Тадеуш Стивенс

(1792–1868)

американский политик

Тадеуш Стивенс, убежденный противник рабства и дискриминации чернокожих, возглавлял радикальное крыло Республиканской партии. К моменту своей смерти он был самым влиятельным политиком в США, не исключая президента Эндрю Джексона.

В конце XIX века в печати появился рассказ, что будто бы незадолго до смерти его посетил священник и спросил, верит ли он в Библию? Стивенс воскликнул: «Библия, Библия – уберите ее, и ничего не останется!»

Однако на вопрос о своем личном религиозном опыте он ответил: «Я не готов утверждать, что обладаю такого рода верой, но моя старая мать-баптистка обладала ею, а я верю в свою мать».

11 августа 1868 года врач сказал Стивенсу, что он, вероятно, не доживет до ночи. Двое черных священников пришли, чтобы помолиться за него. Чтобы уменьшить страдания, он сосал лед и перед смертью попросил еще льда.

Элзи Зингмастер в книге «Я говорю от имени Тадеуша Стивенса» (1947) утверждает, что незадолго до смерти его домоправительница (и, как полагали, сожительница) Лидия Смит спросила, не нужно ли ему чего-нибудь.

Стивенс ответил:

– На этом свете уже ничего.

Стивенс похоронен в Ланкастере (штат Пенсильвания), на первом в Америке кладбище, свободном от расовой дискриминации. Прежде ни один белый не пожелал упокоиться здесь.

На могильной плите помещена составленная им надпись:

Я покоюсь в этом тихом, укромном местене потому, что по природе склонен к уединению;но, поскольку иные кладбища, согласно закону, закрыты для людей разных рас, я выбрал это, чтобы по смерти дать пример соблюдения принципов, которые я защищал всю свою долгую жизнь: РАВЕНСТВО ВСЕХ ЛЮДЕЙ ПЕРЕД СВОИМ ТВОРЦОМ

Роберт Льюис Стивенсон

(1850–1894)

шотландский писатель

В 1890 году Стивенсон поселился на самоанском острове Уполу вместе со своей женой Фанни и ее детьми от первого брака. Здесь он и умер четыре года спустя, в возрасте 44 лет. Кончина писателя описана его пасынком (и соавтором) Ллойдом Осборном.

3 декабря Стивенсон работал над романом «Уир Гермистон», а потом отвечал на письма. На закате он спустился из своего кабинета вниз. Увидев, что Фанни гнетут какие-то мрачные мысли, он попытался ее успокоить. Говорил, что теперь он настолько здоров, что может ехать в Америку с чтением публичных лекций.

Он попросил Фанни помочь ему приготовить салат для ужина и, как бы ради особого случая, принес из подвала бутылку бургундского. Помогая жене на веранде, он весело говорил о чем-то, как вдруг, обхватив руками голову, воскликнул:

– Что это? – Затем: – Я выгляжу странно? – и упал на колени у ног жены.

Он умер от кровоизлияния в мозг.

Стивенсон похоронен на вершине холма неподалеку от своего последнего дома. На надгробном камне, согласно его воле, высечено его восьмистишие «Реквием». Заканчивается оно строками:

 

Он здесь мечтал найти покой —

Моряк, вернувшийся домой,

Охотник, дом нашедший свой.

 

(Перевод Валентина Савина)

Литтон Стрейчи

(1880–1932)

английский писатель

Стрейчи входил в круг виднейших английских интеллектуалов начала XX века. Начинал он как литературный и театральный критик, но прославился историко-биографическими книгами об Англии XIX века. Психологическая проницательность сочеталась в них с иронией и едким сарказмом.

В 1917 году Стрейчи познакомился с художницей Дорой Каррингтон, которая влюбилась в него – безнадежно, поскольку Стрейчи влюблялся лишь в юношей. Одним из них оказался Ралф Партридж, гетеросексуал, безответно влюбленный в Дору.

11 июля 1919 года Стрейчи писал Доре в своем характерном стиле: «Все пошло шиворот-навыворот: леди влюбляются в педерастов, педерасты влюбляются в бабников, еще и цены на уголь растут. Куда мы идем?»

В 1921 году Ралф женился на Доре, зная, что та никогда не расстанется с Литтоном. Так возник идеально безнадежный любовный треугольник.

Кроме забот о Стрейчи, Дора посвящала себя живописи, а потом и любовным романам (не только с мужчинами). В 1924 году Стрейчи арендовал дом на юге Англии для себя, Доры и Ралфа. Два года спустя Ралф влюбился в другую и переехал в Лондон. Дора прожила с Литтоном до конца, оставаясь формально женой Партриджа.

В ноябре 1931 года Стрейчи тяжело заболел (как потом оказалось, раком). Дора впала в отчаяние и 20 декабря попыталась отравиться выхлопными газами. Ее спас Ралф, и у нее нашлись еще силы ухаживать за Литтоном до его смерти.

20 января 1932 года, когда Дора ополаскивала его лицо, Литтон в бреду прошептал:

– Каррингтон, почему ее нет здесь? Она мне нужна. Милая Каррингтон. Я люблю ее. Я всегда хотел жениться на ней, да не вышло.

Эти слова были лучшим подарком для Доры, хотя, как замечают биографы, едва ли они были правдой.

21-го, перед смертью, Стрейчи, согласно его биографу М. Холройду, пробормотал:

– Если это умирание, ничего особенного в нем нет.

Свое состояние Стрейчи завещал Доре. Но деньги были ей ни к чему. 11 марта она покончила с собой выстрелом из ружья.

Александр Васильевич Суворов

(1730–1800)

полководец

В марте 1800 года Павел I переменил небывалую милость к Суворову на неожиданную опалу. 23 апреля, ночью, Суворов приехал в Петербург и остановился в доме графа Дмитрия Хвостова, мужа своей племянницы. Император запретил генералиссимусу являться ко двору и лишил его адъютантов.

Суворов приехал в столицу уже тяжело больным и 6 мая скончался. По преданию, записанному Денисом Давыдовым, к умирающему Суворову приехал обер-шталмейстер граф Кутайсов с требованием отчета в его действиях. Суворов ответил:

– Я готовлюсь отдать отчет Богу, а о государе я теперь и думать не хочу.

Это, безусловно, легенда.

За 3 месяца до смерти Суворов писал Хвостову:

«Как раб, умираю за отечество и, как космополит, за свет».

Более 30 лет спустя в печати появились рассказы графа Хвостова о последних днях полководца. Согласно Хвостову, за неделю до смерти Суворов спросил:

– Если я останусь жив, сколько лет проживу?

Хвостов, решив ободрить умирающего, громко и решительно заявил:

– Пятнадцать лет.

Суворов нахмурил брови, плюнул и сказал:

– Злодей! Скажи тридцать.

Последнюю ночь в бреду он твердил о Генуе (которую ему так и не удалось взять во время Итальянского похода) и о своих новых планах. На другой день, простясь с близкими, Суворов хотел что-то сказать, но не смог. Он умер во втором часу пополудни.

В середине XIX века появилась приписываемая Суворову фраза:

– Для чего не умер я на полях Италии!

На надгробной плите полководца в Александро-Невской лавре выбиты, согласно его воле, всего три слова:

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ СУВОРОВ

Мало кто знает, что эта эпитафия повторяет, с переменой имени, эпитафию Ганнибала, всегдашнего кумира Суворова: «Здесь лежит Ганнибал».