Некоторые извинения настолько мужественны, что их трудно даже назвать просто извинениями. История Летти – типичный пример абсолютно героического извинения.
Мы с Летти уже работали какое-то время, когда я предложила ей пригласить на сеанс ее дочь, двадцатичетырехлетнюю Ким. Проблема заключалась в том, что Ким избегала общения с матерью, и это было совершенно неправильно. Когда Летти предложила дочери пойти с ней, Ким отрезала:
– Я не хочу об этом говорить.
Когда Ким было двенадцать лет, ее отец вошел ночью к ней в комнату и совершил насилие. Летти в то время была в отъезде – помогала матери переехать в дом престарелых. Она несколько месяцев не знала, что произошло. Когда все открылось, Летти решила, что всем членам семьи нужна терапия. Им повезло найти превосходного специалиста, который помог всем.
Летти считала, что проблема решена, но рана от случившегося сохранилась надолго. Сделать вид, что ничего не произошло, было невозможно. Недавно отец Ким умер от инфаркта. Мне казалось, что его смерть вновь пробудила былые чувства – отсюда и странная ярость Ким.
Сначала Ким отклонила предложение Летти, однако через несколько месяцев согласилась прийти – но только один раз. Когда я спросила Ким, что она чувствует после смерти отца, девушка набросилась на мать. Я привыкла сохранять спокойствие даже в самых эмоционально сложных ситуациях, но мне было очень тревожно оттого, что свою ярость Ким направила не на умершего отца, а на мать. Казалось, что Ким винит Летти в поведении отца, и основной семейный конфликт происходит между матерью и дочерью – дочери часто так поступают.
Я уже собиралась вмешаться, но тут Летти поднялась со своего места и подвинула стул ближе к Ким. Я думала, что она будет кричать на дочь: «Как ты смеешь мне такое говорить? Как ты можешь винить меня в том, что сделал твой отец? Откуда я могла знать?»
Но Летти повернулась к дочери и тихо сказала:
– Мне так жаль, Ким. Мне так жаль, что я не знала… Мне так жаль, что я не смогла защитить тебя. Мне так жаль, что в нашей семье произошла эта ужасная вещь. А больше всего мне жаль, что ты не чувствовала себя в безопасности и не сразу рассказала мне правду.
С этими словами Летти заплакала. Ким обняла мать, и они заплакали вместе.
Не знаю, как Летти удалось обратиться к дочери так открыто, сняв все защитные барьеры. Она не стала говорить, что считает это насилие собственной виной, не стала называть себя плохой матерью. Но, оказавшись под градом обвинений, она сумела по-настоящему услышать дочь и предложить ей всю свою любовь.
Летти вовсе не пыталась отрицать гнев дочери и фокусироваться на собственных страданиях. Она не предлагала дочери успокаивать и защищать себя. Она извинилась за свою роль в этой ужасной истории, и извинение ее было искренним и целительным и для нее самой, и для ее дочери.
Целительная сила извинения Летти заключалась еще и в том, что оно было кратким, безо всяких дополнений. Она не стала говорить: «Мне очень жаль, но ты должна помнить, что я ничего не знала», или: «Мне очень жаль, но твой отец был слабым человеком. Он не мог отвечать за себя», или: «Мне жаль, но это произошло очень давно, и теперь нам нужно оставить это в прошлом и жить дальше». Она не сказала даже: «Надеюсь, ты простишь меня». Конечно, Летти надеялась, что Ким ее простит. Но истинное извинение не включает в себя просьб – даже о прощении.
Летти заслужила орден мужества за искреннее извинение перед Ким. Когда мы встретились на следующей неделе, она выразила надежду, что этот разговор положит конец боли прошлого. Всем нам хочется, чтобы самые эмоционально болезненные проблемы можно было решить за один разговор, но, к сожалению, так не бывает.
На следующем сеансе я узнала, что после окончания курса семейной терапии, когда Ким было тринадцать, разговор о сексуальном насилии так и не состоялся. Молчание Летти объяснялось ее стремлением не травмировать дочь. Но ее нежелание вторгаться в личную жизнь Ким или бередить рану привело к тому, что она невольно оставила дочь наедине с худшим событием в ее жизни. Когда люди страдают, как страдала Ким, их страдание зачастую усугубляется: во-первых, потому что они пережили болезненное событие; во-вторых, потому что самый важный в их жизни человек не хочет об этом знать и говорить.
Через несколько сеансов Летти рассказала мне о субботнем походе в кино и совместном ужине по ее инициативе через неделю после похорон отца Ким. Летти выбрала фильм, не зная, что в нем есть сцена, в которой насилуют девочку-подростка. Когда Летти и Ким ужинали вместе и обсуждали кино, ни одна из них не упомянула о сексуальном насилии.
– Напомнила ли вам сцена насилия то, что произошло с Ким в вашей семье? – спросила я.
– Конечно, я не могла об этом не подумать, – ответила Летти. – Уверена, что и Ким подумала об этом. А разве могло быть иначе? Из кино она вышла в мрачном настроении. Похоже, я сделала неудачный выбор.
– Вам не хотелось поговорить об этом? – поинтересовалась я. Ведь обе женщины после фильма думали об одном.
– Нет, – покачала головой Летти. – В тот вечер я хотела отдохнуть и расслабиться вместе с дочерью. Но я ошиблась с выбором фильма. Я не хотела усугублять ситуацию, поднимая тему сексуального насилия. Если бы Ким хотела поговорить об этом, она бы сама начала разговор.
Сцена сексуального насилия в фильме стала поводом затронуть болезненную для обеих женщин тему. Учитывая ее популярность в средствах массовой информации, таких поводов и раньше возникало бесчисленное множество. Но фильм был первой возможностью поговорить о насилии после смерти отца Ким, однако разговора не последовало, и это привело к отдалению дочери от Летти.
Что произошло бы, если бы после фильма Летти повела себя иначе? Представим, что она обратилась бы к дочери с той же открытостью, какую продемонстрировала в своем извинении. Она могла сказать что-то вроде:
– Ким, мне очень жаль, что я выбрала этот фильм. Мне хотелось, чтобы мы хорошо провели время. Я не хочу омрачать наш вечер и не знаю, что сказать. Просто хочу, чтобы ты знала: когда я смотрела сцену насилия, то думала только о том, что сделал с тобой твой отец. Мне было очень больно. Ты должна знать, что я люблю тебя, и ты не одинока в своей боли.
Как повела бы себя Ким? Конечно, она испытала бы сильные эмоции. Но, скорее всего, она ответила бы кратко: «Я не хочу говорить об этом», или: «Забудь. Не думай об этом». Субботний вечер – не лучшее время для обсуждения сложных проблем, которые не обсуждались с тех пор, как Ким было двенадцать. Такой разговор непросто вести даже при самых благоприятных обстоятельствах.
Но какой была бы долгосрочная реакция Ким? Я представила, какое влияние оказали бы слова матери в перспективе. Ким могла бы почувствовать определенную благодарность за то, что мать обратилась к ней именно так.