17

Торбей-Пирог, пригород Парижа, Франция

Гарри разбудил шум дождя. Под ритм падающих капель у него в мозгу сами собой сложились слова: «В этой жизни я один / Хуже брошенного пса / Мамы с папой больше нет / Плохо, что их больше нет / Я теперь живу без них / Я живу без их любви / Все хорошее ушло». Он резко сел в постели, едва не стукнувшись головой о потолок. За последние полгода он еще вытянулся. Если так дальше пойдет, скоро ему придется искать себе другое жилье. «Но нет, я не пропал / Нет, я не сдался / И среди свинцовых туч / Мне блеснуло острие / Это острие меча / Я сковал его из слез / Ты со мной, мой Дюрандаль / Не во сне, а наяву». Он протиснулся в котельную и сбрил три пробившихся на подбородке волоска. «Это острие меча / Я сковал его из слез / Ты со мной, мой Дюрандаль». Он подключил смартфон к маленькому микрофону и включил запись, которую сделал вечером: «В этой жизни я один / Я нашел себя один / Говорил со мной Глагол / Мой меч – это мои слова / Ха-ха!» Он прослушал запись еще раз. Нет, не то. К тому же он не понимал, каким тоном надо произносить финальное «Ха-ха». Может, вообще его выкинуть? Ладно, посмотрим. А завтра он запишет еще и видео.

По голубеющему небу плыли пухлые облака. Женщины со всего городка группками спешили на рынок, переговариваясь вполголоса. Слухи здесь распространялись быстро. Мужчин на улице было мало. Наемники мафии спали допоздна, одурманенные наркотиками. Нигде ни одного полицейского, хотя только вчера в соседнем городке произошло убийство молодого парня. Двух копов, явившихся расследовать преступление, тоже застрелили. Гарри шагал к дому М’Биляла. Он перешел на бег. Слова крутились в голове. В последние дни они его не отпускали. «Я сковал его из слез / Ты со мной, мой Дюрандаль / Не во сне, а наяву». Он поднял голову и в облаках увидел лица родителей – обоих одновременно. Он улыбнулся им и перепрыгнул через кучу нечистот. «Всем убийцам и ворам / Всем, кто губит нашу жизнь / Я давно хотел сказать / Убирайтесь навсегда / Этот день уже настал / И я крикну вам в лицо / Убирайтесь навсегда!» Он быстро, лавируя между машинами, перебежал через улицу и влетел в подъезд Хозяина М’Биляла. Чернокожих охранников куда-то отослали, и на их месте дежурили трое низеньких бородатых парней. Не склонные к лишним разговорам, они хотя бы вели себя вежливо и, узнав Гарри, его пропустили. Еще на лестничной площадке ему в нос ударила знакомая вонь. Собаки.

Он позвонил. За дверью послышался лай, сопровождаемый человеческими криками. Ему открыла старуха, ростом едва доходившая ему до пояса. Он рос, а она с каждым днем словно уменьшалась в размерах. Он обратил к ней лицемерную улыбку, и она ушла, сгибаясь под тяжестью своих золотых цепочек и монист. Билял, полуодетый, ждал его лежа в постели. Он курил и просматривал сообщения на смартфоне. В кресле сидела новенькая, украинка, и красила себе ногти на ногах. Гарри заметил, что у нее красивые ноги (хотя от ее лака цвета фуксии у него зарябило в глазах), и счел нужным ей это сказать.

– Ха, ты научился разговаривать с женщинами? – фыркнул Билял.

Девушка подняла на него вопросительный взгляд, и он перевел ей сказанное.

– Он милашка, – сказала она по-английски.

– Вот и хорошо, – ответил Билял. – А теперь брысь.

Она поднялась и ушла, волоча ноги в вышитых шлепанцах.

