В 19 лет миланский дворянин Джулио Ренато Литта стал рыцарем Мальтийского ордена. В 1778 году он женился на Екатерине Скавронской, племяннице князя Потемкина и обладательнице огромного состояния. Год спустя, перейдя на российскую службу, Литта получил имя Юлий и отчество Помпеевич (поскольку отца звали Помпео). Именно Литта устроил избрание Павла I великим магистром Мальтийского ордена, хотя по уставу возглавлять орден мог только католик.
Овдовев, он жил в одиночестве в своем петербургском особняке. Здесь он и умер 24 января 1839 года.
Как пишет М. И. Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы» (источнике не самом достоверном), излюбленным лакомством графа было мороженое. Когда врачи объявили, что часы его сочтены, Литта послал за священником, а тем временем велел подать себе в спальню мороженицу на десять порций, заметив:
– Еще вопрос: можно ли мне будет там, в горних, лакомиться мороженым!
Барон М. А. Корф, разбиравший бумаги графа, нашел сочиненную им для себя эпитафию на латыни:
Джулио Ренато, миланец,
родился 12 апреля 1763 года;
упокоился в Господе … августа 1863 года.
Таким образом, Литта собирался прожить 100 лет и 4 месяца и лишь не был уверен, какого именно числа он умрет.
В начале марта 1765 года Ломоносов, хлопотавший об аудиенции у Екатерины II, набросал план беседы с императрицей. В пункте 10 плана приведены слова, которые он собирался сказать:
«Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют».
Однако 4 марта ученый заболел и слег. Больше он из дому не выходил и умер ровно месяц спустя.
За несколько дней до смерти он сказал своему приятелю и коллеге по Академии Якобу Штелину:
– Друг, я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть, жалею только о том, что (…) теперь, при конце жизни моей, должен я видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мною.
Эти слова приведены Штелиным (по-немецки) в «Чертах и анекдотах для биографии Ломоносова».
Последние десятилетия своей жизни Лонгфелло провел в университетском городке Кембридж (штат Массачусетс). Слава его была огромна. В письме от 22 августа 1879 года Лонгфелло рассказывал:
«Сегодня, когда я стоял у дверей своего дома, некая дама в черном подошла и спросила: “Это тот самый дом, где родился Лонгфелло?” – “Нет, он родился не здесь”. – “Так, значит, он здесь умер?” – “Пока еще нет”», – учтиво ответил хозяин дома.
27 февраля 1882 года вся Америка праздновала 75-летие автора «Песни о Гайавате». 15 марта он закончил свое последнее стихотворение – «Колокола Сан-Бласа»:
…Колокола Сан-Бласа —
Предвестье иного часа,
И гул их – не звук пустой.
(Перевод Всев. Рождественского)
Три дня спустя Лонгфелло простудился и слег, а через несколько дней у него диагностировали перитонит. Он еще надеялся на поправку, но когда из Портленда приехала его сестра, он сказал:
– Теперь я вижу, что болен очень серьезно, раз уж послали за тобой.
(Так рассказывал Сэмюэл, старший брат Генри.)
24 марта гул колоколов Кембриджа возвестил горожанам о кончине поэта.
В 1905 году Джек Лондон женился вторым браком на Чармиан Киттредж и приобрел ранчо в Глен-Эллен (Калифорния). «Для меня нет ничего дороже этого ранчо, кроме жены», – говорил он.
С этого времени он пишет исключительно ради денег, вернее сказать – ради ранчо. Однако хозяйство на земле давалось писателю плохо. Огромный усадебный дом, стоивший 80 тысяч долларов, сгорел за две недели до переезда в него хозяина.
Лондон все глубже влезает в долги. Он начинает покупать у молодых писателей сюжеты для своих новелл и романов. Его мучают приобретенные за годы нелегкой жизни болезни, включая хронический алкоголизм. Он уже не способен обходиться без морфия, дозы которого все возрастают.
Вечером 22 ноября 1916 года Джек разговаривал с Чармиан. В восемь часов он ушел в свою спальню, чтобы почитать перед сном. На прощанье он несколько загадочно произнес:
– Слава богу, что ты ничего не боишься.
В девять вечера Чармиан вернулась с прогулки и увидела свет в спальне мужа. Он лежал без признаков жизни, опустив подбородок на грудь. Перед ним была книга «Вокруг мыса Горн. От Мэна до Калифорнии в 1852 году».
Спустя десять дней в «Бюллетене Сан-Франциско» появилась статья Э. Хопкинса, посетившего ранчо в Глен-Эллен примерно месяцем раньше. Здесь приведены шесть «жизненных правил», которые писатель, согласно Хопкинсу, изложил в разговоре с друзьями за два месяца до смерти. Ныне они известны как «Кредо Джека Лондона»:
«Лучше быть пеплом, чем пылью.
Пусть лучше искра моего бытия ярко вспыхнет и выгорит, чем задохнется в сухой гнили.
Лучше быть блистательным метеором, каждый атом которого источает сияние, чем планетой, сонно кружащей по неподвижной орбите.
Истинное назначение человека – ЖИТЬ.
Я не стану терять свои дни, пытаясь продлить их.
Я использую отпущенный мне срок до конца».
В бумагах писателя «Кредо» не отыскалось, однако «1-е правило» наверняка принадлежит ему. 13 января 1909 года он сделал надпись на книге австралийской писательницы Виды Голдстайн, боровшейся за права женщин: «Семь лет назад я писал Вам, что лучше уж я стану пеплом, чем пылью. Я и теперь готов подписаться под этим».
Джек Лондон был атеистом. Его могила представляет собой простую лужайку, на которой лежит необработанный красный камень с надписью, выбранной Чармиан:
КАМЕНЬ, ЧТО ОТВЕРГЛИ СТРОИТЕЛИ
Это начало стиха из Книги псалмов: «Камень, что отвергли строители, краеугольным стал камнем».