Глава третья

Чрезмерные и недостаточные извинения

«Послушала бы ты мою бывшую коллегу, – сказала мне племянница. – Она вечно извиняется за то, что не требует извинений. И собеседникам приходится постоянно твердить: “Ничего, ничего, все в порядке”, вместо того чтобы говорить о важном».

Если кто-то не способен выдавить из себя сакраментальное «прости», то другие (чаще всего женщины) извиняются, не зная меры. Женщин моего поколения приучили терзаться чувством вины, если мы не способны эмоционально спасти мир. Мы сразу же чувствуем себя ответственными за все. Как пишет юмористка Эми Пехлер, «требуются годы, чтобы женщина отучилась извиняться за все, к чему ее приучили».

У меня в Калифорнии есть подруга, которая извиняется так часто, что мне хочется пнуть ее под столом.

В последний раз, когда мы с друзьями собирались в ресторане, она извинилась пять раз (да-да, я подсчитала), прежде чем официант принес закуски.

«Ой, прости, ты, наверное, хотела сесть у окна?», «Ой, я тебя перебила, извини, пожалуйста. Продолжай», «Ой, это твое меню? Прости, пожалуйста». «Ой, извини, ты собиралась сделать заказ?»

Когда мы идем по узкому тротуару, то часто невольно задеваем друг друга. И снова на меня сыплется поток извинений, хотя чаще всего это я ее задеваю, потому что от природы гораздо более неуклюжа. Если я собью ее с ног на тротуаре, то она наверняка посмотрит на меня с земли и пробормочет: «Прости, пожалуйста».

Может быть, ее поведение так меня раздражает, потому что я всю жизнь прожила в Нью-Йорке, а она выросла на Юге, где ее приучили всегда оставлять еду на тарелке для «мисс Мэннерс». Каждое ее извинение высказано так вежливо и продуманно, что можно принять ее за выпускницу Школы извинений мисс Мэннерс. Я не могла удержаться, чтобы не сказать ей этого еще в колледже, где началась наша дружба. Впрочем, она знает, что я ее люблю. На многих людей ее элегантность и хорошие манеры производят глубокое впечатление, но извиняется она слишком часто.

Эта проблема свойственна даже абсолютным феминисткам. Феминистка Мэгги Нельсон пишет: «Я долгие годы отучалась извиняться практически в каждом своем электронном письме, иначе все они начинались бы со слов «извините за задержку», «извините за неудобства», «извините за все».

Следите за привычкой к чрезмерным извинениям. Приберегите их для по-настоящему важных ситуаций.

С чем связана чрезмерная тяга к извинениям?

Точно сказать нельзя. Возможно, это следствие заниженной самооценки, ощущение собственной незначительности, бессознательное желание избежать любой критики или неодобрения, прежде чем они проявятся, чрезмерное желание успокоить и сделать приятное, внутреннее чувство стыда или стремление продемонстрировать свои хорошие манеры. Чрезмерная тяга к извинениям вполне может оказаться вербальной уловкой, девическим кокетством, сформировавшимся давным-давно и превратившимся в автоматическую реакцию.

Чтобы избавиться от этой привычки, вовсе не обязательно понимать ее причины. Если вы извиняетесь слишком часто, просто прекратите. Если вы забыли вернуть подруге салатницу, не извиняйтесь так, словно вы разорили ее кухню. Излишние извинения создают дистанцию и нарушают нормальное течение разговора. Это раздражает друзей. Им становится труднее услышать и принять ваши извинения в тех ситуациях, где это необходимо.

Не плачьте чужими слезами

Частью искреннего извинения являются сочувствие и раскаяние. Без истинных чувств любое извинение звучит механически и неискренне. Но и с mea culpa (моя вина) тоже можно переусердствовать. Если ваше раскаяние в допущенной ошибке будет чрезмерным, то обиженный человек может почувствовать себя еще хуже. Вряд ли это можно считать настоящим извинением. Приведу пример из собственной практики.

Эми отвлеклась на дороге, не заметила красный сигнал светофора и въехала в чужую машину, когда рядом с ней на пассажирском месте сидела ее шестнадцатилетняя дочь Ребекка. Эми отделалась легкими ушибами, а Ребекка получила серьезную травму. Ей потребовались две операции и длительный период физиотерапии и реабилитации.

Эми была превосходным водителем. Это была ее первая авария – такое могло случиться с кем угодно. Конечно, она терзалась чувством вины, горя и раскаяния. Дочь ее ни в чем не упрекала и ни разу не обвинила в своих страданиях. Но это лишь усиливало страх Эми перед невысказанным гневом дочери. Эми по нескольку раз в день твердила Ребекке, как она сожалеет о случившемся, говорила, что никогда себе этого не простит. Когда Ребекка проявляла эмоциональную или физическую боль, Эми начинала плакать, и дочери приходилось ее утешать. Эми снова и снова твердила: «Пусть бы это случилось со мной, а не с тобой! Я бы все отдала, чтобы поменяться с тобой местами!»

Ребекка начала злиться и раздражаться. Зацикленность матери на том, как ей больно видеть страдания дочери, выводила ее из себя. «Достаточно! – однажды сорвалась она на Эми. – Это мои страдания, и я сама с ними справлюсь. Переживай свои страдания в другом месте!» К чести Эми надо сказать, что она поняла смысл слов дочери. Она обратилась ко мне, чтобы справиться с чувством вины и горя, а рядом с Ребеккой стала держать себя в руках.

Вина и раскаяние Эми были глубоко прочувствованы. Ребекке нужно было понять искреннюю скорбь матери. Одних извинений было бы недостаточно, чтобы дочь поняла, что мать тоже страдает. Но все дело в степени. Чрезмерное проявление эмоций и неспособность слегка умерить их интенсивность стали тяжким грузом для Ребекки. Она чувствовала, что должна успокаивать и утешать мать, вместо того чтобы направить все силы на собственное излечение.