Впервые за все время М’Билял не стал хватать Гарри за промежность. Наверное, решил, что тот уже слишком взрослый. Накануне вечером он пил с украинкой водку, и сейчас глаза у него были налиты кровью. Несмотря на это, он говорил твердым и уверенным голосом, а каждое произнесенное им слово, как всегда, поднималось к губам из самых глубин его нутра. От сосредоточенной напряженности его глаза, казалось, сходились к переносице. Гарри смотрел на него, стараясь ничем не выдать своих истинных чувств. Он успел хорошо изучить этого зверя и не собирался его недооценивать. Кроме того, он сознавал, что многому у него научился, в том числе умению внутренне собираться и использовать власть слов. Гарри ни на секунду не ослаблял внимания, но тут вдруг у него в голове как будто что-то щелкнуло. Он почувствовал, что он выше Хозяина М’Биляла. Выше не только ростом. Он ощутил свое моральное превосходство. «Спокойно, Гарри, помни об осторожности. Ты его еще не победил. Но все равно… Сейчас, когда я стою напротив него, мне кажется, что я сильнее. Спокойно, спокойно… Раньше у меня не было выбора. Я был его рабом, чем-то вроде его талисмана, я слушал его и покорно кивал. Тогда я его боялся. Кивай и дальше, не высовывайся раньше времени».

М’Билял говорил, посасывая свой крокодилий зуб. Одна из собак положила ему на щиколотку слюнявую морду. Билял откинулся на подушки.

– Ты не забыл мой урок, сынок?

– Жестокость, жестокость, жестокость!

Его голос звучал по-новому, более уверенно. М’Билял отметил эту метаморфозу и смерил его взглядом.

– Нам всем понадобится жестокость. Сегодня она нужна нам больше, чем когда-либо раньше. Скоро начнутся большие дела. А пока мне придется уехать.

– Далеко?

– Не волнуйся, сынок, я буду тут рядом. Я купил под Меленом виллу с обогреваемым бассейном. Эту квартиру я, конечно, сохраню. Мать, ты ее знаешь, стареет, ей хочется пожить среди зелени. Я сблизился с марокканскими партнерами, а они уже два года назад перебрались туда. Сенатор будет моим соседом, у него там дом. Кстати, он просил передать тебе спасибо за часы. А ты приезжай ко мне туда, там неподалеку Евродиснейленд.

– Если позовешь, Хозяин.

– Позову, если перестанешь называть меня Хозяином. Докладывать будешь, как раньше, каждый день. Я дам тебе телефон и сам буду на него звонить.

– А твои бойцы, Хозяин М’Билял? Они здесь останутся?

– Некоторые уже в Тулузе. Им полезно сменить обстановку. Остальные пока поработают здесь. Я дал им зеленую улицу. Если заметишь, что они отлынивают, сообщишь мне. Девка пока тоже поживет в этой квартире. Когда она мне понадобится, я пришлю за ней машину. Ты на нее запал, а? Или мне показалось?

– Выглядит симпатично.

– Захочешь ее, скажешь мне. Как-нибудь сделаю тебе такой подарок. Но без спросу – ни-ни!

– Спасибо, Хозяин М’Билял.

Гарри подумал, что недостаточно горячо поблагодарил М’Биляла, и рассердился на себя. «Неужели трудно притвориться?» Проблема заключалась в том, что его нисколько не привлекали девицы, которых предлагал ему босс. Не с такой, как они, он хотел бы связать свою жизнь. А с такой, как, например, Рианнон Гидденс. На секунду у него в голове зазвучала ее песня «Lost on the River», под влиянием которой он сочинил свою «В этой жизни я один». В комнате повисла тишина – слышалось только чавканье, с каким псина вылизывала хозяину ногу. Гарри приказал себе собраться. Он протер полой свитера очки, кивнул и посмотрел М’Билялу прямо в глаза.

– Еще я хочу, чтобы ты приглядел за парочкой наших братьев…

– Я их знаю?

– Нет, они только что приехали. Тунисцы. Очень набожные люди. Вчера я с ними пообщался, они говорят правильные вещи. Помнишь, что написано в Священной книге? «Прекрасное слово подобно прекрасному дереву, корни которого прочны, а ветви восходят к небу». Они проделали нелегкий путь и еще оплакивают своего товарища, только что убитого в Ливии. Пока что мы отправили их отдыхать в бывший сквот на третьем этаже в башне Монтеня. Знаешь, где это?

