8 мая 1832 года Кювье прочел в Королевском колледже лекцию по курсу истории наук. Она оказалась последней. В тот же день у него появились признаки паралича рук, которые он приписал ревматизму.
На другой день Кювье председательствовал в Комитете внутренних дел Государственного совета. Дома, за обедом, он не смог проглотить кусок хлеба: начался паралич горла. С полным самообладанием он протянул тарелку жене и сказал:
– Что ж, придется есть больше супа.
10 мая он с тем же спокойствием продиктовал свое завещание – обе руки уже не действовали. 12 мая его навестил Этьен Паскье, председатель Палаты пэров, с которым они вместе заседали в Государственном совете.
– Видите, – сказал ему Кювье, – как не похож субботний человек на вторничного! А между тем, сколько осталось несделанного! Три важные работы на очереди! Материалы собраны, в голове все готово, осталось лишь написать; и вот, рука отнимается и уводит за собой голову.
13 мая врачи поставили умирающему пиявки, уже не надеясь на исцеление. Кювье все с тем же спокойствием напомнил, что именно он установил, что у пиявок красная кровь. Затем он попросил лимонаду, чтобы смочить пересохшие губы. Оставшийся лимонад он предложил своей невестке, заметив:
– Приятно видеть, что те, кого мы любим, еще могут пить.
Потом опустил голову на грудь и умер.
Мария Кюри вместе со своим мужем Пьером открыла радий и полоний и первой в истории получила Нобелевскую премию дважды. За это ей пришлось расплатиться лучевой болезнью.
Последние дни жизни она провела в санатории местечка Санселльмоза во французских Альпах, под опекой своей дочери Эвы. Три года спустя Эва опубликовала биографию матери.
4 июля 1934 года Мария жаловалась в полубреду:
– Я не могу ничего выразить… Я отсутствую…
Ее неотвязно преследовали мысли о научной работе:
– Параграфы глав надо сделать совершенно одинаковыми… Я думала об этом издании…
Пристально вглядываясь в чашку чаю, она пыталась мешать его ложкой и спрашивала:
– Это приготовлено из радия или мезотория?
И под самый конец – еле слышный протест против очередного впрыскивания:
– Не хочу. Оставьте меня в покое.
9 августа 1765 года в Абвиле, городке на севере Франции, на деревянном распятии, установленном на мосту, были замечены порезы ножом. Подозрение пало на трех молодых дворян, известных вызывающе вольным поведением.
Один из них бежал в Пруссию, другому было всего пятнадцать, так что за всех пришлось отвечать 20-летнему Ла Барру. В деле о распятии у него было твердое алиби, зато в его доме нашли три книги эротического содержания и, что гораздо хуже, «Философский словарь» Вольтера, запрещенный как безбожное сочинение.
Ла Барр был признан виновным в богохульстве и святотатстве и приговорен к отрезанию языка, обезглавливанию и сожжению. Приговор должен был утвердить Парижский парламент – высшая судебная инстанция. В Париже решили преподать урок молодежи, зараженной неверием, и приговор утвердили, хотя даже епископ Абвиля просил о его смягчении.
Казнь состоялась 1 июля 1766 года. По-видимому, язык Ла Барру отрезать не стали, поскольку на эшафоте он, согласно Вольтеру, сказал:
– Вот уж не думал, что можно предать смерти благородного человека за такую малость.
Безглавое тело сожгли, привязав к нему «Философский словарь».
На дворе давно уже был век Просвещения, и эта казнь ужаснула Европу. Месяц спустя смертная казнь за святотатство была во Франции отменена.
Лабушер был блестящим оратором и журналистом. Оскар Уайльд называл его в числе «трех моих героев», вместе с художником Джеймсом Уистлером и актером Генри Ирвингом. По иронии судьбы в 1885 году именно Лабушер предложил поправку к закону «Об уголовном праве», объявлявшую уголовным преступлением «вопиющую непристойность» в отношениях между мужчинами. По этой статье 10 лет спустя и был осужден Уайльд.
Последние годы жизни Лабушер провел во Флоренции. Он был человек неверующий и на склоне лет говорил своему племяннику (а затем и биографу) Олгару:
– Иудеи воображали себе ангелов с арфами и вечный концерт в раю. Боже правый! Только подумайте: торчать на концерте целую вечность! Тут взмолишься о позволении отправиться в ад. Единственная причина, по которой я мог бы желать бессмертия, это надежда встретиться с Пифагором…
В середине января 1912 года 80-летний Лабушер был при смерти. У его кровати стояла спиртовая ароматическая лампа с запахом эвкалипта. По неловкости племянника, смотревшего за больным, лампа опрокинулась и упала.
Умирающий приоткрыл глаза и заметил огонь на полу.
– Что, пламя? – вопросительно пробормотал он. – Уже? Да нет, едва ли…
Тут он лукаво улыбнулся и снова впал в забытье.
На другой день, 15 января, он тихо скончался.
Лаврентий, уроженец Испании, в 257 году был рукоположен в диаконы римским епископом Сикстом. В следующем году император Валериан начал гонения на христиан.
Первоначальное житие Лаврентия не сохранилось, и история (вернее, легенда) его кончины известна лишь из трактата Амвросия Медиоланского «Об обязанностях».
6 августа 258 года епископ Сикст был обезглавлен. По дороге на казнь его встретил Лаврентий и пожелал принять смерть вместе с ним. Сикст ответил: «Я старец и иду на легкую смерть, а тебе предстоят муки более тяжкие».
После казни Сикста римский префект потребовал, чтобы Лаврентий отдал государству сокровища Церкви. Лаврентий попросил три дня сроку и за это время все, что мог, раздал беднякам. Явившись к префекту в окружении толпы нищих, больных и калек, он произнес: «Вот истинные сокровища Церкви».
Его подвергли пыткам, а затем изжарили заживо на раскаленной решетке. Обугленный праведник еще сумел сказать своим мучителям:
– Поджарено; переверните и ешьте!
На церковных изображениях св. Лаврентий нередко держит в руках решетку – орудие своего мученичества. Повара и трактирщики почитают его как своего покровителя.