Фридрих был сыном прусского короля Вильгельма I, ставшего затем императором Германии. В качестве кронпринца (принца-наследника) он командовал войсками в прусско-австрийской войне 1866 года и во франко-прусской войне 1870–1871 годов.
Фридрих очень много курил, следствием чего стал рак гортани. 9 февраля 1888 года ему сделали операцию трахеостомии. После этого он не мог говорить и общался с окружающими записочками.
Месяц спустя, 9 марта, Вильгельм I скончался, и на трон вступил смертельно больной наследник. Его правление продолжалось 99 дней: 15 июня он скончался.
Вскоре затем в немецкой печати появился рассказ, что перед смертью Фридрих будто бы передал своему старшему сыну, будущему императору Вильгельму II, записку со словами:
«Учись страдать не жалуясь».
Патриоты-государственники заявили, что этот завет адресован каждому немцу, а молодежи в особенности.
Историки последнюю записку кайзера не отыскали; вероятно, ее и не было.
Фридрих Вильгельм правил Пруссией 27 лет. За солдатские манеры его прозвали «королем-солдатом», хотя правление его было мирным.
Он умер 31 мая 1740 года в Потсдаме. Согласно биографии, изданной в 1784 году, в день смерти король сказал: «Я не могу молиться Богу, потому что забыл все молитвы». Ближе к вечеру священник процитировал ему слова Иисуса из Евангелия от Луки: «…приближается избавление ваше». В ответ король воскликнул, обращаясь к Христу:
– Ты моя награда в жизни и в смерти!
В книге Ф. Фёрстера «Прусские герои военного и мирного времени» (1848) сообщалось, что король, взглянув в зеркало, будто бы воскликнул:
– Так вот как выглядит смерть! Я не стану бежать от тебя!
Но самый известный рассказ о смерти «короля-солдата» появился в 1856 году в журнале «Revue britannique». Чтобы отвлечься от болей, умирающий слушал церковные гимны. Однако когда дошло до слов «…наг и возвращусь [в землю]», он возразил:
– Нет, меня похоронят в моем мундире!
Сообщая Вольтеру о смерти отца, Фридрих Великий писал: «Вступая во владение королевством, я, право, не нуждался в подобном уроке, чтобы проникнуться отвращением к суете людского величия».
О том, как умер Хайям, рассказал его младший современник аль-Байхаки со слов свояка Хайяма, имама Мухаммада аль-Багдади.
Однажды Хайям чистил зубы золотой зубочисткой и внимательно читал метафизику из «Книги Исцеления» Ибн Сины (Авиценны). Когда он дошел до главы о едином и множественном, он положил зубочистку между двумя листами и сказал: «Позови чистых, чтобы я составил завещание».
Затем он поднялся, помолился и после этого не ел и не пил. Окончив последнюю вечернюю молитву, он поклонился до земли и сказал, склонившись ниц:
– О Боже мой, Ты знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание Тебя – это мой путь к Тебе.
С этими словами он умер.
То была речь философа и богослова. Но Хайям был еще и поэт, автор четверостишия:
Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла,
Словно пьяная ночь, беспросветно прошла.
Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью,
Как меж пальцев песок, незаметно прошла!
(Перевод Германа Плисецкого)
Древние греки считали Харонда вторым древнейшим законодателем и сходились на том, что родом он был из Катаны в Сицилии, что он написал законы в стихах, как это было в обычае у первых законодателей, и что эти законы были приняты не только в Катане, но во многих других греческих городах Сицилии и Южной Италии.
Рассказывали, что Харонд, дабы помешать непродуманным нововведениям, установил правило: всякий, кто желает предложить новый закон или отменить старый, должен явиться в народное собрание с веревкой на шее. А если его предложение не пройдет, этой веревкой его и удушат.
Диодор Сицилийский сообщает также, что среди законов Харонда был закон, запрещавший являться в народное собрание вооруженным. Однажды, когда Харонд возвращался в Катану, на него напали разбойники. Он отбился от них и явился в народное собрание, забыв, что на поясе у него висит меч. Ему сказали:
– Ты нарушаешь закон, который сам же установил.
– Нет, – воскликнул Харонд, – клянусь Зевсом, я его утверждаю!
И тут же пронзил себя мечом.
В 1775 году, когда началась Война за независимость, 20-летний школьный учитель Натан Хейл вступил в ополчение.
В сентябре 1776 года он вызвался собрать сведения о противнике, подошедшем к Нью-Йорку. Это было крайне опасно: шпионов казнили без промедления. 15 сентября англичане вошли в Нью-Йорк, а уже 21-го Хейл был разоблачен, арестован и наутро повешен.
Держался он мужественно и перед казнью произнес речь. Она записана в дневнике очевидца, капитана британской армии Ф. Маккензи:
– Я считаю долгом всякого хорошего офицера выполнять приказы командующего; и я желаю всем вам быть готовыми в любую минуту встретить смерть, в каком бы виде она ни явилась.
Совсем другие слова привела газета «Эссекс джорнал» от 13 февраля 1777 года:
– Будь у меня даже тысяча жизней, я бы отдал их все за свою израненную, истекающую кровью родину…
Четверть века спустя фраза Хейла приобрела свой классический вид – тот, в котором ее знает каждый американский школьник:
– Я сожалею лишь о том, что могу отдать за родину только одну жизнь.
В 1848 году в печати появились выдержки из «Мемуаров» Уильяма Халла. Тут сообщалось, что британский офицер Монтрезор был якобы послан к американцам в качестве парламентера, и от него Халл услышал последние слова казненного – в точности те, что приводились в учебниках. Халл умер задолго до публикации «Мемуаров», и вся эта история, вероятно, сочинена задним числом.
Излюбленным чтением американских борцов за независимость была трагедия англичанина Джозефа Аддисона «Катон» (1713). Здесь республиканец Катон Младший при виде тела своего сына Марка, убитого в бою, восклицает:
…Как жаль,
Что пасть за родину лишь раз возможно!
Отсюда и родилась фраза, приписанная национальному герою Америки.