Гарри встал со стула. Его охватило возбуждение, и он понимал, что ни в коем случае не должен выдать себя Хозяину. До сих пор это он доставлял Билялу информацию. Он рассказывал ему обо всем. О темных делишках его наемников. Об их махинациях. Он передавал Билялу все слухи и сплетни, не разбирая, где правда, а где враки. Сегодня они в первый раз поменялись ролями. Еще он заметил, что Хозяин понизил голос, а каждое слово произносил веско, давая понять, что не намерен повторять его дважды.

– Конечно, знаю.

– Они сколько-то поживут там. На улицу выходить практически не будут. Им надо отдохнуть. У них есть немножко денег, да я велел доставить им кое-какие припасы, так что ни голод, ни жажда им не грозят. Пока они у нас, пусть просто отдыхают. Тебе к ним соваться не надо, но я хочу, чтобы ты был в курсе, что они здесь. Они знают, как тебя зовут. Я дал им твой номер. На всякий случай…

– Не беспокойся, М’Билял, я за ними пригляжу.

– Конечно, приглядишь. Думаешь, за что я тебя люблю? За красивые глаза? Нет. Я тебе доверяю. Ты – мой сын, которого мне подарил Большой Пирог. Я сделаю из тебя такое, что ты сам будешь удивляться.

Аудиенция закончилась. Хозяин потрогал Гарри промежность и поцеловал его:

– А ты уже совсем большой! Сам-то это понимаешь?

Старуха успела выставить в коридор полтора десятка упакованных чемоданов марки Vuitton. Верный признак переезда. Гарри уже готовился покинуть квартиру, когда М’Билял схватил его за рукав:

– Кое-что еще. Охранники внизу сведут тебя с парнем по имени Саид, он только что освободился из тюрьмы во Флёри. Вот с ним повидайся как можно скорее. Если ему понадобится твоя помощь, будь у него на подхвате.

Выйдя от М’Биляла, Гарри постарался мысленно воспроизвести весь их разговор, чтобы потом пересказать его слово в слово. Брюно наверняка оценит.

Он свернул в туннель – проверить, там ли старик Бухадиба. Он не видел его уже две недели и начинал волноваться. Может, заболел? Книготорговцы подтвердили, что старик давненько к ним не заглядывал. Зато Гарри заметил жену Бухадибы, которая вместе с младшим сыном шла из супермаркета, и бросился им навстречу. Они немного смутились, когда к ним подскочил черный парень, длинный как жердь, и поинтересовался, как поживает его «друг». Ответил ему сын (мать стояла, внимательно изучая носки своих туфель):

– Он болеет. Эмфизема. Ему трудно дышать, потому он и не выходит. Я передам, что ты его искал…

С Саидом он встретился ближе к вечеру в кафетерии местного Дома культуры (после муниципальных выборов, состоявшихся два десятка лет назад, Билял получил в нем должность заместителя директора). Они проговорили около часа, попивая чай. На вид Саиду было лет двадцать; он носил короткую бородку и укороченные штаны. Гарри он показался странноватым. Он не вызывал антипатии, но – с тех пор как Гарри проникся важностью своей миссии, он старался всему подобрать точное определение – явно нервничал. Без конца моргал, как будто глазами отбивал морзянку. И проявлял нетерпение. Он сказал Гарри, что уже завел здесь кое-каких друзей. Никакая особенная помощь ему пока не требуется – разве что зайти с ним поболтать. Он немного рассказал о тюрьме, в которой отбывал срок, и у Гарри сложилось впечатление, что он по ней чуть ли не скучает:

– Там четыре тысячи заключенных, их них половина – братья. Они там всем заправляют. Следят, кто ходит по коридорам, кто что делает на прогулке, кто когда молится. Наказывают провинившихся. Для молитвы используют газон под окнами директрисы тюрьмы. Думаешь, заливаю? Честно, нет! Там прямо-таки свой маленький халифат. И самое крупное в Европе медресе. Ты ведь знаешь, я здесь на задании?

Гарри вздрогнул. На задании. Как и он. «Посмотрим, кто справится лучше».

