В годы революции Шенье защищал конституционную монархию, высмеивал якобинцев и написал оду Шарлотте Корде, убийце Марата. Эпоху террора он пережидал, скрываясь в Версале. В марте 1794 года он все же решился съездить в Париж и был арестован как «подозрительное лицо».
На его беду, всплыли документы о его причастности к подкупу депутатов Конвента ради спасения короля. 25 июля 1794 года Шенье был казнен вместе с поэтом Жаном Руше. До падения Робеспьера оставалось два дня.
Стихи Шенье были изданы лишь в 1819 году, вместе со статьей Анри де Латуша о жизни поэта. Латуш приводит диалог между Шенье и Руше по дороге на казнь (непонятно откуда взятый, ведь в тележке сидели лишь жертвы и палачи). Другу, горюющему о судьбе «блестящего гения», Шенье говорит: «Я ничего не совершил для потомства». Потом, ударив себя в лоб, он добавляет: «А все же у меня здесь кое-что было!»
Шесть лет спустя в «Истории Французской революции», автором которой был де Лакретель, друг Шенье, эта история изложена чуть иначе: в Трибунале, выслушав приговор, Шенье восклицает:
– Умереть таким молодым! А все же у меня здесь кое-что было!
В «Истории Французской революции» (1828) Адольфа Тьера поэт произносит эти слова на эшафоте. Так оно считается и поныне.
1 мая 1805 года Шиллер был в Веймарском театре, где в последний раз встретился с Гёте. В этот день он сильно простудился и уже 9 мая умер. Последние дни поэта описаны его свояченицей Каролиной фон Вольцоген.
Вечером 7 мая Шиллер начал беседовать с Каролиной о природе трагедии, однако разговор давался ему с трудом.
– Что ж, – сказал он, – если никто меня не понимает, да и сам я себя уже не понимаю, то лучше мне помолчать.
Он задремал, во сне разговаривал, а перед пробуждением произнес:
– Это ваш ад? Это ваш рай?
8-го к вечеру на вопрос Каролины о своем самочувствии он ответил:
– Все лучше, все светлей.
«Он сказал это, имея в виду свое душевное состояние», – замечает Каролина. Затем он попросил открыть шторы, чтобы увидеть солнце.
Камердинер, дежуривший у постели Шиллера в ночь на 9-е, рассказывал, что он декламировал сцены из своей неоконченной трагедии «Деметриус» о Лжедмитрии I. Несколько раз он просил Господа уберечь его от долгого умирания, а затем лишь произносил бессвязные слова, по большей части на латыни.
На рабочем столе поэта нашли монолог Марфы из «Деметриуса»:
О, для чего же здесь с тоской-печалью
(А им конца и меры нет) я гибну?
…………………………………………
В 1891 году фон Шлифен возглавил Генеральный штаб и оставался на этом посту до 1905 года. К этому времени он разработал стратегический план, целью которого было избежать затяжной войны на два фронта.
План Шлифена предусматривал сосредоточение почти всех германских сил на Западном фронте и глубокий обход французской армии правым крылом: в зоне наступления превосходство над противником должно было составить семь к одному.
Шлифен умер 4 января 1913 года, не дожив полутора лет до начала Первой мировой войны.
В начале 1920-х годов в побежденной Германии стали рассказывать, что Шлифен в предсмертном бреду говорил:
– Усильте мой правый фланг!
И вся беда была в том, что его не послушались.
Действительно, преемник Шлифена Мольтке-младший счел его план слишком рискованным и ослабил правый фланг наступающей армии. Отчасти поэтому, но прежде всего в силу множества объективных причин, немецкое наступление на Западном фронте захлебнулось в первые месяцы войны.
30 января 1849 года Шопен пишет Соланж Клезенже, дочери Жорж Санд: «…врачи говорят, что мне необходим мягкий климат, покой, отдых. Покой я найду в один прекрасный день и без их помощи».
В октябре рядом с умирающим композитором находились его сестра Людвика и его любимый ученик, немецкий пианист Адольф Гутман. Шопен пожелал, чтобы после смерти его тело вскрыли (он боялся быть погребенным заживо), а сердце похоронили в варшавском костеле Святого Креста. 16 октября его соборовал аббат Еловицкий. К двум часам ночи 17 октября началась агония.
Свидетельства о последних словах композитора крайне разноречивы. Аббат Еловицкий утверждал, что Шопен, прижав крест к губам и к сердцу, прошептал:
– Теперь я у источника счастья!
Но мало кто из биографов считает этот рассказ достоверным.
Согласно Ференцу Листу, Шопен еле слышно спросил:
– Кто со мной? – Тут он повернул голову и поцеловал руку Гутмана, который его поддерживал.
Согласно еще одной версии, доктор Крювейе спросил умирающего, очень ли тот страдает.
– Уже нет… – отвечал он.
Наконец, в 1882 году племянница Шопена Людвика Цехомская заявила, что последними словами композитора были:
– Мама, моя бедная мама!
С 40 лет Бернард Шоу жил в провинции, к северо-востоку от Лондона. В 1943 году он овдовел.
По легенде, на старости лет он сочинил для себя надгробную надпись: «Я знал, что если проживу достаточно долго, что-то в этом роде должно было случиться».
10 сентября 1950 года 94-летний драматург сломал бедро, работая у себя в саду. На другой день ему сделали операцию. Согласно его биографу Хескету Пирсону, Шоу сказал хирургу: «Вам не будет никакой пользы, если я поправлюсь. Репутацию врачу создает число знаменитостей, умерших у него на руках».
Одна из дублинских радиостанций запросила Шоу по телеграфу, что он хотел бы послушать. Он ответил: «Напев, от которого старая корова сдохла». (В английском это идиома, означающая давно надоевшую песню. Существует и старая американская песенка под этим названием.)
Шоу умер у себя дома 2 ноября от почечной недостаточности. Согласно журналу «Тайм» от 13 ноября, своей сиделке он говорил:
– Сестра, вы пытаетесь сохранить меня, словно какую-то древнюю диковину, но с меня хватит, мне конец, я умираю.
Согласно Пирсону, свои последние слова Шоу произнес за два дня до кончины:
– Смерть пришла.
В завещании он запретил увековечивать свою память знаками «в форме креста и прочих орудий пытки или символов кровавого жертвоприношения».