ищут эти самые сферы для того, чтобы открыть тоннель, то зачем они тебе? Что ты хочешь с ними делать? И почему ты просто их не уничтожишь?

Ксермет протянул руку к ящику и дотронулся до одной из сфер. Его ладонь обдало холодом.

– Всех армий этого мира не хватать, чтобы уничтожить эту сферу. Ее можно спрятать, ее можно использовать. Но не уничтожить. Ты спрашивать про нексус, Ксермет. Это не крепость. И вся армия Гакруксии не смогла бы его уничтожить или даже входить в него. Но я сказать тебе две вещи: во-первых, если не будет нексуса, то приспешники Эль-Ната не смогут больше никого превращать в безумных. А новый нексус им не построить. И во-вторых, если у меня будут три сферы, то с их общей энергией я мочь уничтожить существующий нексус. Я делать это с тобой или без тебя, но я быть рад, если ты помогать мне. Тебе решать, Ксермет.

Макхэкв замолчал. Мозг Ксермета бешено работал, пытаясь переварить услышанное и увиденное. Сферы. Магия алиотов. Открыть Великий Тоннель или уничтожить нексус. Нексус превращает людей в безумцев. Шаман, который знает слишком много. О котором я знаю слишком мало. На чьей он стороне? И действительно ли эти сферы обладают такой магической силой, как он говорит? Одну сферу он нашел случайно, вместе с нами. Случайно ли? Может, он просто сумасшедший, а эти сферы – просто красивые поделки давно угасших цивилизаций, которые никакой магической силы не имеют. Мысли Ксермета бегали в замкнутом лихорадочном хороводе.

Макхэкв положил руку Ксермету на колено и посмотрел ему в глаза.

– Ну так что скажешь? Твоей армии нет. Твоего короля нет. Твоей страны нет. Но люди, которые здесь жить, они еще есть, некоторые еще оставаться. И я их последняя надежда. Ты хотеть стать частью этой надежды?

Ксермет немного расслабился. По его телу расползлось приятное успокаивающее тепло. Он прав, этот шаман. Терять мне больше нечего. Умереть, стоя перед нексусом, я всегда успею. Если он говорит правду, то у этого мира есть шанс. А если он просто сумасшедший… Но ведь другого способа противостоять темной армии я все равно не вижу, а это хотя бы попытка. А если он заодно с темной армией? Ксермет вновь напрягся.

– Ксермет, скажи мне вот что, – пристально посмотрел кочевник ему в глаза, – ты ведь видеть последнее время странные сны?

Ксермета словно молнией ударило. Он недоверчиво посмотрел на Макхэква, забыв про свои сомнения. Про это-то он откуда знает?

– Сны, в которых ты смотреть через глаза другого. И видеть его глазами мир, в котором ты никогда не бывать. Иной мир, не этот.

Ксермет действительно видел сны. Не то чтобы ему удавалось вдоволь поспать в свете последних событий, но он прекрасно понимал, о чем говорит кочевник. Эти сны были настолько реальны, что, проснувшись, Ксермет иногда не мог понять, где он находится. Обычно он сразу же пытался отбросить эти сны, так как проблем ему хватало и наяву. Да и сны эти были полностью лишены смысла.

В них он смотрел на мир как будто через глаза другого человека. Обычно в таких снах он находился в странных тесных комнатах с белыми потолками и незатейливыми узорами на стенах. Эти комнаты были заставлены простой мебелью, которая занимала почти все свободное пространство. В этой тесной каменной хижине кроме него было еще двое – толстый разъевшийся холоп, который все время расхаживал в выцветших рубахах с гербами неизвестных ему домов на груди, а также бородатый крепкий старик, больше похожий по своей манере держаться на знатного, но обедневшего дворянина.

Одет он был тоже странно, по далекой заморской моде, и на лице все время носил непонятное украшение в виде двух соединенных друг с другом овалов вокруг глаз, которые крепились золочеными стержнями к его ушам. Что-то подобное Ксермет видел лишь в иллюстрированном дневнике одного путешественника, который когда-то показывал ему Аваки. На его рисунках были изображены женщины с закрытыми лицами и золоченой маской вокруг глаз. Аваки тогда сказал, что в тех далеких землях женщинам запрещено было показывать лица. Однако этот старик женщиной явно не был, да и лица не скрывал. В общем, его экстравагантное украшение не имело для Ксермета никакого смысла.

