В 82 году до н. э. Сулла одержал победу в гражданской войне и установил пожизненную диктатуру. Против побежденных он развернул жесточайший террор, затронувший и тех, кто оставался в стороне от схватки, включая многих сенаторов.
Три года спустя Сулла неожиданно отказался от диктатуры. Он стал вести жизнь частного лица, появляясь в Риме без телохранителей. Согласно Плутарху, когда 14-летний Катон Младший спросил своего наставника, почему никто не убьет Суллу, тот ответил: «Его боятся, сынок, еще больше, чем ненавидят».
Вскоре Сулла тяжело заболел и скончался, по-видимому, не дожив до 50 лет.
За два дня до смерти, сообщает Плутарх, Сулла завершил книгу своих воспоминаний. В ней он писал, будто халдеи предсказали ему, что он умрет на вершине счастья. Он также писал, что во сне ему явился покойный сын, просивший его уйти к его матери Метелле, тоже покойной. (Тут Плутарх, как и во множестве других случаев, скорее романист, чем историк. Оба ребенка Суллы от брака с Меттелой – сын и дочь – надолго пережили отца.)
По преданию, сообщенному все тем же Плутархом, Сулла сам сочинил надпись на памятнике, поставленном в его честь на Марсовом поле:
НИКТО НЕ СДЕЛАЛ БОЛЬШЕ ДОБРА ДРУЗЬЯМ
И ЗЛА ВРАГАМ
Шарль Морис с детства прихрамывал, и военная карьера была для него закрыта. Поэтому отец, вопреки желанию сына, отдал его в семинарию. За год до революции Талейран, едва ли во что-либо веривший, стал епископом Отёнским.
В 1789 году его избирают депутатом от духовенства в Генеральные штаты. Епископ Отёнский сразу примкнул к революции, проявив особое рвение в национализации церковного имущества. За это папа лишил его сана и отлучил от церкви.
Зато он смог наконец проявить свои истинные дарования – дарования дипломата. Талейран служил всем сменявшим друг друга режимам и трижды возглавлял министерство иностранных дел. При Наполеоне он обзавелся титулом князя Беневентского и сказочно разбогател. В 1834 году он вышел в отставку и поселился в имении Валансе в долине Луары.
В марте 1838 года он тяжело заболел. Умерший незадолго до этого аббат Сийес, видный деятель революции, был лишен последних таинств и церковного погребения. Поэтому родные убедили Талейрана подписать акт формального покаяния.
Тут Талейран еще раз показал себя хитрым и изворотливым дипломатом. Он выражал готовность «искренне осудить серьезные ошибки, которые на протяжении этих долгих лет тревожили и огорчали (…) Церковь и в которых я имел несчастье участвовать». Но даже с подписанием этого уклончивого признания он тянул до последнего дня.
В письме к папе Григорию XVI, который и должен был решить дело, Талейран сослался на «всеобщее безумие эпохи, к которой я принадлежал». В подробности он вдаваться не стал, «дабы не утомлять Святого Отца».
В день смерти Талейрана, 17 мая, его посетил король Луи-Филипп. Умирающий встретил его, как и положено царедворцу:
– Сир, это самая большая честь, когда-либо оказанная моему дому.
(Несколько лет спустя историк Луи Блан привел легендарный диалог между Талейраном и королем: «Я мучаюсь словно в аду». – «Как, уже?!».)
В тот же день Талейран подписал акт покаяния и исповедался. Перед соборованием, свидетелями которого стали его друзья, он протянул исповеднику руку ладонью вверх и произнес:
– Не забывайте, господин аббат, что я епископ.
У католиков духовные особы для помазания елеем подают тыльную сторону ладони, тогда как миряне – внутреннюю. Но возвращение старого грешника в лоно церкви не означало, что ему возвращен сан епископа. Его предсмертная фраза, в сущности, была скрытой насмешкой над церковью.
Граф Поццо ди Борго, русский посол во Франции, писал историку Франсуа Гизо: «Князь Беневентский торжественно вступил в ад. (…) Его приветствовал сам Сатана, заметив, однако: “Князь, вы вышли за пределы моих инструкций!”». Девять лет спустя Виссарион Белинский заметил, что Талейран «всю жизнь обманывал Бога, а при смерти надул сатану».
Тальма, один из величайших трагиков французского театра, дебютировал в «Комеди Франсез» в 1787 году, в трагедии Вольтера «Магомет».
Вошло в историю его выступление во время Эрфуртского конгресса 1808 года, на который съехались чуть ли не все государи Европы. 3 октября для них было дано представление вольтеровского «Эдипа». Когда Тальма произнес: «Дружба великого человека – благодеяние богов», Александр I взял Наполеона за руку и демонстративно пожал ее.
Тальма умер 19 октября 1826 года. Перед смертью он не допустил к себе парижского архиепископа, памятуя о недоброжелательном отношении церкви к актерам. Кончина Тальма описана в дневнике его племянника Амеде Тальма.
В 6 утра он попросил племянника: «Если увидишь короля, принеси ему мои извинения, скажи ему… что я не могу…» Затем он стал говорить, что скоро ослепнет, что утром он почти ничего не видел. (Тальма с молодости был близорук и всю жизнь боялся за свое зрение.)
В 11 утра, попрощавшись с родными, Тальма отчетливо произнес:
– Вольтер! – И, подняв глаза к небу, продолжил: – Всегда как Вольтер… как Вольтер…
Жить ему оставалось полчаса. Его последними словами были:
– Самое жестокое из всего этого – не видеть.