В 1914 году Анна Павлова покинула Россию навсегда. Всю остальную жизнь она гастролировала с собственной труппой.
Она побывала в 44 странах и сотнях городов. Прежде всего публику привлекал «Умирающий лебедь», поставленный Михаилом Фокиным специально для Павловой в 1907 году. Импресарио и фактическим мужем Павловой был обрусевший француз Викто́р Дандре, с которым она познакомилась еще в Петербурге.
17 января 1931 года Павлова со своей труппой прибыла в Гаагу. Здесь у нее обнаружился гнойный плеврит. Великая балерина умерла в ночь на 23 января в апартаменте гостиницы «Хотел дес Индес», не дожив восьми дней до своего 50-летия.
По рассказу Дандре, около полуночи она открыла глаза и с усилием подняла руку, как бы желая перекреститься. Некоторое время спустя ее горничная Маргерит поняла, что Павлова хочет что-то сказать. Подойдя поближе, она услышала:
– Приготовьте мой костюм Лебедя…
Встречаются утверждения, что Дандре сам сочинил эту фразу, на самом же деле Павлова умерла, не приходя в сознание.
В конце XX века в русской печати появилась другая версия: будто бы Павлова взглянула на дорогое платье, купленное недавно в Париже, и произнесла: «Лучше бы я потратила эти деньги на моих детей», – имея в виду детей-сирот, которых она опекала. Достоверность этих слов и подавно сомнительна.
В ноябре 1839 года Паганини приехал на лечение в Ниццу. Несколько месяцев спустя он уже не выходил из дому. Он не мог взять в руку смычок, а под конец не мог уже и говорить, а только писал записки.
За несколько дней до смерти он написал: «Поскольку я вынужден сидеть за столом два с половиной часа, не в силах ничего проглотить, повариха может готовить очередные блюда без спеху».
На одном из его листков прочли загадочные слова:
«Красные розы… Красные розы… Они темно-красные, дамасские…
18, понедельник».
И рядом – пометка Ахилла, сына Паганини: «Последние слова, написанные Никколo Паганини».
Девять дней спустя, 27 мая 1840 года, великий скрипач скончался от внутреннего кровоизлияния.
В своем завещании он предписывал:
«Я запрещаю устраивать мне пышные похороны и не хочу, чтобы артисты исполняли реквием. Прошу отцов-капуцинов отслужить сто месс по моей душе. Свою скрипку я завещаю городу Генуе, где она должна вечно храниться».
С 1830 года Пальмерстон определял внешнюю политику Британии. Его главным достижением стала победа над Россией в Крымской войне и заключение в 1856 году Парижского мирного договора. У нас его имя вошло в пословицу благодаря ура-патриотическому стишку, напечатанному в начале Крымской войны:
Вот в воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом.
До преклонных лет он отличался отменным здоровьем, и смерть премьер-министра оказалась неожиданностью для всех. 12 октября 1865 года он простудился, а утром 18-го умер. Вскоре в печати появилось сообщение, что последними словами покойного были:
– Договор с Бельгией! – да, прочитайте мне еще раз статью шестую.
Другой вариант приведен в книге Д. Саутгейта «Самый английский министр» (1966): «Прочитайте мне еще раз статью шестую… Это статья 98; переходим к следующей».
Рассказывали еще, что, услышав о вероятности смерти, Пальмерстон возразил врачу:
– Умереть? Ну нет, дорогой доктор; это последнее, что я сделаю.
На научное и литературное творчество судьба отвела Паскалю чуть больше двадцати лет. Последние три года жизни он страдал от непонятной и крайне мучительной болезни.
3 августа 1662 года 39-летний Паскаль продиктовал свое завещание. О его последних днях известно по рассказу его сестры Жильберты.
Вечером 17 августа Паскаль послал за священником. После полуночи пришел приходской кюре Берье и протянул умирающему причастие со словами:
– Вот Тот, к кому вы так стремились.
Спросив, как положено, верит ли Паскаль в основные догматы, Берье освятил его причастием. Паскаль произнес:
– Да не покинет меня Бог никогда!
Он умер сутки спустя, уже не приходя в сознание.
15 мая 1960 года консилиум, собравшийся на даче Пастернака в Переделкино, диагностировал у него рак желудка. Пациенту диагноз не сообщили, и умирал он у себя дома.
27-го он сказал врачу Анне Голодец:
– Если так умирают, то это совсем не страшно.
30-го, в половине десятого вечера, он стал прощаться с женой. Как вспоминала сама Зинаида Николаевна, он говорил: «Я очень любил жизнь и тебя, но расстаюсь без всякой жалости: кругом слишком много пошлости не только у нас, но во всем мире. С этим я все равно не примирюсь».
Тамара Иванова дополняет (со слов Зинаиды Николаевны), что на прощанье Пастернак сказал жене:
– Прости. – И затем: – Рад.
Прощения он просил за роман с Ольгой Ивинской, а второе слово жена поняла как: «Рад, что умираю на твоих, а не на чьих-то других руках».
Потом он попрощался с сыновьями. Его последние слова были обращены к врачам: «Какая у вас следующая процедура – кислородная палатка? Давайте кислородную палатку».