Улица Эспигетт, Пятый округ Парижа, Франция
Эмма оставила на голосовом автоответчике Рим несколько слов. «Прости, что уехала не попрощавшись. Пришлось. Семейный траур. Я сейчас в Париже и потеряла мобильник. Позвоню тебе, когда смогу. Эмма».
Внезапное исчезновение Эммы расстроило Рим. Теперь, когда мы сами перебрались в Париж, она надеялась возобновить знакомство с подругой. За то, что эта дружба состоялась, Рим благодарила меня. Вообще она начинала видеть во мне своего благодетеля, а главное, все чаще мне об этом говорила. Я молча наблюдал за этой стремительной переменой в ее поведении.
После нашего бегства из Карфагена Рим много раз заявляла, что после унылого детства, проведенного «взаперти», в атмосфере скуки и постоянных придирок, она наконец узнала, что такое настоящая жизнь, – в тот день, когда от тетки ушла ко мне. «Как собачонка! – со смехом добавляла она. – Тяв-тяв!»
Получив сообщение от Эммы, она пришла в бурный восторг, снова напомнив мне Валентину. Судя по всему, Эмма звонила ей со стационарного телефона, номер которого не определился. Рим бросилась мне на шею:
– Ура! Она в Париже! Значит, мы скоро увидимся!
Она раз двадцать прослушала запись на автоответчике. Голос Эммы звучал на фоне произносимых в громкоговоритель объявлений.
– Похоже, она звонила с вокзала. Но с какого, непонятно. Не разобрать, что там объявляют.
В Валлетте, когда я повел Рим в консульство, чтобы получить для нее временный паспорт лессе-пассе, я объяснил ей, что у меня есть в полиции друг, один мой бывший студент. Она сделала вид, что не расслышала моих слов, а назавтра призналась, что ненавидит полицейских. В вечер нашего приезда я предупредил ее, что должен как можно раньше увидеться с этим другом, Брюно, и, скорее всего, приглашу его в нашу квартиру. Я размышлял, как лучше организовать эту встречу, когда Рим вдруг попросила меня дать ее телефон Брюно: «Ну, твоему другу-копу. Пусть они там у себя в полиции прослушают запись. Так мы узнаем, откуда она звонила, и нам будет легче ее найти». Я позвонил Брюно и назначил встречу на конец дня.
Я уже говорил ему, что со мной живет молодая женщина, к которой я очень привязан и которую хотел бы оградить от любых неприятностей, но говорил в общих чертах, не вдаваясь в подробности. Когда раздался дверной звонок, Рим развернулась уйти в свою комнату, словно не желала его видеть, но я ее удержал. Брюно ее увидел, но буквально на долю секунды, которой, думаю, ему хватило, чтобы сообразить, что это и есть та самая упомянутая мной тунисская девушка. Она обладала уникальным даром неожиданно исчезать, приводя окружающих в недоумение. Мне показалось, что ее нежелание знакомиться с гостем, как и ее молодость, и ее не вполне оформившаяся красота, ввергли Брюно в некоторое замешательство, но он не задал ни единого вопроса и сразу перешел к делу.
– Ситуация меняется ежедневно. Я по-прежнему работаю над этим делом и пытаюсь установить все звенья сложной, часто случайным образом соединенной цепочки, которая связывает Триполи с нашими пригородами. Ваш «команданте Муса» на протяжении последних месяцев занимался не только подпольной торговлей древностями. Он через Мальту отправлял в Большой Пирог одному малийцу, крупному скупщику, партии кокаина. Мы обнаружили, что оборот наркотиков в городке вырос в разы, и этот рост носил взрывной характер. Муса сблизился с Исламским государством. По нашим предположениям, в Ливию отправилась небольшая группа французов малийского происхождения, связанных с этим дилером и крупной оргпреступностью. Как вам известно, вашего ливийского команданте убили, как и вашего турецкого друга. Кроме того, в больничной палате был убит один молодой африканец.
Мы с Рим бежали из Карфагена после ряда недвусмысленных угроз. А что, если убийцы охотились и на меня тоже? Брюно замолчал, словно прочитав мои мысли.
– Вы правильно сделали, что покинули Карфаген, – сказал он. – Если добыча пропадает у них с глаз, они о ней забывают. Но серия убийств убеждает нас в том, что эти типы ни перед чем не остановятся. Вы виделись с Левентом накануне его убийства?