– Месье М’Билял тебе, наверное, говорил? Да? Хорошо. Меня прислали разведать, чего стоят наши здешние молодые братья. Месье М’Билял сказал, что ты всех здесь знаешь. Если я тебя попрошу, ты мне поможешь?

– Конечно, брат.

Выйдя из Дома культуры, они пошли вдоль ярко освещенных лотков, с которых продавали готовую еду. Из динамиков припаркованных здесь же грузовиков неслись звуки арабской музыки. После утреннего дождя погода разгулялась, и стало даже жарко. Пахло разогретым асфальтом, аппетитным дымком кебабов и мешуи. Через площадь, болтая и хихикая, семенили девчонки в пестрых хиджабах. На боковом ответвлении внешнего бульварного кольца настал час дилеров. Клиенты в машинах, жаждущие заполучить очередную порцию кокса, тянулись нетерпеливой чередой, рисуя зажженными фарами белесые зигзаги. Над городком зазвучал призыв к молитве. Из окон хаотично разбросанных домов свешивались алжирские флаги – память о недавнем футбольном матче. В гаснущих лучах заката их пятна чертили прерывистый пунктир.

Саид улыбался улыбкой молодости, готовой к великим свершениям. Он попрощался с Гарри, но продолжал стоять рядом с ним, свесив руки, словно не спешил с ним расставаться. Теперь он моргал еще чаще, а его рот кривился в нервном тике.

– А сам-то ты откуда? – спросил Гарри, догадавшись, что парню хочется еще поговорить.

– Из Флёри, я ж тебе сказал.

– А до того?

– Из Ремирмона.

– Ну и как там?

– Жесть. Особенно по сравнению с вами. Здесь я как дома. Здесь кругом братья. Здесь лучше, чем в Марракеше. Прямо как в святом городе.

– Иншааллах!

Прежде чем уйти, Гарри улыбнулся новому знакомому.

Это была искренняя улыбка, появившаяся у него на губах сама собой.

Он понимал, что чувствует новый протеже М’Биляла. Понимал, но знал, что этот сопляк видит далеко не все. Он тоже любил этот городок, в котором жили его родители. Он любил его больше, чем Африку, о которой они мечтали, – храни их Господь, где бы они сейчас ни находились. Ему не надо было учиться любви – он получил ее, и продолжал получать, от них. Еще они оставили ему в наследство инстинкт самосохранения. Он тоже мог бы поддаться на лживые посулы М’Биляла. Соблазниться его деньгами. Но ему повезло: родители почти каждую ночь приходили и разговаривали с ним. Он знал, чем кончит Саид. В лучшем случае М’Билял, который уже нашел себе укрытие, оттрахает его по самое некуда. В худшем – ему предстоит стать убийцей и мучеником. Машина убийств уже запущена. Гарри постоянно напоминал себе, что, даже купаясь в окружающем дерьме, он должен следить за каждым своим словом и жестом. Наверное, это и есть первый шаг к взрослению, подумал он. «Мои крылья окрепли. Теперь я сам буду решать, что мне делать». Он попытался мысленно представить себе все существующие человеческие типы и определить, к какому из них он хотел бы принадлежать.

Когда-то давно он пошел в лес, потому что хотел умереть и соединиться со своими родителями. Но Бог решил, что он должен жить, и послал ему Брюно. Гарри, как всегда, шел быстрым шагом, но от утренней легкости не осталось и следа. После встречи с Саидом к нему в душу закрались сомнения. «А что, если я ошибаюсь? Правильно ли я поступаю, участвуя в заговоре против моих «братьев»?»

Вернувшись к себе, он открыл банку «Хейнекена». Прослушал на айфоне то, что в шутку называл «демоверсией» своей песни, сжевал вечный резиновый крокмесье, макая его в банку майонеза. Сейчас те же самые слова звучали хуже, чем утром. Нет, сегодня он не станет записывать видео. Он уже сделал несколько вариантов одного и того же текста. «Буду дальше работать. Торопиться некуда». Он думал перед сном заняться мастурбацией, но уснул, обкатывая в голове все новые слова.