В 63 году до н. э. Цицерон, став консулом, раскрыл и подавил антисенатский заговор Катилины. Цицерон никогда не уставал об этом напоминать, именуя себя «спасителем отечества».
В гражданской войне, начавшейся после убийства в 44 году Юлия Цезаря, Цицерон поддержал Брута и Октавиана, воевавших с Марком Антонием. Он написал ряд речей, или, вернее, беспощадных памфлетов против Антония, известных под названием «Филиппики» (по аналогии с речами Демосфена против Филиппа Македонского).
Осенью 43 года Октавиан неожиданно вступил в союз с Антонием и Марком Эмилием Лепидом. Их войска заняли Рим, после чего начались репрессии. Для Антония врагом № 1 был, конечно, автор «Филиппик». Двое других триумвиров согласились выдать ему голову Цицерона.
Тот попытался бежать, но 7 декабря 43 года был убит неподалеку от своей тускуланской виллы. Согласно Плутарху, услышав топот погони, Цицерон приказал несшим его рабам опустить носилки на землю и сам вытянул шею навстречу мечу убийцы.
Тит Ливий вкладывает в уста Цицерона слова:
– Я умираю в отечестве, которое столько раз спасал.
(Этот фрагмент несохранившейся части «Истории» Ливия приводит Сенека Старший.)
С 1966 года Чаббак работала на телевидении. В больнице флоридского города Сарасота она в качестве волонтера давала кукольные представления детям с нарушенными умственными способностями.
Кристин начинала как репортер, потом ей доверили вести утренние новости. В 1970 году она пыталась покончить с собой передозировкой лекарств. Мать не сообщила об этом телекомпании Эй-би-си, боясь, что дочь лишится работы.
В девять утра 15 июля 1974 года Кристин, как обычно, начала свою новостную программу. На восьмой минуте в эфире случилась накладка – заявленный репортаж о стрельбе в городском ресторане показать не удалось. Тогда Кристин произнесла:
– В полном согласии с политикой «Канала 40» – доставлять вам свежую кровь и кишки в прямом эфире и в цвете, вы увидите следующий сюжет – попытку самоубийства.
Она взяла револьвер, купленный за неделю до этого, выстрелила себе в правое ухо и рухнула на пол. У редактора хватило реакции почти сразу же дать затемнение, и многие зрители решили, что им показали постановочный сюжет.
14 часов спустя Чаббак скончалась в больнице – той самой, где давала детям кукольные представления. Коллеги Кристин нашли сценарий ее последнего шоу, где был предусмотрен и финальный выстрел телеведущей.
Черчилль вел не слишком подвижный образ жизни, чрезвычайно много курил и пил. Это не помешало ему дожить до глубокой старости. Он говорил: «Я извлек из выпивки больше, чем выпивка из меня».
30 ноября 1949 года ему исполнилось 75 лет. На вопрос, не боится ли он смерти. юбиляр ответил:
– Я готов к встрече с моим Творцом. Другое дело, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной.
(Эти слова еще при жизни Черчилля, в 1954 году, привел Колин Кут в своей книге о нем.)
В середине января 1965 года с Черчиллем случился инсульт. После этого он несколько раз ненадолго приходил в сознание. Вечером 15-го он открыл глаза. Его зять Кристофер Соумс наклонился к нему и услышал последние слова сэра Уинстона:
– Все это мне надоело…
Он умер 24 января в своем лондонском доме в возрасте 90 лет.
Лорд Честерфилд был видным политиком и дипломатом. Однако известен он прежде всего «Письмами к сыну» – своего рода учебником по воспитанию идеального джентльмена.
К концу жизни он практически оглох и ослеп, однако сохранял отличную память и остроту ума. Одним из его друзей был лорд Тайроули, переживший Честерфилда на несколько месяцев. Честерфилд говорил:
– Мы с Тайроули последние два годы мертвы, но предпочли не разглашать этот факт.
(Во всяком случае, так передавал его слова Сэмюэл Джонсон.)
А свои прогулки по Лондону он называл «репетицией моих похорон».
Честерфилд умер в своем лондонском особняке 24 марта 1773 года в возрасте 78 лет. Согласно биографии, опубликованной шесть лет спустя, в этот день Соломон Дейроллс, его крестник и протеже, нанес Честерфилду обычный утренний визит. Камердинер открыл занавеску кровати и объявил о приходе гостя. Хозяин слабым голосом произнес:
– Дайте Дейроллсу кресло.
Эти были его последние слова. Учтивость оставалась свойством его натуры до самого конца.
9 (22) июня 1904 года 42-летний Чехов приехал в Баденвейлер, горный курорт на юго-западе Германии. Вместе с женой, Ольгой Леонардовной Книппер, он остановился в гостинице «Зоммер».
Писатель был болен туберкулезом в последней стадии. В первые недели ему стало лучше, но 27 и 28 июня последовали два сердечных припадка.
1 июля Чехов сымпровизировал для жены забавную историю о богачах на модном курорте, заставив ее смеяться чуть не до слез. Вечером она взяла сборник его рассказов, делая вид, что читает, чтобы иметь повод бодрствовать у кровати больного. Очнувшись, он спросил: «Что читаешь?» А потом: «Дурочка, кто же возит книги мужа с собой?».
Подробности смерти известны по рассказам Книппер, сделанным в разное время. В письме к своей матери Книппер рассказывала, что 2-го, в первом часу ночи, Чехов начал томиться, заговаривался, снимал лед с сердца, говорил: «На пустое сердце не надо льду» (имея, по-видимому, в виду, что кровь не поступает в сердце). Явившемуся врачу он сказал по-русски:
– Я умираю, – и лишь потом по-немецки: – Ich sterbe.
Согласно книге А. Измайлова «Чехов. Биография» (1916), где кончина писателя описана по рассказу Книппер, пришедшего врача Чехов спросил по-немецки: «Смерть?» Тот отвечал отрицательно. На сердце больного положили лед, потом он глотнул шампанского и стал бредить: «Матрос уехал?» – «Какой матрос?» – «Матрос – уехал он?» – «Уехал». Очевидно, это было связано с русско-японской войной, за ходом которой Чехов следил по газетам.
Однако обычно цитируются воспоминания Книппер, появившиеся лишь в 1922 году и во многом несходные с ее более ранними свидетельствами: «Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (…): “Ich sterbe…” Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:
– Давно я не пил шампанского… – покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…»
Британец Дональд Рейфилд в книге «Жизнь Антона Чехова» (1998) разъясняет, что «согласно русскому и немецкому врачебному этикету, находясь у смертного одра коллеги и видя, что на спасение нет никакой надежды, врач должен поднести ему шампанского». После издания книги Рейфилда в России эта версия стала у нас весьма популярной. Однако «врачебный этикет», о котором он говорит, не более чем домысел биографа.
Еще до прихода врача Чехов ясно сознавал, что умирает. И более достоверными выглядят первые свидетельства Книппер: врач предложил пациенту шампанское не до, а после слов «Я умираю».