Глядя через чужие глаза, Ксермет видел, как этот дворянин оживленно что-то рассказывает на неизвестном языке, а холоп дерзко перебивает его и даже машет на него рукой, подавая еду к столу.

Лишь однажды от этих снов Ксермет проснулся в холодном поту. В том сне он не был в этих тесных палатах, но шел по огромному страшному городу. С обеих сторон от него возвышались огромные дворцы, в которых этаж громоздился на этаж, уходя куда-то ввысь, под самое небо. Подобных строений он и представить себе не мог. Дворец Ондара был совсем крошечным по сравнению с этими высокими безликими монстрами, выложенными из квадратных плит, усыпанных одинаковыми окнами.

Навстречу ему плотным потоком шли люди. Их было так много, что они были больше похожи на серую бурлящую реку. Они все куда-то спешили, завернувшись в длинные туники и прикрываясь от дождя округлыми навесами на металлических стержнях. Даже на день рождения короля на главной улице Ондара не было так много людей. Но самым угрожающим во всей этой картине были сотни повозок, проносящихся мимо него с огромной скоростью сами, без лошадей. Дождь барабанил по их металлической обшивке и разлетался брызгами из-под колес.

Той ночью Ксермет чувствовал себя бесконечно маленьким и беззащитным и, проснувшись, долго не мог отогнать от себя вид этого города-великана. В конце концов он пришел к выводу, что, наверное, именно так выглядит мир демонов. Не хватало только синего пламени.

– Откуда ты знаешь про эти сны? Это ты наслал на меня видения?

Ксермет начал рыться в памяти, пытаясь вспомнить, когда он увидел первый сон и когда впервые подошел к кочевнику во время его вечерней молитвы.

– Я обо всем рассказывать тебе в свое время, Ксермет. Так быть нужно, чтобы связаться с хранителем. Чтобы помогать ему находить дверь. Чтобы явиться в наш мир. Сейчас он здесь. И у него есть то, что нам нужно. Третья сфера. Нам надо искать его.

Макхэкв сжал колено Ксермета сильнее. Ксермет устало посмотрел на его руку, только сейчас осознав, что она все это время лежала у него на ноге.

– Знаешь, Макхэкв, тебе многое предстоит мне рассказать и объяснить, так как вопросов ты мне сейчас подкинул гораздо больше, чем ответов.

Макхэкв утвердительно кивнул, выражая свое согласие.

– Если у нас есть хоть малейшая возможность противостоять темной армии, то я с тобой. Мне терять больше нечего и служить больше некому.

Ксермет глубоко вздохнул и расправил плечи. Будь что будет. А если и правда он может что-то сделать с этими сферами?

Вдали послышались шаги. Ксермет и Макхэкв встрепенулись, и Макхэкв быстро захлопнул крышку ящика. Зеленое мерцание пропало, сменившись бледно-голубым блеском рун на крышке. Макхэкв спрятал ящик в свою сумку и затянул бечевку.

– Макхэкв, ты бы поосторожнее со своими магическими штучками. Этот свет посреди ночи мало ли кто увидит, – послышался голос приближающегося к ним Азиза. – Я, конечно, понимаю, что темнота хоть глаз выколи, но осторожность превыше всего.

Азиз резко опустился на землю рядом с ними.

– Спали бы лучше оба, вон Равван как младенец дрыхнет.

Азиз махнул рукой в сторону завернувшегося с головой в овечью шкуру Раввана.

– Хотя он и есть младенец. А то вы тут лясы точите, а потом уснете еще на карауле. Меняться пора, я и так дольше отсидел.

– Не ворчи, Азиз, я уже собирался тебя менять. Ложись, завтра долгий путь предстоит.

Ксермет поднялся со своего места и быстро зашагал прочь. Сидя на темном выступе скалы и вглядываясь в ночь, он опять и опять прокручивал в голове свой разговор с Макхэквом. Азиз и Равван крепко спали, а Макхэкв просто сидел с закрытыми глазами, прислонившись к своей дорожной сумке.