– Да, он появился к концу ужина, который устраивал дипломат, временно заменяющий посла. Вроде бы они дружили. Его никто не ждал, он прибыл с Сицилии со своей подружкой…
– С Эммой. Вы ее знали?
– Мы недавно познакомились. Рим довольно долго с ней разговаривала.
– Она на несколько дней ездила с ним в Стамбул, а затем на Сицилию. Возможно, еще куда-нибудь. Как вы думаете, я мог бы поговорить об Эмме с…
– С Рим?
– Мы практически ничего не знаем об этой девушке. С родителями она давно порвала. Вела замкнутый образ жизни. Друзей в бизнес-школе не завела. Вообще ничем не выделялась. Училась неплохо, но не более того. На что жила, непонятно.
– Рим согласится, но я должен у нее спросить. Кстати, Эмма оставила ей сообщение на автоответчике. Может быть, вам удастся установить, откуда она звонила?
– Конечно. Это может быть ценно.
Рим валялась на постели и листала старый номер «Теннисного журнала». Я сказал ей, что Брюно сможет проанализировать телефонный звонок от Эммы, и она повернула ко мне голову. В профиль она была вылитая финикийская статуя. Она улыбнулась и встала за мобильником.
Брюно устроился на диване. Рим, босая, села по-турецки рядом с ним. Я – напротив них, на низком сирийском табурете темного дерева с перламутровой инкрустацией. Брюно попросил у Рим разрешения переписать сообщение на свой телефон.
– Пожалуйста! Может, благодаря вам я ее найду!
– Результаты будут через сутки. Я сразу вам позвоню.
Он бросил на меня взгляд, и я кивнул ему, приглашая продолжать. Если он хотел расспросить о чем-то Рим, самое время было приступать.
– Вы давно ее знаете?
– Да нет, не больше недели. Но мы сразу нашли общий язык. Мы друг друга понимали. Она – моя единственная подруга.
Рим сказала это очень быстро, с немного нервным нетерпением. Их с Брюно беседа выглядела какой-то асимметричной. Рим говорила много, но не сообщила ничего особенного, разве что подтвердила, что Эмма не считала связь с Левентом чем-то серьезным. В свою очередь, Брюно явно с ней осторожничал. Я подумал, что им, возможно, мешает мое присутствие.
Брюно наверняка занимал вопрос, в каких отношениях находимся мы с Рим. Возможно, мысленно он сравнивал нас с Эммой и Левентом. Я уже хотел предложить им продолжить разговор без меня, когда Рим вдруг встала и довольно сухо заметила, что больше она ничего не знает. Правда, она тут же смягчила тон и добавила:
– Брюно, пожалуйста, не забудьте нам позвонить. Это очень важно.
Среди ночи Рим проснулась. Я слышал, как она хлопает дверцей холодильника, и решил, что она захотела пить. В квартире было жарко, хотя мы оставили открытыми окна, выходящие во двор. Час спустя я обнаружил ее в гостиной. Она сидела в темноте на сирийском табурете и горько плакала. Мне понадобилось немало времени, чтобы вытянуть из нее, в чем дело. Она призналась, что боится за Эмму:
– Я все время вспоминаю, какой видела ее в последний раз. Она шла под пальмами своей танцующей походкой, потом обернулась и помахала мне рукой. Мы должны были встретиться на следующий день, но про это я тебе уже говорила. Я не поняла, что она со мной прощалась…
Она побежала в туалет сморкаться. Я успокаивал ее целый час. Она рыдала, свернувшись в клубок у меня на руках. Я принес коробку бумажных носовых платков и выдавал их ей по одному. Когда сквозь красные шторы в гостиной забрезжил утренний свет, я предложил ей пойти сварить кофе.
– Нет, подожди, никуда не ходи… Мне надо что-то тебе сказать.
Она снова заплакала, и я не сразу разобрал, что она говорит.
– Эмма занимается проституцией, но это не новость. Это ее способ оставаться свободной. Левент очень много ей платил. Но дело не только в этом. Он чем-то ее привлекал. Тем, что он был опасен. Она сфотографировала список его контактов в мобильном. И там был один человек, которого она знала.
В восемь утра я позвонил Брюно. Он снял трубку мгновенно и сказал, что уже получил результаты анализа записи с голосом Эммы.
– Приходите к нам прямо сейчас.
– Через час буду.